 |
Как Урал-батыр встретил дочь падишаха Катила
|
|
|
|
Прошло несколько дней, и вот Урал-батыр услышал далекий ропот, словно шумели тысячи и тысячи людей на каком-то большом празднике. Подъехал ближе егет и видит — и вправду собрались здесь толпы людей, все как один — в том самом обличье, в котором всякий появляется на свет. Видно, что собрали здесь людей насильно, потому что никто не бродил по округе, никто не переговаривался, как то бывает на шумных и веселых праздниках, а все стояли в великом страхе, выстроившись в затылок друг другу. Слева стройными рядами стояли женщины, справа — мужчины. Да только не все были голыми в той толпе. Там и сям мелькали люди в странной одежде, в руках у них были большие бичи, которыми они заталкивали обратно тех, кто нарушал строй, били ослушников, догоняли тех, кто хотел убежать, криками и ударами бича возвращали их на место. Но таких было очень и очень мало, большинство стояли в великом страхе и в великом молчании посреди огромной площади.
— Что же могло привести сюда столько людей? — Подумал Урал-батыр. Он уже увидел, что в той толпе все мужчины и женщины не моложе шестнадцати и не старше тридцати пяти лет. — Кто эти стражники? Чью злую волю они исполняют? Неужели это и есть страна падишаха Катила, о которой ему рассказывала старуха?
Он решил выяснить все и не мешкая подошел к людям, что стояли в сторонке. Там-то как раз были и старики, и дети. И были они одеты, как велит обычай и как полагается людям, что отличает их от зверей, не знающих иной одежды, кроме своей шкуры.
Увидев, что к толпе подъехал незнакомый исполин, люди сперва шарахнулись от него, но, видя, что он улыбается и вроде бы не собирается причинять им никакого вреда, они осмелели и придвинулись поближе. Отделился от толпы некий старец, обратился он к батыру с такими словами:
|
|
|
— Юноша мощный, твой вид, твои удивленные взгляды, которые ты бросаешь на толпу, наконец, по льву, на котором ты так горделиво восседаешь, могу ли я предположить, что ты прибыл к нам из чужой страны?
Видя, что юноша обратил на него свой взор, старец продолжил:
— Позволь мне, ничтожному, объяснить тебе, что здесь происходит. В нашей стране есть падишах, как и во всех странах мира. Есть у нашего падишаха приближенные, все они из самых разных родов — есть род, что посильнее и познатнее, есть род, что слабее и беднее. И вот сегодня ты как раз попал на славный праздник, который устраивает наш падишах для своих приближенных в честь матери своей и своего отца, в честь колодца, из которого брали воду, чтобы омыть новорожденного царственного младенца. И сегодня в их честь будут принесены великие жертвы, как установлено в наших краях.
На знамени нашего падишаха ворон изображен, и ты, наверное, обратил внимание, как много вокруг летает этих славных птиц?
Урал батыр огляделся — и вправду вокруг летало так много ворон, что, казалось, здесь воронья свадьба. Еще больше их сидело невдалеке, на небольшом холме. Этот холм был черен от птиц, которые собрались здесь словно на свой вороний сабантуй.
— О да, юноша мощный, именно им будут принесены великие жертвы из нашего народа. Видишь ли ты колодец? Именно туда будут сброшены девушки наши без числа, чтобы потом, когда они умрут, их тела попали на съедение воронам.
А те егеты из разных родов, их ожидает другая участь — каждый год дочь падишаха выбирает себе жениха из их числа. Кто понравится падишаху — тот будет рабом его, будет прислуживать ему во дворце. Остальные будут принесены в жертву богам, которым поклоняется падишах.
Вдруг великий шум прервал речь старика, которой с великим изумлением внимал Урал-батыр. Зазвучали трубы, затрещали трещотки и вот вдалеке показалась царственная процессия. То была дочь падишаха. Она восседала на троне, который несли четыре огромных раба-исполина.
|
|
|
— Слушайте, слушайте! — кричали глашатаи. — Пусть посветлеют ваши лица, пусть радость наполнит ваши сердца! Приближается дочь падишаха! Приближается наша владычица!
И снова забегали стражники, и снова попало плетей тем, кто портил строй, кто не хотел подчиняться.
Медленно двигалась процессия мимо людей. За троном в некотором отдалении шел слуга дочери падишаха, а за ним, тоже в некотором отдалении, шли остальные ее прислужники.
Вдалеке качалась только высокий золотой убор царицы. Вот она подъехала поближе, и все увидели на троне невиданной красоты девушку с глазами, полными огня, в одеянии, равных которому не было на свете. Урал-батыр завороженно смотрел на эту красоту, пока царевна медленно объезжала ряды. Злая гримаса застыла на ее лице, гримаса отвращения — никто не нравился ей из этих посиневших от холода, съежившихся на ветру людей. Вдруг ее взор посветлел — она увидела высокого красивого юношу-исполина, который стоял в толпе, как все, и смотрел на нее восхищенными глазами. Ни слова не говоря, величественным жестом она остановила процессию. Взоры всей толпы обратились к тому, на кого она обратила свое внимание. Молча она ожгла взглядом Урал-батыра и протянула ему золотое яблоко. Ошеломленный ее красотой, потому что вблизи она казалась еще прекрасней, Урал-батыр взял это яблоко. Царевна жестом указала на него своим прислужникам, и процессия двинулась дальше. Теперь ее путь лежал обратно, во дворец.
— Зять! Явился зять падишаха! — возгласили глашатаи. Толпа шарахнулась в сторону от Урал-батыра, вокруг него забегали прислужники, стали хлопать его по плечу, тискать, кричать ему в лицо. Не понравилось такое дело Урал-батыру, отодвинул он слуг, нахмурил брови:
— Что все это значит? Что вам от меня нужно?
— Теперь ты наш зять, — стал говорить один из прислужников. — Идем с нами во дворец, ты стал мужем дочери падишаха. Теперь ты наш повелитель.
Не согласился с этими словами Урал-батыр, сказал спокойно:
— Я приехал к вам издалека. Порядков ваших я не знаю, потому и во дворец не пойду. Посмотрю, чем все это кончится, тогда и решу, как быть. Если захочу — сам могу отыщу эту девушку.
|
|
|
Изумились приближенные царицы, видно было, что такой отказ для них — дело небывалое. Стали они шушукаться, не зная, как поступить. Наконец один из них, тот, что следовал неотступной тенью за дочерью падишаха, побежал во дворец, доложить дочери падишаха.
Шум на площади не утихал. Вдруг еще сильнее загудели трубы, заскрежетали трещотки, и из главных ворот показалась могучая процессия. То выезжал к своему народу падишах Катил.
Шестнадцать рабов везли его трон, несметные ряды воинов окружали его со всех сторон, а сам падишах возвышался над головами, как свирепый медведь в лесу возвышается над зайцами. Медленно двигалась процессия, рабы, которые несли падишаха, уставали быстро — так был тяжел падишах Катил. Их на ходу сменяли другие.
Люди в толпе разом склонили головы и так стояли молча. Никто не мог встретиться взглядом с падишахом Катилом — гневный огонь, который вырывался из его глаз, валил с ног любого.
Урал-батыр с любопытством наблюдал за происходящим, ведь все ему было в новинку. Не мог он взять в толк, почему люди боятся падишаха. Правда, он выше ростом, чем обычные люди. Но зато какой у него смешной живот — он похож на саба — бурдюк, в котором хранят кумыс. С виду он как камень, а тронешь — во все стороны брызжет яркий искрометный кумыс. А ноги — можно подумать, что эти ноги он отнял у слона — такие они большие, и безобразные. А затылок его, жиром налившийся — ведь это мог быть хорошо упитанный кабан, а в кабанах Урал-батыр знал толк.
Падишах тем временем объезжал ряды своих рабов. Время от времени он делал знак рукой, и человека, на которого он указал, вырывали из толпы и уводили — кого направо, кого налево. Кого направо — тот должен был до конца своей жизни быть рабом во дворце, исполнять безумные прихоти падишаха, а кого уводили налево — того принесут в жертву Ворону.
Вдруг зашумели, закричали во дворце, и из ворот выскочила девушка верхом на коне. То была дочь падишаха. Пустив вскачь своего коня, она мчалась напрямик, не обращая внимания на крики тех несчастных, кто попадал под копыта. Все лицо ее было искажено гневом. Волосы развевались по ветру, платье было застегнуто не на все крючки и развевалось вслед за ней.
|
|
|
Резко осадив коня возле Урал-батыра, она стремительно наклонила к нему лицо, пылающее гневом:
— Кто ты такой, что посмел оскорбить Меня? Я выбрала тебя в мужья, подарила тебе священное яблоко, а ты отказался прийти во дворец! Ты покрыл тьмой мое лицо, ты опозорил меня перед рабами!
Наконец и падишах увидел, что вокруг творится что-то небывалое. Он подал знак и его поднесли поближе. Прислужники уже шептали на ухо, что случилось, почему его дочь в таком ужасном гневе. Узнав обо всем, падишах тоже пришел в ярость, так что даже спрыгнул со своего трона и встал во весь рост перед Урал-батыром.
— Какого ты рода, егет, что смеешь отказывать моей дочери? — прогремел-пронесся над площадью его вопрос. Люди в ужасе закрывали лица руками, так пугал их самый голос падишаха.
Видя, что незнакомый юноша выдержал взгляд его огненных глаз, не испугался его речи, не пал на землю, как его подданные, падишах продолжил:
— Знай, егет, что о роде моем, обо мне — падишахе Катиле слава идет по всей земле. Знают обо не только люди, не только птицы и звери, знают обо мне даже мертвецы в своих тесных могилах.
Дочь моя приказал тебе идти во дворец. Почему ты отказываешься сделать это? Почему раздумываешь? Никто в моей стране не имеет права нарушать мои законы.
Не поддался угрозам Урал-батыр, смело глянул в лицо падишаху:
— Я не знаю тебя и твоего обычая резать людей, как скот. Нигде на земле, а странствуя я уже давно, не приходилось мне видеть такого обычая. Я — тот, кто ищет Смерть, чтобы убить Ее. Я не страшусь Ее и никого, даже птенца, не отдам Ей на съедение. А что касается твоих обычаев, то, когда я узнаю их все, я скажу тебе, что я об этом думаю.
Понял тут падишах, что перед ним человек из чужой страны, человек, которого ему видеть еще не приходилось. Мало ли кем может оказаться этот безумец, подумал он и обратился к дочери:
— Дочь моя, видишь, этот человек не в своем уме. Мало ли шляется по свету безумцев? Иди во дворец, забудь про свои печали, мы найдем тебе развлечение по нраву.
Шепот пробежал по рядам приближенных, никто из них не хотел, чтобы кто-то безродный становился зятем падишаха.
— А вы что стоите? — излил свой гнев на прислужников Катил-падишах. — Быстрее бросайте в огонь тех, кто предназначен огню, топите тех, кто смерть свою должен найти в пучине. Пошевеливайтесь!
— И он воссел на трон, величественный в своем гневе.
|
|
|
Тогда Урал-батыр, разметав прислужников, смело вырвался вперед. Громом прогремели его слова, обращенные ко всем, кто собрался на площади:
— Родился я на свет для того, чтобы смерть победить, найти Живой родник, людей от смерти спасти и воскресить мертвых. Не дам я тебе, кровожадный падишах, вершить свои дела! Развяжите руки рабам, развяжите руки девушкам. Прислужники, прочь с моего пути!
Катил размышлял недолго, ярость захлестнула его, и он подал знак поросшей шерстью ручищей. Тогда из ворот дворца появились четыре исполина, огромных словно дивы, поросших шерстью, как звери. Земля дрожала под шагами их, свет затуманивался от их движения.
— Закуйте этого егета в кандалы и приведите ко мне, — закричал падишах вне себя от ярости. — Если Смерти ищет он, покажите ему смерть!
— Стойте, — воскликнул Урал-батыр, обращаясь к тем батырам. — Я не хочу убивать вас. Но я знаю, что вы ни за что не склонитесь предо мной, пока не испытаете мою силу. Так вот — есть ли у вас такой сильный зверь, которого вы не можете победить? Я сражусь с ним, тогда мы и посмотрим, кто здесь сильнее.
Батыры переглянулись и захохотали. Они решили, что Урал-батыр струсил. Захохотал и падишах. Он подумал, что так даже будет лучше — если непокорного победит животное, а не люди. Тогда скажут — сама природа отвергает этого безумца, восставшего против падишаха Катила!
— Приведите, приведите сюда быка, — взревел он голосом слоновьим, — моего быка, того быка, что поддерживает мой дворец.
Услышав об этом, люди перепугались, пожалели они Урал-батыра. «Пропадет, пропадет егет ни за что», — шелестело в толпе. Услышала об этом и непреклонная, гордая дочь падишаха. Тогда склонилась она перед отцом.
— Остановись, прошу тебя, — быстро-быстро заговорила она. — Ведь ты же сам разрешил мне выбрать жениха, ты сам дал мне это разрешение, на то было твое позволение. И вот я выбрала себе егета в женихи, а ты что делаешь? Ты отнимаешь его у меня. А ведь я даже не перемолвилась с ним одним словечком. Не губи его!
Мрачно, мрачно взглянул падишах Катил на свою дочь, но отвечать ей не стал. Он подал знак, и ее увели прочь.
Земля содрогнулась раз, и другой, и вот на площадь перед дворцом выскочил бык, огромный, словно гора, ужасный в своем гневе, словно тысяча змей. Слюна летела во все стороны от его морды, и там, куда она попадала, загоралась земля, куда ступала его копыто — оставалась яма, словно два землекопа усердно рыли весь день.
Остановился он по знаку своего повелителя падишаха Катила, голову перед ним склонил, стал водить ей из стороны в сторону, обнажив страшный клык во рту. На пустой площади стоял перед ним Урал-батыр, не склонил он головы перед чудищем.
— Так это ты, егет, потревожил мой сон, ты лишил меня радости от общения с моими прекрасными коровами? Нет, я тебя не брошу на земле, нет. Ты сгниешь на моих рогах, ты будешь висеть на них, пока ветер не развеет твой прах, — бешено загудел бык, и огромные его рога, прямые, словно копья, огромные, словно бревна, двигались из стороны в сторону.
И тогда ответил Урал-батыр тому быку, сказал так:
— И я обещаю тебе, великий бык, что я не стану тебя губить. Я докажу тебе, что человек сильнее всех на свете, и тогда не только ты, но и все племя твое на веки вечные станет рабом человека.
Рассвирепел от этих слов бык, бросился он на Урал-батыра, взрывая землю копытами. Хотел он поднять егета на рога, подбросить вверх, чтобы потом поймать его тело, нанизать на рога словно на вертел. Но не тут-то было, изловчился Урал-батыр, ухватился он быка за рога и пригнул его голову к земле.
Стал бык вырваться из рук батыра, в землю по колено ушел от натуги, черная кровь потекла из его пасти, и выпал из нее огромный клык. Обессилел бык и рухнул на землю.
Увидев это, все растерялись. Никогда такого не было, чтобы кто-то мог победить огромного черного быка. А Урал-батыр сдержал свое слово. Ухватив за рога, вытащил он быка и с грохотом поставил на землю. От этого удара раскололись копыта быка, треснули пополам, в трещины те забился песок, смешавшийся с кровью.
Сказал тогда Урал вещие слова:
— Рога твои, что согнул я в честном бою — останутся согнутыми навсегда, в пасти твоей щербатой никогда больше не будет расти острый клык, копыта твои раздвоенные останутся таковыми навсегда, пока существует на земле твой род. Испытал ты силу человека, понял, что слаб перед человеком. Теперь будешь служить ему до скончания веков. Не смей больше грозить человеку!
Падишах, увидев, как дело обернулось, кивнул своим батырам. И так велик был страх перед ним, что батыры вышли к Уралу. Надеялись они еще и на то, что теперь, после битвы с быком, ослабел Урал, и сил у него поубавилось.
— Когда умрешь ты в наших руках, в какую сторону бросить твое тело? — спросил тогда один из батыров, самый главный над ними.
Не устрашился их силы Урал-батыр, смело вышел вперед.
— Я — тот, кто ищет Смерть, чтобы победить ее! — воскликнул он. — Испытайте мою силу, и, если я умру на ваших руках, тело мое отдайте льву. А если у вас хватит сил, тогда забросьте меня в Живой Родник.
Но ответьте и мне — если вы попадете в мои руки, и ваши тела затрепещут, словно мотыльки ночною порой возле огня, в какую сторону забросить ваши тела? Где искать мне ваши тела, растертые в муку, когда вернусь я с Живой водой оживлять мертвецов?
Расхохотались батыры, нелепой показалась им мысль, что Урал батыр победит их всех.
— Ну что же, — протянул самый главный сквозь смех. — Если уж действительно ты нас победишь, тогда брось наши тела в ноги падишаху и его приближенным.
Пока один из них говорил, остальные окружили Урал-батыра со всех сторон и по знаку предводителя бросились на него. Вчетвером пытались они его повалить, но егет отбросил одного, потом другого, а затем уже и двух оставшихся. Высоко взлетели в небо батыры падишаха, и вот упали они на землю, так что задрожала она от могучего удара. Предводитель батыров упал возле падишаха, а остальные — возле приближенных его. Так нашли свою смерть батыры, что служили темной силе, и тела их превратились в грязную жижу.
Тогда все рабы, что стояли связанными и ждали своей смерти, поняли, что жизнь их оборвется не сегодня. Бросились они к Урал-батыру, окружили его со всех сторон, стали возглашать ему здравицу. Прислужники и сам падишах бросились врассыпную, пытаясь убежать от народного гнева, и многим из них удалось это сделать. Скрылись они, словно крысы во тьме ночной, чтобы найти себе приют более надежный, чем страна падишаха Катила, которого победил Урал-батыр. А куда пропал сам падишах — так и осталось неизвестным.
С толпой людей вошел Урал-батыр во дворец, объявил он, что теперь никто не сможет притеснять людей, приносить их в жертву. Объявил он и о том, что все теперь стали свободны.
— А теперь прощайте, люди, — сказал он. — Я — батыр, который ищет Смерть, чтобы победить ее. Мне надо идти.
Растерялся тогда народ, не зная, что ответить батыру. Никто не хотел, чтобы он уходил. Тогда из толпы вынесли на руках самого старого среди людей человека, который еще помнил вольные дни перед приходом падишаха Катила.
Приблизился он к Урал-батыру, поднял слабую руку, и, когда шум стих, он тихо сказал, обращаясь к Уралу и ко всем людям:
— Приветствую тебя, достойный юноша! Ты, оказывается из егетов егет, их храбрецов храбрец! Твоя опора — в сердце твоем, но есть, оказывается, и жалость в сердце твоем. Ты нас пожалел, ты освободил нас от страшного гнета, ты победитель. Но есть еще человек, который помог тебе в этой битве. Это она вызвала гнев падишаха, она столкнула тебя с ним и тем принесла нам свободу и счастье. Это дочь падишаха. Она полюбила тебя и потому взбунтовалась против своего отца. Женись на ней, егет, останься с нами, егет. Будь нашим повелителем!
И по знаку его весь народ стал славить Урал-батыра и дочь падишаха, желая им здоровья и счастливой жизни.
Видя всеобщее ликование, увидев вблизи ту девушку, которая что красоты была неописуемой, решил Урал-батыр жениться на ней и остаться в этой стране хотя бы ненадолго. И начался тогда пир на весь мир, и семь дней и семь ночей праздновал народ эту свадьбу, которая стала символом их освобождения от падишаха Катила.
|
|
|
