О других естественных законах

Третий естественный закон - справедливость. Из того естественного закона, в силу которого мы обязаны переносить на другого те права, сохранение которых мешает водворению мира среди людей, вытекает третий естественный закон, именно тот, что люди должны, выполнять заключенные ими соглашения, без чего соглашения не имеют никакого значения и являются лишь пустыми звуками, а раз при этом остается право всех на все, то люди продолжают находиться в состоянии войны.

Что такое справедливость и несправедливость. В этом естественном законе заключаются источники и начало справедливости. Ибо там, где не имело места предварительное заключение договора, не было перенесено никакое право и каждый человек имеет право на все, и, следовательно, никакое действие не может быть несправедливым. Но если договор заключен, то его нарушение - несправедливо. Несправедливость же есть не что иное, как невыполнение договора. А все, что не несправедливо, справедливо.

Справедливость и собственность начинаются с основания государства. Однако так как соглашения, имеющие своей основой взаимное доверие, недействительны там, где имеется опасение невыполнения их какой-нибудь стороной (как было сказано в предшествующей главе), то, хотя источником справедливости является заключение договоров, в указанном случае, однако, нет фактической справедливости до тех пор, пока не будет устранена причина опасения, что невыполнимо до тех пор, пока люди находятся в естественном состоянии войны всех против всех. Вот почему, прежде чем слова справедливое и несправедливое смогут иметь место, должна быть какая-нибудь принудительная власть, которая угрозой наказания, перевешивающего благо, которое люди ожидают от нарушения ими своего соглашения, принуждала бы всех в одинаковой мере к выполнению соглашений и упрочила бы ту собственность, которую люди приобретают путем взаимных договоров взамен отказа от всеобщего права. Такая власть может появиться лишь с основанием государства. К нашему заключению можно прийти также, исходя из определения справедливости, данного схоластами. Это определение гласит: "Справедливость есть неизменная воля давать каждому человеку его собственное". Таким образом, там, где нет собственного, т. е. собственности, нет несправедливости, а там, где нет организованной принудительной власти, т. е. где нет государства, нет собственности, ибо там все имеют право на все. Поэтому там, где нет государства, нет несправедливости. Природа справедливости, таким образом, состоит в выполнении соглашений, имеющих обязательную силу, но обязательная сила соглашений начинается лишь с установления гражданской власти, достаточно сильной, чтобы принудить людей к выполнению своих соглашений, с чем совпадает также начало собственности.

Справедливость не противоречит разуму. Безумец говорил в душе своей, что нет справедливости, а иногда и произносил это вслух, серьезно доказывая, что так как каждый человек должен заботиться о своем самосохранении и об удовлетворении своих потребностей, то нет никакого основания, чтобы человек не мог делать того, что, с его точки зрения, ведет к достижению указанных целей, и вот почему как заключение, так и незаключение, как выполнение, так и невыполнение соглашений одинаково не противоречат разуму, если только это способствует чьему-либо благу. Безумец при этом не отрицает, что существуют соглашения и что они иногда нарушаются, иногда же выполняются; он не отрицает также, что такое их нарушение можно назвать несправедливостью, а их соблюдение - справедливостью. Однако он спрашивает, не может ли иногда несправедливость, отвлекаясь от страха Божьего (ибо тот же глупец сказал в душе своей, что Бога нет!), быть в полном согласии с тем разумом, который диктует каждому человеку преследовать собственное благо, и особенно тогда, когда эта несправедливость ведет к такому благу, при наличии которого человек может пренебречь не только порицанием и бранью других, но также и их силой. Царство приобретается силой. Но что, если оно может быть приобретено несправедливым насилием? Не будет ли неразумным приобретение царства подобным образом, если это можно сделать без всякого ущерба для себя? А если это не противоречит разуму, то это не противоречит также справедливости, ибо иначе справедливость не могла бы быть признана добром. В силу таких рассуждений увенчанное успехом вероломство приобрело название добродетели, и кое-кто, во всех других случаях считая вероломство недопустимым, считал, однако, позволительным совершать его, когда дело идет о приобретении царства. А язычники, верившие, что Сатурн был свергнут своим сыном Юпитером, тем не менее верили, что тот же Юпитер является мстителем за нарушенную справедливость. Это несколько напоминает некий закон, устанавливаемый Коком в его комментарии к Литлтону, где он говорит, что, если законный наследник короны изобличен в измене, он все же должен быть возведен на престол, чем и будет аннулировано его преступление. Кое-кто будет склонен вывести из этих примеров то заключение, что если бесспорный наследник какого-нибудь царства убьет того, кто владеет этим царством, будь это даже его отец, то называть ли это несправедливостью или каким угодно именем, однако это никак не противоречит разуму, ибо мы видим, что все произвольные действия людей имеют своей целью достижение блага для себя, и те действия, которые больше всего способствуют этой цели являются наиболее разумными. Это рассуждение, несмотря на кажущуюся логичность, неправильно.

В самом деле, речь идет не о взаимных обещаниях там, где нет никакой уверенности в том, что эти обещания будут выполнены с какой-либо стороны, как, например, там, где нет гражданской власти, стоящей над обеими обещающими сторонами, ибо такого рода обещания не являются соглашениями. Речь идет о том, противоречит или не противоречит разуму, т. е. выгоде одной стороны, выполнение этой стороной своего обещания там, где другая сторона уже выполнила свое обещание или где имеется сила, могущая принудить ее к выполнению. И я утверждаю, что выполнение своего обещания не противоречит разуму. Чтобы убедиться в этом, надо принять во внимание следующее. Во-первых, что если человек совершает действие, которое по всему тому, что можно предвидеть и рассчитать, должно привести его к собственной гибели, то такое действие не становится разумным или мудрым от того, что какое-нибудь случайное не предвиденное им обстоятельство обратило это действие ему на благо. Во-вторых, что в состоянии войны, когда вследствие отсутствия общей власти, держащей всех в страхе, каждый является врагом каждого, ни один человек не может надеяться защитить себя от гибели собственными силами или собственным умом без помощи союзников и всякий ждет той же защиты от союза, как и любой другой. Вот почему тот, кто объявляет, что он считает разумным обмануть тех, кто ему помогает, не может разумным образом рассчитывать ни на какие другие средства безопасности, кроме тех, которые представляют ему его собственные силы. Поэтому тот, кто нарушает свое соглашение и, следовательно, объявляет, что он считает такой образ действий разумным, может быть принят в какое-нибудь общество, созданное в целях мира и самозащиты, разве лишь по ошибке тех, кто его принимает; а если он уже принят, то может удержаться там только потому, что другие не видят опасности своей ошибки. Однако на такие ошибки человек не может разумным образом рассчитывать как на средства безопасности, потому что, если его не допустят в общество, или выбросят из него, он погибнет. Остаться же жить в обществе он может лишь благодаря ошибкам других людей, ошибкам, которые он не мог предвидеть или на которые он не мог рассчитывать. Из всего этого видно, что нарушение человеком заключенного им соглашения есть нечто противоречащее разуму, поскольку это противоречит интересам безопасности самого нарушителя, ибо положение подобного человека таково, что не способствовать его гибели могут лишь люди, не понимающие, в чем заключается их собственная польза.

Предполагать же, что можно указанным путем обеспечить себе вечное блаженство на небесах, легкомысленно, ибо для достижения этой цели имеется лишь один возможный путь, а именно не нарушение, а соблюдение договоров.

Что же касается захвата верховной власти путем восстания, то очевидно, что такая попытка противоречит разуму, ибо хотя она и может увенчаться успехом, однако такого исхода неразумно ожидать заранее, скорее следует ожидать противоположного исхода; удачный исход, кроме того, может явиться соблазнительным примером для других добиваться той же цели подобными же средствами. Справедливость, т. е. соблюдение соглашений, есть правило разума, запрещающего нам делать что-либо, что пагубно для нашей жизни, из чего следует, что справедливость есть естественный закон.

Некоторые идут дальше, утверждая, что естественный закон заключается не в правилах, ведущих к сохранению земной жизни человека, а в правилах, ведущих к достижению вечного блаженства после смерти, что, по их мнению, может быть достигнуто и нарушением договора, которое в этом случае будет справедливым и разумным (таковы те, кто считает делом доблести убийство, свержение или восстание против установленной над ними с их собственного согласия верховной власти). Однако так как мы не имеем естественного знания о состоянии человека после смерти, а еще меньше о том, как вознаграждается в этом состоянии вероломство, а все мы лишь принимаем на веру утверждения людей, что они знают об этом сверхъестественным путем или что они знают тех, кто знает других, которые знают третьих, имеющих такое сверхъестественное знание, то вероломство нельзя называть правилом разума или природы.

Соглашения не следует заключать с порочными людьми, не выполняющими своих обязательств. Другие, соглашающиеся с тем, что сохранение верности есть естественный закон, делают, однако, исключение в отношении определенных лиц, например еретиков и лиц, не выполняющих своих обязательств по отношению к другим. Однако и это против разума. Ибо если грех какого-нибудь человека есть достаточное основание, чтобы освободить нас от обязанности выполнять заключенное с ним соглашение, то этот же грех должен был бы служить таким же достаточным основанием, чтобы не заключать с ним соглашения.

Что такое справедливость людей и несправедливость поступков. Имена справедливое и несправедливое, когда они относятся к людям, означают одно; когда же они относятся к поступкам - другое. Когда они относятся к людям, они означают соответствие или несоответствие их характера разуму. Когда же они относятся к поступкам, они означают соответствие или несоответствие разуму не характера или образа жизни, а отдельных поступков. Справедливый человек есть поэтому тот, кто прилагает все возможные усилия, чтобы все его поступки были справедливы, а несправедливый тот, кто этим пренебрегает. К таким людям в нашем языке применяются чаще слова честный и бесчестный, чем справедливый и несправедливый, хотя смысл их один и тот же. Честный человек поэтому не теряет своего доброго имени из-за одного или нескольких несправедливых поступков, обусловленных внезапной страстью или непониманием вещей или лиц, а бесчестный человек не перестает быть таковым вследствие тех поступков, которые он совершает или от совершения которых он воздерживается из страха, ибо его воля определяется не чувством справедливости, а той предполагаемой выгодой, которую ему может дать его образ действий. Оттенок справедливости придает человеческим поступкам известное (редко встречаемое) благородное или галантное мужество, при котором человек не желает быть обязанным какими-нибудь благами жизни хитрости или нарушению обещания. Эта справедливость характера и имеется в виду, когда называют справедливость добродетелью, а несправедливость - пороком. Справедливые поступки определяют людей не как справедливых, а как невиновных, а несправедливые поступки (называемые также правонарушениями) - лишь как виновных.

Справедливость характера и справедливость поступков. Кроме того, несправедливость характера есть предрасположение, или склонность, к правонарушению и является несправедливостью еще до перехода в действие и независимо от того, имеется ли правонарушение по отношению к какому-нибудь отдельному лицу. Несправедливость же поступка (т. е. правонарушение) предполагает наличие отдельного лица, по отношению к которому совершено правонарушение, именно наличие лица, с которым заключено соглашение. И поэтому часто случается, что правонарушение совершено по отношению к одному лицу, между тем как материальный ущерб, проистекающий из этого правонарушения, нанесен другому. Так, например, если хозяин приказывает своему слуге дать деньги какому-нибудь постороннему и это приказание не выполняется, то правонарушение совершено по отношению к хозяину, с которым слуга заключил раньше соглашение о повиновении, материальный же ущерб потерпел посторонний человек, по отношению к которому слуга не имел никакого обязательства и потому не мог совершить по отношению к нему никакого правонарушения. Точно так же в государствах частные лица могут прощать друг другу свои долги, но не могут прощать разбоев и других насилий, от которых они потерпели материальный ущерб, ибо неуплата долгов есть нарушение обязательства по отношению к ним самим, разбой же и насилие есть правонарушение по отношению к личности государства.

Все, что сделано по отношению к кому-нибудь с его согласия, не может быть правонарушением. Все, что делается по отношению к какому-нибудь человеку согласно его воле, ясно выраженной тому, кто делает, не есть правонарушение по отношению к нему. Ибо если тот, кто делает, не отрекся путем предварительного соглашения от своего первоначального права делать то, что желательно другому, то не имеется никакого нарушения соглашения и, следовательно, никакого правонарушения. Если же такое соглашение было заключено, то ясно выраженная воля другого, чтобы желательное ему было сделано, освобождает того, кто делает, от его заключенного соглашения, и поэтому и в данном случае нет никакого правонарушения.

Справедливость коммутативная и дистрибутивная. Справедливость действий делится некоторыми авторами на коммутативную и дистрибутивную. Первая, говорят они, выражается арифметической пропорцией, а вторая - геометрической. Коммутативная справедливость поэтому, по •х мнению, заключается в установлении равенства ценностей вещей, являющихся объектами договора, дистрибутивная - в наделении равными благами людей с одинаковыми заслугами. С этой точки зрения выходит, что было бы несправедливостью продавать дороже, чем мы покупаем, или давать человеку больше, чем он заслуживает. Цена вещей, являющихся объектом договора, измеряется желанием договаривающихся сторон, и справедливой ценой поэтому является та, которую они согласны дать. Заслуга же (за исключением той, которая возникает из соглашения, когда выполнение на одной стороне заслуживает выполнения на другой, и которая попадает под категорию коммутативной, а не дистрибутивной справедливости) не оплачивается по справедливости, а лишь вознаграждается по принципу милости. Вот почему это различие в том смысле, как оно обыкновенно толкуется, неправильно. Собственно говоря, коммутативная справедливость есть справедливость контрагента, т. е. выполнение им соглашения на предмет покупки, продажи, найма и сдачи внаем, ссуды и займа, обмена и других актов договора.

Дистрибутивная же справедливость есть справедливость арбитра, т. е. акт определения того, что справедливо. Если арбитр (будучи уполномочен теми, кто его сделал арбитром) выполняет то, для чего он уполномочен, то о нем говорят, что он воздает каждому его собственное, и это в самом деле является справедливым распределением и может быть названо (хотя и неточно) дистрибутивной справедливостью, а более точно - беспристрастием, которое, как это будет показано в надлежащем месте, также является естественным законом…»

«… Таковы естественные законы, предписывающие мир как средство сохранения людей в массе и относящиеся лишь к учению о гражданском обществе. Имеются другие явления, ведущие к гибели отдельных людей, как, например, пьянство и иные проявления невоздержанности. Это явление можно было бы также причислить к тем, которые запрещены естественным законом. Но говорить о них нет необходимости, да и не совсем уместно это было бы здесь делать.

Правило, облегчающее рассмотрение естественных законов. И хотя все вышеизложенное может показаться слишком тонкой дедукцией естественных законов, чтобы статъ доступным всем людям, большинство которых слишком занято добыванием средств к жизни, а меньшинство слишком нерадиво, чтобы понять такую дедукцию, однако, для того чтобы никто из людей не мог оправдываться незнанием этих законов, они были резюмированы в одном легком правиле, доступном пониманию и самого неспособного человека. И это правило гласит: не делай другому того, чего ты не желал бы, чтобы было сделано по отношению к тебе. Это правило говорит и самому неспособному человеку, что в отношении естественных законов ему следует знать одно, а именно что, если, при взвешивании действий других людей и собственных, первые окажутся слишком тяжелыми, он должен положить их на другую чашу весов, а собственные действия - на их место, с тем чтобы его собственные страсти и самолюбие ничего не могли прибавить к весу действий других людей. Усвоив себе это правило, он убедится в разумности всех естественных законов.

Законы природы всегда обязывают совесть, но они эффективны только там, где они надежно гарантированы. Естественные законы обязывают in foro interno, т. е. обязывают желать их осуществления, но они не всегда обязывают in foro externo, т. е. к проведению их в жизнь. Ибо тот, кто был бы скромен и мягок и выполнял бы все свои обещания в такое время и в таком месте, когда и где никто другой этого не делает, лишь отдал бы себя на разграбление другим и уготовил бы себе первую гибель, что идет вразрез с основами всех естественных законов, требующих сохранения жизни. С другой стороны, тот, кто, имея достаточные гарантии того, что другие будут соблюдать по отношению к нему указанные законы, не соблюдает их сам, тот ищет своей гибели от насилия.

Всякий закон, обязывающий in foro interno, может быть нарушен не только действием, противоречащим закону, но также и действием, находящимся в согласии с ним, в том случае, когда человек считает это действие противоречащим закону. Ибо хотя его действие в этом случае согласно с законом, его намерение, однако, направлено против закона, что является нарушением там, где обязательство лежит in foro interno.

Вечность естественных законов. Естественные законы неизменны и вечны. Ибо несправедливость, неблагодарность, надменность, гордость, криводушие, лицеприятие и остальные пороки никогда не могут стать правомерными, так как никогда не может быть, чтобы война сохраняла жизнь, а мир ее губил.

И легкость их соблюдения. Так как эти самые законы обязывают лишь к желанию и к усилиям, я имею в виду непритворные в неизменные усилия, то их легко соблюдать. Ибо там, где законы требуют лишь соответствующих усилий, тот, кто делает усилия в направлении их выполнения, исполняет их, а тот, кто исполняет закон, справедлив.

Наука об этих законах является истинной моральной философией. И наука об этих законах есть истинная и единственная моральная философия. Ибо моральная философия есть не что иное, как наука о том, что такое добро и зло в поступках и в человеческом обществе. Добро и зло суть имена, обозначающие наши расположения и отвращения, которые различны в зависимости от различий характера, привычек и образа мыслей людей. И разные люди различаются между собой своими суждениями не только в отношении ощущений, именно в отношении того, что приятно и что неприятно вкусу, обонянию, слуху, осязанию и зрению, но также и в отношении того, что сообразно или несообразно с разумом в человеческих действиях. Мало того, тот же самый человек в разное время различен, и в одно время он хвалит, т. е. называет добром, то, что в другое время он хулит и называет злом. Отсюда возникают диспуты, споры и в конце концов война. И поэтому до тех пор, пока человек находится в естественном состоянии (которое есть состояние войны), мерой добра и зла являются его личные влечения. Следовательно, все люди согласны в том, что мир есть добро, и в силу этого добром, т. е. моральными добродетелями, являются также пути или средства к миру, каковы (как я показал ранее) справедливость, признательность, скромность, беспристрастие, прощение и все остальные естественные законы; противоположные же качества суть порок, т. е. зло. Наука же о добродетели и пороке есть моральная философия, и поэтому истинное учение о естественных законах есть истинная моральная философия. Однако, хотя философы-моралисты признают указанные добродетели и пороки, они все же не видят, чем первые хороши; не понимая, что добродетели должны быть прославлены как средства мирной, общительной и удобной жизни, они усматривают все их значение в умеренности страстей, как будто бы не причина, а степень дерзновения составляет мужество или же не причина, а размер дарения составляет щедрость.

Эти предписания разума люди обычно называют законами, что, однако, не соответствует их сущности. Ибо эти предписания суть лишь заключения или теоремы относительно того, что ведет к сохранению и защите людей, между тем как закон в собственном смысле означает предписание того, кто по праву повелевает другими. Однако, если мы рассматриваем эти теоремы как возвещенные Богом, повелевающим по праву всем, тогда они правильно названы законами…»

«… ЧАСТЬ II О ГОСУДАРСТВЕ

ГЛАВА XVII