 |
ГЛАВА XIV. СОН И СНОВИДЕНИЯ
|
|
|
|
ГЛАВА XIV
СОН И СНОВИДЕНИЯ
Вы скажете — слишком уж далеко уклонился он от темы книги, посвященной детскому сознанию. Но вам это только кажется. Ведь на самом деле я не переставал писать о детском сознании. Просто мне необходимо было отвалить каменную глыбу научной космологии от входа в могилу, в которой насильно держат это сознание.
Итак, дорогие читатели, к Какому выводу мы пришли? Прежде всего, мы установили, что мы сами являемся ключом к нашему собственному космосу. Живые индивиды всегда, от начала времен, были ключом к своему собственному космосу и останутся таковыми до скончания времен.
Что касается жизни, то она зарождалась не из энергии и материи и развивалась не путем эволюции. Никакой эволюции не было, да и быть не могло. Есть только развитие конкретного индивида. Человек был человеком с самой первой частички протоплазмы, являвшейся и до сих пор являющейся истоком его собственной индивидуальности. Что до истока, то о нем я знаю не слишком много. Знаю только, что исток лишь один и представляет он собой индивидуальную душу. И эта индивидуальная душа, этот исток всего сущего, сама, как это ни парадоксально, истока не имеет. Так что время — дело опыта, а точнее, личного ощущения каждого из живущих, и ничего более этого, а вечность — просто выверт ума. Но несомненно то, что каждая живая частичка — даже амеба или тритон — обладает своей собственной, индивидуальной душой.
У каждого из нас есть своя собственная планета. Наше собственное индивидуальное бытие — это наша собственная единственная реальность. Но единственная реальность индивидуального бытия динамически и непосредственно поляризована по отношению к центру Земли, являющемуся негативным центром, общим для всех земных существ. Это тот центр, который при жизни мы попираем ногами и который притягивает нас после смерти. Ибо поскольку наше индивидуальное бытие позитивно, нам необходим негативный полюс, от которого мы могли бы отталкиваться. А когда наше позитивное индивидуальное бытие прерывается, когда мы умираем, наш индивидуальный центр гравитации притягивается к центру гравитации Земли.
|
|
|
Вот на каком мы находимся свете, мы, индивиды, рожденные жизнью, но уравновешенные и поляризованные совокупным центром материальной Земли, земным ядром, нашим мощным, нашим общим центром-ключом.
Возможно существование и других живых индивидов, принадлежащих к другим мирам; индивидов, поляризованных по отношению к центрам своих собственных планет. Но самое святое в моей собственной индивидуальности не позволяет мне поставить ту чистую индивидуальность, которая всецело принадлежит каждому из них, выше моей собственной индивидуальности.
Если же, однако, и на самом деле существуют другие люди, с их собственным миром, с их собственной землей под ногами, тогда я считаю себя вправе сказать, что все мы, включая этих инопланетных людей, обретаем нашу бесконечную идентичность в Солнце. Ибо в круговороте смерти мы все проходим один и тот же огненный путь через одно и то же светило. А могут ли споры душ проникать через Солнце в иные миры? Могут ли другие космические миры рассеивать свое семя посредством вихрей Солнца, не поддающихся никаким законам? Нет ли в моих венах марсианского семени? И разве астрология — не полный бред?
Но если Солнце — центр нашего бесконечного единения в смерти со всеми другими отлетевшими от умерших тел душами космоса; если на огромной узловой станции Солнца мы встречаемся с ними, и перемешиваемся, и совершаем пересадки с одного межзвездного поезда на другой, — то не должны ли мы, в таком случае, заключить, что подобным же местом встречи мертвых душ является и Луна? Наверняка она представляет собой место встречи холодных, омертвелых, ненавидящих душ. Но только с одной планеты — нашей Земли.
|
|
|
Луна — это космический центр нашей земной индивидуальности. Декларация нашего независимого существования. Если бы не отрезвляющий, холодный свет Луны, Земля давно бы уже слилась с Солнцем. Луна, одна лишь Луна удерживает Землю от утраты своего собственного, земного «я», от утраты возможности пребывания в качестве отдельного космического тела. Луна — центр отталкивания, центр решительного сохранения своей отдельности. Она упрямо стоит к нам спиной, отказываясь «встречаться» с нами и «перемешиваться». Она все льет и льет свой белый холодный свет — свет отдельного, независимого существования. Она все пылает и пылает своим белым, холодным и гордым пламенем — пламенем грозного, пугающего отторжения. И это отторгнутое пламя состоит преимущественно из материи воды, которая отчаянно сопротивляется соединению и сгоранию в солнечном хаосе. К чистому полюсу Луны влекутся океанские воды нашей Вселенной. И эти воды, излучающие мощную невидимую энергию, определяют полярность Луны и являются лунным ключом.
Жизнью Вселенной руководят три великие силы, строго индивидуальные и в то же время поглощающие все физические, равно как и витальные, силы. Кроме того, ее основу составляют два великих, разно заряженных полюса — Солнце и Луна. Энергию Солнца составляют тепло, сила расширения и любые другие силы этой же категории. Энергию Луны составляют гравитация, электричество, магнетизм, радиоактивность и другие силы, природа которых так или иначе связана с водой.
Луна является полюсом всей нашей ночной деятельности — точно так же, как Солнце является полюсом всей нашей дневной деятельности. Не следует забывать, что Солнце и Луна — не что иное, как частички индивидуальной жизни. Когда индивид умирает, он, ввиду своей дуальной полярности, устремляет часть своей души, одно из своих крыльев, — направо, к Солнцу, а другую часть, другое свое крыло, — налево, к Луне. Тем же, что остается, своей телесной оболочкой, он припадает к земле. Душа умершего человека разделяется в смерти, тогда как в жизни, в своей первой зародышевой клетке, она соединялась из двух клеток в одну. Она разделяется на два темных зародыша смерти, отлетающих в космос, — солнечный и лунный. А материальное тело уходит в землю. Таким образом и получается та космическая Вселенная, которую мы с вами знаем.
|
|
|
Каковы взаимоотношения душ в царстве смерти — этого мы никогда не узнаем. И все же, по крайней мере частично, эти взаимоотношения существуют между нами еще при жизни. Существует чистая полярность между жизнью и смертью, между живым и мертвым, между каждым живым индивидом и внешним космосом. Между центром Земли и живыми индивидами происходит ни на миг не прекращающаяся циркуляция магнетизма. Эта циркуляция, этот магнитный поток поднимается в каждом из нас вверх направо, а затем по левой стороне тела опускается вниз, стремясь к центру Земли. Циркуляция эта не прекращается ни на миг. Но когда мы бодрствуем, она подчинена и подконтрольна нашему тотальному сознанию, то есть индивидуальному сознанию, или душе, или внутреннему «я». А когда мы спим, наше индивидуальное сознание временно «отключается», и мы оказываемся в полной власти циркуляции земного магнетизма, или гравитации, или того и другого — циркуляции от центра Земли. Эта циркуляция производит во всех наших тканях эффект пробуждения, или, точнее говоря, восстановления нашего духа из прошлого. Ибо всякий раз, как мы ложимся спать, в нас пробуждается этот дух, пребывающий в днях нашего прошлого. Когда мы спим, наша телесная оболочка как бы временно отмирает, и в нас бродят потоки земной циркуляции, мощной активной циркуляции временной смерти.
Когда мы спим, эти потоки растекаются и вспыхивают в нас независимо от нашей воли, подобно тому как независимо от нашей воли растекаются, горят и вспыхивают огнями улицы города, спящего вокруг нас. Потоки земной циркуляции растекаются по нашим нервам и нашей крови, и начинает возрождаться и «оживать» пепел некогда сгоревших дней. Эти потоки, столь активно воздействующие на нас, являются, по сути своей, работой смерти для продолжающейся жизни. Нам не следует заострять на них наше внимание. Протекая в нас, они стимулирует вибрацию первичных центров сознания, и это приводит к вспышкам, высвечивающим те или иные образы в разуме. Обычно, в глубокой стадии сна, разум их не фиксирует, но ближе к пробуждению, едва забрезжит рассвет, у нас начинают появляться какие-то смутные ощущения, какие-то неясные воспоминания об образах глубокого сна. Обычно эти образы, как бы случайно занесенные в наш разум во время сна, бессвязны и лишены особого смысла, напоминая кусочки бумаги, выметаемые дворником на рассвете с городских тротуаров. Не станем же мы собирать по клочкам эти сны и склеивать из них книгу, хотя, может быть, и занятную книгу, особенно если мы станем воспринимать эти причудливо искаженные отголоски прошлого как пророчество о нашем будущем. Нет, мы не станем этого делать, но в то же время мы понимаем, что эти клочки сновидений имеют какое-то отношение к событиям прошлого и о чем-то свидетельствуют. Однако значение этим свидетельствам мы придаем не очень большое, потому что считаем их случайными и бессмысленными. Между ними не может быть жизненно важной связи, а лишь случайная связь. Да, каждый из этих обрывков имеет отношение к какому-то действительному событию: автобусный билет, надорванный конверт, ресторанный счет, свежий номер газеты… Но между ними нет причинно-следственной согласованности, они механически перемешаны и лишены витальных связей с нашим существованием. Большинство сновидений — это вот такие «бумажные» клочки и обрывки образов, случайно занесенные в наше «я» ночным потоком сознания, и было бы ниже нашего достоинства придавать им какое-либо значение. И уж во всяком случае, было бы ниже нашего достоинства ставить под сомнение целостность индивидуальной души, если бы мы пытались навязать ей всю эту пеструю смесь обрывков и свидетельств внешних событий и случайных внутренних совпадений. Лишь те события имеют смысл и значение, которые исходят от полной целостности души или же непосредственно к ней обращены. Копаться в случайных, преходящих фактах, как это делают карточные гадалки, «предсказатели судеб» и фаталисты, — значит извращать самую суть гордой внутренней независимости души и придавать слишком большое значение фетишам.
|
|
|
Большинство сновидений не имеют ни малейшего смысла, и лишь наивные, мещанские натуры придают значение всем своим снам. Лишь очень редко сновидения имеют какой-то смысл. И случается это тогда, когда внешний, механический или случайный мир смерти таит для нас какую-либо угрозу. Когда из мира смерти исходит какая-либо угроза, сновидение может оказаться настолько живым, что оно действительно оставляет сильное впечатление в нашей душе, и только в этих случаях мы должны обращать на него сколько-нибудь серьезное внимание.
|
|
|
Но кошмары могут нас мучить целую ночь и по той тривиальной причине, что за ужином мы объелись блинами. Правда, в этом тоже есть угроза механической остановки всех потоков нашей системы. Помехи иногда приобретают столь серьезный характер, что это влияет на работу сердца и легких, и эти жизненно важные органы в свою очередь воздействуют на первичные центры сознания.
Таким образом, мы видим, что работа спящего сознания прямо противоположна работе подлинного, живого сознания. В живом сознании первичные аффективные центры контролируют жизненно важные органы. Когда же мы находимся под властью сна, имеет место нечто обратное. Жизненно важные органы, испытывая помехи в своей спонтанно-автоматической деятельности, в конце концов начинают гневно «расталкивать» аффективные центры сознания, стараясь пробудить их от сна. И этот протест в виде некоего образа достигает нашего разума.
Образы, вызванные ночными кошмарами, нередко имеют механический характер: то мы падаем в ужасную пропасть, то оказываемся запертыми в каком-то подвале. Эти образы — чисто механическая «интерпретация» реальных физиологических ощущений. Образы падения, или полета, или попыток убежать от кого-то с ощущением невозможности оторвать от земли ноги, или стараний проникнуть в какие-то немыслимо узкие отверстия — все это является непосредственной интерпретацией нашим спящим сознанием физиологических феноменов кровообращения и пищеварения. Это отражение в «видящем» сны сознании «образа» сердца, деятельность которого затруднена, например накопленными в организме газами от несварения желудка, — сердца, выбитого из колеи привычной циркуляции земной полярности и как будто летящего над бездной или падающего в бездну, рывок за рывком, скорее всего в соответствии с ритмом сердцебиения. Точно так же и сон о том, что нужно бежать, а ты не можешь, потому что тебя будто парализовало и ты не в состоянии поднять ногу, вызывается все тем же затрудненным сердцебиением, ритм которого нарушен какой-то физической помехой. Эта помеха приводит к механическому давлению на сердце желудочных газов или крови, от чего оно смещается влево и вы начинаете задыхаться, а от этого, в свою очередь, у вас создается ощущение, что ноги у вас стали ватными и не слушаются вас. Или же, напротив, сердце смещается вправо, и у вас появляется ощущение падения или полета. Сердце телеграфирует о своем беспокойстве сознанию и пробуждает его от сна. Душа, пробудившись, немедленно начинает действовать и «разбираться» с помехой, оказавшейся непреодолимой для обычной ночной работы организма в автоматическом режиме. Примерно таким же образом возникают и сны о заточении в подвале или о попытках протиснуться сквозь узкую дыру. Они являются прямой интерпретацией в мозгу проблем с кровью, проталкивающейся сквозь суженные артерии сердечных клапанов.
Большинство сновидений вызываются сигналами крови, поступающими в нервы и нервные центры. А сердце выступает в роли узловой станции крови. Кровь обладает своей собственной индивидуальностью и своим собственным сознанием — глубоким элементарным сознанием механического или материального мира. В крови содержится система нашего наиболее элементарного, близкого к материальному сознания. Во время сна это материальное сознание воздействует на нервы и мозг. В результате мы чувствуем, пробуждаясь, боль или дискомфорт. Если же мы продолжаем спать, то сигнал о дискомфорте преобразуется в сновидения, являющиеся чуть ли не чисто материальным феноменом, наподобие миража.
Ночные кошмары, содержащие в себе образы чисто механического происхождения, могут нас пугать или шокировать, но этот шок не проникает в нашу душу. Утром мы с радостью обнаруживаем, что душивший нас ночью кошмар, воспринимавшийся нами во сне как пугающая реальность, оказался не более чем сновидением. Чисто механические, временные помехи физиологической работе организма, случающиеся во время сна и приводящие к дурным сновидениям, — пустяки для живой, целостной души. Такие сновидения естественны, особенно если мы съедим много блинов на ужин. Но на этом все и кончается.
Есть, однако, сновидения иного рода — навязчивые сны, систематически и регулярно преследующие нашу душу. Это сновидения, не имеющие отношения к физиологии, а к одному лишь нашему внутреннему «я». Как мы знаем, жизнь состоит из реакций и взаимодействий, инициируемых большими центрами первичного сознания. Если начать цепную реакцию от одного центра, то она неизбежно будет стимулировать деятельность другого центра, находящегося в этой единой цепочке. Например, в подростковом возрасте у меня может развиться глубокая любовь к моей матери. Это будет стимулировать «взрослую» любовь, определяемую нижними центрами. Пусть сознательно я допускаю только верхнюю, душевную любовь, динамически поляризованную в верхних центрах, однако, после того как в верхних центрах установится циркуляция взрослой любви, начнется, помимо моей воли, и соответствующая ей деятельность нижних, чувственных, центров взрослой любви.
В дневное время деятельность нижних центров сознательно отвергается. Происходит их подавление. Но заканчивается день, и движение ночного потока в этих центрах взрывает все преграды и высвобождает подавленную психическую деятельность. И образ матери фигурирует в страстных, беспокойных, смущающих душу снах.
Фрейдисты усматривают в этом доказательство подавляемого желания инцеста. Но не слишком ли это просто? Ведь значение сна никогда не равно его содержанию. Сон — это состояние, когда мы отданы на произвол автоматических процессов неживого мира, и давайте об этом не забывать. Сны по своей природе — явление автоматическое. Психика хранит в себе лишь несколько важных динамических образов. В вышеприведенном примере с подростком, которому снится его мать, мы имеем дело с возбужденным, но не привязанным к определенному объекту сексуальным влечением, которое вызывает определенные осложнения в нормальной работе организма. Мы также имеем дело с образом матери — динамическим, чувственным образом. А автоматический характер процесса сна, беспрепятственно совмещающего сексуальное ощущение с одним из важных динамических образов из арсеналов психики, приводит к инцестуозному сновидению. Но является ли это доказательством подавленного инцестуозного желания? Совсем наоборот.
Человек в момент просыпания ощущает, как правило, ненависть к своему сновидению и большое желание поскорее отделаться от него, избавиться от преследующего его в снах образа матери или сестры, от этого навязчивого ощущения своей вины, отравляющего его сны. Освободиться он, однако, не может. Всю жизнь этого человека преследуют сны о страстях или конфликтах, в которых фигурирует его мать или сестра, даже если при этом он отлично сознает, что причина беспокоящих его сновидений заключена в его взаимоотношениях с женой. Но, несмотря на то что истинный объект и виновник этих сновидений — его жена, ее образ в этих терзающих его душу снах будет и в дальнейшем подменяться образом матери или сестры, что может привести к развитию у него серьезных неврозов.
Почему же процесс сна происходит таким странным, неуправляемым образом? Причин можно назвать две. Первая состоит в простой, автоматической инерции. Ведь образ матери — это первый важный чувственный образ, входящий в нашу психику. И процесс сна механически извлекает этот образ из арсеналов психики в момент интенсивного чувственно-симпатического возбуждения. Хотя образ матери относится только к верхнему центру, логика процесса сна такова, что он может вызывать серьезные динамические потрясения в нижнем центре. Это яркий образчик автоматической логики. Но живая душа — не автомат, и автоматическая логика не имеет к ней отношения.
Вторая причина заключается в следующем. Мать, становясь для своего сына постоянным источником сильных эмоций, одновременно становится и постоянным источником его мук, его страданий, задержек в его развитии. Она отвлекает его от поиска нормальной самореализации в чувственном плане и почти всегда является причиной торможения и подавления, запечатлеваемой в психике. Человеку очень редко снится другой человек, с которым он в каждодневной жизни состоит в живой, витальной связи. Другой человек снится ему только тогда, когда каким-то образом противостоит его душевной свободе, затрудняет циркуляцию его жизненного потока и таким образом запечатлевается на клеточном уровне как объект противостояния. Если подобным образом динамическая свобода человека ограничена, например его матерью, то ее образ будет преследовать его в сновидениях до тех пор, пока его динамические взаимоотношения с нею не будут окончательно разорваны. А до тех пор, при малейшем беспокойстве на нижнем уровне, этот образ будет автоматически всплывать в сновидениях на поверхность.
Ибо — и это очень важно — процессу сновидений присущ свой собственный автоматизм, и они стремятся подчинить автоматической логике причин и следствий всю бесконтрольную психику спящего человека. Но живая, бодрствующая психика, будучи чуткой и гибкой, решительно отвергает всяческий автоматизм. Пока душа жива и контролируется сознанием, самое глубокое отвращение она испытывает именно к автоматизму. Ибо автоматизм в жизни — предвестник смерти.
Каждой живой душе присущ свой великий страх. Живая душа страшится инцеста как автоматического логического следствия. Но процесс сна неизбежно подводит нас к этому следствию. Злорадно ухмыляясь, он празднует свою победу над нами — победу автоматизма. Это «логическое следствие» беспокоящего нас сна почти во всех случаях является полной противоположностью по отношению к истинному желанию нашей души. В популярных сонниках значение сна обычно толкуется обратно его содержанию. Снится свадьба — жди похорон. Снятся похороны друга — значит, вы искренне желаете ему добра и боитесь его смерти. Именно страх становится доминантой в психическом процессе, отсюда и соответствующий образ. Иначе говоря, сон автоматически выдает негативный образ страха за позитивный образ желания. Если вы втайне желаете смерти своему врагу и боитесь его процветания, сон вознаградит вас его свадьбой.
Конечно, это правило инверсии срабатывает не во всех случаях. Однако это одно из самых общих правил, которому чаще всего подчиняются сновидения психического происхождения, в особенности сны «страхов и желаний».
Таким образом, инцестуозное сновидение не является доказательством инцестуозного желания. Скорее напротив, оно является доказательством живого страха перед этим автоматическим «следствием», доказательством того отвращения, которое душа испытывает по отношению к автоматизму. И хотя все это может звучать в ушах некоторых, как казуистика, я абсолютно убежден, что именно в этом кроется объяснение тех трюков, которые сновидения проделывают с нашей психикой. То, что свойственно автоматическому процессу, ненавистно спонтанной душе. Бодрствующая, живая душа смертельно боится автоматизма, боится превратиться в «живой», а по сути своей, мертвый автомат.
Эти два принципа — принцип автоматизма и принцип инверсии — я бы назвал двумя первыми и наиболее важными принципами сновидения. Они не объяснят всех затронутых нами проблем, но окажут существенную помощь в их решении. С огромной осторожностью следует допускать сновидения в светлое поле сознания. Настоящим преступлением против самих себя было бы менять живую спонтанность души на тиранию сновидений. Это же относится и к другим процессам, принадлежащим к сфере автоматизма, таким, как ловля счастливого шанса, или надежда на улыбку фортуны, или ставка на везение в деньгах, или любая другая авантюра подобного рода.
Прежде чем рассматривать другие виды динамических сновидений, давайте разберемся, что такое вообще «образы сна». Любой значимый образ сна — обычно образ или символ, вызываемый «заклиниванием» живой спонтанной психики. Но если считать такой образ символом, то единственно возможный способ объяснения этого символа будет состоять в том, чтобы исходить из характера чувства, связанного с этим символом.
Например, человека навязчиво преследует кошмарный сон о лошадях. Он вдруг оказывается в самой гуще табуна огромных, взбесившихся лошадей. Они ржут над самым ухом, сгрудились вокруг него и вот-вот растопчут его. В любую секунду…
Психоаналитик, не задумываясь, скажет, что это сновидение связано с комплексом отца. Большинство символов для психоаналитиков столь очевидны, что они готовы составить из них каталог. Но их толкования символов и сновидений слишком уж произвольны.
Исследуя связь символа с эмоциями в данном случае, мы обнаружим, что это глубоко чувственные эмоции, результат глубоко врезавшегося в сознание человека впечатления от мощных, прекрасных лошадиных тел, от их близости, округлости бедер, лошадиного ржания. Разве динамическая энергия, заключенная в лошади, несет в себе какую-либо угрозу? Нет, это глубокая чувственная реакция крестцового ганглия, реакция интенсивного, чувственного, доминирующего желания, владеющего этим человеком. Образ ржущей, бьющей копытом, скачущей лошади берет свое начало в интенсивном напряжении крестцового ганглия. И такое интенсивное напряжение крестцового ганглия характерно именно для мужчин. Таким образом, можно предположить, что «лошадиный» сон этого человека связан с какой-то задержкой в его чувственной деятельности. Лошадь предстает в его снах как источник страха, и это означает лишь то, что для «автоматизированной» спящей души этого человека глубокая чувственная мужская деятельность как раз и представляет величайшую угрозу. Автоматическая, ложная душа, «вселяющаяся» в этого человека по ночам и подавляющая его чувственную природу, хотела бы подавлять ее и дальше. В то же время величайшее желание его настоящей, чувственной, спонтанной души состоит в том, чтобы его мужская, чувственная натура, трансформирующаяся в сновидениях в угрозу, нашла бы в жизни свое реальное воплощение. Его спонтанное «я» тайно призывает к освобождению его глубоко чувственной природы.
Безусловно, здесь нельзя полностью исключать и комплекс отца. Ведь образ коня может быть связан с мощным чувственным бытием отца этого человека. Сновидение может означать его любовь к чувственному мужчине, который приходится ему отцом. Но эта любовь не имеет ничего общего с инцестом. Здесь любовь — просто сыновняя любовь к отцу.
Снящиеся быки — любопытная антитеза сновидениям с лошадьми. Центры тяжести у быка приходятся на грудь и плечи. А рога на голове — символы мощной силы верхнего «я». Страх, который вызывает у женщины бык, — это отражение того ужаса, который она испытывает перед динамическим верхним центром мужчины. Бычьи рога — вовсе не фаллический символ, а символ подавляющей мощи верхнего центра.
Однако ту женщину, позитивный динамизм у которой заключен в груди и плечах, бык зачаровывает. Снящийся ей бык с наставленными на нее, готовыми вонзиться в нее рогами может быть истолкован в смысле значимости и желательности для нее связи, исходящей не от центров нижнего, чувственного «я», а от физических центров верхнего тела. Это отражение ее дневного страха перед широкой грудью и широкими плечами мужчины, перед его мощью и яростью, грозящими пронзить ее беззащитное нижнее «я». Страх и желание очень близки — они идут рука об руку с восхищением стройными, абстрактными чреслами быка.
Другие, вызывающие страх сновидения или просто навязчивые сны могут быть лишены каких-либо конкретных образов. Например, человек во сне может испытывать огромный ужас перед правильной геометрической фигурой или сложной математической формулой. А бывают такие навязчивые сновидения, которые связаны лишь с ощущением запаха, цвета или звука.
Часто снящиеся кошмары означают «выпадение» души из человеческой целостности в чисто механический осадок. Если мы слишком идеализируем себя, спонтанные центры в конце концов полностью оказываются вытесненными в этот механический осадок. Они оказываются лишенными динамических взаимосвязей с остальным существом. Активность динамических взаимоотношений полностью угасает. Спонтанные центры теперь реагируют лишь на механический мир, на воздействие силы и материи, на проявление физических законов. В этом случае абстрактные законы или математические расчеты выступают в сновидениях в качестве доминирующего, а часто и единственного образа. Во сне это может вызывать у человека ощущение радости или даже восторга. Но после его пробуждения радостное ощущение сменяется страхом, граничащим с ужасом. Ибо больше всего на свете душа страшится выпасть из индивидуальной целостности живого индивида и попасть в орбиту чисто механической деятельности внешнего мира — автоматического мира смерти.
И эта опасность угрожает сегодня нам всем. Наш сознательный идеализм, сознательное предпочтение материальных целей и ценностей разрушают изначально спонтанную природу души, подчиняя ее вторичной природе, автоматической природе механической Вселенной. Потому мы и не можем уснуть до поздней ночи, потому и спим потом допоздна.
Бессонница — что может быть хуже?! Как бы мы ни были заражены идеализмом, с заходом солнца все направление нашей жизни естественным образом изменяется. Изменяется и естественный характер умственной деятельности. По мере того как душа постепенно становится все пассивнее, разум вступает во вторую фазу активности. Он перебирает все события прожитого дня, отдается неге неторопливого, неспешного обдумывания, пробует на вкус собранный за день и сладкий и горький мед впечатлений. Это фаза осознания прожитого. Вечером самое время читать книги по истории, романы, трагедии, содержащие в себе некую атмосферу прошедшего, оконченного, завершенного, — неважно, с хорошим ли концом или плохим. Вот для чего предназначены вечера.
Предназначены они также для пирушек, попоек, разгула страстей. Алкоголь, попадая в кровь, оказывает на нас то же воздействие, что и солнечные лучи. Он вспышкой пламени растекается по жилам, высвобождая энергию и сознание. Но на самом деле это процесс сгорания. Не использованные нами дневные жизненные силы мы сжигаем с помощью алкоголя в раскрепощенных чувствах, освобожденном сознании, удвоенной энергии, разгулявшихся страстях и таким образом изживаем их. Это освобождение от законов идеализма, от предписаний контроля и страха. Однако действие сознания, высвобожденного естественным образом, было бы иным: обострился бы ум, повысился бы накал «душевных» эмоций, углубилась бы чувственность. Но такое естественное высвобождение сознания в наши дни встречается все реже.
Активизация рационального сознания по ночам является формой ретроспекции, или, иначе говоря, формой импульсивного сигнала, идущего непосредственно из крови и ничем не сбалансированного. Активизация же физического сознания в ночное время — это высвобождение «кровяного» сознания, наиболее элементарной формы сознания. Если зрение, которым мы ночью не можем пользоваться, представляет собой высшую форму нашего динамического верхнего сознания, то нашим глубочайшим нижним сознанием является «кровяное» сознание.
Кровь управляет динамическими нижними центрами. Когда кровь достигает интенсивности своего ночного движения, она прежде всего возбуждает нижние динамические центры, передает свой огонь большому поджелудочному сплетению, которое вместе с крестцовым ганглием управляет циркуляцией мочи в организме и служит проводником глубоких сигналов крови, определяющих уровень сексуальной страсти. Секс — глубочайшая форма проявления нашего сознания. Крайне не идеальная, не ментальная. Это чисто «кровяное» сознание — то, что в нас ближе всего к материальному сознанию. Это сознание ночи, когда душа почти спит.
«Кровяное» сознание — первое и последнее сознание живой души. Это лишь частичное проявление души, ее первый глухой полушепот из глубин сознания. И это «кровяное» сознание не может полностью проявлять свою активность до тех пор, пока душа не отбросит все свои искусственные ограничения и формы верхнего сознания, пока «я» человека вновь не станет недвижимым, не выскользнет из мозга, из больших нервных центров — в кровь, где наконец уснет. Но, высвобождаясь и попадая в кровь, живое «я» в этот свой темный час посылает призыв об общении. Ибо даже кровь страдает от одиночества и жаждет ответа на свой призыв. Кровь разделена, как воды Красного моря[158], в дуальной полярности между полюсами. Вот наступает ночь, и сознание опускается все глубже и ниже, и внезапно слышится глухой призыв крови. Глубокие центры сексуального сознания пробуждаются к спонтанной деятельности. Между мужчиной и женщиной устанавливается глубокая циркуляция. Бушующее кровяное море, в котором растворено «я» мужчины, устремляется к кровяному морю, в котором растворено «я» женщины. Наступает момент кульминации, когда море накатывает на море, момент непосредственного контакта крови. И затем кровь отливает назад, на свои привычные пути, но уже преобразованная, измененная. Это и есть глубокая основа обновления, глубокого «кровяного» обновления и очищения психики человека.
Но все это никак не зависит от внешних данных женщины — хорошенького личика, белой кожи, восхитительно розовых сосков — или любых других ловушек сексуальной любви. Все эти ловушки действуют только при свете дня. Точно так же ни цвет глаз, ни форма рук, ни очертания губ никак не влияют на завершающую мощную и темную кульминацию в крови, кульминацию секса, когда через кровь мужчины и женщины проходит яркая вспышка электрических зарядов.
Но даже в своих глубочайших и элементарнейших движениях душа сохраняет свою целостность и индивидуальность. Можно было бы подумать, что великий кровяной поток у всех людей единообразен и однороден. Он и на самом деле более единообразен и однороден, чем все остальное внутри нас, и во многих отношениях гомогенен. Но не вполне гомогенен. Во-первых, он дуален в своей темной динамической полярности — сексуальной полярности. Кровь женщины поляризована в динамическом отношении противоположно или, во всяком случае, иначе, чем кровь мужчины. Кульминация их сексуального контакта приходится на момент образования новой вспышки циркуляции по всему кровяному морю: темные, горящие красные воды в нас катятся в новом динамическом ритме. Во-вторых, кровь каждого индивида — его собственная кровь. То есть кровь индивидуальна. И хотя потенциально мы, мужчины, способны вступить в динамическую, активную сексуальную связь почти с каждой женщиной, но наша индивидуальность, проявляющая себя даже в нашей крови, заставляет нас испытывать потребность в женщине, обладающей соответствующей нам индивидуальностью. Только такую женщину мы готовы обнять. Чем индивидуальнее по своему психическому складу мужчина или женщина, тем более неудовлетворительна для них случайная связь. Чем больше в нас индивидуальности, тем больше наша кровь жаждет особенного, только нам одним предназначенного ответа, тем больше она тоскует об индивидуальной женщине, чья кровь поляризована с нашей.
И тут нас вновь подстерегает ошибка идеализма. Мы считаем, что только та женщина, которая говорит и думает, как мы, может дать нам этот ответ крови. И мы стремимся к тому, чтобы так оно и было. До чего же мы заблуждаемся! Женщина, которая говорит и думает, как мы, почти наверняка не обладает соответственной нам динамической поляризацией крови. Динамическая поляризация крови сделала бы ее не такой, как я, в том числе и в способе ее мышления. Любовное влечение на уровне крови во много раз глубже того, которое вызывается сходством мышления и которое может находить свое естественное выражение совсем иным образом — например в словах.
Наша ошибка состоит в том, что мы все ставим с ног на голову: дневное «я» мы прячем в темноту ночи, а ночное «я» вытаскиваем на свет дня. Мы превращаем наш секс в предмет тщательного изучения, научного анализа и других манипуляций дневного сознания. Мы считаем нормой, когда мужчины и женщины соединяются на почве искусственной схожести и общности интересов — на почве рационального, верхнего симпатического сознания. Тем самым мы заглушаем в себе голос крови, приговариваем ее к распаду.
У нас слишком много света по ночам и слишком много сна по утрам. Такое продление, далеко за полночь, активности нашего умственного, зрительного, идеального сознания есть огромное зло: в это время сознанию надлежит меркнуть и уступать право действовать одной шь крови. Провоцируя реакцию великого сотрясения крови — сексуальную реакцию — в верхнем сознании или же во внешнем, рациональном, сознании, похотливо рассматривая вызывающий сексуальное возбуждение объект, мы разрушаем сам состав нашей крови. Мы не даем крови установить свое собственное динамическое господство. Мы не даем ей прийти к своей собственной динамической связи, к своей кульминации, к обретению своего собственного глубокого бытия. Если наше сексуальное чувство исходит из верхнего сознания или же из внешнего рационального сознания, мы не получаем ничего, кроме фальсификации и истощения нашей собственной, полноценной жизни, жизни на уровне крови. У нас не оказывается выбора. Если мы не откажемся от вмешательства нашего разума, мы начнем медленно, но верно вырождаться.
И еще одна скверная привычка, связанная с предыдущими, — наш сон при свете дня.
|
|
|
