Атака на Гальдера 27 ноября 1939 года

Независимо от того, какое воздействие на руководителей ОКХ произвел «политический стриптиз» Гитлера 23 ноября, когда он откровенно обнажил все свои планы и намерения, для оппозиционной «группы действия» внутри ОКХ, а также аналогичной группы в абвере на Тирпиц–Уфер это не явилось откровением по существу – все это было просчитано и предвидено давно, а данная речь Гитлера только более рельефно высветлила его намерения. Людей возмущало то, с какой наглостью и цинизмом все это было сказано. Пришедший в ярость Гроскурт назвал речь Гитлера «шокирующими откровениями сумасшедшего преступника». Этот прямолинейный человек заявил, что у Браухича теперь остается два выхода: или подать в отставку, или застрелиться.

Что касается попыток склонить Гальдера к действию, то Гроскурт и его друзья решили, что вопрос может стоять только так: «сейчас или никогда». Если не удастся убедить его приступить наконец к активным действиям сейчас, когда весь ОКХ охвачен возмущением и негодованием по отношению к Гитлеру, то в дальнейшем подобные попытки будут просто бесполезной тратой времени.

В течение двух–трех дней после 23 ноября руководители оппозиции с поистине лихорадочной активностью проводили консультации и обсуждения; Бек, Герделер, Остер, министр финансов Пруссии Иоганн Попитц, Шахт и Томас, собираясь по двое – по трое, решали, что делать дальше. В результате договорились направить к Гальдеру Томаса и представить начальнику штаба сухопутных сил веские аргументы против наступления, которые они сумели выработать совместными усилиями.

27 ноября Томас в течение двух часов вел «артобстрел» Гальдера, обрушив на него всю «огневую мощь» подготовленных документов.

Томас явно не хотел сразу ставить себя в позицию обороняющегося, что могло бы произойти, скажи он, что пришел от имени тех, кого Гальдер считал «собранием назойливых энтузиастов, которые все больше и больше отрывались от реальности». Поэтому он решил говорить от имени двух финансистов с серьезной репутацией, считавшихся людьми сухими и практичными, – Шахта и Попитца. Высказываясь против наступления, Томас привел аргументы в основном экономического и военного характера, показывающие, к каким трагическим последствиям оно может привести. Пиком сказанного Томасом было предложение Гальдеру добиться от Браухича любой ценой попытки предотвратить перерастание нынешнего военного конфликта в полномасштабную войну, а в случае необходимости и путем «ареста Гитлера».

Из лаконичной записи в дневнике Гальдера, а также из его высказываний, сделанных после войны, мы знаем, что он немедленно доложил Браухичу обо всем, сказанном Томасом. Не совсем ясно, дождался ли Томас ответа, никуда не уезжая из Цоссена, или же получил его позднее. В любом случае Гальдер предоставил ему целый список контраргументов Браухича, большинство из которых, судя по всему, отражали и его собственную точку зрения^[157].

Безусловно, ряд этих аргументов Гальдер уже использовал в прошлом, когда его прижимали к стенке; к этим же самым аргументам он неоднократно прибегал и позже.

Поскольку Томас изложил все на бумаге лишь спустя шесть лет, главными и наиболее важными источниками в этом вопросе являются записи, сделанные по горячим следам Хасселем (воспроизведшим рассказ о данной беседе Томаса Герделеру в пересказе последнего) и Гроскуртом (записавшим все со слов неназванного источника, которым наверняка был либо Остер, либо Донаньи). И Хассель, и Гроскурт суммированно представляют аргументы Браухича в шести пунктах, правда, каждый – в разной последовательности. Автор приводит их в той последовательности, в какой они изложены у Гроскурта, сохраняя в неизменном виде язвительные комментарии, сделанные Хасселем.

1. Герделер: «Нельзя поднимать восстание, находясь лицом к лицу с врагом». Томас: «Не дело германской армии совершать государственный переворот». Гроскурт: «Это противоречит традиции». Комментарий: «В эпоху всеобщей войны лицом к лицу с врагом оказывается не армия, а вся нация, и вопрос состоит в том, выживет ли она или погибнет».

2. Герделер: «Нет выдающейся личности». Томас: «Нет человека, кто мог бы занять место Гитлера». Гроскурт: «Нет преемника». Комментарий: «Является человек выдающимся или нет – видно только из его дел; а если такого на примете нет, то нечего и обсуждать. Это не причина для того, чтобы позволить свершиться преступлению, которое ввергнет Германию в катастрофу. Ведь, даже если мы победим, это будет пиррова победа, которая никоим образом не остановит распада и деморализации внутри страны… а также тех бесчисленных грязных и омерзительных вещей, творимых в Польше, которые покрывают имя немца позором и за которые армия должна нести ответственность».

3. Герделер: «Нельзя рассчитывать на поддержку молодых офицеров». Томас: «И наконец, молодая часть офицерского корпуса ненадежна». Гроскурт: «Молодая часть офицерского корпуса ненадежна». Комментарий: «Отчасти это так. Но если генералы объединятся и выдвинут правильные лозунги, армия и народ подчинятся».

4. Герделер: «Общественный настрой еще не вызрел». Гроскурт: «Внутренний настрой еще не вызрел». Комментарий: «(К слову сказать, интересно отметить, что высокопоставленные военные всегда выдвигают подобные аргументы.) В этих словах есть известная доля правды. Но можем ли мы ждать, если на карту поставлено все? Теоретически, конечно, было бы лучше, если можно было бы еще подождать. Но практически мы себе не можем этого позволить».

5. Герделер: «Надо дать Гитлеру последний шанс спасти Германию от закабаления британским капитализмом». Томас: «Людям нужна идея, подобная национал–социализму. Англия воюет не только против режима, но и против всей германской нации». Гроскурт: «На самом деле нельзя допустить того, чтобы Германия навсегда стала «государством–рабом» Англии». Комментарий: «Вот что сделала пропаганда с наивными немцами. Побыв «политическими идеалистами», они теперь хотят стать «политическими реалистами». Как офицер, который в 1918 году, уволившись из армии и уйдя в бизнес, начинал думать о том, как он будет теперь воровать, если до этого он ни разу не украл и булавки, так и мы считаем, что «политический реализм» означает отказ от всех принципов или ограничений, не замечая, что таким образом мы подрываем и уничтожаем наши собственные основы».

6. Герделер: «Людендорф в 1918 году предпринял отчаянный шаг, и при этом его образ в истории не был запятнан». Гроскурт: «Относительно наступления: Людендорф предпринял в 1918 году наступление вопреки общему мнению окружающих, и история не осудила его. Он, Гальдер, также не боится будущего суда истории». Комментарий: «Ушам не верю! Какое нам дело до места генерала в истории? Тем более что Людендорф как раз запятнал себя этим наступлением: оно провалилось, не говоря уже о том, что после этого все пошло прахом».

Хассель сделал акцент в своих комментариях на противоречиях, содержавших элементы конфликта, между руководителями ОКХ и работавшей там же «группой действия» оппозиции. Однако в его в остальном весьма убедительных комментариях присутствует черта, характерная и для членов этой группы: неспособность понять и вникнуть в то, с какими трудностями как раз особенно Гальдеру приходилось сталкиваться. Хасселю и другим ему подобным было легко со стороны говорить о том, что генералы должны «объединиться» для того, чтобы повести за собой армию и народ. Однако как раз такого объединения усилий и нельзя было достигнуть. «Фактически, – пишет Костхорст, – сложилась следующая ситуация – в чем, к их разочарованию, пришлось убедиться Гальдеру и Штюльпнагелю – не удалось привести занимавших ключевые позиции генералов к совместным согласованным действиям. Теоретическую возможность, сформулированную Хасселем, оказалось невозможно осуществить на практике. Не удалось обеспечить, чтобы генералы выступили и ударили единым фронтом».

Если в начале ноября 1939 года ситуация складывалась так, что вселяла надежды в ряды оппозиции, то уже в конце ноября от этих надежд не осталось и следа. Гальдер в беседах с активистами оппозиции повторял старые аргументы и придумывал новые, чтобы обосновать необходимость дать событиям развиваться своим чередом. 27 ноября он сказал Томасу: «Нет, мы (Браухич и я) не можем поддержать вас. Не факт, что война будет проиграна (если начнется наступление)».

Гроскурту он стал говорить о том, что не хочет нарушать «принесенную им как офицером присягу».

Все указывает на то, что 28 или 29 ноября состоялась очередная встреча Гальдера с Канарисом^[158], во время которой Гальдер отвергал настойчивые призывы адмирала к активным действиям, торжественно заявляя о том, что он лично не может принять участие в перевороте, поскольку не может и не хочет войти в историю как первый генерал германского Генерального штаба, ставший на путь измены. Эти заявления Гальдера не производят должного впечатления с учетом того, что до этого он участвовал в разработке планов переворота и открыто высказывал участникам оппозиции свои намерения осуществить его, резко отзывался о нацистском режиме и лично о Гитлере, и особенно того, что он неоднократно ходил на совещания к Гитлеру с пистолетом в кармане, желая застрелить главаря нацистов, в чем неоднократно признавался сам. Эти «лицемерные о самом себе» слова были зафиксированы Канарисом в его дневнике, и когда они стали известны следователям СД, нашедшим после покушения на Гитлера 20 июля 1944 года этот дневник, по крайней мере, они спасли Гальдера от виселицы^[159].

О том, какое впечатление произвела эта встреча на Канариса, можно судить по тем комментариям, которые адмирал сделал на сей счет в ходе телефонного разговора с Хасселем, когда дипломат позвонил ему 30 ноября. У него нет, сказал Канарис, абсолютно никаких надежд на генералов. И он не собирается больше пытаться воздействовать на них, поскольку это совершенно бесполезно.

Даже Остер, с его непоколебимым оптимизмом, считал, что в течение какого–то времени придется смириться с отсутствием реального «плацдарма», с которого можно было бы предпринять очередное эффективное «наступление» на Цоссен. Не меньший оптимист Герделер также на этот раз выглядел расстроенным и подавленным.

Необходимо было найти какой–то новый катализатор, который смог бы привести в действие силы, могущие еще принести пользу делу оппозиции. Внутри Германии такого источника не было. Оставалось надеяться только на внешние факторы, которые могли бы как–то повлиять на высокопоставленных военных. Герделер и Хассель в конце ноября, всесторонне изучив вопрос, пришли к выводу, что главное сейчас состоит в том, чтобы, не нанося ущерба нынешнему военному положению Германии с тактической точки зрения, найти возможность убедить генералов в том, что еще не поздно заключить «мир на достойных условиях»; однако это будет уже невозможно сделать, если нынешний военный конфликт перерастет в полномасштабную яростную схватку с Западом.

В значительной степени схожие аргументы использовал и Томас, когда несколько дней спустя предпринял поездку на Западный фронт и возобновил свои попытки настроить соответствующим образом командующих тамошней группировки. Во Франкфурте он встретился с Зоденштерном и Вицлебеном, которые обещали ему сделать все возможное, чтобы как–то повлиять на Бока и Рундштедта. Перед возвращением в Берлин Томас сумел еще раз переговорить с Рейхенау.

Споря с Гроскуртом, Гальдер в качестве аргумента в защиту своей позиции выдвигал тезис о том, что «в основе действий Англии лежит желание в любом случае нас уничтожить».

Если бы этому тезису было найдено значительно более серьезное и основательное фактическое подтверждение по сравнению с тем, что имеется на сегодняшний день, то в таком случае Гальдер и Браухич были бы, по крайней мере, лишены главного оправдания своей пассивности. Таким образом, со всех сторон были возобновлены усилия по поиску новых путей достижения взаимопонимания с Англией, и эти усилия предпринимались с удвоенной энергией.

18 декабря 1939 года состоялась очередная встреча Тео Кордта с Конвелл–Эвансом, но на ней разговор велся лишь в общих чертах.

Однако несколько дней спустя контакты с Англией через Ватикан, прерванные с середины ноября, возобновились. Тем временем Хассель, который так же, как и Герделер, ничего не знал об этом главном канале общения с Западом, дал указания Пирцио Бироли быть готовым использовать любую возможность для установления контактов с Лондоном. Взятые в совокупности, все эти шаги знаменовали собой начало заключительного этапа второго раунда борьбы антигитлеровской оппозиции.