 |
Карты ведьмы
|
|
|
|
Доктор прав, джентльмены! Я первый поддержку его тост в память Блонделен. Не знаю, кто еще так обязан ей своим счастьем и жизнью, как я. В одном уверен, что не будь на земле ведьм, блеск моря не завораживал, бы так наши глаза своей тайной, хмель вина не кружил бы в радости головы и любовь не рассказывала свои волшебные сказки… Блонделен, Блонделен… сколько узлов завязывали ее руки, сколько судеб разрешали. Порой мне кажется, что вещие Парки послали на землю одну из сестер, чтобы напомнить людям о своем существовании.
Я на своем пути удостоился встречи с той, кого мы знали как морскую ведьму, но моя неблагодарность (а может, ее колдовство? ) глубоко спрятала память о ней. Теперь вы, доктор, подняли бокал за Блонделен. Примите мою руку и мою признательность. И еще: я не хочу, чтобы хоть кто-то равнодушный пил за нее. Я расскажу о себе — и пусть уйдут прочь те, кого не тронет, не заставит задуматься моя история.
Лет двадцать назад, когда морские ветры, путая мою гриву, стали оставлять в ней серебро осенних рассветов, а дальний берег, скрытый горизонтом, надоел пустыми обещаниями, я продал свое судно. Это была только игра моря, парусов и моей фантазии.
Какого счастья искали мои глаза в чужих краях? Гор, лесов, людей? Я должен был признаться себе, что бежал от одиночества, и потому так манили меня дальние страны, что там я мечтал встретить любовь, способную откликнуться на мой призыв. Капитанский мостик, зюйдвестка, мачты моего корабля, покачивающегося на рейде, — разве все это не было маскарадным костюмом, должным пленить женское сердце? Само море представало моему внутреннему взору женщиной, обольстительной и коварной, дарящей любовь в обмен на жизнь. Но вот протекли годы, а я никого не встретил, и это было хуже, чем измена. Я предал проклятию Великого духа странствий, но не мог уже оторваться от моря, не мог остановить свой бег и потому отправился бродить по портовым городам. Я знал, что искать… мне нужны были люди, я замерз от холодного мерцания ночного неба, звездная пыль чуть не превратила мою душу в глыбу льда, и только тепло человеческих глаз могло отогреть меня.
|
|
|
Я всегда считал себя удачливым. Пять кораблекрушений — не такая уж малая цифра для тех, кто знает гнев океана. Я остался жив. На суше, мучимый беспокойством и бездельем — ибо сколотил себе состояние, способное удовлетворить мои запросы, — я занялся картами и преуспел настолько, что не каждый шулер рисковал садиться со мной за зеленое сукно. Однако и богатство не принесло мне встречи с женщиной. Их было много, но все они оставались чужими. Мне нужна была одна, единственная в мире! Сердце мое билось от предчувствия свидания, но глаза и руки оставались пустыми. Моя мечта выросла вместе со мной, и я не мог наити ее воплощения в тех, с кем сталкивала меня судьба.
И вот тогда я услышал, о ведьме и пришел к ней.
— Скажи, Блонделен, нельзя ли везенье в картах обменять на удачу в любви? — обратился я к ней. — Если верить молве, эти вещи как-то связаны.
— Дурак, — ответила она. — Любовь — это та же самая игра. Только ты закрываешь глаза и ищешь самого себя в своем идеале!
Я было собрался обидеться на грубость и уйти, но мысль ее показалась не столь уж простой… Какая-то древняя мудрость звучала в словах старухи.
Из тяжких раздумий меня вывело ее прикосновение.
— Капитан! — шептала она. — Ты и впрямь удачлив, если мне захотелось тебе помочь. Послушай, не отказывайся от карт — и я тебе сосватаю даму червей.
— Ты что же, можешь превращать карты в людей? — спросил я, озадаченный. — Или оживлять их?
|
|
|
— Они и так живые! — рассмеялась Блонделен и вытащила из-под фартука колоду.
Дрожь охватила меня, когда я увидел, что лица на картах улыбаются мне и подмигивают. Может, отблески огня из камина создавали это впечатление, не знаю, но в тот момент все, до чего касались пальцы ведьмы, исполнялось каким-то неведомым духом.
— Вытягивай карту, — произнес хриплый голос прямо над моим ухом.
Я протянул руку к колоде. Выпала дама червей.
— Дама червей! — Блонделен захлопала в ладони, как ребенок. — Ну не говорила ли я тебе, что ты везуч и всегда с полным ветром в парусах?!
Прекрасное лицо, изображенное на карте, глядело на меня с тайной грустью и ожиданием. Стоит ли говорить, что внешность дамы червей как в зеркале отразила женщину-грезу, давно нарисованную моим воображением. Я испугался и сделал последнее усилие, чтобы вырваться из-под власти ведьминых чар.
— Ты предлагаешь мне карточную даму? Даму, которая доступна каждому, кто до нее дотронется? Не лучше ли мне заплатить одной из ночных фиалок, что ловят моряков на набережной, чем связывать судьбу с подобной женщиной?
Глаза Блонделен потемнели, как небо перед бурей.
— Сынок, не спеши оскорблять даму. Попробуй-ка прежде завоевать ее любовь, — может, она будет такой, как ты хочешь. Она не просто доступна. В ней больше женского, чем в любой из тех, кого ты встречаешь в жизни. Она способна принять тебя, она может отдать себя в жертву твоему идеалу.
Больше я не смел возражать Блонделен. Нет, не слова ее убедили меня, но голос. Она будто превратилась в звучащую арфу, или в ней пробудилось дикое животное, подобное пантере, напоминающей ночь тоскливым воем. Каждая клеточка моего тела откликнулась на этот водопад странных звуков, и я согласно кивнул.
Вечером следующего дня разразилась непогода, в море бушевал шторм, почти тропический ливень низвергался с небес, и, промокнув от мачт до киля, я едва добрался до жилища Блонделен. Там звучала тихая музыка. В тусклом свете камина мелькали фигуры, как на карнавале облаченные в странные костюмы. Я видел золотые отблески на коронах, страусовые перья с крупными бриллиантами на тюрбанах, доспехи рыцарей и шелковые наряды дам. Хотя лица собравшихся были открыты, все они казались под масками из-за странно одинакового выражения. Их улыбки не выражали ни тепла, ни холода, ни симпатии, ни отчуждения. Они были совершенно бесчувственны.
|
|
|
Вот толпа раздвинулась, пропуская Блонделен. Она протянула мне костюм.
— Ты должен облачиться в червонного валета, чтобы иметь право обвенчаться с карточной дамой.
Я повиновался — и вот перед очагом с раскаленными углями четыре короля благословили мой союз с женщиной, явившейся неизвестно откуда и ставшей на колени рядом со мной. С тревогой я оборотился к невесте — и, как в море, упал в исполненные болью, тоской и одиночеством глаза ее. Среди бездушной толпы карточных теней, словно среди пустыни, этот горький источник жизни, влага которого кровавилась отблесками камина, показался мне слаще всех родников мира. И столь же безумен был порыв моей невесты ко мне. Но нет, не восторженный возглас вырвался из ее уст, когда я прильнул к ним. Стон загнанного зверя, который в отчаянном прыжке все же достиг своего логова, безудержные рыдания победителя, обнаружившего у себя смертельную рану. Не знаю, сколько дней длился свадебный пир, — окна в комнатах были завешены и ночь царила на пиру вместе с тлеющими углями. Шелестящие фигуры гостей бесконечной вереницей неслись в фантастическом танце, который не имел названия. Безостановочное движение их пьянило, как вино, и в то же время незримой картиной затягивало сердце — и оно билось все глуше и глуше. Я и моя невеста сидели во главе стола в золоченых креслах, и к ногам нашим из рук толпы низвергался поток бордовых роз. Но то был не дар весны, венчающий рождение любви. Густым осенним ароматом, несущим горечь прощанья, веяло от этих цветов. И может, потому голоса гостей звучали еле слышно, порой переходя в шепот и напоминая шуршание сухих листьев. Ведьма сидела неподвижно у огня, и только струйка дыма из ее трубки свидетельствовала, что она жива. Против нее скрючившись застыл юноша с густыми черными волосами. Среди великолепия нарядов, поражавших воображение, он единственный не мог ничем похвалиться. Тело его окутывала колеблющаяся синеватая ткань, подобная густым кольцам дыма. Ослепительно белые зубы обнажала недобрая усмешка, не выражавшая ничего человеческого.
|
|
|
Когда я вышел от Блонделен, все, что произошло со мной, показалось мне каким-то бредом. Спустя короткое время солнечный свет, шум города, оклики знакомых почти убедили меня в этом. «Наваждение», — решил я, боясь опять прикоснуться к странному миру фантазий, в который ввела меня ведьма. Но прошло несколько дней — и реальность отступила. В сердце тягостно разгоралось желание увидеть мою грезу. Я помнил, что сказала на прощанье Блонделен: «Ты сможешь встречаться с ней только у меня, пока не пробьет срок! »
Недолгой была борьба со страхом безумия, я только посмеялся над своей решимостью не подходить близко к порогу Блонделен. Сладкая отрава проникла в мое сердце, и я не смел назвать ее любовью.
Вновь и вновь возвращался я к своей возлюбленной, и она всегда ждала меня.
Тайная ревность к карточным королям, обладавшим властью над ней, исчезала, когда я видел ее строгое и целомудренное достоинство в отношениях с собратьями. Но срок! Что значили слова ведьмы о сроке? Я чувствовал все большую потребность увести свою возлюбленную прочь из этих стен, туда, к морю и солнцу, чтобы она разделяла каждое мгновение моей жизни.
— Убей червонного валета, место которого ты занимаешь! — сказала Блонделен, когда я обратился к ней за разъяснением.
— Каким образом?! — воскликнул я.
— На турнире.
— Но ведь я и копья держать не умею!
— Возьми факел и сделай то, что я скажу тебе, — ответила ведьма.
И через день, когда весь город спал, я мчался с копьем наперевес навстречу всаднику, закованному в сталь. Сама смерть глядела на меня из прорезей его опущенного забрала. Но это казалось мне игрой, и я не чувствовал страха. Увернувшись от удара, я вдруг выхватил тлеющий факел и поднес его к плащу рыцаря.
Всегда тихи и еле слышны были голоса карточных людей, и я не думал, что они вообще способны к чему-то большему, но тут дикий, оглушительный, отчаянный крик разорвал безмолвие улиц. С ужасом я осознал, что дуэль была настоящей и что голос принадлежал живому существу, не бумажному.
Блонделен встретила меня у порога, губы ее дрожали.
— Боюсь, сынок, тебе придется срочно ставить паруса, если ты хочешь сохранить свою даму. Карты разгневаны твоей победой, и я не властна над ними. Они готовы погибнуть, но отомстить тебе…
Мы бежали. Год, показавшийся неделей, одарил меня счастьем, о котором я не смел и мечтать. Я жил одним дыханием со своей возлюбленной. После того как мы покинули жилище Блонделен, мир реальности принял нас и дал вкусить всех радостей, которые только были возможны.
|
|
|
Помимо всего прочего, я стал подозревать, что Блонделен все-таки заморочила мне голову своей страстью к тайнам. Из некоторых бесед со своей подругой я вынес впечатление, что ее происхождение отнюдь не так волшебно, как представляла ведьма. Не желая рассеивать очарования сказки, я все-таки нашел объяснение случившемуся. Моя возлюбленная искала меня с той же настойчивостью, что и я ее, и это привело ее к Блонделен. Старая гадалка заставила ее надеть костюм дамы червей так же, как меня наряд валета. Все, что следовало за этим, уже без труда можно было отнести к миражам. Безоблачным стояло над нами небо, — но вот тень Рока пересекла мой путь.
Как-то возвращаясь к дому, я свернул в таверну, где встретил своего старого приятеля. Мы выпили за встречу, и я захмелел. Когда разговор стал иссякать, он вытащил колоду карт.
— Ты говорить, тебе повезло в любви? Давай проверим твою удачу в картах.
С тех пор как я покинул дом Блонделен, игра перестала меня интересовать, тем более что тайный страх мести за червового валета преследовал меня. Но демон-искуситель подтолкнул меня, и я согласился сделать ставку.
Счастье, оказывается, не покинуло меня. Я легко обыграл своего партнера. Несколько людей, бывших в таверне и привлеченных игрой, предложили мне продолжить с ними. Вновь и вновь я выигрывал, но глупое тщеславие мое не могло удовлетвориться. Я пил вино и почти не глядя тасовал колоду.
Внезапно удача мне изменила. Мой противник, молодой человек, скрывавший свое лицо, поднялся с места. Он сдал все карты, а в моих руках еще оставалась одна. Я проиграл и в бешенстве порвал оставшуюся карту… В обрывках ее мелькнуло лицо моей возлюбленной, дамы червей.
— Я отомщен, — шепнул мой противник, склоняясь над столом.
Только тогда я заметил, что страшная печать ожога безобразила его внешность. Блестящие черные волосы зловещим отблеском полыхнули в мои глаза. Валет!
Сломя голову я бросился в дом. Нет, не миражом оказалось все происшедшее. Моя возлюбленная лежала на постели, залитая кровью, и ее сердце отсчитывало последние минут жизни. Она остановила меня, когда я кинулся помочь ей.
— Жизнь моя утекает, и ты не сможешь ничего сделать. Но выслушай меня, пока я еще могу говорить. Я не виню тебя, ибо ты уплатил долг, и все, что случилось, должно было случиться неминуемо. История наша только повторила происшедшую раньше. Послушай! Жила когда-то счастливая пара. Любовь соединила их, но они были такими разными. Он — воплощение разума и долга, она — само сердце, безудержное в своих чувствах и мятеже. Тяжким оказалось бремя их союза, особенно для женщины. Она первая нарушила обет верности — не потому, что жаждала новизны, но из-за протеста, из-за нежелания повиноваться воле супруга. Дерзость завела ее в слишком опасную игру с королем — и вот суд приговорил ее к смерти, а мужа — к изгнию. Накануне казни исчез старый палач, исполнявший волю суда, но тут же объявился новый. По традиции, принятой в стране, ему надели на лицо маску, которую он не должен был никогда снимать. Ночью палач явился к приговоренной. Вне себя от ужаса, женщина бросилась перед ним на колени, умоляя спасти ее. «Хорошо, — ответил он, — если вы согласитесь стать моей рабой, я постараюсь сохранить вам жизнь». Она согласилась, и вот наутро восковая голова, до тончайших черт повторявшая лицо женщины, была отрублена и показана народу. Сама же преступница навечно поселилась в доме палача. Угрызения ли совести, вновь разгоравшаяся любовь ли к покинутому супругу, отвращение ли к молчаливому господину, чьи руки изо дня в день обагрялись кровью, заставили ее пойти на отчаянный шаг. Однажды она подсыпала палачу яд, и он умер. Жгучее любопытство, победив страх, толкнуло женщину, прежде чем покинуть дом, снять с него маску… Перед ней явилось лицо ее мужа, к которому она собиралась бежать. Вот все, что я хотела тебе рассказать. То были я и ты. Теперь мой черед, и я наказана за прошлое, но ты не должен грустить, я не умираю, но ухожу в твое сердце. Туда, откуда пришла. Помни об этом, мой возлюбленный, мы едины, и пусть твой разум не тяготится одиночеством. Только закрой глаза и обратись ко мне — ты тотчас услышишь мой голос.
Клянусь вам моей жизнью, джентльмены, что после этих слов она исчезла, и я не мог найти тело ее, чтобы придать земле.
Блонделен не ошибалась. Ее колыбель и ее могила были в моем собственном сердце.
|
|
|
