Несоблюдение одного из этих критериев ограничения представляет собой нарушение прав и свобод человека, которые подлежат судебной защите в установленном законом порядке.

8. Судам при рассмотрении дел всегда следует обосновывать необходимость ограничения прав и свобод человека исходя из установленных фактических обстоятельств. Обратить внимание судов на то, что ограничение прав и свобод человека допускается лишь в том случае, если имеются относимые и достаточные основания для такого ограничения, а также если соблюдается баланс между законными интересами лица, права и свободы которого ограничиваются, и законными интересами иных лиц, государства, общества.

Установленные судом обстоятельства, свидетельствующие о необходимости ограничения прав и свобод человека, подлежат отражению в судебных актах.

1.3.4 Абсурдно и утверждение приставов о том, что «никто не обжаловал и они не были признаны незаконными, соответственно, на данный момент они являются законными», поскольку я вызвал полицию в связи с совершавшимися в отношении меня преступлениями, то есть обжаловал именно преступные действия фактически. И поэтому до рассмотрения по существу моих заявлений о совершенных в отношении меня преступлениях ни о каких административных материалах не могло быть и речи. Но даже если допустить, что административное производство имело место, то поскольку речь шла о нарушении законодательства о противодействии коррупции, поэтому могло быть назначено только об административное расследование, как это предусмотрено ст. 28.7 КоАП РФ.

1.3.5 Таким образом, мне не была предоставлена информация об инкриминированном правонарушении, которое было вменено и доказательствах, которые должны были подтверждать наличие в моих действиях правонарушения, предусмотренного ч. 1 ст. 17.3 КоАП РФ, то есть не была предоставлена информация о квалифицирующих признаках и доказательствах, свидетельствующих о наличии в моих действиях именно этих квалифицирующих признаков. Поэтому приходится только повторять, что преступная цель привлечения заведомо невиновного к административной ответственности была достигнута преступным средством нарушения права на информацию как об объеме и содержании прав, с помощью которых можно было бы эффективно строить свою защиту, так и о самом инкриминированном якобы правонарушении.

1.4 Затем я с нарушением моего права на защиту незаконно был задержан сотрудником полиции и доставлен в полицейский участок № 5. Там в отношении меня откровенно преступными способами был составлен протокол административного задержания и я без достаточных на то оснований был водворен в склеп с антисанитарными условиями, позволяющими подвергать бесчеловечному и унижающему достоинство обращению, неоднократно осужденному ЕСПЧ и запрещенному ст. 7 Пакта, ст. 3 Конвенции, ст. 21 Конституции РФ. И здесь возникает вопрос: «Как мне разъясняли право на помощь защитника при задержании, которое гарантировано ч. 2 ст. 48 Конституции РФ, если это право не было реализовано на практике и от которого я не отказывался?» И вновь мы получаем доказательства наглого нарушения права на информацию о правах и преступлениях, предусмотренных ст. 140, ч. 3 ст. 210 УК РФ, поскольку Особо Опасные Преступники Бондар А.В. и Понасенко О.Ю. создали именно такую откровенно преступную практику. Однако, нарушение фундаментальных прав на информацию (п. 2 ст. 19 Пакта), помощь защитника (п. 1 ст. 14, п.п. 3 «b», «d» ст. 14 Пакта) во взаимосвязи с нарушением права на эффективные средства правовой защиты, гарантированное п. 3 ст. 2 Пакта, ст. 13 Конвенции, ст. 45 Конституции является, как минимум, преступлениями, предусмотренными ч. 3 ст. 210, ч. 1 ст. 285, ст. 315 УК РФ.

1.4.1 При решении вопроса о задержании необходимо иметь ввиду требования, предъявляемые ЕСПЧ к этому процессуальному действию в Постановлении от 26.06.14 г. по делу «Крупко и другие против РФ»: «Европейский Суд обращает внимание на фундаментальное значение гарантий, установленных статьей 5 Конвенции, для обеспечения в демократическом обществе прав граждан на свободу от произвольного заключения со стороны властей. Он последовательно подчеркивал, что любое лишение свободы должно не только осуществляться в соответствии с материальными и процессуальными нормами внутригосударственного законодательства, но равным образом должно соответствовать самой цели статьи 5 Конвенции, которая заключается в защите лица от произвольного заключения (…) (§ 33)… Различие между лишением и ограничением свободы является вопросом степени или интенсивности, а не природы или сущности (…) (§ 34). Европейский Суд напоминает, что защита от произвольного заключения, провозглашенная в пункте 1 статьи 5 Конвенции, применяется к лишению свободы любой длительности, каким бы непродолжительным оно ни было (см. Постановление Европейского Суда по делу "Шимоволос против Российской Федерации" (Shimovolos v. Russia) от 21 июня 2011 г., жалоба N 30194/09 <1>, в котором заявитель провел 45 минут в отделе милиции, Постановление Европейского Суда по делу "Гиллан и Кинтон против Соединенного Королевства" (Gillan and Quinton v. United Kingdom), жалоба N 4158/05, ECHR 2010 (извлечения), в котором заявители были остановлены для проведения получасового обыска, Решение Европейского Суда по делу "Новотка против Словакии" (Novotka v. Slovakia) от 4 ноября 2003 г., жалоба N 47244/99, в котором продолжительность транспортировки в отдел милиции, обыска и заключения в камере не превысила одного часа, и Постановление Европейского Суда по делу "Ранцев против Кипра и Российской Федерации" (Rantsev v. Cyprus and Russia), жалоба N 25965/04 <2>, §§ 317 - 318, ECHR 2010 (извлечения), в котором предполагаемое заключение дочери заявителя продолжалось около двух часов) (§ 35).

36. Что касается фактов, Европейский Суд отмечает, что после прибытия значительного количества сотрудников милиции в актовый зал заявители были окружены милицией. Они были посажены в микроавтобусы в сопровождении милиции, доставлены в отдел милиции и освобождены после полуночи, то есть оставались там примерно три часа. Их имена были внесены в официальный журнал регистрации лиц, подвергнутых доставлению и задержанию в отделе милиции. Утверждение о том, что заявители проследовали в отдел милиции по собственной воле, было отклонено районным судом как не основанное на фактах (см. § 13 настоящего Постановления). Этот фактический вывод не был опровергнут при обжаловании, поскольку городской суд отклонил иск исключительно со ссылкой на тот факт, что нахождение заявителей в отделе не было достаточно длительным, чтобы квалифицироваться в качестве "задержания" в соответствии с российским законодательством (см. § 18 настоящего Постановления). В своих объяснениях, предоставленных Европейскому Суду, власти Российской Федерации указали, что заявители могли передвигаться по зданию отдела милиции, но они не утверждали, что заявители могли покинуть его, по крайней мере, до тех пор, пока им не было это разрешено. При таких обстоятельствах Европейский Суд считает установленным, что имел место элемент принуждения, который, несмотря на небольшую продолжительность заключения, свидетельствовал о наличии лишения свободы в значении пункта 1 статьи 5 Конвенции (…) (§ 36). Европейский Суд далее напоминает, что квалификация или отсутствие квалификации со стороны государства фактической ситуации не может решающим образом повлиять на его вывод о наличии лишения свободы (…). Таким образом, тот факт, что Московский городской суд и государство-ответчик полагали, что заявители не были "задержаны" в значении законодательства Российской Федерации, не означает автоматически, что заявители не были лишены свободы с точки зрения Конвенции (§ 37).

1.4.2 В §§ 145-148 Постановления от 23.09.10 г. по делу «Искандаров против РФ» ЕСПЧ объяснил, что из себя представляет Россия: «Произвольное заключение под стражу не может быть совместимым с пунктом 1 статьи 5 Конвенции, понятие "произвол" в этом контексте не сводится к несоответствию национальному законодательству. Хотя Европейский Суд прежде не формулировал универсальное определение того, какие виды действия могут составлять "произвол" в смысле пункта 1 статьи 5 Конвенции, ключевые принципы были выработаны в прецедентной практике. Более того, понятие произвола в контексте статьи 5 Конвенции в определенной степени варьируется в зависимости от вида рассматриваемого заключения под стражу (…) (§ 145). Например, Европейский Суд уже приходил к выводу о "произвольности" заключения под стражу, если, несмотря на соблюдение буквы национального закона, имел место элемент недобросовестности или обмана со стороны властей (…); если национальные власти пренебрегли стремлением правильно применять относимое законодательство (…); или если судебные органы санкционировали длительный срок содержания под стражей, не мотивируя соответствующие решения (…) (§ 146)… Ссылаясь на свои предыдущие выводы в части установления фактов настоящего дела (см. § 115 настоящего Постановления), Европейский Суд полагает, что использование представителями государства столь непрозрачных методов вызывает глубокое сожаление, поскольку такие практики могут не только нарушить правовую определенность и породить чувство личной незащищенности у граждан, но также могут в целом грозить подрывом общественного уважения и доверия к национальным властям (…) (§ 148)».

1.4.3 В § 157 Постановления от 31.05.11 г. по делу «Ходорковский против РФ» ЕСПЧ постановил, что «с целью определения стандарта оценки национальной законности Европейский Суд предлагал проводить различие между "очевидно недействительными" постановлениями о содержании под стражей и иными постановлениями, которые могут содержать недостатки, иногда ссылаясь на похожее различие, предусмотренное английским правом (…). Лишь такие нарушения национального процессуального и материального права, которые можно охарактеризовать как "грубые и очевидные" в исключительном смысле, определенном в прецедентной практике, должны привлекать внимание Европейского Суда. Понятие "грубого или очевидного нарушения" само по себе не имеет точного определения: в зависимости от обстоятельств оно может включать отсутствие юрисдикции (…), отказ заслушать заключенного (…), неуказание оснований содержания под стражей (…), недобросовестность со стороны властей и так далее (…)».

В моем случае мы имеем полный набор грубых и очевидных нарушений норм материального и процессуального права.

1.5 После незаконного, то есть без достаточных на то оснований задержания и лишения права на помощь защитника, меня поместили в вонючий и грязный склеп, где Бондар А.В. и Понасенко О.Ю. совместно с действующим под видом губернатора Нижегородской области Шанцевым В.П., посредством своих Бандитов в полицейской форме подвергли меня пыткам и истязаниям, не давая спать, чем совершили преступления, предусмотренные ч. 3 ст. 33, п.п. «г», «д», «е», «з» ч. 2 ст. 117, ч. 3 ст. 210, ст. 315 УК РФ. То есть созданная ими Банда занималась истязанием заведомо для виновных находящегося в беспомощном состоянии и прямой от Бандитов зависимости, с применением пытки, организованной группой, то есть организованным преступным сообществом с использованием служебных полномочий по мотивам политической и идеологической ненависти, а также ненависти в отношении социальной группы правозащитников, которых я представлял и которые мешали Бандитам уничтожать законность в Нижегородской области. Таким образом, преступления, совершенные Бондар А.В., Понасенко О.Ю. и Шанцевым В.П., предусмотренные ч. 3 ст. 33, п.п. «г», «д», «е», «з» ч. 2 ст. 117, ч. 3 ст. 210, ст. 315 УК РФ являются объективным фактом. С учетом же лишения права на информацию, незаконного задержания и злостного неисполнения предписаний ЕСПЧ и Конституционного Суда, запрещающих описываемую практику, Бондар А.В. и Понасенко О.Ю. подлежат безусловному привлечению к уголовной ответственности за совершение в отношении меня преступлений к рассматриваемым правоотношениям, предусмотренные ч. 3 ст. 33, п.п. «г», «д», «е», «з» ч. 2 ст. 117, ст. 136, 140, ч. 3 ст. 210, ч. 3 ст. 285, ч. 3 ст. 301, ч. 1 ст. 303, ст.ст. 315, 316 УК РФ.

1.6 17.09.15 г. Бондар А.В. и Понасенко О.Ю. организовали откровенно преступное рассмотрение сфальсифицированных административных материалов действующей под видом мирового судьи Галдиной О.А., что можно посмотреть в ролике «Еще одна Нижегородская Тварь»: https://youtu.be/Y18SWCVw2E4. Следующий разбор полетов будет непосредственно по Галдиной О.А.

2. Но хотелось бы напомнить, что право может считаться правом только в случае, если в достаточной мере установлено, что оно может быть юридически реализовано, что разъяснено в § 40 Постановления ЕСПЧ от 07.05.02 г. по делу «Бурдов против РФ». Бессмысленно говорить о правах, которые невозможно реализовать на практике, когда должностные лица освободили себя от всех обязанностей или их понимают как ничего не значащую формальность. Право Жертва может реализовать посредством соответствующих действий должностного лица и поэтому, когда должностное лицо не исполняет своих обязанностей по реализации прав Жертвы, то это приводит к умалению права, что разъяснено в п. 5 мот. части Постановления КС № 3-П от 18.02.2000 г.: «Отсутствие же корреспондирующей праву гражданина обязанности государственных органов не может не приводить к умалению права как такового, что согласно статьи 55 (часть 2) Конституции РФ является недопустимым».

2.1 Также следует вспомнить и о доводах Европейского Суда, выраженных в п. 2 Решения о приемлемости дела Padin Gestoso: «ʼʼВозможностиʼʼ, которыми должен воспользоваться любой обвиняемый, включают в себя возможности ознакомиться, чтобы подготовиться к защите, с результатом экспертиз, проведенных на протяжении судебного разбирательства. Впрочем, очевидно, что возможности, которые должны быть предоставлены обвиняемому, ограничиваются теми, которые способствуют или могут способствовать подготовке к защите».

2.2 В § 79 Постановления от 20.01.05 г. по делу «Майзит против РФ» ЕСПЧ разъяснил: «"Право на защиту", в рамках которого подпункт "b" пункта 3 Статьи 6 Конвенции содержит открытый список, создано, помимо прочего, для установления равенства, насколько это возможно, между обвинением и защитой. Условия, которые должны быть созданы для обвиняемого, ограничены теми, которые способствуют или могут способствовать ему при подготовке своей защиты (см. Доклад Европейской Комиссии по делу "Йесперс против Бельгии" (Jespers v. Belgium) от 14 декабря 1981 г., жалоба N 8403/78, DR 27, р. 61, § 55, 57)».

При этом, правоприменитель, «… избирая конкретные механизмы реализации прав, не может устанавливать такие правила, которые противоречили бы принципам уголовного судопроизводства, и создавать неустранимые препятствия в реализации прав, приводя тем самым к фактическому их упразднению (…)», что разъяснено в Определении КС № 1040-О от 21.05.15 г.

2.3 В Постановлении от 21.10.13 г. по делу «Яновец и другие против РФ» ЕСПЧ установил, что «… "процессуальные действия" следует трактовать … как действия, совершенные в рамках уголовного, гражданского, административного или дисциплинарного разбирательства, которые могут привести к установлению и наказанию виновных лиц или к присуждению компенсаций потерпевшей стороне … (§ 143). Термин "бездействие" относится к ситуации, когда не проводилось никакого расследования или предпринимались незначительные процессуальные действия, в то время как утверждается, что эффективное расследование должно было быть проведено. Такое обязательство со стороны властей осуществлять следственные действия может возникнуть, если появляются правдоподобные, заслуживающие доверия заявления, доказательства или информация, которые имеют отношение к установлению виновных лиц и возможному привлечению их к уголовной ответственности или их наказанию» (§ 144).

Но если процессуальные требования обязывают "чиновника" выслушать переданное ему лицо (…), то требования по существу дела обязывают его изучить обстоятельства "за" и "против" и принять решение со ссылкой на соответствующий закон, что разъяснено в § 35 Постановления БП от 03.10.06 по делу «МакКей против Соединенного Королевства».

При этом мы всегда должны помнить о том, что «… в силу конституционных принципов правового государства, верховенства закона и юридического равенства - должно отвечать требованиям определенности, ясности и непротиворечивости, а механизм его действия должен быть понятен субъектам соответствующих правоотношений из содержания конкретного нормативного положения или системы находящихся в очевидной взаимосвязи нормативных положений, поскольку конституционное равноправие может быть обеспечено лишь при условии единообразного понимания и толкования правовой нормы всеми правоприменителями (…)» (абзац 7 п. 6.1 мот. части Постановления КС № 5-П от 24.03.15 г.).

2.4 При этом, «принцип верховенства права, лежащий в основе Конвенции, а также принцип законности … требуют от государств не только соблюдать и последовательно применять принятые ими законы так, чтобы можно было предусмотреть последствия их применения, но и вдобавок к этой обязанности обеспечивать в праве и на практике условия для их применения» (§ 184 Постановления БП от 22.06.04 г. по делу «Брониовский против Польши»). Власти должны устранять существовавшее несоответствие между буквой закона и государственной практикой, мешающей эффективному осуществлению права. В соответствии с этими принципами от государства требуется также соответствующим образом, последовательно и своевременно исполнить законодательные обещания, сделанные в отношении поставленных вопросов. Требование о соблюдении принципа поддержания доверия граждан к государству и принятым им законам, вытекающего из принципа верховенства права, влечет за собой запрет, налагает на государственные органы обязанность устранить существующие в правовой системе дисфункциональные положения и исправить экстра-правовую практику (там же).

2.5 Согласно смысла §§ 59, 60 Постановления ЕСПЧ от 04.06.15 г. по делу «Руслан Яковенко против Украины» понятие «произвол» может выходить за пределы соответствия национальному законодательству. То есть действия властей могут быть законными «в соответствии с национальным законодательством, все еще может быть произвольным и, таким образом, противоречить Конвенции». Один из общих принципов, установленных в прецедентном праве Суда предусматривает, что действия властей будут «произвольными», «если, несмотря на соблюдение буквы национального законодательства, имел место элемент недобросовестности или обмана со стороны властей, или если национальные власти не пытались применить соответствующий закон должным образом ».

При этом, при решении любого вопроса должны соблюдаться пропорциональность, определяться конкретная цель для совершаемых действий и избираться адекватные средства правовой защиты. Преступная деятельность председателей судов и «прокуроров» в Нижегородской области привела к тому, что применяемые ими ограничения исключают и уменьшают возможность судебной защиты таким образом и в такой мере, что сама сущность права на обращение в суд посредством интернета лишается смысла. «Более того, ограничение является противоречащим пункту 1 статьи 6 Конвенции, если оно не преследует законную цель и если отсутствует разумное соотношение между используемыми средствами и преследуемой целью», что разъяснено в § 53 Постановления ЕСПЧ от 21.11.01 г. по делу «Аль-Адсани против Соединенного Королевства». Избираемые российскими «правоприменителями» средства не содержат ни пропорциональности, непонятна цель совершаемых ими действий, они содержат элементы недобросовестности, обмана и откровенно преступны и для достижения преступной цели лишения Жертв права на доступ к Правосудию они выдумывают все новый и новый Абсурд.

2.6 Также необходимо иметь ввиду, что нижегородские Уголовники в мантиях и мундирах игнорируют тот факт, что не только интересы частной жизни, но и всего российского криминального общества в целом должны уступить по своей значимости интересам расследования и наказания преступлений и обеспечения гласности судопроизводства, если такие интересы имеют более существенное значение, что следует из смысла § 97 Постановления от 25.02.97 г. по делу «Z. против Финляндии». Но поскольку мои действия были направлены на разоблачение злоупотребления правосудием, которое имело место в Нижегородском облсуде 16.09.15 г., поэтому они касались вопроса публичного интереса, который выше всех иных интересов, что разъяснено в Постановлении от 22.03.16 г. по делу «Пинту Коэльо против Португалии (№ 2)».

2.6.1 И здесь необходимо иметь ввиду доводы ЕСПЧ, выраженные в § 31 Постановления от 23.09.94 г. по делу «Йерсилд против Дании»: «… свобода слова является одной из главных опор демократического общества и что предоставляемые прессе гарантии имеют особое значение (там же). Пресса, выполняя возложенную на нее функцию распространения информации и идей в общественных интересах, не должна преступать пределов, установленных inter alia в интересах "защиты прав и репутации других лиц". В то время как на прессу возлагается задача распространять такие информацию и идеи, общественности предоставляется право получать их. Если бы это было иначе, то пресса была бы не в состоянии играть свою жизненно необходимую роль "сторожевого пса общественности" (там же). Эти принципы, хотя они и были сформулированы прежде всего в отношении печатных средств информации, без сомнения, применимы и к аудиовизуальным средствам информации. При рассмотрении "обязанностей и ответственности" журналиста потенциальное воздействие соответствующего средства информации является важным фактором; повсюду признается, что аудиовизуальные средства информации часто обладают значительно более непосредственным и мощным воздействием, чем печать (…). Аудиовизуальные средства информации способны с помощью образов передавать смысл, который не в силах донести печатные средства информации. В то же время методы объективного и сбалансированного репортажа могут существенно варьироваться в зависимости от других особенностей средства информации. Ни данному Суду, ни национальным судам не подобает подменять в этом вопросе своими собственными взглядами суждения прессы относительно того, к какой технике репортажа следует прибегать журналистам. В этом контексте Суд напоминает, что статья 10 защищает не только содержание выражаемых идей и информации, но и форму их передачи (…)».

Я являюсь реальным правозащитником, а поэтому всё приведенное касается и меня. При этом необходимо иметь ввиду, что «информация является скоропортящимся товаром, и задержка с публикацией, даже на короткий период времени, создает большой риск того, что она будет лишена всякой ценности и любого интереса» (§ 89 Постановления от 29.03.11 г. по делу «РТБФ против Бельгии»).

2.7 И в завершение хотелось бы перефразировать доводы судьи ЕСПЧ Де Мейера о пределах усмотрения национальных властей, выраженные к Постановлению от 25.02.97 г. по делу «Z. против Финляндии»: «Пустые фразы о правах участников процесса, не наполненные правовым содержанием, повторяемые в судебных заседаниях в частности и правоприменении вообще, уже слишком долго являются ненужными уклончивыми иносказаниями, которые служат только для малопонятного утверждения о том, что у Жертвы есть какие-то права, что является несовместимым с правами человека, поскольку декларируемые права невозможно реализовать. Нужно как можно скорее отказаться от такой терминологии, порочной в принципе и бесполезной на практике».

3. Таким образом, я требую: провести проверку по изложенным фактом и возбудить в отношении Бондар А.В. и Понасенко О.Ю. уголовное дело по ч. 3 ст. 33, п.п. «г», «д», «е», «з» ч. 2 ст. 117, ст. 136, 140, ч. 3 ст. 210, ч. 3 ст. 285, ч. 3 ст. 301, ч. 1 ст. 303, ст.ст. 315, 316 УК РФ, а в отношении Шанцова В.П. по ч. 3 ст. 33, п.п. «г», «д», «е», «з» ч. 2 ст. 117, ст. 136, ч. 3 ст. 210, ч. 3 ст. 285, ст.ст. 315, 316 УК РФ. При этом я хотел бы напомнить, что «при наличии у лица нескольких внутригосударственных средств правовой защиты, которыми можно воспользоваться, оно вправе выбрать средство правовой защиты по своей основной жалобе» (§ 74 Постановления от 24.06.14 г. по делу «Петрова против Латвийской Республики).

3.1 В отношении Инкогнито, Малинова М.И. и Грачева С.В. требую возбудить уголовное дело по ст.ст. 136, 140, ч. 3 ст. 210, ч. 3 ст. 285, ч. 3 ст. 301, ст.ст. 315, 316 УК РФ, ч. 3 ст. 30, ч. 2 ст. 33, п. «а» ч. 3 ст. 286 УК РФ.

3.2 В отношении сотрудников полиции, составивших незаконный протокол административного задержания со всеми сопутствующими этому процессуальными нарушения прошу возбудить уголовного дело по ст.ст. 136, 140, ч. 3 ст. 210, ч. 3 ст. 285, ст. 300, ч. 3 ст. 301, ст.ст. 315, 316 УК РФ.

Ответственность за заведомо ложный донос готов нести.

29.09.16 г. Усманов Р.Р.