 |
Глава 7. Прелюдия к преступлению. 6 глава
|
|
|
|
Харлан был доволен, что его просьба попадёт к Финжи. Пусть помучается. Если он сам мечтает о союзе с Нойс, ему придётся заявить об этом во всеуслышание, и тогда Харлан сможет потребовать, чтобы Нойс предоставили право выбора. Вот когда он окончательно насладится своим торжеством!
Разумеется, в обычных обстоятельствах Техник и думать не смел о том, чтобы встать на пути Вычислителя, но Харлан был уверен в поддержке Твиссела, а Финжи по сравнению с Твисселом — просто мелкая сошка.
Однако Финжи остался невозмутим.
— Мне сдаётся, что Вы и без разрешения уже вступили в противозаконную связь с этой женщиной.
Харлан покраснел и принялся неуклюже оправдываться:
— Инструкция настаивала на том, чтобы мы с ней длительное время оставались наедине. Поскольку ничто из происшедшего специально не запрещалось, я не чувствую за собой никакой вины.
Он лгал. Сознание вины неотступно преследовало его, и по лицу Финжи было видно, что Вычислитель знает об этом и забавляется сложившейся ситуацией.
— Не забывайте, что скоро там произойдёт Изменение Реальности.
— В таком случае я буду просить разрешения на союз с мисс Ламбент в новой Реальности.
— Какая чудовищная самоуверенность! Я бы Вам не советовал. Что вы знаете об этой Реальности? А вдруг мисс Ламбент окажется замужем или утратит свою красоту? Я даже могу сказать Вам точно: в новой Реальности Вы ей не будете нужны. Она даже не поглядит в Вашу сторону.
Харлана охватила тревога.
— Не Вам об этом судить.
— Да? Вы полагаете, что Ваша великая любовь — это идеальный союз двух душ, который устоит перед любыми Изменениями? Вы что, начитались там, во Времени, дешёвых романчиков?
Харлан утратил остатки осторожности.
|
|
|
— Во—первых, я не верю ни единому Вашему слову…
— Что Вы сказали? — холодно проговорил Финжи.
— Вы лжёте! — Харлану было уже на всё наплевать. — Вы ревнуете её ко мне. Вы сами волочились за нею, только она предпочла меня. Вы просто беситесь от ревности.
— Да Вы хоть отдаёте себе отчёт?.. — начал было Финжи.
— Отдаю. Не такой уж я дурачок, как Вы думаете. Я, правда, не Вычислитель, но и не круглый невежда. Вот Вы сказали сейчас, что в новой Реальности она не захочет меня знать? А откуда Вам это известно? Ведь Вы тоже не знаете, какой будет новая Реальность. А вдруг Изменение окажется ненужным? Всего час назад Вы получили мой отчёт. Его необходимо тщательно проанализировать, прежде чем приступить к вычислениям, не говоря уже о том, что ещё предстоит получить одобрение Совета. Поэтому, когда Вы строите из себя всезнайку, Вы просто лжёте.
У Финжи было много возможностей ответить на этот выпад. В разгорячённом воображении Харлана проносилась одна картина за другой, и он не мог даже ответить, какая из них больше пугает его. Финжи мог просто выйти из комнаты с видом оскорблённого достоинства; он мог вызвать офицера Службы безопасности и арестовать Харлана за оскорбительное поведение, он мог…
Но Финжи ничего подобного не сделал. Тихим и спокойным голосом он произнёс:
— Присядьте, Харлан, и выслушайте меня.
И так как эта реакция была совершенно неожиданной, у Харлана отвисла челюсть и он в полном смятении присел на краешек стула.
Что бы всё это могло значить? Весь его задор как рукой сняло.
— Вы, должно быть, помните, — начал Финжи, — наш разговор о проблемах, возникших в связи с нежелательным предрассудком некоторых обитателей текущей Реальности в отношении Вечности. Вы помните наш разговор, не правда ли?
Он говорил с мягкой настойчивостью педагога, объясняющего урок туповатому школьнику, но Харлану показалось, что он различает злорадный блеск в его глазах.
|
|
|
— Помню, — ответил Харлан.
— Тогда Вы должны были также запомнить, что Совет Времён не соглашался с моими рекомендациями и настаивал на их подтверждении путём прямых Наблюдений. Разве из этого не следует, что у меня уже были проделаны все необходимые вычисления?
— А мой отчёт содержал это подтверждение?
— Целиком и полностью.
— Всё равно для анализа потребуется какой—то срок.
— Чепуха! Вашему отчёту — грош цена. Подтверждением явились Ваши слова.
— Не понимаю Вас.
— Тогда я открою Вам, что именно не устраивает нас в текущей Реальности. Среди высших слоев общества, в особенности среди женщин, появилось поверье, что Вечные действительно являются вечными в буквальном смысле слова, что они бессмертны. Не верите? Да ведь Нойс Ламбент сама сказала Вам об этом. Пяти минут не прошло, как Вы повторили мне её слова.
Харлан глядел на Финжи невидящим взглядом. Он вспомнил чёрные бездонные глаза склонившейся над ним Нойс, услышал её тихий, нежный шёпот: «Ты никогда не умрёшь. Ведь ты Вечный».
— Подобное поверье само по себе нежелательно, — продолжал Финжи, — но ничего ужасного в нём нет. Конечно, оно приводит к определённым неудобствам, затрудняет деятельность Сектора, но Вычисления показывают, что Изменение затронет лишь маленькую группу людей. Тем не менее если это Изменение всё—таки произойдёт, то в первую очередь ему подвергнутся те, кто заражён подобными суевериями. Иными словами — аристократки, в их числе Нойс.
— Пусть так, но я всё же рискну, — упорствовал Харлан.
— Да у вас не будет даже самого крохотного шанса. Неужели вы действительно воображаете, что своим мужским обаянием вы покорили изнеженную аристократку и она бросилась в объятия Техника? Будьте реалистом, Харлан, взгляните правде в глаза.
Харлан упрямо сжал губы и промолчал.
— Всё ещё не понимаете? Жаль. Я считал вас умнее. Тогда послушайте. Из своих предрассудков о бессмертии Вечных эти женщины сделали очень странный вывод. Они решили, что интимная близость с Вечным сделает бессмертными их самих.
Удар попал в цель.
Харлан зашатался. Он снова отчётливо услышал голос Нойс: «Сделай меня Вечной…» — и затем её поцелуи…
— Трудно было поверить, что подобные предрассудки могут сочетаться с высоким уровнем культуры. За всю историю Вечности мы ещё не сталкивались ни с чем подобным. Чудовищная, беспрецедентная глупость! Вероятность возникновения таких заблуждений лежит в области случайных ошибок — настолько она мала. Расчёты, по данным последнего Изменения, не дали нам ничего определённого. Поэтому Совет Времён потребовал от меня доказательств — прямого и решительного подтверждения. Для проведения эксперимента я выбрал мисс Ламбент как отличный экземпляр женщин этого круга. В качестве второго объекта я выбрал вас…
|
|
|
Харлан вскочил со стула:
— Вы посмели выбрать меня объектом эксперимента?!
— Я очень сожалею, — холодно сказал Финжи, — но это было необходимо. Из вас вышел совсем неплохой объект.
Взгляд Харлана был настолько выразителен, что Финжи поёжился.
— До чего же вы тупы, Харлан! Взгляните на себя: вы — порождение Вечности с рыбьей кровью в жилах. Вы презираете женщин. Всё связанное с ними представляется вам безнравственным. Нет, не то. Есть лучшее слово: греховным! В глазах женщин вы по своей привлекательности можете соперничать только с протухшей макрелью.
С другой стороны, очаровательное существо, изнеженное создание гедонистского века, и эта женщина в первый же вечер чуть не силой навязывает вам себя. Вся ваша нелепая интрижка просто немыслима, если только не рассматривать её как подтверждение моих выводов.
— Вы хотите сказать, что она продалась… — Харлан запнулся.
— К чему такие громкие слова? В этом Столетии другие взгляды, другая мораль. Смешно, конечно, что она выбрала вас, но чего не сделаешь ради бессмертия.
Протянув вперёд руки с растопыренными пальцами, Харлан ринулся к Финжи с единственным желанием вцепиться ему в горло. Финжи торопливо отступил на несколько шагов и дрожащей рукой вытащил из кармана аннигилятор.
— Не смейте прикасаться ко мне! Назад! — взвизгнул он.
Собрав последние крохи рассудка, Харлан заставил себя остановиться. Он с трудом дышал. Мокрая рубашка прилипла к спине.
Финжи проговорил дрожащим голосом:
|
|
|
— Как видите, я неплохо Вас изучил. Я предвидел, что Ваша реакция может быть бурной. Только пошевелитесь, и я расщеплю Вас на атомы.
— Вон отсюда! — прохрипел Харлан.
— О, я уйду. Но сначала Вы меня выслушаете. За нападение на Вычислителя Вас следует разжаловать, но пока оставим это. Однако Вы должны понять, что я не солгал. Кем бы ни стала Нойс Ламбент в новой Реальности, она будет лишена своих предрассудков. Изменение уничтожит их. А без них, — в его голосе послышалась нескрываемая издёвка, — на что Вы нужны такой женщине, как Нойс?
И, не сводя с Харлана дула аннигилятора, толстый Вычислитель стал пятиться к выходу. В дверях он задержался и добавил с мрачной иронией:
— Раз уж Вам так повезло, то наслаждайтесь своим счастьем, Харлан. Когда ещё Вам выпадет такая удача? Продолжайте Вашу связь, попробуйте даже официально оформить её. Но торопитесь, торопитесь, скоро наступит Изменение, и тогда уж Вам не видать её больше. Какая жалость, что даже в Вечности нельзя продлить мгновенье! Не правда ли?
Но Харлан даже не смотрел в его сторону. Финжи всё-таки выиграл бой и теперь покидал поле сражения торжествующим победителем. Опустив голову, Харлан тупо разглядывал носки своих ботинок. Когда он вновь поднял глаза, Финжи уже не было. Прошло ли после его ухода пять секунд или пятнадцать минут — Харлан сказать не мог.
Несколько следующих часов Харлан был будто в бреду. Всё, что сказал Финжи, было горькой и очевидной правдой — слишком горькой и слишком очевидной. Каждое слово, каждый жест Нойс, всплывая в его непогрешимой памяти Наблюдателя, представлялись ему теперь в совершенно ином свете.
Никакой внезапно вспыхнувшей страсти не было и в помине. Как мог он быть настолько глуп, чтобы поверить в её любовь? Любовь к такому человеку, как он?
Нет, тысячу раз нет! Жгучие слёзы стыда и раскаяния застилали ему глаза. Девчонка не лишена привлекательности и совершенно лишена моральных принципов. Хладнокровно и расчётливо она пустила в ход свои чары и добилась успеха. Эндрю Харлан не был человеком в её глазах, он был всего лишь Вечным. Будь на его месте другой, ничего бы не изменилось.
Длинные пальцы Харлана машинально поглаживали корешки книг, стоявших на маленькой полке. Взяв один из томов, он раскрыл его наудачу.
Шрифт расплывался в глазах. Выцветшие цветные иллюстрации казались уродливыми, бесформенными пятнами.
Зачем Финжи понадобилось сообщать ему эти сведения? Строго говоря, он не имел на это права. Наблюдателю не полагается знать, к чему приводят его Наблюдения. Знание было помехой, отнимающей у Наблюдателя его бездушную объективность.
|
|
|
Ответ был всё тот же — ревность; жалкая, мелочная месть; стремление раздавить его.
Продолжая поглаживать раскрытую страницу, Харлан вдруг обнаружил, что разглядывает рекламную картинку с изображением ярко—красного наземного экипажа типа, характерного для 45—го, 182—го, 590—го и 984—го Столетий, так же как и для последних веков Первобытной эры. Весьма заурядное средство передвижения с двигателем внутреннего сгорания. В Первобытные Времена источником энергии служили продукты перегонки природной нефти, а колёса примитивным образом покрывались слоем резины. Экипажи последующих Столетий были, разумеется, более совершенными.
Харлан как—то прочёл Куперу целую лекцию о рекламе. Он принялся сейчас вспоминать этот урок, подсознательно стараясь отвлечься от того, что его мучило.
— Рекламные объявления, — говорил Харлан, — рассказывают нам о Первобытных Временах куда больше, чем так называемая хроника из того же журнала. Заметки хроники рассчитаны на читателя, хорошо знакомого со своим миром. В них никогда не разъясняется значение различных терминов или предметов, потому что в этом нет необходимости. Вот, например, что такое «теннисный мяч»?
Купер охотно признался в своём невежестве.
Харлан продолжал привычным назидательным тоном, в который он неизменно впадал во время уроков:
— Из случайных упоминаний мы можем прийти к выводу, что он представлял собой небольшой шар из неизвестного нам материала. Мы знаем, что он использовался в какой—то спортивной игре, хотя бы потому, что упоминания о нём встречаются в разделе «Спорт». Из отдельных упоминаний можно даже заключить, что целью игры было перекинуть этот шар партнёру по игре. Но зачем зря ломать голову? Взгляни на картинку. Её единственное назначение — заставить купить этот шар, и вот перед нами великолепное его изображение во всех подробностях.
Но Купер, родившийся в эпоху, не знавшую рекламы, с трудом понимал Харлана.
— Всё это просто противно, — сказал он. — Неужели найдутся дураки, которые поверят бахвальству человека, расхваливающего собственную продукцию? Неужели он сознается в её недостатках или воздержится от преувеличений?
Харлан, успевший в детстве немного познакомиться с рекламой в пору её относительного расцвета, снисходительно поднял брови.
— С этим приходится мириться. Таков уж был их образ жизни, а мы никогда не вмешиваемся ни в чей образ жизни, если только он не приносит человечеству в целом серьёзного вреда.
Но, разглядывая крикливые рекламные объявления, Харлан вновь вернулся мыслями к настоящему. Внезапно его охватило волнение. Почему он стал думать о рекламе? Не связано ли это с тем, что его разум мучительно ищет выхода из наступившего мрака?
Реклама! Способ привлечь внимание, развеять сомнения, пробудить интерес. Разве для продавца этих наземных экипажей имело хоть какое-то значение, хочет ли кто-нибудь купить его товар? Если ему удавалось внушить это желание клиенту (так они, кажется, назывались) и тот действительно совершал покупку, то не всё ли равно, что он думал о ней?
А раз так, то стоит ли мучить себя вопросом: что руководило Нойс — страсть или расчёт? Важно, чтобы они были вместе, и тогда она обязательно полюбит его. Если люди любят друг друга, то не всё ли равно, чем вызвана эта любовь? Харлан даже пожалел, что никогда не читал романов, о которых так язвительно отозвался Финжи.
И тут ему в голову пришла новая мысль, заставившая его сжать кулаки. Если Нойс обратилась за бессмертием к нему, Харлану, то из этого следовало, что она не получила этого дара раньше. Значит, до этого она не была любовницей ни одного из Вечных. Значит, по отношению к Финжи она оставалась только секретаршей и не более. Иначе зачем бы ей понадобился Харлан?
Но ведь Финжи наверняка пытался, не мог не пытаться… (даже мысленно Харлан не смог закончить фразу). Он же мог лично доказать существование этого суеверия. Невероятно, чтобы, ежедневно встречаясь с Нойс, он не сделал такой попытки! Следовательно, она отвергла его.
Тогда ему пришлось использовать Харлана, и Харлан добился успеха там, где Финжи потерпел поражение. Вот почему Финжи так пылал жаждой мести и пытался убедить Харлана, что Нойс действовала из чисто практических побуждений.
Как бы там ни было, Нойс отвергла Финжи, несмотря на свою мечту о бессмертии, и выбрала Харлана. Следовательно, ею руководил не один только голый расчёт. Какую-то роль играло чувство.
С каждой секундой возбуждение Харлана становилось всё сильнее, намерения — всё безумнее.
Он и Нойс должны быть вместе. Теперь же! До Изменения! Как сказал в насмешку Финжи: даже в Вечности нельзя продлить мгновенье.
А может быть, всё—таки можно?
План действий сложился сразу. Злые насмешки Финжи довели Харлана до такого состояния, что он был готов на всё, а заключительная колкость Вычислителя подсказала Харлану характер его преступления.
После этого он уже не тратил времени на размышления. Радостно, чуть ли не бегом он покинул квартиру, чтобы совершить своё первое преступление против Вечности.
Глава 8. ПРЕСТУПЛЕНИЕ.
Никто не остановил его. Никто не поинтересовался, куда он идёт. Всё-таки в социальной изоляции Техников были и свои выгоды. Пройдя через Колодцы к Вратам Времени, Харлан настроил управление на координаты комнаты Нойс. Существовала опасность, что кому-то понадобится на законном основании воспользоваться этим же выходом. После недолгих колебаний Харлан запечатал выход своей личной печатью. На запечатанную дверь никто не обратит внимания: незапечатанные Врата с работающими приборами могут на целую неделю стать предметом толков и пересудов.
Не исключено, конечно, что у выхода его будет поджидать сам Финжи. Приходилось рисковать.
Нойс всё ещё стояла на том же месте, где он покинул её. После возвращения в Вечность прошло несколько долгих мучительных часов (по биологическому времени), но для Нойс Харлан появился чуть ли не через секунду после своего исчезновения. Ни один волосок не успел шелохнуться на её голове.
— Ты что—нибудь забыл, Эндрю? — спросила она с испугом.
Харлан с тоской поглядел на неё, но, боясь заметить на её лице тень отвращения, не сделал даже попытки прикоснуться к ней. Слова Финжи не выходили у него из памяти.
— Нойс, ты должна будешь сделать то, о чём я тебя попрошу. — Голос его звучал хрипло.
— Значит, всё—таки что—то случилось? Ведь ты исчез только что. Сию секунду.
— Не бойся, — ответил Харлан.
Он с трудом подавил желание обнять её, успокоить, хотя бы взять за руку. Ну зачем ему понадобилось возвращаться в первое же возможное мгновенье? Словно какая—то злая сила всё время толкала его на опрометчивые поступки. Он только напугал её своим неожиданным появлением.
Но в глубине души он хорошо понимал, чем вызвана его торопливость. Инструкция давала ему два запасных дня. Чем раньше он вернётся, тем больше шансов на успех, тем меньше вероятность, что он попадётся. А с другой стороны, такая спешка таила в себе новую опасность. Он легко мог ошибиться в настройке и войти во Время раньше того момента, когда он покинул Нойс. Что тогда? Первое правило, которое он выучил, работая Наблюдателем, гласило: человек, дважды входящий в один и тот же отрезок Времени в одной и той же Реальности, рискует встретить самого себя.
Почему—то этого следовало избегать. Почему? Харлан не знал. Он только был совершенно уверен, что у него нет ни малейшего желания встречаться с самим собой. Ему не хотелось взглянуть в глаза другого, более раннего (или позднего) Харлана. Кроме того, это было бы парадоксом, а Твиссел любил повторять: «Во Времени нет ничего парадоксального, но только потому, что само Время всячески избегает парадоксов».
И пока в голове Харлана проносились эти бессвязные мысли, Нойс, не отрываясь, смотрела на него своими большими лучистыми глазами. Затем она подошла к нему и, положив свои прохладные ладони на его пылающие щёки, тихо спросила:
— У тебя неприятности?
Каким нежным и любящим показался Харлану её взгляд! Неужели он ошибается? Ведь она уже добилась своего. Что ещё ей нужно? Сжав её руки, он глухо сказал:
— Хочешь пойти со мной? Только сразу. Не задавая вопросов.
— Так надо? — спросила она.
— Надо, Нойс. Это очень важно.
— Идём, — сказала она так просто и буднично, словно ей каждый день приходилось отвечать согласием на подобные просьбы.
У входа в капсулу Нойс на мгновенье замешкалась, но тут же преодолела свой страх и вошла.
— Мы двинемся по течению Времени, Нойс, — сказал он.
— Это значит в будущее, да?
В капсуле раздавалось тихое гуденье, свидетельствующее о том, что приборы включены. Харлан незаметно надавил локтем на пусковой рычаг.
Ни с чем не сравнимое чувство «движения» сквозь Время не вызвало у неё тошноты, как опасался Харлан. Она сидела притихшая, спокойная и такая красивая, что при взгляде на неё у Харлана замирало сердце, и плевать ему было на то, что, проведя её — человека из Времени — в Вечность без специального разрешения, он нарушил закон.
— Эндрю, что означают эти цифры? Годы? — спросила она.
— Нет, Столетия.
— Ты хочешь сказать, что мы перескочили через много тысяч лет? Уже?
— Да.
— Но я ничего не заметила. — Она огляделась. — А как мы движемся?
— Не знаю, Нойс.
— Не знаешь?
— В Вечности есть много вещей, которые трудно понять.
Цифры на счётчике Столетий сменялись всё быстрее и быстрее, пока не слились в туманное пятно. Харлан разгонял капсулу на предельном темпоральном ускорении. Повышенный расход энергии мог быть замечен на Энергоподстанции, но Харлан сомневался, чтобы кто-нибудь из инженеров заподозрил неладное. Никто не ждал их у входа в Вечность, когда он вернулся вместе с Нойс, и одно это гарантировало девять десятых успеха. Сейчас ему оставалось только спрятать её в безопасном месте.
— Вечные не всеведущи, — проговорил он после паузы.
— А я даже не Вечная, — пробормотала Нойс, — я знаю так мало.
У Харлана ёкнуло сердце. Всё ещё не Вечная? Но ведь Финжи утверждал…
«Оставь, — просил он себя, — не копайся. Она пошла за тобой. Она улыбается тебе. Не искушай судьбу. Что ещё тебе надо?»
И всё—таки он спросил:
— Ты веришь в бессмертие Вечных?
— Видишь ли, они сами называют себя Вечными, и поэтому все уверены, что они живут вечно. — Она лукаво улыбнулась. — Но я знаю, что это неправда.
— Значит, ты не веришь?
— После того как я поработала в Вечности, — нет. Люди, которые живут вечно, не разговаривают так, и потом там были старики.
— И всё же ты мне сказала той ночью, что я никогда не умру.
Всё ещё улыбаясь, она придвинулась поближе к нему.
— А я подумала: кто знает?
— А как Времяне относятся к тому, чтобы стать Вечными? — Харлан хотел задать вопрос непринуждённо, но в голосе против его воли проскользнула напряжённая нотка.
Её улыбку как рукой сняло. Почудилось ли ему или она действительно покраснела?
— Почему ты спрашиваешь?
— Мне интересно.
— Всё это глупые выдумки, — ответила она, — мне не хочется о них говорить.
Нойс опустила голову и принялась рассматривать свои ногти, которые тускло поблескивали в слабо освещённой капсуле.
— Зачем тебе понадобилась моя любовь? — вдруг спросил Харлан.
Она чуть побледнела, откинула назад свои длинные волосы и очень серьёзно посмотрела ему прямо в глаза:
— Раз уж тебе так необходимо знать — у нас есть поверье: любовь Вечного делает девушку бессмертной. А я не хочу умирать. Это одна причина.
— Ты же сказала, что не веришь этим бредням.
— А я и не верю. Но ведь попытка — не пытка. Особенно если учесть вторую причину.
Он осуждающе посмотрел на неё, ища спасения от боли и разочарования на неприступных высотах морали своего Столетия.
— Какую?
— Мне всё равно хотелось.
— Ты хотела, чтобы я полюбил тебя?
— Да.
— Но почему именно я?
— Ты мне сразу понравился. Ты был такой смешной.
— Смешной?
— Ну, странный. Ты так старался изо всех сил не смотреть на меня, а сам с меня глаз не сводил. Ты воображал, что ненавидишь меня, а я чувствовала, что тебя тянет ко мне. И мне стало немножко жаль тебя.
— При чём тут жалость? — У Харлана пылали щёки.
— Ты так мучился и страдал. А в любви всё очень просто. Надо только спросить девушку. Так приятно любить и быть любимой. Зачем же страдать?
Харлан покачал головой: «Ну и нравы в этом Столетии!»
— Спросить — и всё тут, — пробормотал он, — так просто? И больше ничего не надо?
— Глупенький, конечно, надо понравиться девушке. Но почему не ответить на любовь, если сердце свободно? Что может быть проще?
Теперь настал черёд Харлана потупить глаза. В самом деле, что может быть проще? Ничего непристойного в этом не было. Во всяком случае, для Нойс и её современниц. Уж ему-то следовало бы это знать! Он был бы непроходимым кретином, если бы стал допрашивать Нойс о её прежних увлечениях. С таким же точно успехом он мог бы расспрашивать девушку из своего родного Столетия, не случалось ли ей обедать в присутствии мужчин и было ли ей при этом стыдно?
Слегка покраснев, он смущённо спросил:
— А что ты сейчас думаешь обо мне?
— Ты славный и очень милый, — ответила она. — Если бы ты к тому же пореже хмурил брови… Почему ты не улыбаешься?
— Смешного мало, Нойс.
— Ну, пожалуйста. Я хочу проверить, могут ли твои губы растягиваться. Давай попробуем.
Она положила свои пальчики на уголки его губ и слегка оттянула их. Харлан отдёрнул голову и не смог удержаться от улыбки.
— Вот видишь. Ничего страшного не случилось. Твои щёки даже не потрескались. Тебя очень красит улыбка. Если ты будешь каждый день упражняться перед зеркалом и научишься улыбаться, то станешь совсем красивым.
Но его улыбка, и без того еле заметная, сразу погасла.
— Нам грозят неприятности? — тихо спросила Нойс.
— Да, Нойс, большие неприятности.
— Из—за того, что у нас было? Да? В тот вечер?
— Не совсем.
— Но ведь ты знаешь, что я одна во всём виновата. Если хочешь, я им так и скажу.
— Ни за что! — энергично запротестовал Харлан. — Не смей брать на себя вину. Ты ни в чём, ни в чём не виновата. Дело совсем в другом.
Нойс тревожно посмотрела на счётчик:
— Где мы? Я даже не вижу цифр.
— Когда мы, — машинально поправил её Харлан. Он убавил скорость настолько, чтобы можно было различить номера Столетий.
Нойс изумлённо раскрыла глаза.
— Неужели это верно?
Харлан равнодушно взглянул на Счётчик. Тот показывал 72000.
— Не сомневаюсь.
— Но, где же мы остановимся?
— Когда мы остановимся? В далёком-далёком будущем, — угрюмо ответил он, — там, где тебя никогда не найдут.
Они молча смотрели, как растут показания Счётчика. В наступившей тишине Харлан мысленно вновь и вновь повторял себе, что Финжи намеренно оклеветал её. Да, она откровенно призналась, что в его обвинении была доля истины, но ведь с той же искренностью она сказала ему, что и сам по себе он ей не безразличен.
Внезапно Нойс встала и, подойдя к Харлану, решительным движением остановила капсулу. От резкого темпорального торможения к горлу подступила тошнота.
Ухватившись руками за сиденье, Харлан закрыл глаза и несколько раз тяжело сглотнул.
— В чём дело?
Нойс стояла рядом, её лицо было пепельно-серым; две-три секунды она ничего не могла ответить.
— Эндрю, не надо дальше. Я боюсь. Эти числа так велики.
Счётчик показывал: 111394.
— Сойдёт, — угрюмо заметил Харлан и, протянув ей руку, добавил с мрачной торжественностью: — Пошли. Я покажу тебе твоё новое жилище.
Взявшись за руки, словно дети, они бродили по пустынным помещениям. Тускло освещённые коридоры терялись вдали. Стоило только переступить через порог, как в тёмных комнатах вспыхивал яркий свет. Воздух был неподвижен, ни сквозняка, ни дуновения, но его свежесть и чистота свидетельствовали о хорошей вентиляции.
— Неужели здесь никого нет? — тихо спросила Нойс.
— Ни души. — Харлан хотел громким и уверенным ответом развеять свой страх перед «Скрытыми Столетиями», но почему-то и он сбился на шёпот.
Они забрались так далеко в будущее, что Харлан даже не знал толком, как это Время называть. Говорить — сто одиннадцать тысяч триста девяносто четвёртое — было смешно. Обычно этот период называли просто и неопределённо — «Стотысячные Столетия».
Глупо было в их положении ломать голову ещё и над этой проблемой, но теперь, когда возбуждение, вызванное побегом сквозь Время, несколько улеглось, Харлан вдруг с особенной силой осознал, что находится в области Вечности, куда не ступала нога человеческая, и ему стало не по себе. Ему было стыдно за свой испуг; стыдно вдвойне, поскольку Нойс была свидетельницей его страха, но он ничего не мог с собой поделать. От страха противно сосало под ложечкой и по спине бежали мурашки.
— Как здесь чисто, — прошептала Нойс, — даже пыли нет.
— Автоматическая уборка, — ответил Харлан. Ему казалось, что он чуть не надорвал связки от крика, на самом же деле он произнёс и эти слова тихим голосом.
— И ни одного человека на тысячи Столетий в прошлое и будущее, — добавил он.
По—видимому, Нойс это ничуть не встревожило.
— Неужели везде всё устроено так же, как здесь? — спросила она. — Ты обратил внимание — на складах полно продовольствия и всяких запасов, полки библиотеки заставлены фильмокнигами?
— Да, конечно. Каждый Сектор полностью снаряжён и оборудован.
— Но зачем, если в них никто не живёт?
— Простая логика, — ответил Харлан. Когда он разговаривал, ему было не так жутко. Выскажи вслух то, что тебя пугает, и это явление, потеряв ореол таинственности, покажется обыденным и простым. — Давным—давно, ещё на заре существования Вечности, где—то в 300—х Столетиях был изобретён дубликатор массы. Не понимаешь? При помощи специального резонансного поля можно превратить энергию в вещество, причём атомные частицы занимают те же положения — с учётом принципа неопределённости, — что и в исходной модели. В результате получается идеально точная копия предмета.
Вечность приспособила дубликатор для своих нужд. В то время у нас было построено всего шестьсот или семьсот Секторов. Перед нами стояли грандиозные задачи по расширению зоны нашего влияния. «Десять новых Секторов за один биогод» — таков был ведущий лозунг тех лет. Дубликатор сделал эти огромные усилия ненужными. Мы построили один Сектор, снабдили его запасами продовольствия, воды, энергии, начинили самой совершенной автоматикой и запустили дубликатор. И вот сейчас мы имеем по Сектору на каждое Столетие. Я даже не знаю, насколько они протянулись в будущее — вероятно, на миллиарды лет.
— И все похожи на этот?
|
|
|
