 |
Жаргонизация литературной речи
|
|
|
|
Изменения в литературном языке обусловлены не столько демократизацией контингента владеющих литературной речью (как это было, например, в 20-е годы, когда к традиционному носителю литературного языка – интеллигенции прибавились значительные по численности группы выходцев из рабочих и крестьян), сколько вхождением в публичную жизнь таких групп людей, которые в своих привычках и пристрастиях связаны с разного рода жаргонами и другими формами нелитературной речи.
… потоки сниженной, жаргонной, а нередко и уголовной и нецензурной лексики вышли за пределы своей социальной среды и стали достоянием всех жанров, требующих экспрессии: художественных текстов, газетных и телевизионных репортажей, публицистических выступлений, политических дебатов. Балдёж (наркотическое опьянение; удовольствие), беспредел (беззаконие; в уголовном языке обозначает также группировку преступников, отошедших от криминального мира), разборка (выяснение отношений; самосуд), качать права (грубо добиваться своего), вешать лапшу на уши (вводить в заблуждение), на халяву (не затрачивая средств или усилий), лох (разиня; потерпевший), замочить (убить), кинуть, взять на понт, взять на пушку (обмануть), навар (доход), не светит (не получится что-л., не будет успеха), до лампочки (безразлично) [ТСУЖ; РФ] - вот ничтожный список слов уголовного жаргона, ставших общеизвестными и общеупотребительными.
Характерно, что исследователи склонны считать многие жаргонизмы уголовной среды, не утратившие связи с этой средой, такие, как мусор (милиционер), обуть (ограбить, обобрать), важняк (следователь по особо важным делам), мочить (убивать), ксива (паспорт) и др. достоянием «общего жаргона», при этом под общим жаргоном понимается «тот пласт современного русского жаргона, который, не являясь принадлежностью отдельных социальных групп, с достаточно высокой частотностью встречается в языке средств массовой информации и употребляется (или по крайней мере понимается) всеми жителями большого города, в частности, образованными носителями русского литературного языка» [Розина ТСРОЖ: IV; Ермакова там же: IX].
|
|
|
Многие из жаргонных элементов утрачивают свою социальную прикрепленность, становятся хорошо известными в разных социальных группах носителей русского языка, а некоторые получают развитие в литературном языке: например, фразеологизм сесть на иглу, попадая из речи наркоманов на страницы газет, обрастает производными: Область села на дотационную иглу; Нельзя все время сидеть на игле инвестиций и т.п.
3. Важное место в ряду языковых изменений занимает актуализация лексики - глубокие семантические, стилистические, сочетаемостные, оценочные и другие изменения, которым подвергаются слова так называемого «основного фонда» (валютный, великий, гуманитарный, диссидент, информационный, рублевый, рынок, террор, правовой, правозащитник, гуманитарный, экология и др.) (по Скляревской).
Под актуализацией мы понимаем:
- активные семантические преобразования (расширение сочетаемости и изменение ее характера, образование новых значений слов, в том числе переносных, а также изменение значений слов в связи с идеологической переориентацией);
- возникновение серий устойчивых сочетаний;
- словообразовательную активизацию.
· Обычные, привычные "старые" слова претерпевают такие глубокие изменения (семантические, стилистические, сочетаемостные, оценочные и другие), что это сделало бы их смысл закрытым, непонятным для человека, чье языковое сознание осталось на уровне 1985 года, если такое возможнопредположить (валютная проститутка, валютный коридор, гуманитарные продукты, информационное поле, рублевый бар, рублевая игра в казино, теневой рынок, рынок изобретений, экология языка и др.).
|
|
|
Сочетаемость как основа семантической деривации чрезвычайно характерна для нашего времени. Чем дальше отход от типовой узуальной сочетаемости, тем больше возможности семантического развития. Слово, обращенное к другому объекту мира, меняет свою семантику, одновременно меняя для говорящих сам фрагмент языковой картины мира.
Слово информационный до недавнего времени занимало весьма скромное и незаметное место в лексической системе русского языка, выполняя функции относительного прилагательного от существительного информация - «Относящийся к информации; осведомительный» [БАС].
В языке наших дней сочетаемостные, а, следовательно и семантические потенции этого слова расширяются, выходят за пределы узуальных. Актуализация обоих значений существительного информация повлекла за собой стремительное расширение сочетаемости соответствующего прилагательного информационный и образования серии устойчивых терминологических сочетаний. К первому значению («Сведения, факты о ком-, чем-л.; сообщение о фактах, событиях») относятся такие свободные словосочетания, как информационная деятельность телевидения, информационное сообщение, информационная программа, информационное агентство, радио, информационное обеспечение, информационная связь, информационный поток и устойчивые терминологические сочетания: Информационная блокада. Информационный взрыв. Информационная война. Информационное поле. Информационное пространство.
Второй лексико-семантический вариант («В информатике. Совокупность сведений как объект хранения, переработки и передачи») реализуется и функционирует в свободных словосочетаниях информационный банк данных, информационная база, информационный центр и в терминологических сочетаниях: Информационная зависимость. Информационное общество. Информационная сеть. Информационная система. Информационная технология.
Актуализовано прилагательное рублевый, которое также вышло за пределы своих традиционных значений "достоинством в один рубль" и "стоимостью в один рубль" и сформировало новое значение «оцениваемый в рублях; такой, где расплачиваются в рублях; такой, где функционирует только отечественная валюта - рубль», антонимичное прилагательному валютный: рублевые средства, кредиты; рублевая прибыль; рублевый счет, рублевый бизнес; рублевая зона; рублевый бар, магазин; рублевое казино.
|
|
|
Подобные процессы коснулись таких слов, как адрес, валютный, внешний, внутренний, партия, собственность, экологический и др.
· Образование серий устойчивых сочетаний (с разной степенью терминологичности) наиболее убедительно свидетельствует об актуализации слова. Слово Деньги, выражающее одно из актуальных понятий современности, вызывает к жизни обширную группу устойчивых сочетаний, в том числе терминологических: Быстрые деньги. Горячие деньги. Грязные деньги. Деревянные деньги (Ирон. о российских деньгах, обладающих низкой покупательной способностью, подверженных быстрому обесцениванию). Длинные деньги (выдаваемые на длительный срок кредиты). Живые деньги (наличные или реально существующие). Необеспеченность денег (отсутствие товаров, услуг и т.п., которые можно купить). Отмывание (грязных) денег [от англ. laundering of money] (легализация незаконно полученных доходов, путем инвестирования их в промышленность, отчисления на благотворительные цели и т.п.). Отмыть/отмывать(грязные) деньги (легализовать незаконно полученные доходы путем инвестирования их в промышленность, отчисления на благотворительные цели и т.п.). Пластиковые деньги (о кредитных карточках). Черные деньги [от англ. black money] (доходы, скрытые от налогообложения; вообще, о доходах, полученных незаконным путем, с нарушением законодательства).
· Подобным образом и современное словообразование, по выражению Е.А. Земской, «используя морфемный состав языка, выполняет заказ общества на создание необходимых для коммуникации наименований» [Русский язык… 1996: 90]. Процесс современного словообразования лавинообразен и неуправляем. Здесь действует языковая стихия: новые производные слова образуются и входят в речевое употребление не постепенно и ступенчато, как это бывает в периоды "спокойного" языкового развития, а стремительно, одномоментно, когда в соответствии с потребностями языкового коллектива, в связи с актуализацией того или иного понятия, в речевой обиход обрушивается сразу громоздкое словообразовательное гнездо.
|
|
|
– Ср. сформировавшееся на наших глазах словообразовательное гнездо при слове наркотики: наркозависимость, наркозависимый, наркобанда, наркобизнес, наркобизнесмен, наркоделец, наркодоллары, нарколог, наркологический, наркология, наркоман, наркоманизация, наркоманический, наркомафия, наркомания, наркорубли, наркосредства, наркота, наркотизация.
– Активизировались многие словообразовательные аффиксы: де-, раз-, пост-, после-, не- и др.: деидеологизация, декоммунизация, департизация, десоветизация, деструктивный; послеавгустовский, послеоктябрьский, послеоттепельный, послепутчевый, послесоветский, послесталинский; постсоветский, посткоммунистический, постперестроечный; разгосударствление, раскрестьянивание; неотоваренный, неконвертируемый, неполитизированный, недемократ, недемократичный, неправовой, нерыночный, неформальный.
– Новые словообразовательные форманты, такие, как видео-, аудио-, нарко-, секс-, эко- и др. формируют новые представления о мире (видеоиндустрия, видеопиратство, наркобизнес, наркорубли, наркосредства, сексменьшинства; экогенез, экокатастрофа, экосистема).
– Что касается привычных словообразовательных формантов, то и они, регулярно включаясь в словообразовательный процесс, также отражают новый мир - ср. новые слова со старым формантом анти-: антивоенный, антидемократ, антиельцинский, антизаконный, антиконституционный, антиленинский, антиноменклатурный, антиперестроечный, антиреклама, антирыночник.
– Подобным образом отражают новое языковое сознание многочисленные составные слова: ведомственно-бюрократический, тоталитарно-административный, секс-бизнес, секретарь-референт, шоу-бизнес, интернет-зависимость, интернет-кафе, интернет-реклама, интернет-сервис, акционерно-биржевой, бизнес-партнер, партийно-бюрократический, атташе-кейс, пиар-кампания, фирма-риэлтер, медиа-брокер, медиа-баинг, рок-тусовка, бой-френд, брейн-ринг.
– Наблюдается новая волна аббревиаций (ГКЧП, ГУЛАГ, КПРФ, ЛДПР, НДР, НЛО, ОМОН, СКВ, СОБР, СПС, АО, АПК, ГКО, СЕ, ГНС, ДВР, ЕВС, РУБОП, МЧС), причем, как правило, аббревиатуры также вступают в словообразовательный процесс, образуя целые ряды новых производных слов (бэтээровец, бэтээровский, гэкачепист, гэкачепистский, гэпэушник, зэк, зэчка, кагэбэшный, кагэбэшник, омоновец, омоновский, рубоповец, ОВРовцы). Весьма выразительна в этом отношении милицейская аббревиатура БОМЖ ([лицо] без определенного места жительства), давшая русскому языку за короткое время не только существительное бомж, но и серию его производных: бомжиха, бомжонок, бомжевать, бомжатник.
|
|
|
Важно осознавать, что перечисленные языковые процессы (заимствования, демократизация языка, словообразование и семантическая актуализация) универсальны-свойственны всем языкам на всем протяжении языковой эволюции и в наше время социальных катаклизмов отличаются лишь особой интенсивностью. Правда, при этом степень их интенсивности такова, что они производят впечатление лингвистического хаоса: непропорциональное разрастание отдельных групп слов, ломка устойчивых языковых моделей, словообразовательная избыточность, неумеренная демократизация языка - его «люмпенизация» - при поверхностном взгляде эти явления могут быть расценены как свидетельство порчи, болезни языка. Однако, как мне представляется, кризисные состояния языка, вызванные кризисом общества (а это несомненно так), свидетельствуют об активности адаптационных механизмов языковой системы, ее способности к саморегулированию, подобно тому как внешние проявления болезни, которые воспринимаются как сама болезнь, в действительности являются реализацией приспособительных, защитных сил организма.
Другую группу языковых инноваций составляют процессы уникальные - свойственные русскому языку в постсоветский период (Скляревская).
Принципиально новыми (и безусловно позитивными) можно считать три процесса.
· Первый процесс - уход из активного употребления в пассив целых лексических пластов, отражающих реалии и категории советской эпохи и составлявших в прошлом своеобразный языковой фон. Такие слова обладали наибольшей активностью в официальном языке и оказывали большое влияние на формирование массового языкового сознания. Этот разряд составляют, во-первых, слова, связанные с коммунистической идеологией, в том числе речевые штампы и клише (агитипункт, активист, вахта мира, доска почета, загнивание капитализма, идейно-воспитательный, маяки производства, народ и партия едины, народный избранник, партийно-воспитательный, партийно-хозяйственный, партвзыскание, пятилетка, соцлагерь, соцреализм, спецхран и др.) и, во-вторых, слова, возникшие как реакция на эту идеологию (невыездной, отказник, самиздат, спецпсихушка, подписант, отсидент, тамиздат).
· Второй процесс - возвращение с периферии общественного языкового сознания в активное употребление лексики, связанной с наименованиями "вернувшихся" в жизнь нашего общества реалий, некоторых общественных явлений, а также нравственных категорий (акциз, атаман, аудитор, гильдия, гимназия, градоначальник, лицей, губернатор, гувернёр, атаман, аудитор, благотворительность, милосердие, милостыня, меценат, призрение, думец, казна, казнокрад, казнокрадство, костоправ, казачество, кадетский корпус, приют, прислуга, чиновник). Эти слова сопровождались в словарях советского времени либо пометой "устар.", либо комментариями "в старину", "в дореволюционной России" и т. п. Подобным образом вернулась с периферии массового языкового сознания лексика, в прошлом стойко ассоциировавшаяся с категориями буржуазного общества и имевшая соответствующие комментарии в предшествующих словарях ("в буржуазном обществе", "в капиталистических странах") и обозначающая теперь реалии, соотносимые с российской действительностью: инфляция, мафия, коррупция, многопартийность, стачка, забастовка, стачком, неимущий, безработица, бизнес, бизнесмен, капитал, банкир. Сюда же относятся широко распространенные в современной России наименования реалий и явлений, заимствованных из социального устройства зарубежных стран (мэр, мэрия, парламент, муниципалитет, офис, фермер).
· Третий процесс может быть назван процессом ресемантизации - он связан с восстановлением исходных значений слов за счет снятия идеологических наслоений и запретов советского времени.
В тоталитарном общественном сознании стремительно формировался стандартный оценочный императив «относись плохо!» не только по отношению к семантически нейтральным словам, таким, как собственник, частный, оппозиция, диссидент, фракция и под., но и к словам, за которыми в русской культурной традиции была закреплена мелиоративная оценка: бескорыстие, праведность, всепрощение, покаяние, милостыня, благотворительность. Напротив, за словами с устойчивой пейоративной оценкой под давлением идеологии закрепляется аксиологический императив «относись хорошо!»: ненависть (ср. классовая ненависть), террор (ср. красный террор).
В число таких слов с искаженной, смещенной семантикой и нарушенным аксиологическим статусом попадает, в частности, слово интеллигенция со всеми производными [2].
Семантическая трансформация осуществлялась с помощью разнообразных собственно лингвистических приемов.
Во-первых, была сформирована семантическая оппозиция «интеллигенция - пролетариат»:
Во-вторых, образованы словообразовательные дериваты уничижительной семантики и крайне негативных коннотаций: интеллигентщина и диминутивы интеллигентик и интеллигетишка.
Помимо образования уничижительных словообразовательных дериватов умело и последовательно применяются все возможные собственно лингвистические приемы, направленные на семантическую трансформацию слова: настойчиво насаждаются сопутствующие слову оскорбительные эпитеты (интеллигенты-отступники, интеллигент-истерик, интеллигент-белоручка, гнилая интеллигенция, бесхарактерный интеллигентик, безликий интеллигент, перепуганные интеллигентики); относительное прилагательное интеллигентский сочетается только со словами пейоративной окраски (интеллигентская шаткость, интеллигентский истеризм); по этому же принципу образуются и составные прилагательные (интеллигентски-пошлый, интеллигентски-мещанский).
«Оформленное» такими способами аксиологическое представление о слове интеллигент было стремительно навязано обществу массовыми презентативными текстами, не только политическими (Ленин, Сталин, Луначарский и др.), но и художественными (Маяковский, Асеев, Гладков, Н. Островский, А. Толстой и др.), вошли в широкое речевое употребление и надолго закрепились в общественном языковом сознании.
В-третьих, происходит непосредственное семантическое насилие над словом - искажение или поломка его семантической структуры, разрушение слова на семном уровне.
Семантическая поломка слова интеллигент на системном уровне осуществляется таким образом: в его денотативное ядро внедряются отдаленные от денотата ситуативные семы «непрактичный», «далекий от жизни», «беспомощный», которые, привлекая по ассоциативной цепочке семы резко уничижительной характеристики «трусливый», «безвольный», «приниженный» и т.п., вытесняют ядерные семы «образованный», «профессионально занимающийся умственным трудом», и вместе с ними близкие к денотату потенциальные семы «альтруизм», «совестливость», «деликатность» - и занимают все денотативное пространство. Меняется семантическое наполнение ЛЗ, система коннотаций и вместе с ними аксиологический статус слова меняется на противоположный.
Более того, семантическая поломка так сокрушительна, что слово интеллигент десемантизуется, становится семантически выхолощенным и на аксиологической шкале опускается на уровень бранного: Варвара, бормоча «взбесившийся самец, тиран, собственник», торопливо сделала бутерброд с баклажанной икрой. «Ешь, негодяй!» - в отчаянии крикнула Варвара, тыча бутербродом. - «Интеллигент!» (Ильф и Петров, Золотой теленок).
Словарные описания тоталитарного общества закрепляли за соответствующими понятиями пейоративную оценку в виде семантических комментариев, стилистических помет, а также соответствующих иллюстративных цитат (Купина 1995: 12). Ср. в ТСУ: Интеллигент. 1. Лицо, принадлежащее к интеллигенции. 2. То же, как человек, социальное поведение которого характеризуется безволием, колебаниями, сомнениями (презрит.). Вот она, психология российского интеллигента: на словах он храбрый радикал, на деле он подленький чиновник. Ленин. Интеллигентство. (презрит.) Образ мыслей, привычки, свойственные интеллигенту (во 2 знач.). Интеллигентщина. (нов. разг. презрит.) 1. собир. Интеллигенция, интеллигентные люди. 2. То же, что интеллигентство (но с большим презрением).
Семантическая трансформация слов интеллигенция, интеллигент сохранялась долгие десятилетия.
Нейтральное в плане модальности прилагательное консервативный [3], которое в русском языке дореволюционной поры либо сохраняло нейтральную семантику латинского этимона conservatives - «охранительный», либо сопровождалось устойчивыми позитивными коннотациями [4], во всех словарях советской эпохи имело не соответствующие его семантическому наполнению дефиниции с закрепленными негативными коннотациями: «Враждебный прогрессу, приверженный ко всему устаревшему, отжившим порядкам, косный» (БАС).
Так же были искажены на структурном уровне слова идеализм, праведник, святой и многие другие.
Особый и наиболее значимый разряд "вернувшейся" лексики составляют термины религий, прежде всего православия: священник окормляет детскую больницу, освятили квартиру (офис, корабль, школу), паства, иерарх, псалмы, тропари, пастырь, приход, духовные чада, соборование, владыка, миряне, таинство, причащение, новомученики, рукоположение, канонизация новых русских святых - слова, ставшие привычными в современных текстах радио- и телепередач, на страницах газет. Восстанавливается их смысл и положение в лексической системе, в лингвистической науке исследуются религиозные тексты [Мечковская 1998, Боус 2000, Варзонин 2001], ставится вопрос о роли и месте религиозной лексики в лексической системе современного русского языка и о существовании особого церковно-религиозного функционального стиля [Гостеева 1997, Крылова 2000] издаются новые словари православной лексики [ПС, СПЦК].
О порче языка можно говорить тогда, когда язык утрачивает свою функциональную состоятельность - когда нарушаются его функции (коммуникативная, информационная, номинативная, когнитивная, эстетическая и другие, менее важные) или когда останавливаются или деформируются обычные языковые процессы (семантический, номинативный, словообразовательный), чего нельзя сказать о современном русском языке, который, как бы ни был «засорен», сохраняет свою функциональную активность, и даже обнаруживает повышенную интенсивность всех нормальных языковых процессов [Скляревсая 1991: 54-55]. Процессы, происходящие в русском языке на рубеже веков, только на первый взгляд производят впечатление языковых катаклизмов - в действительности они реализуют гибкость и жизнеспособность современной языковой системы, в них больше закономерного, чем случайного и больше вселяющего надежду, чем катастрофического. Со временем языковая система адаптирует чужеродные элементы (заимствования, жаргонизмы) и приспособит их для своих номинативных или стилистических потребностей, или, не найдя им применения, отторгнет. Что касается «языкового кризиса» наших дней, то он проявляется не на уровне языковой системы, а в сфере культуры речи [Караулов 1991] и отражает крайне низкий уровень владения языком - либо массовое косноязычие, либо языковую разнузданность. «Языковой кризис» обусловлен, сформирован, поддерживается и провоцируется кризисом общества и «спасение языка» может произойти только естественным путем как следствие спасения общества.
|
|
|
