 |
Книга адвокатской мудрости
|
|
|
|
Ю. Новолодский
КНИГА АДВОКАТСКОЙ МУДРОСТИ
Санкт-Петербург
КНИГА АДВОКАТСКОЙ МУДРОСТИ
Книгу эту я увидел впервые в «Букинисте» на Литейном проспекте осенью 1976 г. Отпечатанная в 1910 г. в сенатской типографии столичного тогда Санкт-Петербурга выглядела она вполне прилично, несмотря на свой почтенный возраст. Это сегодня, пройдя по беспечным рукам многих адвокатов, она обрела довольно потрепанный вид. Почти полувековое общение с этой удивительной книгой привело меня к убеждению, что нет в русскоязычном мире другого, столь же полезного издания для начинающего адвоката.
Тогда, памятным осенним днем, перелистнув страницы, я уткнулся глазами в вопрос: «В чём заключается ближайшая непосредственная цель всякой судебной речи? – В том, чтобы её поняли те, к кому она обращена. Поэтому можно сказать, что я с н о с т ь есть первое необходимое условие хорошего слога; Эпикур учил: не ищите ничего, кроме я с н о с т и. Аристотель говорил: Я с н о с т ь – главное достоинство речи, ибо очевидно, что неясные слова не делают своего дела».
В «Букинист» я заглянул, возвращаясь домой из городского суда, расположенного в ту пору на Фонтанке, 16. Там в качестве стажера адвоката мне целый день пришлось слушать невразумительные и малопонятные речи своих будущих коллег, поэтому риторический вопрос автора книги и ответ на него великих судебных ораторов древности показались мне неким мистическим проявлением. Лишь спустя много лет пришло ко мне осознание того, что в жизни не бывает ничего случайного.
Взглянув на следующую страницу книги, я, не сдержавшись, рассмеялся, – столь точно автор книги описал неудержимую тягу отечественных судебных ораторов к иностранным словам: «Существуют два глагола, писал он, которые ежедневно повторяются в судебных залах; это м о т и в и р о в а т ь и ф и г у р и р о в а т ь. Нам заявляют с трибуны, что в письмах ф и г у р и р о в а л яд, или что мещанка Авдотья Далашкина м о т и в и р о в а л а ревностью пощечину, данную ею Дарье Захрапкиной. Я слыхал, как блестящий обвинитель, говоря о нравственных последствиях растления девушки, сказал: «В её жизни встал известный и н г р е д и е н т».
|
|
|
Через несколько страниц обнаружились и примеры умелого использования адвокатами русского языкового богатства. «Существуют слова: змий и змея, - выразительные, звучные слова; казалось бы, их нечего заменять. Однако Андреевский говорит: «Вот когда этот нож, как змий, проскользнул в его руку». Необычная форма слова придаёт ему тройную силу».
Всю полноту эмоционального воздействия риторического приема, использованного адвокатом Андреевским, я осознал позже, когда, заинтересовавшись дореволюционной юридической литературой, ознакомился с текстом его защитительной речи по делу Иванова, обвиняемого в преднамеренном убийстве своей невесты. Перед Сергеем Аркадьевичем стояла задача убедить присяжных в спонтанности действий Иванова, который в момент внезапно возникшей размолвки нанес невесте роковой удар ножом в сердце. Адвокат блестяще справился с этой задачей, назвав по сути орудие преступления змием-искусителем и наделив его качествами активного соучастника, внезапно предопределившего трагическую развязку.
Уже при подготовке этого очерка, желая заново перечитать упомянутую защитительную речь, я снял с библиотечной полки посвященный Андреевскому томик из серии «Юридическое наследие, «Автограф», Тула, 2000 год». Дойдя до того места, когда «нож, как змий», должен был «проскочить» в руку убийцы, я не поверил своим глазам, – заботливая рука незадачливого корректора безжалостно расправилась с риторическим шедевром Андреевского, заменив слово «з м и й» на банальное слово «змей». Такая вышла оказия с сохранением отечественного юридического наследия.
|
|
|
Этот риторический прием наделения орудия преступления мистической возможностью влиять на судьбу преступника Андреевский умело использовал и по другим делам. Характерно в этом отношении известное петербургское дело по обвинению Павла Зайцева в убийстве сидельца меняльной лавки на Невском проспекте в доме Бенардаки.
Я не вправе лишить вас, уважаемый читатель, удовольствия насладиться шедевром высокой риторики в исполнении присяжного поверенного Сергея Аркадьевича Андреевского. Вот фрагмент его речи в защиту Павла Зайцева: «Незадолго до убийства он купил топор… Для чего он купил топор - это не вполне выяснилось, но вы можете думать, что для убийства. «Как у него руки не дрожали, когда он покупал это страшное орудие?» - спросите вы. Очень просто: он думал – ведь это ещё не самое преступление, мало ли на что может пригодиться топор? Что ж, что я покупаю? Сделаю подножки для лотка… А не то брошу… К сожалению, Зайцев не психолог. Он не знал, что купив после таких мыслей топор, он попал в кабалу к этой глупой вещи, что топор с этой минуты станет живым, что он будет безмолвным подстрекателем, что завтра он будет служить осязательным следом вчерашнего умысла и будет сам проситься под руку».
Но возвратимся к дню моего знакомства с этой удивительной книгой. Пребывая в восторге от прочитанного, я раскрыл ее оглавление и был поражен широтой охвата и системностью сведений, весьма полезных для начинающего адвоката. Три с половиной сотни страниц, уложенные в 9 глав, будоражили мое сознание. «Поиски истины», «Знание предмета», «Риторические обороты», «Схема речи», «О психологии речи», «Предварительная обработка речи», «О допросе свидетелей», «О здравом смысле», «Искусство спора на суде». Тезисы оглавления обещали интереснейшее погружение в мир необходимых адвокату профессиональных навыков, которые в ту пору находились у меня на уровне нулевой отметки.
Я стал вчитываться, как мне казалось, в самый интересный раздел книги – «О допросе свидетелей», где обнаружил множество интереснейших и весьма полезных наблюдений автора. «Живая основа процесса заключается в показаниях свидетелей и экспертов; в их словах загадка и разгадка дела. Поэтому наиглавнейшая, почти единственная заслуга сторон в ведении судебного следствия состоит в умении вести допрос».
|
|
|
Далее следовал авторский перечень чисто практических указаний:
«1. Не следует спрашивать свидетелей об обстоятельствах самоочевидных или бесспорно установленных;
2. Не следует спрашивать об обстоятельствах безразличных;
3. Каждый вопрос должен быть основан на разумном расчете;
Из этого правила вытекают следующие три:
4. Не следует задавать вопросов, когда шансы благоприятного ответа незначительны;
5. Следует быть осторожным, спрашивая об обстоятельствах неизвестных или сомнительных.
Пока есть сомнение, обе стороны могут толковать его в свою пользу; устранив его, вы можете выиграть, но можете и проиграть. А если принимать во внимание, что в суде, особенно в суде с присяжными, самое незначительное по виду обстоятельство может иногда решить дело, то логический вывод как для обвинителя, так и для защитника: «in dubio abstine» (при сомнении воздержись)».
«Товарищ председателя одного столичного суда, хорошо знающий условия судебного состязания и по прежней прокурорской службе высказал мне однажды такой афоризм: строго говоря, вопрос следует задавать, только зная заранее ответ. Конечно, это правило, которого нельзя не нарушать, но я советовал бы каждому начинающему товарищу прокурору и защитнику внимательно вдуматься в него и никогда его не забывать».
6. Не следует предлагать... детских вопросов.
Сколько терпения и такта вложил автор в свои наставления, на конкретных примерах предостерегая начинающих адвокатов от типичных ошибок:
«Свидетель показывает, что видел, как подсудимые брали вещи из его повозки, но побоялся остановить их. Защите надо быть тише воды, ниже травы. Увы! Защитник спрашивает:
– почему же вы боялись?
– а потому, думаю, лучше пусть вещи возьмут, чем ножа получу».
|
|
|
Полагаю, что комментарии излишни. На праздный вопрос адвоката не могло быть ответа, приемлемого для защиты. И тем не менее этот чудо-вопрос был задан.
Мысли автора книги были столь просты и убедительны, что казалось его устами глаголет истина.
На всю жизнь запомнил я наставление П. Сергеича о недопустимости представления в неблаговидном виде допрашиваемых в суде лиц и пример, которым иллюстрировалось это наставление.
«Свидетельница удостоверяет, что узнала некоторые важные обстоятельства в разговоре с мужчиной, которого не называет.
- А кто был этот человек?
- Не знаю.
- Ну, как его имя, фамилия?
- Не знаю.
- Как же вы, свидетельница, сейчас удостоверили под присягой, что более получаса говорили с этим человеком, а теперь спрашивается, вы даже не знаете его имени. Как это объяснить? Мне это представляется непонятным.
- Что же тут непонятного? Вот я с вами целый час говорю, да не знаю, как вас зовут.
Короткое молчание, во время которого все присутствующие за исключением одного, испытывают легкое нравственное удовлетворение. Защитник заявляет, что более вопросов не имеет».
Прошло более ста лет со дня выхода в свет этой замечательной книги, но по-прежнему праздные вопросы защитников причиняют ощутимый вред людям, доверившим им свою судьбу. Вот еще один наглядный пример из книги:
«Перед присяжными двое подсудимых. Один из них два раза был осужден за кражи и раз за грабеж. Допрашивается сыщик; защитник спрашивает:
- Скажите, вы раньше знали Романова?
Свидетель делает короткую паузу и веско произносит:
- Да, знал. Он известный вор.
Какого другого ответа мог ожидать защитник? Допрос переходит к его товарищу. Несмотря на полученное предостережение, он повторяет тот же вопрос:
- Скажите, пожалуйста, а Матвеева вы знаете?
Агент отвечает:
- И его, и всех его братьев знаю. Известные воры; только, к сожалению, они до сих пор не попадались.
Матвеев ранее не судился; если бы не защитник, его прошлое было бы безупречно в глазах присяжных».
Пожалуй, достаточно. Решив посвятить свой очерк молодым адвокатам России, я испытывал опасения от возможности скатиться к некоему менторскому назидательству, поэтому твердо решил, что в тексте должно быть больше слов от П. Сергеича, нежели моих слов.
Если мне удастся возбудить интерес молодых коллег к этой замечательной книге, впитавшей мудрость полувекового существования российской адвокатуры, я буду счастлив.
Приятного вам общения, уважаемые коллеги, с Петром Сергеевичем Пороховщиковым, незаурядным русским юристом, учеником Анатолия Кони, автором нескольких книг по судебному красноречию и уголовной защите. Именно он написал книгу «Искусство речи на суде» под псевдонимом П. Сергеич.
|
|
|
