Глава пятая. Регтайм и его истоки

1.

«Эпоха регтайма» длилась всего два десятилетия — с середины 90-х годов прошлого века до периода первой мировой войны. Тем не менее этот краткий отрезок времени имеет значение для музыки не только в американском масштабе. С приходом регтайма открылся новый путь в искусстве, ясно порывающий с основами европейского композиторского творчества и окончательно реализовавшийся в джазовой культуре наших дней.

Не случайно так долго господствовал ложный взгляд на регтайм, как на побочный, не самостоятельный вид музыкального творчества, выполняющий лишь функцию предвестника джаза. Глубочайшая зависимость джаза от художественных принципов регтайма не могла не породить подобное заблуждение. В годы, когда джаз уже приковывал к себе внимание всего мира, регтайм успел отступить на задний план. А поскольку связь между регтаймом и джазом была несомненной, то в оценках историков и исследователей джаз естественно затмил своего предшественника. О регтайме заново вспомнили после второй мировой войны, а его художественное возрождение — заслуга последнего десятилетия* [34]. Сегодня стало ясно, что регтайм — сам по себе обладает художественной ценностью. Он имеет свою законченную музыкально-выразительную систему и ярко выраженную художественную идею. В наши дни его самостоятельное значение уже не дискутируется. Более того. Распространена точка зрения, что регтайм — «главное течение в музыке и культуре Америки на пороге XX века»35. Само слово «регтайм» стало сегодня как бы символом-лозунгом той эпохи. Художественное воплощение этой мысли можно усматривать в упомянутом, широко известном романе Э. Доктороу «Регтайм», где дан широкий разрез общественной жизни США в первой четверти нашего столетия **.

В канун первой мировой войны в английской прессе был опубликован очерк, в котором звучала надежда на рождение подлинно национальной американской музыки.

* В «открытии» регтайма очень большая роль принадлежит неутомимому исследователю джазовой культуры Р. Блешу, собравшему и опубликовавшему (совместно с Г. Джэйнис) огромный материал из истории регтайма.

** Подробнее об этом см. дальше.

<стр. 135>

«Мы ждем появления американского композитора,— писал автор. — Но, разумеется, не подобия сегодняшних «паркеров» и «мак-доуэллов»*, которые заимствуют чужеземные готовые формы и подражают им с большей или меньшей степенью успеха; их музыка совершенно лишена жизненных сил. Мы ждем кого-то, кто еще не известен, кто быть может еще не родился, кто будет петь о своей собственной стране, о своем собственном времени, о своих собственных переживаниях» [36].

Этому ожиданию и ответил регтайм, родившийся в глубоком американском захолустье на пороге XX века и пробивший себе путь на эстрады всего мира.

Одна из поражающих воображение черт регтайма — его мгновенное массовое распространение. В годы, о которых идет речь, мир еще не знал ни радио, ни магнитофона, ни телевидения. Тем не менее буквально на следующий день после появления какой-либо удачной пьесы в стиле регтайм она уже звучала в другом городе страны, иногда даже на отдаленной территории. Как ни удивляла в свое время беспрецедентная популярность театра менестрелей, она не выдерживает сравнение с победоносным шествием регтайма. С молниеносной быстротой распространяясь вширь, регтайм охватывал все новые и новые районы огромной страны «от океана до океана», проникал в самые разные социальные сферы, подчинял своему эмоциональному строю души миллионов людей. Негры и белые расисты; обитатели «подвального мира» и население пуритански настроенной Новой Англии; потомки завоевателей «дикого Запада» и высоколобые интеллигенты в северо-восточных городах — самые разнообразные представители многошерстного американского общества были покорены регтаймом. Этот неизвестно откуда появившийся художественный вид, по-видимому, резонировал в тон каким-то фундаментально важным сторонам духовной жизни своего поколения.

Однако, как хорошо известно, актуальность музыкальной идеи сама по себе не обеспечивает ее проникновение в широкую среду. Музыкальное искусство не живет вне исполнителя. Для профессионального творчества европейской

* Горацио Паркер (1863—1919) — американский композитор, представитель академических кругов, эпигон немецкой романтической школы. Эдвард Мак-Доуэлл (1861—1908) — первый и крупнейший представитель американской композиторской школы XIX века, получивший образование и работавший в Европе. Оба были связаны с университетскими кафедрами композиции,

<стр. 136>

традиции роль жизненно важных посредников между создателем музыки и слушателем играют хоровые коллективы, оперные театры, симфонические оркестры, камерные ансамбли, концертная эстрада и т. п. Только они и обладают силой, способной сделать отвлеченный замысел художественной реальностью. Так и регтайм, при всей актуальности его идей не сумел бы проникнуть в массовую аудиторию и подчинить ее себе, если бы в США не было к тому времени своей уже достаточно развитой «посреднической» культуры. Но это была культура особого рода — национально-самобытная, неповторимо американская, которая сложилась в теснейшей связи с общественной атмосферой и художественными формами, характерными именно для США. Если менестрельный театр, в противовес аристократической по своему происхождению большой опере, сформировался в условиях, типизирующих чисто американское, то есть буржуазное общество, то регтайм также опирался на художественную практику, далекую от европейской и неотделимую от культуры северного Нового Света.

Представим себе общий облик регтайма, как он воспринимался «на рубеже двух веков», и тогда причины его феноменально быстрого восхождения и проникновения в американский быт скорее обретут ясность *.

Регтайм был музыкой, всецело предназначенной для фортепиано. Казалось бы, неуместно и странно сравнивать его с сонатой или симфонией: их эстетическая направленность разительно контрастна. Тем не менее все они являются абстрактной инструментальной музыкой, оторвавшейся от сценического образа или слова, с которыми были первоначально связаны. Регтайм обобщил в самостоятельной, инструментально-абстрагированной форме музыкальные образы, предварительно найденные на сцене, и зафиксировал эти находки в нотной записи, не оставляющей произвола для исполнителей. Как и в оперно-симфоническом искусстве, фантазия музыканта здесь ограничивается чисто исполнительской интерпретацией. Не случайно регтайм — единственный вид афро-американской музыки предджазовой эпохи, который не культивирует импровизационность и вообще не тяготеет к ней.

Почему же из всех возможных инструментов и

* Анализу музыкального и художественного стиля регтайма будет посвящена самостоятельная глава.,Однако мы затрагиваем этот вопрос и здесь, так как в отрыве от него трудно понять и картину распространения регтайма.

<стр. 137>

инструментальных комбинаций, известных в Америке, проводником регтайма стало фортепиано? Ведь к концу XIX века страна уже имела разветвленные традиции инструментальной музыки. Это, во-первых, неоднократно упоминавшийся репертуар банджо; во-вторых, менестрельный «банд»; в-третьих, высоко развитая симфоническая культура, внедрившаяся в быт северо-восточных городов; в-четвертых, — музыка духового оркестра, получившая массовое распространение в США в последней четверти XIX века. Можно было бы думать, что все эти инструменты имели равные шансы стать выразителем нового американского искусства.

Суть дела в том, что фортепиано было безоговорочно самым распространенным, самым «домашним», самым доступным в исполнительском смысле инструментом Америки той эпохи. Он столь же ярко типизирует социальный и жизненный уклад этой буржуазной — тогда еще в основном мелкобуржуазной — страны, как камерные оркестры — европейскую придворную культуру XVIII века, или вокальные многоголосные ансамбли — просвещенную среду Ренессансной эпохи. Музыкальная жизнь «одноэтажной Америки» была сосредоточена в салоне, но салоне отнюдь не аристократического типа, а небольшом, уютном, «мещанском», довольствующемся простейшими развлечениями. (Быть может, в большинстве случаев следовало бы говорить просто о гостиной.) Для этих гостиных и салопов создавалось множество банальностей, особенно много в виде навеки канувших в безвестность пустейших романсов. В домах благополучных горожан орган и фортепиано издавна утвердились как бытовые инструменты, а в рассматриваемый нами период фортепиано проникло даже в самые скромные жилища, разбросанные по всей территории страны. Отчасти как признак респектабельности и благополучия, но главным образом как средство развлечения фортепиано заняло огромное место в жизни американцев всех сословий. От светских дам до конторских служащих, от жителей западных ранчо до обитателей тесных городских районов, от владельцев роскошных дворцов в Нью-Йорке до искателей призрачного счастья в богом забытых местностях Аляски — короче говоря, «от Пятого авеню до Клондайка» (как образно сказано в одном из исследований, посвященных регтайму) [37], американцы культивировали фортепиано, как свой домашний, повсеместный, массовый инструмент.

Не следует пренебрегать и авторитетом европейской фортепианной музыки. Великолепные достижения романтического пианизма, ореол славы великих концертирующих

<стр. 138>

артистов проникали в Новый Свет, вызывая у американцев особое преклонение перед «королем инструментов» и желание приобщить его к своему быту.

Действительно, в «эпоху регтайма» в крупных городах США, в особенности в северо-восточных центрах, быстро усваивающих современную им европейскую музыкальную культуру, уже хорошо была известна фортепианная музыка романтической школы. Достижения импрессионистского пианизма были не за горами и также скоро проникли в творчество американских композиторов академического направления. Можно было бы ожидать, что хотя бы следы влияния европейского пианизма обнаружатся в новом популярном жанре конца века.

Однако фортепианный стиль регтайма был очень далек от романтической и импрессионистской пианистических школ. Он культивировал совсем иные принципы композиции, свою особую виртуозность и основывался на необычных для рояля жестких «стучащих» звучаниях и столь же необычных акцептированных ритмах. Из его выразительного арсенала были оттеснены педальные колористические эффекты, вне которых не мыслимы ни романтический, ни импрессионистский стили. «Брильянтная» пассажная техника также была ему неведома и т. д. и т. п. От драматического пафоса, психологической рефлексии, живописной картинности романтиков, от созерцательного настроения и тончайшей звукописи импрессионистов в регтайме не было и следа. Регтайм нес совсем другие образные ассоциации, неведомые в музыкальном искусстве предмодернистской эпохи. Музыка моторно-физиологического склада, пронизанная чувством танца (или марша), она вместе с тем была отмечена нарочитой аэмоциональностью, как бы отстранена от происходящего. Одновременно и танец, и пародия на него; красота свободного движения человеческого тела и искажающая весь ее дух утрированная точность почти механического характера; оголенная простота форм и вплетающиеся в нее сложно прихотливые, очень странные на слух, воспитанные XIX веком ритмические узоры — все вместе создавало впечатление, будто наивное веселье неотделимо здесь от иронического взгляда со стороны.

Грандиозный спрос на регтайм со стороны широкой публики был мгновенно (и выгодно!) использован Тин Пэн Алли. Легкожанровые издательства набросились на него. Его образцы стали выходить неслыханно огромными тиражами, проникая в повседневную жизнь и формируя психологию миллионов американцев. Нью-Йорк утратил

<стр. 139>

в те годы свое значение, как монополист музыкально-издательской индустрии. Она теперь возникала в самых разных районах страны, вплоть до юго-западных захолустий. Мы увидим в дальнейшем, в какой глубокой зависимости от одного из подобных провинциальных издательств возникло искусство создателя классического регтайма Скотта Джаплена.

Но хотя «листки» (как по сей день они называются в Америке) успешно приобщили массовую американскую аудиторию к новому искусству регтайма, они сами по себе не могли бы обеспечить ни фантастическую скорость его распространения, ни его верную художественную интерпретацию. Здесь вступил в игру другой могучий посредник между композитором и публикой — «странствующий пианист» («itinerant pianist») — явление столь же характерное для Америки 90-х годов, каким был «бродячий театр» менестрелей для предшествующих поколений.

В самом деле, кочующий пианист, интерпретатор регтайма— и в этом отношении его заслугам нет цены — был не только в духовном родстве с менестрелями, но фактически связан с ними. На менестрельной эстраде прежде всего появилась артистическая фигура, познакомившая мир с художественной идеей, заключенной в регтайме, и обеспечившая ее правильное музыкальное толкование. Ходячее (и безусловно ложное) мнение об американцах как о мало музыкальном народе сразу рушится, когда мы знакомимся с масштабом деятельности эстрадных пианистов тех лет.

Они появлялись тысячами. За несколько лет возник легион белых и черных исполнителей, выступавших на эстраде с пьесами в стиле регтайм (само название возникло не сразу, и его происхождение до сих пор окончательно не установлено*). Их пианистическое мастерство

* На протяжении длительного времени его выводили из понятия «ragged rhythm», то есть «рваный ритм», что убедительно согласовывалось с поразившим современников синкопированным мотивным строем регтайма. Однако эта аргументация была слишком отвлеченно-книжной, так как, по существу, основывалась только на слове «ragged», встречающемся, по-видимому, впервые в одном из самых ранних опубликованных очерков о площади Конго для характеристики звучащей на нем танцевальной музыки. Более правдоподобной представляется такая гипотеза. На менестрельной сцене за любым танцем в сопровождении банджо закреплялось обобщенное название «джиг» или (позднее) «джигтайм». Из менестрельного шоу оно перекочевало в негритянский быт. В той же негритянской среде встречается слово «rag», что означает «дразнить», «подшучивать:», «насмехаться». Если вспомнить, как близки по звучанию на английском языке буквы j и r, то постепенная замена слова «джигтайм» на «регтайм» очень вероятна, тем более что в народном музицировании было принято подвергать какую-либо известную мелодию синкопированию, и этот прием назывался «ротированием» («ragging a tune»). Скорее всего, название «регтайм» родилось из слияния ассоциаций, связанных и с менестрельным танцем, и с насмешкой, и с синкопированием.

<стр. 140>

непрерывно совершенствовалось. На протяжении ряда лет проводились пышные публичные конкурсы, стимулировавшие развитие виртуозности. Именно эта характерно американская артистическая фигура внедряла в жизнь новые критерии музыкально-прекрасного со скоростью, ограничиваемой только скоростью движения поездов. Пианисты регтайма очень быстро заполонили все многочисленные виды легкожанровой эстрады США, а затем распространили свое влияние и за ее пределами.

Возникли новые посредники между публикой и новорожденным искусством. Среди них очень значительную роль играло механическое фортепиано, так пленившее поколение «на рубеже двух веков» (это отражено в столь разных художественных произведениях, как, например, рассказ О. Генри «Пианино», роман «Сто лет одиночества» Маркеса, кинофильм Михалкова по Чехову «Незаконченная пьеса для механического фортепиано»). В известном смысле пианоле отдавали предпочтение перед «живым» инструментом, так как она несла в домашний быт новую музыку не в любительском, а в первоклассном исполнении. В ее репертуаре регтайм занимал огромное место, быть может, еще потому, что его предельная ритмическая точность и жесткость в каком-то смысле гармонировали с механической игрой пианолы. Не случайно исполнительский стиль регтайма часто характеризовали как механический.

Усовершенствованный фонограф также сразу включился в процесс распространения регтайма. К тому времени его образцы, сочиняемые композиторами быстро сформировавшейся школы, появлялись пачками.

Как обычно происходит с музыкой, особенно полюбившейся публике, регтайм вышел за рамки своей первоначальной профессиональной сферы и породил ответвления, утратившие чистоту стиля, свойственную «классическим» образцам. Посетители парикмахерских*, мальчики-чистильщики

 

* В истории музыкальной культуры США черные посетители парикмахерских в южных городах занимают видное место. В ожидании очереди они играли на банджо и гитарах, создавая таким путем особую разновидность бытовой афро-американской музыки. Термин «парикмахерская гармония» («barbershop harmony») даже вошел в музыковедческий лексикон.

<стр. 141>

сапог бренчали на банджо и гитарах, воспроизводя мотивы и ритмы, неотделимые от регтайма. Духовые оркестры включили его в свой репертуар, придавая этому фортепианному жанру тяжеловесное «медное» звучание. Водевильные труппы приспосабливали его к своим инструментальным составам. Композиторы-песенники стали выпускать вокальные произведения, основанные на ритмах и мелодиях регтайма — так называемые rag songs и т. д. и т. п. Разные «вольные» направления, в том числе оркестровые, заклейменные пуристами наших дней как незаконные отпрыски регтайма, тем не менее дополнительно усиливали воздействие нового строя музыкального мышления на массовую психологию. При жизни Эдисона и Маркони, Амундсена и Кюри, О. Генри и Айвза родилась, наконец, долгожданная музыка Америки. Ее первой художественной «школой» и был регтайм.

2.

Но где корни регтайма? В какой социальной и артистической среде появилось искусство, которое кочующие пианисты и печатные «листки» разносили по всей Америке?

До недавнего времени (т. е. до периода, последовавшего за второй мировой войной) дать ответ на этот вопрос было практически невозможно. В высокоразвитой, издавна грамотной стране, где основательно изучены и опубликованы мельчайшие факты ее политической истории и истории культуры северо-востока, самые значительные явления национальной музыки оставались захороненными на протяжении столетий.

Вспомним, как создавалась писанная история джаза. Это был странный процесс, развивавшийся «обратным ходом». На протяжении нескольких десятилетий исследователи снимали «археологические пласты», ниспровергая утвердившиеся представления и постепенно обнажая подлинные звенья цепи, которая связывала Гарлем с площадью Конго, западную городскую культуру со средневековой деревней, нашу современность с XVI столетием.

Подобный ход реконструкции — от поверхности в глубь истории — характеризует и путь, по которому восстанавливалась более или менее целостная картина генезиса регтайма. То, что исполнялось на эстраде и публиковалось в виде «листков», было уже поздней стадией эволюции. Ее же более ранние этапы хранились в подполье, раскопанном лишь в 50-х годах. И тут открылась поразительная картина, подобную которой невозможно встретить во всей длительной и разнообразной истории европейской музыки,

<стр. 142>

Она переносит нас в своеобразную «культурную эпоху» — в «веселые 90-е годы» («the gay nineties»), как принято называть в США последнее десятилетие прошлого века, отмеченное небывалым для Северной Америки расцветом увеселительных учреждений особого рода.

В годы, о которых идет речь, «движение на Запад» (оставившее столь глубокий след в сознании американцев) уже отошло в прошлое. Формирование страны закончилось. Однако сам дух покорителей новых земель продолжал витать над западными окраинами США. Имеются в виду, разумеется, не столько воспетые и идеализированные американскими писателями-беллетристами бесстрашие и сила пионеров, пробивавших себе в труднейших условиях путь в неведомое, сколько характерная атмосфера бесшабашности, грубого веселья, чувственной раскованности, сопровождавшая моменты их отдыха. Нравы и артистические традиции «дикого Запада», так долго скрывавшиеся в духовном подполье, теперь поднялись на поверхность и укоренились в определенной социальной среде.

В 90-е годы дети отцов-пионеров стали процветающими дельцами. Их жизнь, подчиненная погоне за прибылью, была вместе с тем пронизана острой и открытой потребностью «веселиться». Как ответ на эту потребность в юго-западных районах страны (отдаленных от пуританского северо-востока не только в географическом, но и в духовном отношении) возникло множество заведений, готовых удовлетворить эту потребность на уровне, доступном умам и душам нового обывателя. Юго-западные (в особенности бывшие латинские) районы США запестрели десятками и сотнями домов терпимости и притонов, игорных клубов и дешевых баров, танцплощадок и бурлескных шоу. Этот своеобразный мир, известный в Америке под названием «стортинг» («sporting life»)*, или «ночной жизни», образует почти столь же характерный штрих в локальном колорите новейших американских земель конца XIX столетия, каким в 20-е годы нашего века стал «Голливуд» (имеется в виду, разумеется, не столько сама киноиндустрия, сколько вся возникшая вокруг нее атмосфера). Вплоть до преддверия первой мировой войны «ночная жизнь» процветала здесь во всю силу. И именно здесь, и только здесь находили применение талантливые (иногда

* Не случайно, антигерой гершвиновской оперы «Порги и Бесс», само воплощение плотского соблазна и разврата, носит прозвище Спортин-Лайф (Sportin’ Life).

<стр. 143>

талантливейшие) музыканты. Их был легион, и видное место среди них занимали негры.

Блеш иронически замечает, что в Америке главными меценатами и покровителями музыкантов предджазовой эпохи являлись хозяйки домов терпимости, совершенно независимо от их собственного отношения к музыке. Как ни комично это высказывание, оно характеризует вполне реальную ситуацию. Действительно, новое искусство рождалось в заведениях «ночной жизни». Музыканты не ограничивались обслуживанием клиентуры. После того как «гости» расходились и красные огни гасли, они собирались в задних комнатах и музицировали для себя. В этих предрассветных импровизациях, ставших постоянной, глубоко вошедшей в жизнь практикой, шли интенсивные художественные искания, рождались и реализовывались интересные замыслы, появлялись на свет новые музыкальные виды и жанры. Историки джаза установили, что все крупные джазисты 20-х годов в тот или другой период своей карьеры играли в этих заведениях. Иначе говоря, для регтайма, блюза и джаза «подвальный мир» был призван выполнить ту роль центра музыкально-творческих исканий, каким в Европе были соборы, аристократические дворцы, городские оперные театры...

Именно в этой среде родился регтайм.

«Из ночных заведений неслись звенящие, архаичные, хаотические звучания синкоп, извлекаемых из фортепиано, которые несколько лет спустя преобразятся в музыку под названием “регтайм”...». Так характеризует эту ситуацию американский исследователь [38].

Связь с «подвальным миром» на многие годы определила глубокое предубеждение против регтайма со стороны «почтенной публики», представителей викторианской психологии. Выдающийся негритянский исполнитель регтаймов Юби Блэйк (Eubie Blake) вспоминает, с какой фанатической ненавистью относилась к ним его мать, духовной пищей которой были спиричуэлс, как безжалостно выгоняла она подростка-сына из дома, когда тот начинал исполнять на фортепиано пьесы в стиле регтайма [39]. В первые годы популярности этого художественного вида пресса и церковь вели с ним ожесточенную борьбу. Правда, в газетах того времени само слово «регтайм» встретить еще нельзя. Нападение на «безнравственную», «греховную» музыку происходит в неопределенных терминах. Тем не менее характеристика самого явления столь недвусмысленна и ясна, что мало сомнения в том, что речь идет о регтайме. Передовые статьи газет содержат нападки на «бессмысленное

<стр. 144>

стучание» на фортепиано («thump-thump») и требуют от общественности запретить подобную «распутную музыку». Неотделимый от «сладкой жизни» подвального мира регтайм в сознании консервативно настроенных современников отождествляется с духом проституции и наркомании, разврата и хулиганства. В моральном отношении он был «вне закона».

Характерно, что даже в 1913 году, когда регтайм уже прошел высшую точку своей популярности и был на грани поглощения джазом, в английской прессе появились такие строки:

«Многие искренние и тонко чувствующие музыканты придерживаются мнения, что регтайм — искусство упадка и с горестью говорят о его популярности, как о признаке порочности, характерной для нашего времени... Они видят во всем этом проявление худших свойств современных американцев» [40].

С другой стороны, в наши дни поклонники регтайма специально подчеркивают его целомудренный характер, в особенности ярко ощутимый на фоне афро-американских жанров, привлекших широкое внимание после регтайма, таких, как блюз, новоорлеанский джаз, коммерческий эстрадный джаз, буги-вуги и т. п.

Вопрос об идейной сущности регтайма будет рассмотрен отдельно. Но сейчас отметим, что столь резкое расхождение в его оценке со стороны двух разных поколений обусловлено не только различием в психологии. Разумеется, этот момент в высшей степени важен. Стоит только сопоставить литературные произведения, запрещенные цензурой в первой трети нашего века, как безнравственные (например, «Дженни Герхардт» Драйзера или «Нефть» Эптона Синклера), с современными романами американцев, пронизанных открытыми сексуальными мотивами (такими, как «Жалоба Портнойя» Рота или «Олений парк» Мэйлера), чтоб сразу ощутить громадную пропасть, отделяющую психологию наших современников от мироощущения тех, кто жил в канун первой мировой войны. Однако нельзя пренебречь и другой не менее существенной стороной вопроса. Большинство пьес в стиле регтайма, звучавшие в «мире спортинга», в самом деле обладали сомнительной художественной ценностью, а в смысле настроения вполне гармонировали с его кабацкой атмосферой. Следы этого остались во многих более поздних образцах новой музыки Америки. Регтаймы Скотта Джаплена потому и были названы «классическими», что его издатель хотел подчеркнуть, насколько они возвышаются над господствующим

<стр. 145>

уровнем тех лет. Из разных бытовых й народных истоков в творчестве Джаплена (а затем и его последователей, о которых принято говорить, как об единой «школе») откристаллизовался неведомый ранее вид регтайма, отмеченный художественной законченностью и высоко поднятый над породившей его средой. С первых произведений Джаплена, в особенности начиная с его ставшей знаменитой пьесы «Maple Leaf Rag» («Регтайм Кленовый лист»), опубликованной в 1899 году, и ведет начало музыкальный жанр, получивший известность под названием «классического» регтайма».

Джаплен был связан с клубом, носящим название «Кленовый лист», в городе Седалия, штат Миссури. Улица, на которой он помещался, Ист Мэйн Стрит (East Main Street) пользовалась репутацией главного «рассадника порока» в городе. Днем в ней функционировали торговые предприятия. Когда же после захода солнца магазины закрывались, вступало в силу веселье «ночной жизни». В каждом из заведений обязательно было фортепиано, на котором играли и импровизировали музыканты. Нередко хозяин клуба и композитор-исполнитель совмещались в одном лице. Таким был, например, содержатель кафе «Rosebud» («Розовый бутон») Томас Тарпен, один из самых известных и талантливых ранних регтаймистов. Подобная ситуация стала в высшей степени характерной для американской предджазовой и джазовой культуры вообще. Когда под давлением закона «ночная жизнь» Седалии, Нового Орлеана и других городов Юга и юго-востока скрылась от взора общества и приобрела унылый бездуховный облик обычного «района красных фонарей», она полностью утратила свое значение как центр музыкально-творческих исканий. Но зато эти центры переселились в открытые увеселительные заведения в других (в частности, северных) городах и сохранились там по сей день. Вспомним ночные клубы, кафе, рестораны Гарлема и Гринвич-Виллидж в Нью-Йорке, куда в наше время стремятся толпы посетителей со всей страны (если не всего мира) ради возможности услышать «прописанных» там знаменитостей джаза*.

Преимущество Седалии по сравнению с другими городами юго-востока заключалось главным образом в относительно

* В качестве всем известного примера сошлемся хотя бы на эпизод в повести Сэлинджера «Над пропастью во ржи», где юный герой разыскивает ночью своего брата-интеллектуала в «джазовом кафе» в Гринвич-Виллидж.

<стр. 146>

терпимом отношении к неграм *, поэтому негритянское население тяготело к Седалии. Ее же пресловутая Ист Мэйн Стрит стала прибежищем для огромного количества черных музыкантов, странствовавших из города в город в поисках применения своему таланту. Скотт Джап-лен принадлежал к этой «народной школе» бродячих регтаймистов, хотя (как мы увидим из дальнейшего) в принципиальных установках значительно отличался от большинства из них. Длительная остановка Джаплена в Седалии сказалась в высшей степени благотворно и на деятельности самого композитора, и на судьбе избранного им жанра.

Во-первых, здесь он нашел своего издателя Джона Старка. Это был редкий тип белого бизнесмена, который обладал достаточным художественным чутьем, чтоб оценить творчество молодого черного музыканта. Он не только охотно печатал его оригинальные регтаймы, но однажды даже пошел на риск издания вещи, обреченной на финансовый провал. Во-вторых, в Седалии Джаплен нашел нужную ему профессиональную атмосферу, куда еще не дотянулись щупальцы коммерческой музыкальной индустрии (столь отрицательно сказавшейся на будущем развитии самого жанра). Стремлением каждого музыканта было найти свой собственный индивидуальный композиторский и исполнительский стиль, и при этом никакого злостного соперничества не возникало. Между тем регтаймы, по поводу которых так критически отзывалась английская пресса в 10-х годах, уже успели испытать развращающее воздействие Тин Пэн Алли и утратить в большой мере дух «первой школы» регтаймистов.

Не один талантливый музыкант, связанный с Ист Мэйн Стрит, превратился в алкоголика, распутника, наркомана, прежде чем успел реализовать свои творческие возможности. Но Джаплен с самого начала возвышался над окружавшей его средой. У него были ясно осознанные идеалы и художественные цели, отличающие его от большинства его собратьев. Джаплен уникален уже в том, что, будучи по всем внешним признакам «бродячим пианистом», он тем не менее успел в ранние годы получить известное образование в духе европейского профессионализма и свободно мыслил в рамках европейского музыкального

* Седалия представляла собой быстрорастущий промышленный город, где требовалось множество «рабочих рук» на железных дорогах, заводах, обслуживающих предприятиях и т. д. Острая нужда в кадрах этого рода побудила жителей города несколько смягчить проявление расовой дискриминации.

<стр. 147>

языка. Мечтой его жизни было создание произведений в высоких «оперно-симфонических» жанрах, которые основывались бы на регтайме. Можно сказать, что он стремился идти по пути, проложенному несколько десятилетий до того творчеством латиноамериканца Готтшалка, который писал фортепианные пьесы, пронизанные ритмами афро-американских танцев. (Впоследствии сходную задачу осуществил Гершвин.) Однако Джаплен ориентировался не на Готтшалка, которого мог и не знать, а скорее, на композиторов европейских национально-демократических школ, таких, как Дворжак или Григ. Еще до знаменитого «Кленового листа» он сочинил миниатюрный балет на тему регтайма — «Ragtime Dance» («Танец в стиле регтайма») для камерного оркестра в духе раннего классицизма. Его постановку он осуществил в 1899 году на гонорар от своей знаменитой пьесы. Некоторое время спустя появилась его первая опера «Почетный гость» («The Guest of Honour»), опубликованная в 1903 году и выдержавшая одно исполнение в городе Сент-Луи. Последние десять лет своей жизни Джаплен посвятил своему главному творческому замыслу — опере «Treemonisha» («Тримониша»). Трагедией жизни этого высокоталантливого черного композитора было несоответствие между его духовными устремлениями и пониманием обществом. Признанный как «звезда регтайма» и его основоположник, повсеместно воспринимаемый как ярчайший представитель эстетики эстрады, Джаплен так и не был оценен как композитор серьезного музыкального театра.

Этот аспект будет подробнее рассмотрен в последней главе. Однако он затронут здесь, потому что связи Джаплена с музыкой европейской традиции в большой мере объясняет характер его творчества в сфере регтайма. Только близостью к европейской профессиональной школе можно объяснить строгую упорядоченность формы в его регтаймах, их целомудренный облик, несомненную облагороженность по сравнению с массовой продукцией в этом жанре, захлестнувшей все сферы легкой музыки США в первом десятилетии нашего века. Джаплен относился к регтайму не как к дивертисменту преходящего значения. Для него это было Искусство с большой буквы.

3.

Нелегко обнаружить и охватить все музыкальные истоки стиля, созданного Джапленом и его последователями — Джемсом Скоттом (James Scott) и Джозефом Лэмом (Joseph Lamb), Эти три композитора вошли

<стр. 148>

в историю регтайма как основатели его первой и самой значительной школы.

Трудность проблемы связана, разумеется, прежде всего с тем, что творчество самых ранних регтаймистов вообще относится к «неписанной» истории американской культуры. Но не меньшее препятствие представляет и другой момент: регтайм по общему мнению в очень большой степени связан с негритянским фольклором. Между тем народная афро-американская музыка — явление сложнейшее, до конца не изученное и сегодня, а в прошлом столетии вообще находившееся в полном пренебрежении у представителей «высокого искусства» и науки. Кроме того, нет прямых путей, позволяющих проследить, как осуществляется процесс взаимопроникновения фольклорных и бытующих профессиональных жанров. Если влияние фольклорных оборотов речи на музыкальный язык оперно-симфонических произведений все же можно проанализировать с большей или меньшей точностью, то методика распознавания обратного процесса практически не разработана. В то же время, как хорошо известно, в любой культуре, в любую эпоху нет непреодолимых границ в сфере взаимовлияний между народно-бытовым и профессиональным музицированием. Это особенно верно для США, где вообще нет сколько-нибудь значительного разрыва в уровне профессионализма между фольклором (особенно негритянским) и специфически национальными видами профессиональной музыки (менестрельные номера, салонные романсы, марши для духовых оркестров и т. п.). При сегодняшнем состоянии музыкально-теоретической науки редко удается установить, в какой мере определенный фольклорный вид представляет собой разновидность «осевшего внизу» профессионального искусства.

Черные музыканты, прибывавшие в Седалию, приносили с собой богатое музыкальное наследие. Оно охватывало как негритянский фольклор в прямом смысле слова, так и народно-бытовую музыку в более широком плане. Песни и гимны Гражданской войны, глубоко вошедшие в сознание (в том числе художественное сознание) американского народа и в особенности его черных представителей; «песни плантаций», в свое время широко культивировавшиеся на менестрельной эстраде: жиги, рилы и другие простонародные «деревенские танцы»; баллады, как старинного англокельтского, так и «модернизированного» менестрельного происхождения; рабочие песни и «холлерс» и т. д. и т. п. все эти светские жанры продолжали бытовать на Юге и юго-востоке США и несомненно входили

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: