 |
Эрих Мария Ремарк из Порто‑Ронко, Парижа, Антиба или Беверли‑Хиллз (после сентября 1937 г.)
|
|
|
|
Эрих Мария Ремарк из Порто‑ Ронко, Парижа, Антиба или Беверли‑ Хиллз (после сентября 1937 г. )
Марлен Дитрих
MDC 2b
Лотосы – цветы слов и забытья…
Эрих Мария Ремарк из Парижа (после 07. 12. 1937)
Марлен Дитрих в Беверли‑ Хиллз, отель «Беверли Уилшир».
[Штамп на бумаге: «Отель „Пренс де Галль“»] MDC 309–311
Маленькая гнездная птица, я все‑ таки здесь с моим ишиасом, похожим на кобру: он почти что неуязвим. Чем на него ни напустишься: жарой, уколами, короткими волнами – он только расцветает от этого. Черт его знает, что Юпитер, покровитель детей, родившихся под знаком Стрельца, замыслил на мой счет. Может быть, он хочет с помощью страданий очистить меня, а сгибая в бараний рог – распрямить. Должна же быть от этого какая‑ то польза; а если нет никакой, то хотя бы для приумножения внутреннего богатства.
Любимая, ты ведь сентиментальна, – мне как раз вспомнилось, что это письмо придет к тебе примерно на Рождество; из всех праздников, которые мы празднуем, этому больше всех присущи ирония, насмешка.
Для меня он всегда был тождествен несварению желудка; хотя моей детской мечте – получить в подарок плитку шоколада метровой длины и толщиной двадцать сантиметров – никогда не суждено было исполниться (а когда я уже мог купить себе такую, все удовольствие от этой мысли пропало – вот как бывает с мечтами), тем не менее, угостившись Spekulatius'ом[7], марципанами, апельсинами, фигами, заливным из свежезаколотого поросенка, луковками (маленькими, маринованными), тушенным в уксусе жарким и пудингом, я сумел поставить желудок на колени. Все зависит от того, с какой быстротой ешь.
Послушай, ты, самая маленькая и самая мягкая из гнездящихся птиц, которую слишком рано вышвырнули из гнезда, не зажигай никакие кедровые палочки, или что там у вас в Голливуде принято, может быть даже, какие‑ нибудь кактусы, а обратись‑ ка сразу к коньячной бутылке. Не перебирай, но выпей подряд три добрые рюмочки – одну за себя, одну за меня и еще одну за нас. Это граничит с безумием, это маленькое чудо, что нас прибило друг к другу, как зерно к зерну, ведь мы оба делаем все для того, чтобы этого не случилось. Боже, всего год назад – лучше не думать об этом! – я тебя еще не знал. Но поверь мне, это вовсе не дурацкая поговорка: я и впрямь семь лет[8] ощущал тебя у себя под кожей и не хотел этого, и хотел забыть об этом, и забыл, и знал тем не менее, что никогда не смогу забыть об этом совсем.
|
|
|
Милая, любимая, позавчера я опять встретился с Джефом Кесселем[9], с ним происходит примерно то же, что обычно делается с людьми, только с коньяком это получается быстрее. Он погибает. И Йозеф Рот[10] погибает. Многие погибают. А я – я тоже погибаю? Или таинственный Сатурн, который должен охранять меня, а на самом деле обычно все разрушает, бросил мне вызов? Полагаю, да. У меня опять стало появляться ощущение переполненности, стремление излиться, а не только чувство пустынной дали.
Однако твой день рождения – он как будто 27‑ го – я отпраздную, любимая, дарованная мне! И не разными крепкими напитками до одури – нет, я вылью в озеро лучшую бутылку вина из тех, что найду в своем погребе, и прошепчу множество заклинаний – мне известны некоторые – за тебя, за себя и за нас обоих…
Ну, вот, приближается врач со шприцем и прочей ерундой – будь счастлива, любимая – привет тебе, привет, любимая моя, и никогда не покидай меня, это разорвет меня на части…
Эрих Мария Ремарк из Парижа (после 07. 12. 1937)
Марлен Дитрих в Беверли‑ Хиллз, отель «Беверли Уилшир»
[Штамп на бумаге: «Отель „Пренс де Галль“»]
|
|
|
Ангел мой – я с карандашом в постели, – вот ужас! Я уже несколько дней лежу, не поднимаясь, – разгулялся мучительнейший ишиас, при котором даже о том, чтобы поковылять, и речи нет, и что‑ то странное происходит с сердцем, и, вообще, давление чересчур упало, пульс очень медленный, кровь не циркулирует как следует и прочая дребедень. Похоже, все хуже, чем я думаю. Но это не помешает мне 23‑ го отбыть отсюда, пусть и на носилках. Мне надоело лежать в гостиничной постели. Хочу обратно к моим собакам.
Не тревожься, как‑ нибудь выкарабкаюсь.
Но о тебе я действительно знаю слишком мало. Ты исчезла, время от времени в мой дом залетает телеграмма от тебя. Вообще, это мне присуще исчезать, а потом время от времени звонить по телефону или посылать телеграммы. Может быть, с тобой я расплачиваюсь за провинности многих жизней.
Неси свою ношу с достоинством, старина.
Это письмо попадет к тебе примерно около Нового года. Вообще‑ то ужасно писать письма наугад, в какую‑ то неизвестность…
Вспоминай обо мне по чуть‑ чуть. Это было бы хорошо.
Давай загадаем на будущий год. Чтобы нам быть вместе.
В какой‑ то газете писали, будто в январе ты приедешь в Венецию, чтобы между делом сняться в некоем фильме.
Это наверняка неправда.
Мне что‑ то взгрустнулось.
И еще я устал.
Опять сходит ноготь, третий по счету.
Говорят, это не к добру.
Но я прорвусь.
Бог только помахал мне рукой. Он не грозит.
Я ведь из его любимейших детей.
Любимая! Сейчас я иногда слышу твой голос во сне. Раньше ты всегда была в дальней дали.
Я тебя очень люблю.
|
|
|
