 |
21. Аптека Амура
|
|
|
|
Кто намерен безумие исправить благоразумием, обречен на неудачу. Безумие лечится только безумием.
Хиппель
Перед Рождеством Феофан и оба сына священника приехали домой на каникулы.
Сначала Феофан старался держаться подальше от красивой тетушки, он только тогда отваживался смотреть в ее сторону, когда та была занята другими, но едва их взгляды встречались, сконфуженно отворачивался. Настроение у него было хуже некуда. Феофан отчаянно скучал, и в то же время жаждал услышать доброе слово Зиновии, поймать любезную улыбку на ее алых губах. Единственным утешением для него стала верховая лошадь. Он часами скакал по снегу в метель и ветер, чтобы затем усталым воротиться домой и играть в домино со старенькой двоюродной бабушкой.
В конце концов Зиновия почувствовала к нему сострадание, поэтому однажды утром, едва он вскочил на лошадь, она высунула голову в окно и позвала его. Феофан тотчас же спрыгнул на землю и стрелой взлетел по лестнице. Зиновия, живописно раскинувшаяся на диване в голубом шелковом капоте, приветствовала его улыбкой, не лишенной ехидства.
— Ты простила меня? — спросил он, осыпая поцелуями ее руки.
— И да, и нет, — молвила она. — То есть я больше не сержусь, но я запрещаю тебе всякую фамильярность и, прежде всего, ревность.
— Я согласен на все, — запинаясь, пролепетал Феофан, — только будь снова милостива.
— Первым делом выслушай мои наставления, — продолжала она, — к милостям я пока не готова. Наталья видела тебя в тот вечер, и это скверно, потому что если она не враг мне уже сейчас, то наверняка вскоре им станет. И мне мало того, чтобы впредь ты был осторожен, когда смотришь на меня или со мной говоришь, — ты должен вдобавок самым недвусмысленным образом поухаживать за другой.
|
|
|
— Понимаю.
— Ты начнешь прямо сегодня.
— И кто же та красавица, которую ты выбрала для этой мистификации?
— Алена.
— Эта простоватая сельская девушка?
— Алена очень симпатичная.
— Может быть, но мне она не нравится.
— Об этом я тебя не спрашиваю! — воскликнула Зиновия и метнула на него взгляд, в котором сосредоточилась вся свирепо-сладостная власть женщины. — У тебя в такой ситуации вообще не может быть своего мнения. Я считаю Алену подходящей кандидатурой, и для тебя этого должно быть достаточно. Ты повинуешься или не хочешь?
— Хорошо, я буду за ней ухаживать.
— Ты сейчас же отправишься верхом в дом священника, и не возвращайся ко мне до тех пор, пока не завоюешь хотя бы один поцелуй Алены.
С этими словами она поднялась с дивана и проводила племянника. Она держала его за руку. Озорно пританцовывая, точно ребенок, погладила его лошадь и еще напутственно кивнула ему, когда он выезжал со двора.
«Как же легко управлять мужчинами, — подумала она, неспешно возвращаясь к себе в горницу, — сегодня он еще пылает страстью ко мне, а завтра, глядишь, уже запутается в золотистых силках Алениных волос. Амур, бесспорно, гомеопат, он врачует влюбленность влюбленностью, а безумие — другим безумием».
Феофан поскакал к усадьбе священника не прямой дорогой, а в объезд, через лес. Он и сам, собственно, не мог бы вразумительно объяснить себе, зачем выбрал окольный путь. И еще меньше — почему не въехал, как обычно, прямо во двор, а сначала, подобно коршуну, покружил вокруг церкви и дома и только затем спешился возле хаты церковного певчего и здесь в полуразвалившемся стойле привязал лошадь. Увязая в глубоком снегу, он осторожно, словно проводил военную разведку, двинулся дальше, с усилием открыл садовую калитку и, обогнув амбар, подошел к каменной стене дома. Никто его не видел, кроме старого цепного пса, да и тот лишь приветливо оскалился и завилял хвостом.
|
|
|
Из прачечной вырывался пар, оттуда доносились разнообразные звуки: шипение горячей воды, шорох белья в кадке, монотонные удары деревянного валка и веселый дуэт двух звонких женских голосов. Феофан прислушался. Это была Алена, разговаривающая со служанкой священника. Молодой человек отворил дверь и оказался в облаках густого пара, среди которых подобно теням преисподней двигались две крепкие девичьи фигуры.
— Что вам здесь нужно, господин Менев? — крикнула Алена, приостановив работу и уперев левую руку в бок. Одетая в груботканую сорочку и крестьянский корсаж, в белой косынке, из-под которой выбивались тяжелые светло-русые волосы, девушка приоткрыла рот, сверкнув двумя рядами драгоценных жемчужин, и в этот момент чрезвычайно понравилась незваному гостю. Он доверчиво приблизился к ней и сказал:
— Мне просто захотелось посмотреть, что вы делаете.
— Это не зрелище для молодых господ! — воскликнула она. — Вы нам мешаете, уходите же, мне стыдно стоять перед вами в таком виде.
— Почему же, Алена? Вы выглядите прелестно…
— Лучше не задерживайте меня, — быстро возразила она, — иначе мы и вас выстираем.
Обе девушки залились громким, грубым смехом, который, как ни странно, Феофану очень понравился.
— Какая вы сегодня задорная, Алена, — влюбленно проговорил он и двинулся к ней.
— Не подходите ко мне слишком близко! — воскликнула она, всплеснув руками. — Я мокрая, как губка.
— Я все же отважусь, — пробормотал он, — уж больно вы симпатичная…
Она брызнула ему в лицо водой, но это ее не спасло. В следующую секунду Феофан обнял Алену и поцеловал в губы. Девушка молча это стерпела.
— Безобразие! — только и пролепетала она, а затем, с наигранной яростью зачерпнув мыльной пены, окропила его с головы до ног. Теперь он со смехом отпрянул. Это придало ей смелости, она схватила мокрое полотенце и принялась охаживать им Феофана, а потом победно прогнала во двор.
Когда он, уже стоя снаружи, промокал себя носовым платком, Алена открыла окно.
— Уж если вы, дерзкий человек, украли у меня поцелуй, — крикнула она, — то в следующий раз, по крайней мере, привезите мне книги! Я у вас видела замечательные истории.
|
|
|
По возвращении Феофана в Михайловку Зиновия сразу спросила:
— Ты поцеловал ее?
— Трижды, тетя.
— О! Ты прекрасный ученик!
Назавтра, во второй половине дня, Феофан опять поскакал в усадьбу священника. Бог Амур проявил к нему благосклонность, посеяв раздор между двумя супругами-крестьянами, которые теперь в канцелярии церковного прихода упрямо сопротивлялись попыткам Февадии их примирить. Священник же, присутствовавший при этом, сидя в кресле, сосредоточенно изучал карту звездного неба. Данила с Василием отправились в близлежащий лес, чтобы пострелять волков или лисиц — с одним ружьем на двоих, поскольку другого огнестрельного оружия в доме не было. Феофан застал Алену в кухне. Она раскраснелась, стоя у печи и помешивая на большой сковороде квашеную капусту.
— Вы опять явились? — проговорила она, насмешливо поднимая уголки губ.
— Я принес вам книги.
— Очень обязана. — Алена взяла их и спрятала в кухонный шкаф. — Но вы ведь прибыли сюда не для этого.
— Вы удивительно проницательны, — заметил Феофан. — Разумеется, я приехал ради вас.
— Стало быть, теперь вы, видимо, хотите познакомиться с черпаком! — весело воскликнула она.
— Если я удостоюсь вашего поцелуя, можете угостить меня хоть метлой.
— Что это вы себе вообразили, господин Менев? — ответила Алена. — До сей поры вы меня в упор не замечали, а теперь так нежданно-негаданно…
— До сей поры вы, Алена, еще были ребенком, а теперь вы красивая женщина.
Она залилась ярким румянцем и молча склонилась над плитой, а Феофан подошел к ней сзади и тихонько поцеловал в затылок. Алена восприняла это спокойно.
— Теперь вы довольны?
— Да.
— Тогда уходите, иначе тетушка меня выбранит.
Она проговорила это, не глядя на юношу, и, лишь когда он уже стоял у порога, бросила в его сторону мимолетный, но ласковый взгляд.
Вечером священник с женой и сыновьями пожаловали в Михайловское поместье.
— А где Алена? — поинтересовалась Зиновия.
— Она занимается изготовлением рождественских яслей, — ответила Февадия.
|
|
|
Феофан незаметно выскользнул на улицу и пешком поспешил в церковную усадьбу. Во дворе он увидел служанку, которая начищала ваксой огромные сапоги священника.
— Барышня у себя в комнате, — сказала она, — а больше здесь сейчас никого.
Феофан миновал сени и без стука вошел в светелку, где за большим столом сидела Алена и как раз золотила звезду, которая должна была парить над яслями.
— Я знала, что вы придете, — спокойно и решительно произнесла она. — И так даже лучше: мы сможем объясниться без помех.
Феофан присел на сундук, стоявший возле стола, и взял ее руку.
— Мне для работы нужны обе руки, — сказала она.
— Давайте все же сперва поговорим.
— Хорошо. Итак, чего вы добиваетесь? Вы доставите мне неприятности, если будете продолжать в том же духе. Шутите свои шутки с какой-нибудь другой девушкой.
— Для меня это серьезно, Алена, — пробормотал он. — Я люблю вас, люблю всем сердцем.
— Красивые слова.
— Я говорю правду, и если вы не можете быть добры ко мне, то лучше скажите сразу, не мучьте меня напрасно.
Алена посмотрела на него и потом опустила голову на нежно вздымающуюся грудь.
— Мне уйти?
Она не проронила ни слова.
— Вы меня ненавидите?
— Вовсе нет.
— Но ваше сердце, верно, принадлежит другому.
— И это не так.
Он медленно поднялся, привлек ее к себе и поцеловал, и она в этом поцелуе отдала ему всю свою бесхитростную и добрую душу.
— Однако вам не следует сюда приходить.
— Где же еще я могу вас увидеть?
— В Михайловке или у старушки Фабрицовой.
Феофан опустился перед ней на колено.
— К чему эта поза, — сказала Алена, — разве я молодая графиня? Будьте ж благоразумны.
Но поскольку он не хотел быть благоразумным, в ней внезапно проснулось все ее озорство. И прежде чем он догадался о ее намерении, она мазнула его кистью с золотой краской по носу. Нос теперь блестел, точно орех на рождественской елке, а Алена громко и по-детски непосредственно хохотала.
— Ну, хватит, — сказала она, насмеявшись, — у нас есть и другие вещи для золочения, кроме вашего носа. Помогите же мне. За дело!
Феофан подсел к столу и помог ей оклеить мхом и посыпать золотым песком сотворенные из мягкой бумаги горы, прикрепить звезду и ангела, который принес пастухам благую весть, расставить овец вокруг источника, сделанного из осколка зеркала, и эффектно расположить трех святых волхвов с их свитой, слонами и верблюдами.
— Вы уже успели что-нибудь прочитать из тех книг, которые я вам принес? — между делом спросил он.
— Да, я прочла первый том «Парижских тайн».
— И что вы по этому поводу скажете?
|
|
|
— Я полагаю, своими книгами вы совершенно вскружите мне голову.
Когда Февадия воротилась домой, Алена все еще сидела перед яслями, однако строгая правительница церковной усадьбы тотчас заметила, что ее племянница чем-то смущена.
— Здесь был кто-то? — начала она допрос.
— Никого.
— Почему же ты покраснела, когда я вошла?
— Не знаю.
— Или ты тайком лакомилась?
— Нет, я этого не делала.
Февадия обшарила карманы Алены.
— А ну-ка, встань, — сказала она наконец.
— Зачем же?
Алена затрепетала, но это не помогло. Могучим рывком Февадия приподняла ее и к своему изумлению обнаружила, что племянница сидела на книге.
— «Парижские тайны». Кто тебе это дал?
— Наталья.
— Гм, а где же первый том?
— Вот.
Алена достала и его.
— Это книга не для тебя, — решила Февадия и конфисковала роман. Но к тому моменту, когда попадья в большом белом чепце уже лежала в постели, любопытство пересилило-таки праведное негодование. Она взяла с ночного столика книгу и для начала принялась ее перелистывать.
— Что за сумасшедшие вещи пишут эти французы! — бормотала она. Однако «сумасшедшая вещь» мало-помалу, точно раскаленными щипцами, захватила ее — обычно такую хладнокровную и трезвую женщину. В конце концов, открыв первую страницу, она погрузилась в чтение. И читала до тех пор, пока бледный свет утренней зари сквозь занавески не проник в комнату.
На следующий вечер Феофан поджидал Алену в хате старушки Фабрицовой. Девушка ухаживала за бедной старушкой, когда у той поднималась температура, и, кроме того, при любой возможности чем-нибудь ее одаривала. Вполне естественно, что крестьянка, не имевшая ни мужа, ни детей, ни родственников, была слепо ей предана.
— Барышня вышивает у меня домашние туфли для господина священника, по случаю предстоящего Рождества, а сумочка для милостивой госпожи попадьи уже готова. Замечательно, когда знаешь толк в таком рукоделии! — со вздохом проговорила она и затем занялась своей кошкой.
А Феофан, исполненный приятного беспокойства, все выглядывал в маленькое оконце на улицу, пока не увидел Алену в длиннополом овчинном тулупе и в высоких мужских сапогах, пробирающуюся по глубоким сугробам в сторону хаты.
|
|
|
