 |
С новым годом! «с новым Лефом»
|
|
|
|
Первый год «Нового Лефа» пройден.
Год мы продержались в наших траншеях, несмотря на то, что с фронта воинствующего пассеизма льется, как из расслюнявившейся сопки, сладкая слизь довоенных норм в области искусства и быта.
Мы не только продержались, не уступив ни пяди, но и выровняли некоторые участки нашего фронта.
Отчетливое бескомпромиссное закрепление Лефа на литературе факта и на фото заносим себе в актив.
Наступление правого фронта продолжается и усиливается.
Намечаем направления, по которым развернутся наши схватки в дальнейшем.
Воинствующий пассеизм — вот первый главный враг.
Мы говорим — идеология не в материале, которым пользуется искусство. Идеология в приемах обработки этого материала, идеология в форме. Только целесообразно оформленный материал может стать вещью прямого социального назначения. Изменить тему — пустяки. От подписи архиповские бабы еще не станут женотделками.
Но воинствующий пассеист не согласен. Он сохраняет художнику полностью его дореволюционную форму, его «душу» в неприкосновенности. С него довольно компромисса — изменения темы.
Так создется формалистичнейшая отписка от современья. Иконописцы вмазывают под шлем Егорья-победоносца лицо красноармейца или пишут под бабами в сарафанах вместо {250} «молодиц» — «комсомолки». Композиторы вписывают коммунные слова в шантанные мелодии; писателя в чеховски-приглушенных тонах или в достоевско-истерико-уголовно-романической манере подают гражданскую войну и восстановление заводов; театры в штампованно-конструктивно-декоративном стиле драконят все ту же «Яровую» в различных вариантах. Кино мечтает о «пикфордизации» рабочего быта вместо его «фордизации», изобретает бравых «совдугов» и сладостных «совмэръ».
|
|
|
Воинствующий пассеист под предлогом учебы, тянет на кладбища к могилам классиков, забывая, что сегодня Пушкину уже 129 лет от роду и он нестерпимо беззуб, а в тоже время пассеист умалчивает всячески, что Пушкин в свои дни был одним из самых ярых футуристов, декалонизатором, осквернителем могил и грубияном. Пассеисту об этом говорить невыгодно. Вместо этого он, позалазив во все газетно-журнальные щели, статьями и рецензиями втирает очки массам, выдавая им оппортунистическую розовую кашицу аков и ахрров за настоящую революцию.
Второй враг — исконный, всегда нами атакуемый, но ныне на плечах воинствующего пассеизма поднятый на угрожающую высоту — искусство, как социальный наркотик.
Внимание и огонь Лефа в ту сторону, где растут цифры, определяющие место искусства в социальном бюджете. Леф опасается, что цифры эти растут не за счет, а одновременно с ростом физиологических наркотиков (алкоголь, кокаин, растрата сексуального фонда).
Еще и еще придется Лефу разъяснять, что социально-наркотическая функция характерна для искусства феодального и капиталистического периода и что перенос в наши условия старых форм искусства и прежних условий его потребления {251} реакционен, сохраняя прежнюю социально вредную функцию искусства.
Пассеисты уверяют (многие даже искренно), что их искусство показывает жизнь, стимулирует самодеятельность. На самом деле это искусство фатально оболванивает мозги, гасит интеллект, развязывает стихию инстинкта, уводит от жизни, создает экзотику, т. е. небылицу, там, где должна быть видима быль, делит действительность на две половины: скучно-практическо-прозаическую и увлекательно вымышленно-поэтическую.
Леф ставит под знак сомнения все искусство в его эстетико-одурманивающей функции.
Леф — за выработку методов точной фиксации фактов.
|
|
|
Невыдуманную литературу факта Леф ставит выше выдуманной беллетристики, отмечал рост спроса на мемуары и очерк в активных слоях читателей, и протестует против того, что до сих пор в издательствах хорошая статья, требующая поездок, изучения и подбора материала, оплачивается вдвое ниже, чем ординарнейшая новелла беллетриста, для реализации которой нужен только палец, чтоб ее высосать.
Третий враг — тяга пассеистов к человеку «нутра», стихий, эмоции в противовес человеку рациональному, человеку расчета, нот’а, интеллекта.
Поиски «гармонического человека», плач о «художественной неграмотности», о том, что активист-строитель растет вахлаком и не интересуется и не желает интересоваться музыкальными нюансами, стихотворными ритмами, цветосочетанием картин, выпады против нотовцев-рационалистов, это все — поход против стандартизованного активиста, действительно нужного социалистическому строительству, это замена его фигурой весьма подозрительной, граничащей с буйством, неврастенией, упадничеством, хулиганством.
{252} Мы категорически с тем комсомольцем тов. Фридманом, который пишет в «Комсомольской Правде» от 18/XII – 27 г. — «Один техник куда более необходим, чем десяток плохих поэтов».
Мы согласны даже выкинуть слово «плохих». Недопустимо и отвратительно, что у нас в литорганизациях СССР 12. 000 (двенадцать тысяч) поэтов и беллетристов, а нашим газетам не хватает грамотных очеркистов и репортеров.
Пассеист, когда-то прикидывавшийся обиженным «недозволенными приемами» футуристов, когда-то всплескивавший руками от всего своего интеллигентского деликата, видя покушение на чтимую мертвечину, ныне располагает полным арсеналом каких угодно приемов, проявляет любую ловкость рук и приверженность к мылбезу.
Мало того, пассеист научился клясться Марксом и Лениным.
Разве не характерно, что Ленина, антифетишистичнейшего из людей, Ленина, отвечающего на вопросы о новейшем искусстве осторожными словами — я в этом не специалист. Полонские пытаются («Красная Газета» тому пример) выставить каким-то безапелляционным лефогонителем? Ну, что ж! «Воспоминания» — не бумага, все стерпят.
Но у Лефа есть союзник. Это — лозунг культурной революции. Это — директива, имеющая огромный социальный резонанс, с которой, в ее принципиальной формулировке, без остатка совпадает идеологическая работа, проделанная Лефом за пять лет.
|
|
|
Когда тов. Бухарина тошнит от шовинистической экзотики литературных руссопетов,
когда тов. Бухарин говорит о нужном нам типе нотовца-строителя, противопоставляя его стихийному «добру-молодцу»,
когда тов. Бухарин говорит о том, что «если бы в один прекрасный день исчезли материалы и документы о нашей {253} революции и осталась бы одна художественная литература, то по ней можно было бы получить неверное представление о нашей современности», — во всех этих случаях мы приветствуем нужный современно удар по воинствующему пассеизму.
Мы знаем — борзые перья воинствующих пассеистов уже спешно прилаживают лозунг «культурной революции» к идейкам о приятии наследства и убегании в спасательные «назад к…», а всяческие «громпобедыраздавайсики» уже готовы клясться этим новым лозунгом над каждым балериньим дрыгом, над каждым радиопередачным камаринским. Это нас возмущает. За лозунг надо бороться, правильную его реализацию надо завоевывать. Правильно взятая и поставленная на рельсы дела мысль раздавит двуногую облепиху, для которой вся система идей есть не что иное, как обштемпелеванный вид на жительство неприкосновенных, довоенных, мещанственных вкусов. Мы, лефы, ведем свое начало от «Пощечины общественному вкусу».
Яростной рукой, как я тогда, готовы мы нанести пощечину эстетической стабилизации сегодняшнего дня, но товарищески: пожмем руку тем, кому радостно идти с нами по дороге делания классово-нужных вещей, строить жизнь реально-прекрасную, а не состряпанную художником, организовывать настоящих людей, а не бумажных, выдуманных беллетристом.
С. Третьяков
Новый Леф, 1 Января, 1928 г.
|
|
|
