 |
Часть вторая 7 страница
|
|
|
|
– На другой бочок перевернуться хотят, – прошептал слуга и поднялся, чтобы переворотить лицом к стене тяжелое тело графа.
Пьер встал, чтобы помочь слуге.
В то время как графа переворачивали, одна рука его беспомощно завалилась назад, и он сделал напрасное усилие, чтобы перетащить ее. Заметил ли граф тот взгляд ужаса, с которым Пьер смотрел на эту безжизненную руку, или какая другая мысль промелькнула в его умирающей голове в эту минуту, но он посмотрел на непослушную руку, на выражение ужаса в лице Пьера, опять на руку, и на лице его явилась так не шедшая к его чертам слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственным бессилием. Неожиданно, при виде этой улыбки, Пьер почувствовал содрогание в груди, щипанье в носу, и слезы затуманили его зрение. Больного перевернули на бок к стене. Он вздохнул.
– Il est assoupi, [178] – сказала Анна Михайловна, заметив приходившую на смену княжну. – Allons. [179]
Пьер вышел.
XXI
В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем-то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что-то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Caliche a fait donner du th& #233; dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque chose, autrement vous ne suffirez pas. [180]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [181]
– Il n’y a rien qui restaure comme une tasse de cet excellent th& #233; russe apr& #232; s une nuit blanche, [182] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухова. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа Пьер, не умевший танцевать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, бриллиантах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шепотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шепотом.
|
|
|
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что не нужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
|
|
|
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [183] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василию и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure…[184]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы за портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего? Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы, но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C’est ridicule. Voyons, [185] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру все на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [186] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее все приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василия.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
|
|
|
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s’en va et vous me laissez seule. [187]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна, с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и все для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Все кончится смертью, все. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!.. – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– Il n’est plus…[188]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. T& #226; chez de pleurer. Rien ne soulage comme les larmes. [189]
Она провела его в темную гостиную, и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и, когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c’est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais dieu vous soutiendra, vous & #234; tes jeune et vous voil& #224; а la t& #234; te d’une immense fortune, je l’esp& #232; re. Le testament n’a pas & #233; t& #233; encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tournera pas la t& #234; te, mais cela vous impose des devoirs, et il faut & #234; tre homme. [190]
|
|
|
Пьер молчал.
– Peut-& #234; tre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n’avais pas & #233; t& #233; l& #224;, dieu sait ce qui serait arriv& #233;. Vous savez, mon oncle avant-hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n’a pas eu le temps. J’esp& #232; re, mon cher ami, que vous remplirez le d& #233; sir de votre p& #232; re. [191]
Пьер ничего не понимал и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухова. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез и что она не знает – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так все и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C’est p& #233; nible, mais cela fait du bien: & #231; a & #233; l& #232; ve l’& #226; me de voir des hommes comme le vieux comte et son digne fils», [192] – говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шепотом.
XXII
В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушило стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал-аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [193] – с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m-lle Bourienne. [194] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развить в ней обе главные добродетели, давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно-высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и молодых блестящих глаз.
|
|
|
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтоб это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шепотом доложил: «Пожалуйте».
Из-за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – все выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще не бритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно-нежно оглядев ее:
– Здорова?.. ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon p& #232; re, [195] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески-едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель, или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу. Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится – слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую, неразрезанную книгу.
– Вот еще какой-то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочна, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых.
Жюли писала:
«Ch& #232; re et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l’absence! J’ai beau me dire que la moiti& #233; de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgr& #233; la distance qui nous s& #233; pare, nos c& #339; urs sont unis par des liens indissolubles; le mien se r& #233; volte contre la destin& #233; e, et je ne puis, malgr& #233; les plaisirs et les distractions qui m’entourent, vaincre une certaine tristesse cach& #233; e que je ressens au fond du c& #339; ur depuis notre s& #233; paration. Pourquoi ne sommes-nous pas r& #233; unies, comme cet & #233; t& #233; dans votre grand cabinet sur le canap& #233; bleu, le canap& #233; а confidences? Pourquoi ne puis-je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si p& #233; n& #233; trant, regard que j’aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous & #233; cris? »[196]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое, слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», – подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видела хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто-неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать:
«Tout Moscou ne parle que guerre. L’un de mes deux fr& #232; res est d& #233; j& #224; а l’& #233; tranger, l’autre est avec la garde qui se met en marche vers la fronti& #232; re. Notre cher empereur a quitt& #233; P& #233; tersbourg et, а ce qu’on pr& #233; tend, compte lui-m& #234; me exposer sa pr& #233; cieuse existence aux chances de la guerre. Dieu veuille que le monstre corsicain, qui d& #233; truit le repos de l’Europe, soit terrass& #233; par l’ange que le Tout-Puissant, dans sa mis& #233; ricorde, nous a donn& #233; pour souverain. Sans parler de mes fr& #232; res, cette guerre m’a priv& #233; e d’une relation des plus ch& #232; res а mon c& #339; ur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff qui avec son enthousiasme n’a pu supporter l’inaction et a quitt& #233; l’universit& #233; pour aller s’enr& #244; ler dans l’arm& #233; e. Eh bien, ch& #232; re Marie, je vous avouerai, que, malgr& #233; son extr& #234; me jeunesse, son d& #233; part pour l’arm& #233; e a & #233; t& #233; un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet & #233; t& #233;, a tant de noblesse, de v& #233; ritable jeunesse qu’on rencontre si rarement dans le si& #232; cle o& #249; nous vivons parmi nos vieillards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de c& #339; ur. Il est tellement pur et po& #233; tique, que mes relations avec lui, quelques passag& #232; res qu’elles fussent, ont & #233; t& #233; l’une des plus douces jouissances de mon pauvre c& #339; ur, qui a d& #233; j& #224; tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s’est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! ch& #232; re amie, vous & #234; tes heureuse de ne pas conna& #238; tre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous & #234; tes heureuse, puisque les derni& #232; res sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu’un ami, mais cette douce amiti& #233;, ces relations si po& #233; tiques et si pures ont & #233; t& #233; un besoin pour mon c& #339; ur. Mais n’en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухов et son h& #233; ritage. Figurez-vous que les trois princesses n’ont re& #231; u que tr& #232; s peu de chose, le prince Basile rien, et que c’est M. Pierre qui a tout h& #233; rit& #233;, et qui pardessus le march& #233; a & #233; t& #233; reconnu pour fils l& #233; gitime, par cons& #233; quent comte Безухов est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pr& #233; tend que le prince Basile a jou& #233; un tr& #232; s vilain r& #244; le dans toute cette histoire et qu’il est reparti tout penaud pour P& #233; tersbourg.
Je vous avoue que je comprends tr& #232; s peu toutes ces affaires de legs et de testament; ce que je sais, c’est que depuis que le jeune homme que nous connaissions tous sous le nom de M. Pierre tout court est devenu comte Безухов et possesseur de l’une des plus grandes fortunes de la Russie, je m’amuse fort а observer les changements de ton et des mani& #232; res des mamans accabl& #233; es de filles а marier et des demoiselles elles-m& #234; mes а l’& #233; gard de cet individu qui, par parenth& #232; se, m’a paru toujours & #234; tre un pauvre sire. Comme on s’amuse depuis deux ans а me donner des promis que je ne connais pas le plus souvent, la chronique matrimoniale de Moscou me fait comtesse Безуховой. Mais vous sentez bien que je ne me soucie nullement de le devenir. A propos de mariage, savez-vous que tout derni& #232; rement la tante en g& #233; n& #233; ral Анна Михайловна m’a confi& #233; sous le sceau du plus grand secret un projet de mariage pour vous. Ce n’est ni plus ni moins que le fils du prince Basile, Anatole, qu’on voudrait ranger en le mariant а une personne riche et distingu& #233; e, et c’est sur vous qu’est tomb& #233; le choix des parents. Je ne sais comment vous envisagerez la chose, mais j’ai cru de mon devoir de vous en avertir. On le dit tr& #232; s beau et tr& #232; s mauvais sujet; c’est tout ce que j’ai pu savoir sur son compte.
Mais assez de bavardage comme cela. Je finis mon second feuillet, et maman me fait chercher pour aller d& #238; ner chez les Apraksines. Lisez le livre mystique que je vous envoie et qui fait fureur chez nous. Quoiqu’il y ait des choses dans ce livre difficiles а atteindre avec la faible conception humaine, c’est un livre admirable dont la lecture calme et & #233; l& #232; ve l’& #226; me. Adieu. Mes respects а monsieur votre p& #232; re et mes compliments а m-lle Bourienne. Je vous embrasse comme je vous aime.
Julie.
P. S. Donnez-moi des nouvelles de votre fr& #232; re et de sa charmante petite femme». [197]
Княжна подумала, задумчиво улыбнулась (причем лицо ее, освещенное лучистыми глазами, совершенно преобразилось) и, вдруг приподнявшись, тяжело ступая, перешла к столу. Она достала бумагу, и рука ее быстро начала ходить по ней. Так писала она в ответ:
«Ch& #232; re et excellente amie. Votre lettre du 13 m’a caus& #233; une grande joie. Vous m’aimez donc toujours, ma po& #233; tique Julie. L’absence dont vous dites tant de mal, n’a donc pas eu son influence habituelle sur vous. Vous vous plaignez de l’absence – que devrai-je dire moi si j’osais me plaindre, priv& #233; e de tous ceux qui me sont chers? Ah! si nous n’avions pas la religion pour nous consoler, la vie serait bien triste. Pourquoi me supposez-vous un regard s& #233; v& #232; re quand vous me parlez de votre affection pour le jeune homme? Sous ce rapport je ne suis rigide que pour moi. Je comprends ces sentiments chez les autres et si je ne puis approuver ne les ayant jamais ressentis, je ne les condamne pas. Il me para& #238; t seulement que l’amour chr& #233; tien, l’amour du prochain, l’amour pour ses ennemis est plus m& #233; ritoire, plus doux et plus beau, que ne le sont les sentiments que peuvent inspirer les beaux yeux d’un jeune homme а une jeune fille po& #233; tique et aimante comme vous.
La nouvelle de la mort du comte Безухов nous est parvenue avant votre lettre, et mon p& #232; re en a & #233; t& #233; tr& #232; s affect& #233;. Il dit que c’& #233; tait l’avant-dernier repr& #233; sentant du grand si& #232; cle, et qu’а pr& #233; sent c’est son tour; mais qu’il fera son possible pour que son tour vienne le plus tard possible. Que dieu nous garde de ce terrible malheur! Je ne puis partager votre opinion sur Pierre que j’ai connu enfant. Il me paraissait toujours avoir un c& #339; ur excellent, et s’est la qualit& #233; que j’estime le plus dans les gens. Quant а son h& #233; ritage et au r& #244; le qu’y a jou& #233; le prince Basile, c’est bien triste pour tous les deux. Ah! ch& #232; re amie, la parole de notre divin sauveur qu’il est plus ais& #233; а un chameau de passer par le trou d’une aiguille, qu’il ne l’est а un riche d’entrer dans le royaume de dieu, cette parole est terriblement vraie; je plains le prince Basile et je regrette encore davantage Pierre. Si jeune et accabl& #233; de cette richesse, que de tentations n’aura-t-il pas а subir! Si on me demandait ce que je d& #233; sirerais le plus au monde, ce serait d’& #234; tre plus pauvre que le plus pauvre des mendiants. Mille gr& #226; ces, ch& #232; re amie, pour l’ouvrage que vous m’envoyez, et qui fait si grande fureur chez vous. Cependant, puisque vous me dites qu’au milieu de plusieurs bonnes choses il y en a d’autres que la faible conception humaine ne peut atteindre, il me para& #238; t assez inutile de s’occuper d’une lecture inintelligible; qui par l& #224; m& #234; me ne pourrait & #234; tre d’aucun fruit. Je n’ai jamais pu comprendre la passion qu’ont certaines personnes de s’embrouiller l’entendement en s’attachant а des livres mystiques, qui n’& #233; l& #232; vent que des doutes dans leurs esprits, exaltent leur imagination et leur donnent un caract& #232; re d’exag& #233; ration tout а fait contraire а la simplicit& #233; chr& #233; tienne. Lisons les ap& #244; tres et l’Evangile. Ne cherchons pas а p& #233; n& #233; trer ce que ceux-l& #224; renferment de myst& #233; rieux, car, comment oserions-nous, mis& #233; rables p& #233; cheurs que nous sommes, pr& #233; tendre а nous initier dans les secrets terribles et sacr& #233; s de la providence, tant que nous portons cette d& #233; pouille charnelle, qui & #233; l& #232; ve entre nous et l’& #233; ternel un voile imp& #233; n& #233; trable? Bornons-nous donc а & #233; tudier les principes sublimes que notre divin sauveur nous a laiss& #233; pour notre conduite ici-bas; cherchons а nous y conformer et а les suivre, persuadons-nous que moins nous donnons d’essor а notre faible esprit humain et plus il est agr& #233; able а dieu, qui rejette toute science ne venant pas de lui; que moins nous cherchons а approfondir ce qu’il lui a plu de d& #233; rober а notre connaissance, et plut& #244; t il nous en accordera la d& #233; couverte par son divin esprit.
Mon p& #232; re ne m’a pas parl& #233; du pr& #233; tendant, mais il m’a dit seulement qu’il a re& #231; u une lettre et attendait une visite du prince Basile. Pour ce qui est du projet de mariage qui me regarde, je vous dirai, ch& #232; re et excellente amie, que le mariage selon moi, est une institution divine а laquelle il faut se conformer. Quelque p& #233; nible que cela soit pour moi, si le Tout-Puissant m’impose jamais les devoirs d’& #233; pouse et de m& #232; re, je t& #226; cherai de les remplir aussi fid& #232; lement que je le pourrai, sans m’inqui& #233; ter de l’examen de mes sentiments а l’& #233; gard de celui qu’il me donnera pour & #233; poux.
J’ai re& #231; u une lettre de mon fr& #232; re qui m’annonce son arriv& #233; e а Лысые Горы avec sa femme. Ce sera une joie de courte dur& #233; e, puisqu’il nous quitte pour prendre part а cette malheureuse guerre, а laquelle nous sommes entra& #238; n& #233; s dieu sait comment et pourquoi. Non seulement chez vous, au centre des affaires et du monde, on ne parle que de guerre, mais ici, au milieu de ces travaux champ& #234; tres et de ce calme de la nature que les citadins se repr& #233; sentent ordinairement а la campagne, les bruits de la guerre se font entendre et sentir p& #233; niblement. Mon p& #232; re ne parle que marche et contremarche, choses auxquelles je ne comprends rien; et avant-hier en faisant ma promenade habituelle dans la rue du village, je fus t& #233; moin d’une sc& #232; ne d& #233; chirante… C’& #233; tait un convoi des recrues enr& #244; l& #233; s chez nous et exp& #233; di& #233; s pour l’arm& #233; e. Il fallait voir l’& #233; tat dans lequel se trouvaient les m& #232; res, les femmes, les& #234; enfants des hommes qui partaient et entendre les sanglots des uns et des autres! On dirait que l’humanit& #233; a oubli& #233; les lois de son divin sauveur qui pr& #234; chait l’amour et le pardon des offenses, et qu’elle fait consister son plus grand m& #233; rite dans l’art de s’entre-tuer.
|
|
|
