 |
Ада и Кристина (за столиком)
|
|
|
|
Повод для полуночного пикника
Небольшая закусочная в Будапеште. Наши дни.
Мужские персонажи - Том, Бруно, Владимир, Клир, Альфред.
Женские персонажи - Ада, Хельга, Кристина, Женщина.
I.
6.00 | Кофейня «Cinnamon»
Рассвет, пустой зал, за столиком у окна спит Бруно,
Появляется Женщина, шарахается от спящего, какое-то время бродит по залу, затем подходит к барной стойке, ожидает.
Том выскакивает из-за барной стойки, как чёрт из табакерки.
ЖЕНЩИНА: АААААААААААААААААААААААА!
ТОМ: Простите, пожалуйста!
ЖЕНЩИНА: Вы что, сумасшедший?
ТОМ: Простите, простите меня!
ЖЕНЩИНА: Точно, чокнутый.
ТОМ: Вы меня слышите?
ЖЕНЩИНА: Что?
ТОМ: Слышите! Тогда не бойтесь. Раз вы меня слышите, то вам уже нечего бояться.
ЖЕНЩИНА: Что это значит?
Том скрывается
ЖЕНЩИНА: Что это значит?!? …Вы где? Вы меня слышите? Вы меня извините, пожалуйста, за эмоциональность. У меня просто дикое утро какое-то. На самом деле, я рада, что вы вот появились, я уже думала, с ума схожу. Думала, «апокалипсис сегодня» случился. Никого нет. Встретила на всего улице троих людей – все идут как зомби.
ТОМ: Так седьмой час, милая.
ЖЕНЩИНА: Это да, но всё равно это странно. Можно я какое-то время еще здесь побуду?
ТОМ: У меня есть версия.
ЖЕНЩИНА: Какая?
ТОМ: Вы мертвы!
ЖЕНЩИНА: Что вы себе позволяете, разве можно такое женщине говорить с утра пораньше?
ТОМ: Пол и время суток не имеют значения, если речь идет о физической смерти.
ЖЕНЩИНА: Какие ужасы вы говорите! Зачем? Сами Вы мертвы.
ТОМ: Я – точно. Вы можете убедиться в этом, если пройдете на второй этаж. После лестницы первая дверь направо, там в подсобном помещении под столом спит мужчина. Так вот он не спит, и это я. Меня зовут Том, я хозяин этого заведения. Я здесь умер и здесь останусь, а вы почему здесь?
|
|
|
ЖЕНЩИНА: Здравствуйте. Меня зовут Джина Лоллобриджида, я жива и здорова и мне не нравится тон нашей беседы.
ТОМ: Ой, умерла и умерла, не надо драматизировать.
ЖЕНЩИНА: Действительно.
ТОМ: Интересно, что с Вами произошло… Вы откуда сейчас идете?
ЖЕНЩИНА: Послушайте… Это странно, но я действительно не помню как здесь оказалась.
ТОМ: Это нормально. Значит, скорее всего вы погибли моментально. Я думаю, Вас машина сбила. Я читал одну книгу… Раймонд Моуди «Жизнь после смерти», там описаны десятки таких случаев. Очень часто человек первые два-три дня не понимает, что умер и действительно не помнит. Отрицание, понимаете? Ну ничего-ничего… в этом даже что-то есть. Сейчас Вы, конечно, в состоянии шока, но через какое-то время освоитесь. Вот, например, попробуйте сосредоточиться изо всех сил и сдвинуть вот этот графин. Или может быть что-то попроще… ну, всё равно. Давайте графин. Пожалуйста! Вот этот, да.
Женщина легонько толкает графин с водой, он падает и разбивается вдребезги.
ЖЕНЩИНА: Вы сами попросили.
Звук бьющегося стекла будит Бруно, он всматривается в барную стойку и засыпает опять.
Возле барной стойки на полу - лужа воды, куски лимона и огурца, листья мяты, осколки стеклянного графина. Входит Клир сталкивается с Адой, которая только что спустилась сверху и теперь с виноватым видом загораживает ему шваброй дорогу в подсобные помещения.
Клир встаёт за стойку – раздраженно протирает полотенцем чистую посуду. Ада ставит швабру у стойки, подходит к Бруно, что-то тихо говорит ему на ухо. Следующие два разговора происходят одновременно, с одинаковой громкостью.
Женщина и Том
ЖЕНЩИНА: (Клиру) Доброе утро.
Клир не отвечает.
ЖЕНЩИНА: (Тому) А это еще кто?
ТОМ: Это мои сотрудники.
ЖЕНЩИНА: (Клиру) Здравствуйте.
ТОМ: Что? Не здороваются, да? В чем же дело?
|
|
|
ЖЕНЩИНА: (Клиру) Молодой человек!
ТОМ: Они нас не слышат.
ЖЕНЩИНА: Все?
ТОМ: Все, да. Ну… есть люди с сверхспособностями, которые может быть и услышат, но среди наших сотрудников и посетителей таких нет.
ЖЕНЩИНА: Что же теперь делать?
ТОМ: Расслабьтесь. Наблюдайте.
ЖЕНЩИНА: Какое странное утро.
Появляется Альфред.
ТОМ: Привет!
АЛЬФРЕД: Ха-ха! Видел «Таймс»? Про меня наконец-то написали в газете!!! Да как!
ЖЕНЩИНА: Я Вас узнала. Вы же артист, да?
АЛЬФРЕД: Да.
ЖЕНЩИНА: А Вы тоже умерли, да?
АЛЬФРЕД: Да, повесился позавчера.
ЖЕНЩИНА: Удачно?
АЛЬФРЕД: Вполне.
ЖЕНЩИНА: Присаживайтесь, тогда. Мы тут любовную драму смотрим.
Бруно и Ада
БРУНО: Да никому дела нет!!! И вообще, нет. Нет, дорогая моя, я не мог бы. Я не мог бы любить тебя сдержанней. Нет. Я отказываю тебе в этом! (Бьёт обеими руками по столу.)
АДА: Окей.
БРУНО: Дорогая мая, дорогая моя.
АДА: Зачем вот этот спектакль было разыгрывать при всех? Мне это не надо. Зачем это?... Пожалуйста… Хотя бы не плачь!
БРУНО: Ты сердишься на меня, дорогая моя?
АДА: Нет-нет, что ты. Просто мне вот это всё совсем неинтересно.
БРУНО: Ты мне просто очень дорога.
АДА: Я знаю.
БРУНО: Я тебя просто очень люблю.
АДА: Ты говорил уже. Ты не мог бы уйти, мы скоро открываемся. Извини, пожалуйста.
БРУНО: Просто вдруг я завтра умру случайно, я же никогда себе не прощу, что не сказал тебе, что я тебя сильно люблю.
АДА: Когда ты умрешь, тебе будет не до этого. Давай, я отвезу тебя. Пойдём.
(уходят)
Клир берет швабру, убирает осколки графина, уходит в подсобку, возвращается почти сразу с другим графином.
Вбегает Ада.
АДА: Клир, срочно звони в полицию!
КЛИР: Что-то случилось?
АДА: У меня в машине труп.
КЛИР: В машине? (хватает телефон, секунду думает и кладет его на место) и что мы им скажем? «Здравствуйте. В кофейне «Cinnamon» труп. Мужчина, тридцать семь лет. Мы его знаем. Мы не виноваты, у нас приличное заведение»?! … Ты уверенна, что он мертв?
АДА: Кажется, да.
КЛИР: Давай не будем никуда звонить. Давай подумаем…
Входит Хельга. Хельга вертит на пальце ключи.
КЛИР: Хельга!!! Ада убила Бруно!!!
ХЕЛЬГА: Доброе утро! (бросает Клиру ключи)
АДА: Ты что такое говоришь?
КЛИР: (Ловит ключи) Но это была самооборона. Я думаю, он напал на нее в машине и угрожал ей, а она его убила. Это была самооборона. (Бросает Хельге ключи).
|
|
|
АДА: Я его не трогала. Я его хотела домой отвезти.
ХЕЛЬГА: (Ловит ключи) Ага.
КЛИР: Так, стоп. Кто вчера был здесь?
ХЕЛЬГА: Какая разница?
КЛИР: Это очень важно.
ХЕЛЬГА: Тааак… Когда я пришла, здесь были только четверо парней, и та печальная скуластая малолетка… Как её? которая всё время ходит в шапочке и которая, кажется, влюблена в красавчика Стефана. Стефан тоже заходил, ближе к закрытию. Он спросил меня, считаю ли я, что он похож на Сталонне, но я сказала что нет, совсем нет, ведь он похож на этого, на совершенно другого актёра…как его. Клир, помогай! (Бросает ключи).
КЛИР: (Ловит) К черту Стефана, что дальше?! (Бросает ключи).
ХЕЛЬГА: (Ловит) Ну он поздоровался с той девчонкой, взял кофе на вынос и ушёл. Ушёл еще до появления Бруно. Потом пришла веселая компания – человек шесть. С ними была Джесс. Помнишь, девчонку с зелеными волосами? Вот – она заходила со своими друзьями. Кажется, кто-то ещё был. Потом пришел Бруно - пьяный в хлам. Дальше ты помнишь. Ну.. а из наших.. Кристина уехала на такси, где-то в половине четвертого. Парней, которые пришли с Джесс, мы выставили вместе, а Бруно выставить не смогли, он сел за барную стойку и его понесло. Здесь есть видеокамера?
КЛИР: Нет.
ХЕЛЬГА: Очень хорошо, нам такое кино не нужно.
КЛИР: Да уж, его последняя речь была отвратительной сентиментальной херней.
АДА: (Смотрит в окно) Машины нет!
КЛИР: О, это очень плохо! Бруно был совсем пьяный!
АДА: Бруно был совсем мертвый.
КЛИР: Значит это не он.
АДА: Что не он?
КЛИР: Значит это не он угнал машину.
КРИСТИНА: А с чего ты решила, что он мертв?
АДА: Вообще-то я кардиолог.
ХЕЛЬГА: Сестренка, а паркуешься как дантист. (Протягивает ключи от машины)
АДА: Где Бруно?
ХЕЛЬГА: На метро доедет.
АДА: Он жив?
ХЕЛЬГА: Ну как тебе сказать. Средненько.
АДА: Зараза! (поворачивается к Хельге) Я пришла вызвать копов, а потом подошла к окну – а машины нет, представляешь?
ХЕЛЬГА: Представляю. А ты думала, что с ним?
АДА: Сердце остановилось.
|
|
|
ХЕЛЬГА: От алкоголя?
АДА: От любви. Он признался мне в любви, потом умер, … а потом угнал у меня машину.
ХЕЛЬГА: Умеет же человек испортить утро.
АДА: Не то слово. Я тебя обожаю. Дай, я тебя обниму.
(обнимаются)
Ты представляешь, я захожу и говорю Клиру: «У меня в машине труп, а он мне говорит «Да нет у тебя никакой машины», ну или не совсем так. «В какой ещё мащине?», что-то такое…
ХЕЛЬГА: Я люблю тебя, милая!
(обнимаются)
I I
8.00 | Кофейня «Cinnamon»
Хельга садится за столик, рассматривает меню, Ада и Клир симметрично расставляют стулья.
У входа в кофейню вертится Владимир, смотрит на часы, не решается зайти.
Том, Женщина и Альфред сидят за барной стойкой.
ТОМ:
Расслабились… Каждый день на работе должен быть как лучший как последний как единственный день жизни.
Жизнь наша и состоит из фрагментов! Вот ты помыла кофейную машину, чтоб сделать лучший в мире кофе – это впечатление отольется в твоей голове зо-ло-том. Это намерение – сделать чистейший, свежайший, ароматный напиток отпечатается в пространстве. И заслуга от него будет тебя преследовать весь день! Всю жизнь! Вокруг всё должно быть красиво, чисто, честно, хорошо!
Рабочая смена – подношение на алтарь. Жертва. Нет, не жертва. Подношение. Подношение своего времени, своей молодости, своих прекрасных намерений.
Каждый день следует спрашивать себя - чем ты можешь пожертвовать? Нет, не пожертвовать! Что ты можешь преподнести!
Мои девочки должны выходить к посетителям – как на подиум, как к лучшим людям на земле, как к элите.
Если ты не любишь клиента, не неси ему еду. Не неси совсем. Попроси кого-нибудь.
Клиента нужно любить. Полюби клиента. Полюби его как самого себя, полюби его таким какой он есть.
ТОМ: Пора… Все в сборе? Начинаем!
С момента «Открытия» кофейни меняется тип существования – все действующие лица (и мертвые и живые) с этой секунды имеют в виду присутствие зрителей, а иногда и напрямую обращаются к ним.
Альфред и женщина садятся лицом к залу. Том включает радио, становится за барную стойку, говорит под музыку.
ТОМ: С добрым утром! С чего бы начать… Предположим, я знаю одного человека, который всегда говорит о себе в третьем лице. Он так и живет – как роман о себе пишет, но этот человек не я. Это Владимир.
Ему бы хотелось ежеутренне завтракать в кафе под песню «Toms dinner», входить, здороваться с баристой, улыбаться, стряхивать воду с зонтика на пол, смущаться, опять улыбаться, садиться, читать новости в свежей газете – об артисте, который погиб молодым оттого что был алкоголиком, потом читать гороскоп и шутки, улыбаться опять. Потом серьезно заниматься - вчитываться в какую-то книгу. Да, ему бы всего этого хотелось.
|
|
|
АЛЬФРЕД: А ещё знаешь, что в таком случае ему хотелось бы? Ему бы хотелось иметь глубокие убеждения, что 35 лет – самый что ни на есть подходящий возраст для начала учебы, и что впереди ещё вся жизнь, и что стоит только бросить пить, как все наладится! Как все мгновенно наладится, стоит лишь приложить минимальные усилия. Стоит лишь соблюдать режим, навестить родителей и стоматолога, и…. и… Он, правда, толком и не знает, что ему делать дальше…
ЖЕНЩИНА: Нет-нет, во-первых, он не пьет, во всяком случае не злоупотребляет… Хотя специальность у него должна быть какая-то гуманитарная. Естественно. Но не языки и не искусство. Только не языки и не искусство, и уж конечно не философия. Юриспруденция может быть? Языки он знает и так, а к искусству относится слишком серьезно, для того чтоб им заниматься.
ТОМ: Владимиру бы хотелось ежеутренне завтракать в кафе под «Toms dinner», вот чтоб каждый раз случайно везде пела Сюзанна Вега, хоть он и считает её посредственной исполнительницей, но ему хочется, чтоб была какая-то фишка, какое-то повторяющееся обстоятельство. Но он не имеет того, что хочет. А всё почему? А всё потому что он не ходит в кафе!
Кафе «Cinnamon» - лучший кофе на левом берегу, разнообразное меню с восьми утра и до последнего клиента! Всегда к вашим услугам! Владимир несчастлив, потому что он не ходит в кафе. Хотя бывает и такое, крайне редко. Вот, например, сегодня.
Входит Владимир. Клир приветствует Владимира кивком, бежит за барную стойку.
ВЛАДИМИР: Доброе утро. Кон Лече и апельсиновый сок. Будьте любезны.
КЛИР: А у нас нет корицы. С имбирем сделаю.
ВЛАДИМИР: Вкусно?
КЛИР: Своеобразно. Полторы минуты.
ВЛАДИМИР: Спасибо. И не беспокойтесь, Владимир подойдёт сам. (Подмигивает Аде, Ада тяжело вздыхает).
ТОМ: А это - Ада. Её семья эмигрировала из России, когда ей было двенадцать, но теперь ей двадцать восемь и она заканчивает обучение в Будапештском медицинском университете. Ада не любит свое имя. Оно вызывает у нее такие же ассоциации как у вас. Она даже немного его боится. К ней обращаются по имени, а она нервничает.
ВСЕ ВМЕСТЕ: «АДААААА!»
АДА: Господи!
ТОМ: Бедняга. Она часто употребляет слово «господи», но она не набожна, нет. Она всегда использует его как вводное слово, а не как обращение.
АДА: Сколько, господи, можно это делать? Что за засада, господи? Что Вам всем, господи, от меня нужно? Господи, упаси меня начать писать прозу.
ТОМ: Ада протирает столик, за которым сидит Хельга, и присаживается на стул напротив подруги.
ХЕЛЬГА: Я его разлюбила за то, что он оказался непоследовательным.
АЛЬФРЕД: Внезапно.
ЖЕНЩИНА: А это …..
ТОМ: Хельга.
ЖЕНЩИНА: Хельга очень хороший человек, в хорошем смысле слова.
ХЕЛЬГА: Это я к тому, на самом деле ты никогда не знаешь с кем имеешь дело, даже если ты выходишь замуж за человека, ты, на самом деле, никогда не знаешь с кем имеешь дело…. Ада-Ада-Ада, посмотри кто пришел! Помнишь его? Это Владимир. Сосредоточься, это очень важный Владимир. Ада, запомни этот момент. Ада, ты прекрасно выглядишь.
АДА: Мне про любовь сегодня неинтересно. Мне сегодня достаточно про любовь, ладно?
ХЕЛЬГА: Причём здесь любовь-то?.. Ада, милая, ты же понимаешь что это временно. (машет рукой Владимиру, улыбается) Доброе утро! А можно задать вам вопрос в лоб? А почему такие мужчины как вы предпочитают официанток? В вас же наверняка влюблена какая-то красивая интересная женщина с научной степенью?
ЖЕНЩИНА: Хороший человек, но дура.
ВЛАДИМИР: Нет.
АДА: Нет!
ХЕЛЬГА: Поверьте мне.
ВЛАДИМИР: Нет, нет, нет.
АДА: Кстати, если ты меня имеешь в виду, то я напоминаю, что я - официантка.
ХЕЛЬГА: Ой! Ну нет, это так же временно как и твоё заблуждение о том, что тебе может быть неинтересен такой замечательный мужчина как Владимир.
АДА: Господи, какой ужас (утыкается лицом в ладони).
АЛЬФРЕД: Действительно.
ВЛАДИМИР: Видите, я неинтересен Вашей подруге.
ХЕЛЬГА: Ну нет, это же временно.
АДА: Нет ничего более постоянного, чем временное.
АЛЬФРЕД: Не тут –то было.
ХЕЛЬГА: Какая глубокая мысль.
АДА: Такова жизнь.
ХЕЛЬГА: Ты меня вообще не слушаешь.
АДА: Извините, извините меня, пожалуйста.
Ада уходит за сцену,
ВЛАДИМИР: Ада! Послушайте! Если дело во мне, Вы мне просто так и скажите! Я ведь могу сам уйти!
АДА кричит удаляясь: Ну что вы?! Что вы такое говорите?! Просто меня тошнит! Извините, пожалуйста, меня тошнит! И вы здесь совершенно не причем!
АЛЬФРЕД: Что с ней?
ТОМ: Да, не обращай внимания. У девочки не самое обычное утро.
ЖЕНЩИНА: Да уж.
Альфред взволнован и направляется за сцену.
III
9.00 | Кофейня «Cinnamon»
Невидимая для глаз посетителей Женщина разгуливает по кофейне.
В кофейню входит Кристина – промокшая от дождя, немного растерянная. Кристина целует Хельгу в знак приветствия, они какое-то время разговаривают, мы слышим диалог начиная со слов Хельги…
ХЕЛЬГА: Ну что ещё важно. Вероятно, он прочтет тебе стихи русского поэта Есенина, ты не ведись, он их читает всегда, ему самому это не нравится, но что-то его заставляет. Скорее всего это будет «Письмо к женщине», не обращай внимания, не пытайся анализировать.
КРИСТИНА: Ага.
ТОМ: Ах, да… это Кристина. Кристина давно симпатизирует Бруно, но Кристина — очень хороший человек. Её голова занята составлением кодекса дружбы, она всё время думает о том, насколько преступно и неэтично было бы закрутить роман с бывшим возлюбленным подруги. Она ищет примеры в художественной литературе и жизни, рассматривает частные случаи. Аналитический метод — вот что делает её беспристрастным и объективным исследователем вопроса. В последнее время Кристина проводит много времени с Хельгой, которая разделяет ее научные интересы.
Женщина смеется.
ХЕЛЬГА: А про Аду вообще не думай – ты ничего ей не должна, они давным-давно разошлись. Я вот никогда не думала плохо про эту девушку, с которой теперь живет мой бывший муж. (Женщина прекращает смеяться, узнает Хельгу) Я не знаю, когда у них завертелось – до нашего развода или после, это не имеет никакого значения. Это всё в прошлом... Будь Ада на твоем месте, она никогда бы не задумалась о твоих чувствах.
Женщина резко выходит из кофейни и дальше наблюдает за девушками через окно.
ТОМ: В полуметре от Кристины и Хельги за прозрачной стеной стоит Женщина задрав юбку и сосредоточенно поправляет чулки.
ХЕЛЬГА: Какой кошмар. Что она себе позволяет?
КРИСТИНА: Ну она же не замечает нас! Она же видит только себя! Ты абсолютно права на её счет. Ада всегда делает то что хочет.
ХЕЛЬГА: Да нет! Я говорю об этой женщине. Она же видит своё отражение, а нас не видит.
КРИСТИНА: О какой? А! Ну всё равно, это очень глубокая мысль, милая.
ХЕЛЬГА: Это отражающее стекло.
ТОМ: Хельга машет рукой перед носом у женщины за стеклом, корчит ей рожи.
ХЕЛЬГА: Так вот запомни главное - ты никогда не знаешь, с кем имеешь дело.
КРИСТИНА: Что ты имеешь в виду?
ХЕЛЬГА: Ну, ты вообрази, например, Ада думала, что Бруно откинулся у неё в машине, и она даже в полицию не позвонила.
КРИСТИНА: Да она не успела, к счастью. Ну и Клир её научил. Ты думаешь, если бы Бруно действительно умер, то они бы расчленили труп и хранили его – в рефрижераторе Тома по частям?
ХЕЛЬГА: Думаю, да. По фрагментам.
КРИСТИНА: Ты говоришь ерунду.
ХЕЛЬГА: Тем не менее, они не позвонили ни в полицию, ни в больницу.
КРИСТИНА: Да, это не благоразумно.
ХЕЛЬГА: Это оплошность.
КРИСТИНА: Это как-то не по-дружески, да.
ХЕЛЬГА: Ну это неэтично как-то.
КРИСТИНА: Такова жизнь.
ХЕЛЬГА: Такова Ада. Адочка наша такова. Ей, по большому счету вообще все равно. Она же больше за машину испугалась, чем за жизнь друга, обратила внимание?
КРИСТИНА шепотом: А Клир? Клир тоже хорош.
ХЕЛЬГА: А что Клир? Он ещё ребенок, что он мог сделать.
КРИСТИНА: Он нас младше всего на пару лет!
ХЕЛЬГА: Ну всё равно.
КРИСТИНА: Перестань! Ада наша подруга!
ХЕЛЬГА: А я ничего не предлагаю.
Хельга и Кристина сидят напротив друг друга, смотрят друг другу в глаза, и долго молчат. А потом одновременно начинают говорить. Следующие два монолога произносятся одновременно.
Монолог Кристины
КРИСТИНА: Послушай меня, пожалуйста. В юности со мной произошла одна история. Мы с друзьями путешествовали, и там кое-что между нами произошло, ну … не суть. Когда ты один в лесу в темноте сидишь под деревом и плачешь… Ну… это был настоящий лес - с дикими животными, ночными птицами, деревьями… и ты не знаешь, что будет дальше, но тебе все равно, по большому счету, потому что плачешь ты не от страха, а от обиды. Предположим, тебя кто-то обидел.
И там где-то очень далеко и внизу на берегу реки какие-то чужие незнакомые люди играли с огнем. Не в метафорическом смысле. Буквально. Знаешь, когда поджигают факелы и жонглируют ими и тебе видно эти всполохи, когда факел взлетает вверх, а потом падает прямо в ладонь факиру. Какое, наверное, это удовольствие ловить голой рукой такой факел. И ты отвлекаешься, конечно, от своей обиды на эту красоту. Нет, не от обиды на красоту, а на красоту отвлекаешься, ну ты понимаешь. И тогда тебе кажется, что это мелочи, что ты еще юный, и выживешь в этом лесу, и забудешь эти обиды.
И наступает утро. И ты выживаешь, и ты выбираешься из леса. Довольно легко. И ты весь какой-то в царапинах, ушибах. И тебе смешно, потому что кажется забавным, что эта история вообще произошла в современном мире и в твой жизни. А еще ты как бы повзрослел за это время и тебе смешно оттого, какой ты накануне был глупый.
Но проходит десять лет, а эта ночь так и остается самым тяжелым и самым драгоценным воспоминанием.
Монолог Хельги.
ХЕЛЬГА: Ты меня, наверное, неправильно поняла. Я вообще замечаю, что у меня внезапно появились проблемы с коммуникацией. Мне стало сложнее формулировать мысль. И это проклятие, поскольку нет ничего важнее, чем правильно сформулировать мысль. Хотя, я в последнее время часто думаю о том, что нужно вообще говорить поменьше. И еще я задаюсь вопросом – должны ли мы быть откровенны друг с другом и вообще с людьми. Я отдаю себе отчет в том, что мне очень повезло с окружением. Очень. В том числе с тобой, например. Мы не так уж давно знакомы, да, Аду я знаю дольше. Я очень люблю Аду. Я желаю Аде всего самого лучшего – любви, несметных богатств, огромного счастья, и чтоб все это приходило очень легко! Я хочу, чтоб ты это понимала и имела в виду, но я также очень ценю, что я могу быть с тобой откровенной. И не говорить лишних слов, ничего не объяснять. Хотя, похоже, я уже что-то объясняю, но тут дело не в тебе совершенно. Это, может быть, прозвучит, крайне эгоистично. Но, ты знаешь, мне очень важно, что ты умеешь слушать. Способность выслушать, она иногда важнее любого участия. Вот просто выслушать. Спасибо тебе за это.
IV
12.00 | Кофейня «Cinnamon»
Ада, Кристина и Хельга втроем сидят за столиком, обедают. Молчат. За спиной у Ады стоит Альфред.
АДА: Я не могу понять, откуда дует.
ХЕЛЬГА: Кондиционер не работает. Из окна, наверное. Хочешь, местами поменяемся?
АДА: Хочу.
Ада и Хельга меняются местами, Альфред встает за спину Ады. Ада ёжится от холода.
ХЕЛЬГА: Да вроде нормально, не дует.
АДА обращаясь к Кристине: Вот ты говоришь, что всё время пытаешься что-то вспомнить. Вот какой природы это воспоминание? Ты же не теряла память? Ты же не жила других жизней!
КРИСТИНА: Почему это не жила. Я подозреваю, что воспоминания мои как раз из прошлой жизни. Главное, что я всё понимала. Я знала всё. И это этого знания я была счастлива. Я не помню была ли я богата, имела ли семью. Помню только, что была очень счастлива именно от знания. Помню атмосферу, свет, запах. Нет, запах не помню. А свет – солнечный. Старый европейский город. Я же объехала всё – не нашла его.
ХЕЛЬГА: Кого его?
КРИСТИНА: Город. Какие-то карусели, какая-то музыка.
АДА: Какая?
КРИСТИНА: Я не могу описать, я не знаю.
АДА: Симфоническая?
КРИСТИНА: Эстрадная.
ХЕЛЬГА: Но хорошая?
КРИСТИНА: Да. Очень. Очень хорошая… Вода. Очень много было воды. Прямо в городе.
ХЕЛЬГА: Венеция?
КРИСТИНА: Нет.
ХЕЛЬГА: Ну не знаю тогда. Такое странное чувство да?
АДА: Какое?
ХЕЛЬГА: Ну когда стоит вот так человек и смотрит сосредоточенно на тебя, будто всматривается в самую твою суть, а на самом деле ничего не видит.
АДА: Как Бруно?
ХЕЛЬГА: Нет я вспоминаю ту женщину, которую мы с Кристиной видели за стеклом.
КРИСТИНА: Дело в том, что это стекло зеркальное с той стороны. То есть Хельга её видела, а она нас не видела, и Хельге показалось это странным.
АДА: Я понимаю.
ХЕЛЬГА: Мы должны быть внимательнее друг к другу.
ТОМ: Хельга встает и направляется к бару – она намерена попросить у Клира воды.
Дальше две сцены идут одновременно.
Ада и Кристина (за столиком)
АДА: А салфетки есть у тебя?
КРИСТИНА: Так я без сумки.
АДА: Да что-то я сегодня... чувствую себя как-то. Насморк у меня или что. Как я выгляжу?
КРИСТИНА: Так вот же салфетки — на столе!
АДА: Ой, точно. (берет салфетку)
АДА: Я к зеркалу отойду, мне нужно зеркало.
КРИСТИНА: Ну, конечно.
АДА: Извини меня, пожалуйста. Хорошо?
ЖЕНЩИНА входит в кафе
Хельга и Клир (у бара)
ХЕЛЬГА: Тебе не кажется, что Ада сильно изменилась?
КЛИР: Ну да, есть такое. Всякое бывает, но … здесь же дело всегда в формулировке.
ХЕЛЬГА: В смысле?
КЛИР: Ну, понимаешь... Ада сказала «У меня в машине труп». То есть она не сказала, Например, «ОООО! Произошло кое-что ужасное!» А? Не говорила же?
ХЕЛЬГА: Ты меня понимаешь…
КЛИР: Да и ладно бы, но ведь это не первый случай!
ХЕЛЬГА: Что?
КЛИР: Ада же не слишком эмоциональна, по большому счету.
ХЕЛЬГА: И что теперь, врачей не вызывать?
КЛИР: Справедливо. Между прочим, справедливо. Но я не об этом. Это же аллегория, да ведь? Ада просто несколько эгоистична. Ты же это имеешь в ХЕЛЬГА: Ну да…. Дует откуда-то, действительно.
В кафе входит Женщина.
АЛЬФРЕД: Ты пропустила много интересного.
ЖЕНЩИНА: Не сомневаюсь.
Женщина подходит к Хельге, встает у нее за спиной.
V.
18.00 | Кофейня «Cinnamon»
Кристина и Клир у бара.
КРИСТИНА: Водки нальешь?
КЛИР: Три часа дня.
КРИСТИНА: Будто общую фотографию разрезали на разные кусочки и сложили обратно. То есть пазл сходится точно, но на самом деле каждый кусочек – отдельная частичка. Фрагмент.
КЛИР: Ты о чем?
КРИСТИНА: О нас. Мы же были как одна семья.
КЛИР: да не были мы никогда близкими людьми
КРИСТИНА: были, Клир.
КЛИР: Не были.
КРИСТИНА: Были
КЛИР: Я не был. Извини.
КРИСТИНА: А я была. Я любила вас — тебя, девчонок, Бруно, Тома.
КЛИР: А что теперь?
КРИСТИНА: А ты не чувствуешь? Всё очень меняется...
КЛИР: Но это жизнь!
КРИСТИНА: Тебе не кажется, что мы не случайно тут все собрались?
КЛИР: Ну, это действительно не случайно, мы с Адой здесь работаем, а вы с девочками ещё утром же договорились в шесть часов встретиться, поужинать вместе. Я подслушивал.
КРИСТИНА: Ты меня слушаешь вообще?
КЛИР: Да, конечно, продолжай...
КРИСТИНА: Помнишь, раньше мы ходили на Дунай все вместе, смеялись много, разговаривали…
КЛИР: Будет потеплее — опять пойдём!
КРИСТИНА: Да не пойдем!
КЛИР: Пойдём! Я пойду.
КРИСТИНА: А я не пойду.
КЛИР: Так может дело в тебе?
КРИСТИНА: У тебя сердце как… как знаешь что? Как лёгкие курильщика. Нет, как антрацит! Плотное, чёрное, блестящее.
КЛИР: Ты с чего так заговорила? Тебя что Ада укусила?
Кристина выпивает водку, идет к выходу, сталкивается в дверях с Бруно.
КРИСТИНА: Привет.
БРУНО: Привет. Как дела?
КРИСТИНА: Спасибо, всё прекрасно. Как ты?
БРУНО: Нормально... тоже. Ну, увидимся!
КРИСТИНА: Пока!
Кристина выходит из кофейни.
Ада, заметив Бруно отворачивается спиной, Бруно подходит к ней.
АДА: У меня пять минут.
БРУНО: Да я просто извиниться хотел за поведение. Прости, пожалуйста, ладно?
АДА: Ладно.
БРУНО: Я ничего не помню. Я наверное что-то не то наговорил?
АДА: Да нет, ничего особенного. Как всегда – говорил что не можешь без меня жить.
БРУНО: А потом еще и умер, да?
АДА: Да.
БРУНО: Ну я даю!
АДА: Ну да.
Ада протирает столик.
БРУНО: А я, представляешь, проснулся – ничего про вчера не помню, голова болит, но в целом – всё равно чувствую себя прекрасно. Снилась какая-то баба с красными губами, которая мне подавала знаки. Еще когда проснулся – помнил, пытался разгадать… Вышел из дома. Мне позвонила Кристина, всё рассказала про утренние ваши развлечения – я как раз стоял в очереди в супермаркете, и я закурил прямо там. Я тебе клянусь, я на кассу пришел с дымящейся сигаретой. Мне даже никто ничего не сказал, такой у меня был вид. Кассирша пробила вскрытую пачку мальборо, йогурт, воду и я вышел на улицу, и только на улице до меня дошло, что я курю… Как ты могла?
АДА: Что?
БРУНО: Как ты могла подумать, что я умер?
АДА: А что такое? Ты что бессмертный?
БРУНО: Что ты чувствовала вообще?
АДА: Ну, я расстроилась, конечно.
БРУНО: Еще что?
АДА: Ну…испугалась, во-первых.
БРУНО: За себя?
АДА: Ну наверное да, прежде всего за себя.. Ну а ты как себе это представляешь? Допустим, у меня в машине труп, трупешник. Есть чего испугаться-то, по-моему, по всем фронтам.
БРУНО: Но это же не просто тело, это же я!
АДА: Ну и что?
БРУНО: Так, ладно. Пойдем другим путем. Почему ты не вызвала врачей?
АДА: Ты же сразу воскрес, забыл что ли? Да я побежала за Клиром сразу же, я просто не успела даже позвонить! Ты что?
БРУНО: Как ты можешь так об этом говорить?
АДА: Да.... представляю, если бы со мной что-то случилось, ты бы наверное проревел четыре часа на моем холодном трупе. Потом набрался бы сил, ушел бы за бутылкой, вернулся к телу пил, плакал и читал бы стихи.
БРУНО: У тебя сердца нет.
АДА: А у тебя есть и его нужно проверить, я серьёзно. И курить бросай.
ВЛАДИМИР: У вас всё в порядке?
АДА: Да!
ВЛАДИМИР: Тогда не могли бы Вы говорить тише, я тут пытаюсь работать.
БРУНО (тихо): Я не доверяю таким как он.
АДА: А таким как я? А таким как я ты доверяешь?
БРУНО: А почему ты спрашиваешь? Что конкретно с тобой не так?
АДА: Да вот еще несколько минут и вы меня в убийстве обвините!
БРУНО: С чего?! Что с тобой не так? Что у тебя внутри?
АДА: Внутри себя, дорогой, я всё время пью с тобой кофе не здесь, а в Требинье, в том кафе у платанов, где я уже была однажды и где я поцеловала официанта, потому что знала, что больше никогда его не увижу.
Внутри себя я радуюсь тебе, внутри меня ты говоришь, а я слушаю, внутри себя я отношусь к тебе с легкостью и с небольшим сомнением – хорошо ли нам в этом кафе, достойный ли ты собеседник.
Внутри меня ты борешься за моё внимание с огромными платанами. Их я точно запомню навсегда. Тебя, скорее всего, я забуду через полгода.
Это все внутри меня, снаружи всё иначе. Я запомню тебя как минимум до февраля. Как минимум! Потому что ты талантлив невероятно и объективно хорош собой, хоть и не в моем вкусе.
Альфред аплодирует.
БРУНО: Ада-Ада-Ада, дорогая моя, я очень сильно тебя люблю, но … ну не люблю я тебя! Ну что я могу сделать?
АДА: Зачем ты это говоришь? Послушай! Внутри себя я веду машину с правым рулем, останавливаюсь на посту и понимаю, что потеряла права на границе, внутри себя я возвращаюсь на переправу, возвращаюсь в Боснию – искать у таможенников права.
БРУНО: но возвращаться плохая примета.
АДА: Стоп! Но не без прав же ехать!
БРУНО: Но возвращаться плохая примета.
АДА: Да всё нормально, я не суеверна.
БРУНО: Но я не вернусь!
АДА: Да что ты говоришь?!
Бруно уходит.
ТОМ: Бруно встаёт и уходит навсегда. Хлопает стеклянная дверь, идёт дождь.
Альфред смеётся.
ВЛАДИМИР: Ада, а можно я тебя кофе угощу?
АДА: Володя, перестань, пожалуйста.
ВЛАДИМИР: Как ты сказала?
АДА:Что?
ВЛАДИМИР: Как ты меня назвала?
АДА: Володя?
ВЛАДИМИР: Меня так мама называла.
АДА: Ой, перестань.
ВЛАДИМИР: Что со мной не так? Вот что со мной не так? Я хороший человек!
ТОМ: Ада смотрит на дверь, ухмыляется.
АДА: Извините меня. Владимир, извините меня, пожалуйста.
ТОМ: Бруно возвращается.
Альфред аплодирует.
БРУНО: (с порога): А я внутри себя бью тебя по лицу, бью за непонимание. Я из тех, кто презирает бьющих женщин, не пьющих женщин, а бьющих женщин, то есть тех мужчин, которые женщин бьют. Поэтому я не бью тебя снаружи, бью только внутри себя за то, что не доверяю тебе, за то, что боюсь, за то, что не уверен в том, что ты уважаешь меня. Точнее я почти уверен, что не уважаешь.
Я перед тобой виноват и я бью тебя по лицу, потому что я виноват. Вот такой вот парадокс, да. Потому что мужчиной быть сложно. Быть настоящим мужчиной – высокое искусство и тяжелый труд.
АДА: Я поняла. И внутри себя я могу подставить тебе другую щеку, хоть я и не христианка. Потому что бьешь ты не особо сильно, а я вообще ничего не имею против боли. Но откуда откудаоткудаоткудаоткуда тебе знать.
БРУНО: О!!!
ВЛАДИМИР: У вас всё в порядке?
АДА: ДА!
БРУНО: Так и врезал бы тебе!
АДА: Но нет!
БРУНО: Но нет…
АДА: Вот как-то так.
БРУНО: Ну да. Ну извини.
АДА: Ничего-ничего. Се ля ви.
БРУНО: Чёрт, ты мне очень дорога, Ада! Что тебе нужно ещё?
АДА: Не начинай. Просто не начинай, пожалуйста!
Альфред сталкивает с бара графин с водой, он падает, разбивается вдребезги.
VI.
21.00 | Кофейня «Cinnamon»
Альфред, Женщина и Том сидят за барной стойкой, играют в карты.
ТОМ: Немая сцена.
Владимир сидит за столиком, больше в зале никого нет. Том стоит за баром, но Владимир как будто его не видит.
Немая сцена: Владимир листает меню, ожидает официанта, но ему даже окликнуть некого.
Владимир сердится, Владимир подходит к барной стойке, Владимир заглядывает за дверь, возвращается, ещё какое-то время ждёт. Владимир поднимается наверх.
Владимир возвращается в зал, подходит к столику, стремительно складывает ноутбук в портфель и выходит из кафе.
АЛЬФРЕД: Что это было?
ТОМ: Долго объяснять. Владимир, кстати, действительно хороший парень. Мог бы жить нормально.
АЛЬФРЕД: Ну, знаете… Я бы мог жить нормально. Нет, я не говорю, что я выдающийся артист, гениальный, одаренный… Нет, но я занимаюсь своим делом, это точно. И я очень рад, что успел кое-что сделать.
Я успел кое-что натворить и на другом поле, и вот эта другая сторона моей жизни меня тяготит. Тяготила. Столько женщин плакало из-за меня, это очень раздражало, но теперь они снова плачут – ничего не изменилось. Даже сильнее плачут. Я смотрю на них, и мне снова хочется умереть, но я уже умирал на этой неделе и в следующий раз умру нескоро. У меня был хороший план, но где-то случился сбой. Я что-то важное упустил. Я виноват. Да-да, я опять виноват. Меня это больше не задевает. Я не хочу всё это видеть, но почему-то вижу. Я не знаю, что мне теперь делать.
А еще я думал, что моя смерть всех примирит, но нет - они теперь ссорятся на предмет того, кто из них больше и правильнее скорбит.
И почему я был так уверен, что смерть от своих рук снимет и чувство вины, и саму вину. В итоге, я только помножил вину на новую вину. И знаете, что получилось? Огромная непревзойденная вина.
ТОМ: А если бы можно было все исправить, то ты бы сделал это снова?
АЛЬФРЕД: Нет.
ТОМ: Ты хочешь жить?
АЛЬФРЕД: Я хочу играть.
VII.
22.00| Кофейня «Cinnamon»
Ада и Хельга одни в зале. Том притаился за барной стойкой. Ада и Хельга молчат, в зал заходит женщина, целует Хельгу в макушку, гладит по голове и уходит. Женщина и Альфред какое-то время стоят снаружи возле окна, потом уходят.
ХЕЛЬГА: Я должна тебе кое-что сказать.
АДА: Что? Что Кристина влюблена в Бруно? Мне всё равно.
ХЕЛЬГА: Мы должны быть внимательнее друг к другу.
АДА: Хорошо.
ХЕЛЬГА: Сегодня утром произошло очень важное событие и мы все должны серьезно задуматься.
АДА: Что случилось?
ХЕЛЬГА: А по-твоему, что я имею в виду?
АДА: Даже не представляю себе.
ХЕЛЬГА: Да ты чуть Бруно заживо не похоронила. Ты только представь, что бы было, если бы это действительно случилось!
АДА: Да вы что все??? С ума походили? Да вы что поверили? Я же
|
|
|
