Самотермидорианец. Революционная пауза

Самотермидорианец

Революционная пауза

Несколько слов о самоубийстве революций. Революция всегда заходит заметно дальше тех позиций, кои в состоянии удержать. Чем больше накоплено предреволюционных противоречий, чем яростнее революционный порыв, чем радужнее надежды общества, чем больше охваченных этими надеждами людей и слоёв, тем глубже откат, тем болезненнее он переживается, тем больше требует жертв.

Непосредственно в процессе революции ещё не ясно, какая часть общества готова к преобразованиям — и к каким. Вдобавок достоинства намечаемых изменений чаще всего неплохо проработаны теоретиками, а неизбежные побочные эффекты в полной мере выясняются лишь экспериментально — по мере того, как общество, проломившее старую стену, бьётся лбом о новые. Поэтому какие-то позиции — завоёванные, казалось бы, навсегда, — приходится сдавать. Иной раз даже ценой жизни тех, кто эти завоевания обеспечил.

Хрестоматийнейший пример послереволюционного отката дала Великая французская революция. 27 июля 1794 года был арестован Максимилиан-Франсуа-Мари-Исидор Бартелеми-Франсуа-Максимиллианович де Робеспьер, успевший заслужить прозвище Неподкупный и репутацию безжалостного палача, вместе со своими ближайшими сподвижниками по Большому Террору. На следующий день их казнили. Прочие пламенные революционеры в считанные дни перековались в столь же пламенных казнокрадов. Уже через пять лет страну возглавил генерал Наполеон Бонапарт, а ещё через пять он провозгласил себя императором. Словом, жизнь стала настолько спокойной, насколько это вообще возможно во время общеевропейской войны.

По новому календарю, введённому революцией, день переворота выпал на 9 термидора. С тех пор откат из-за невозможности удержать революционные завоевания называют термидором, а его организаторов — термидорианцами.

Профессиональный революционер Владимир Ильич Ульянов прекрасно знал этот закон. И не раз говорил соратникам: нам надо самотермидоризоваться, иначе на смену придут термидорианцы без мысли о революции.

В 1921 году он — вопреки воле изрядной части своей партии — ввёл Новую Экономическую Политику. Во внутрипартийных дискуссиях она определялась как средство удовлетворения мелкобуржуазных инстинктов основной массы тогдашнего населения — крестьян. Но более подкованным единомышленникам Ульянов представлял НЭП ещё и как тот самый самотермидор, который уже давно теоретически указан им как средство предотвращения массовой и окончательной контрреволюции.

НЭП обладала и собственными внутренними противоречиями. В конце концов — уже после смерти Ульянова — большевики сочли более целесообразным возврат к марксовым идеям централизованного управления экономикой. Но сама возможность этого движения (по их представлениям — вперёд) создана прежде всего ульяновским частичным отступлением.

Олицетворением нового революционного периода нашей истории долго был Борис Николаевич Ельцин. Оценки его деятельности весьма противоречивы.

Такова судьба едва ли не любого реформатора. Скажем, преобразования, совершённые Петром I Алексеевичем Романовым, доселе — через три века — оцениваются весьма неоднозначно: то ли он перевёл страну на качественно новый путь развития, то ли в попытке ускорить эволюционную европеизацию, начавшуюся ещё при его отце Алексее Михайловиче, разорвал естественную связь сословий и поколений и тем самым породил множество внутренних противоречий, не вполне изжитых и по сей день.

Поэтому не буду вдаваться в анализ конкретных действий — и последствий частого бездействия — Ельцина. А вот следующий президент России, Владимир Владимирович Путин, не только многократно отзывался о периоде правления Ельцина как об эпохе бедствий, но и на многих ключевых направлениях отказался от значительной части достижений эпохи его президентства. Многие средства массовой информации, ранее резко критиковавшие власть, перешли в руки новых владельцев и стали существенно лояльнее (а то и вовсе отказались от политики). Главы субъектов федерации при Ельцине избирались — теперь назначаются президентом (хотя и по согласованию с соответствующей законодательной властью). Спектр политических партий и неправительственных организаций, влияющих на жизнь страны, заметно сократился (а в парламенте одна партия вообще располагает конституционным большинством, то есть способна проводить любые решения, невзирая на волю других сил — даже президента).

Путина отобрал в преемники лично Ельцин — после пробы множества кандидатов. Особо рьяные поборники демократии считают этот выбор едва ли не главной ошибкой первого президента. Но не так уж много было у него ошибок — и уж во всяком случае не после столь долгих проверок.

В советское время Ельцин занимал высочайшие посты в коммунистической партии: первый секретарь Свердловского областного и Московского городского комитета, кандидат в члены политбюро. С трудами Ульянова знакомился хотя бы по долгу службы (а может быть, и по увлечению: Ульянов — сильный публицист и оригинальный политик).

Теорию самотермидоризации Ельцин скорее всего знал. Может, с 1988 года он искал как раз того, кто проведёт термидор с минимальными потерями и не отступит слишком далеко?