 |
В моем методе учительница мало преподает и много наблюдает. Главная же ее задача – направлять психическую деятельность детей и их физиологическое развитие.
|
|
|
|
Нормальный ребенок – и это очень существенно – внимательно исследует соотношение между отверстиями и величиной предмета, который надо поставить в гнездо, и очень интересуется игрой, о чем свидетельствует выражение его личика.
В этих именно ошибках и заключается огромное воспитательное значение дидактического материала; если ребенок с очевидной уверенностью ставит каждый цилиндрик на свое место, значит он перерос это упражнение, и такой материал для него уже бесполезен.
Подобные самопоправки заставляют ребенка сосредоточивать внимание на разнице размеров и сравнивать эти различия. В этом сравнивании и заключается психосенсорное упражнение.
Здесь дело не в познавании размеров при помощи предметов; точно так же мы не стараемся научить ребенка безошибочно пользоваться материалом, показанным ему, и хорошо проделывать упражнение.
Это поставило бы наш дидактический материал на один уровень со многими другими, например, фребелевскими; потребовалась бы активная работа учительницы, которая стремится сообщить знания и спешит исправить каждую ошибку так, чтобы ребенок мог изучить назначение предметов.
Здесь же, напротив, важна работа самого ребенка; важно, что он учится сам и самостоятельно исправляет свои ошибки. Учительница совершенно не должна вмешиваться. Никакая учительница не может сообщить ребенку ловкости, которая приобретается путем гимнастического упражнения; необходимо, чтобы ученик сам совершенствовался, собственными силами. То же самое можно сказать и о воспитании чувств.
Мы могли бы сказать, что это положение справедливо относительно всякой формы воспитания; человек таков, как он есть, не по милости своих учителей, а благодаря тому, что он сам научился делать.
|
|
|
Провести этот метод в жизнь с преподавателями старой школы трудно, между прочим потому, что они не в силах удержаться от вмешательства, когда ребенка смущает ошибка, и он, поджав губы и наморщив брови, делает усилия исправить ее. Заметив это, воспитательница старой школы проникается жалостью и неудержимым желанием помочь ребенку. Когда мы останавливаем ее, она безгранично жалеет ребенка, а между тем счастливая улыбка на его личике явно показывает, с каким восторгом он преодолевает препятствие.
Нормальные дети повторяют такие упражнения помногу раз, в зависимости от своих индивидуальных особенностей. Некоторым детям надоедает упражнение уже после пятого или шестого раза, другие переставляют и перекладывают предметы, по крайней мере раз двадцать, с выражением явного интереса. Однажды, наблюдая четырехлетнего ребенка, проделывавшего упражнение уже шестнадцать раз, я велела прочим детям запеть, чтобы отвлечь его, – но он не двинулся с места и продолжал вынимать цилиндры, смешивать их и ставить на места.
Интеллигентная учительница может делать при этом интересные наблюдения по индивидуальной психологии и до некоторой степени измерять длительность сопротивления внимания различным стимулам.
И в самом деле, раз ребенок сам воспитывает себя, а контроль и поправка даны в дидактическим материале, то учительнице остается только наблюдать. Теперь она уже больше психолог, чем педагог, – и вот доказательство важности научной подготовки преподавателя.
В моем методе учительница мало преподает и много наблюдает. Главная же ее задача – направлять психическую деятельность детей и их физиологическое развитие. По этой причине я заменила название «учительница» словом директриса, руководительница.
Вначале это вызывало улыбку; меня спрашивали: кем же учительница руководит, раз у нее нет учеников в обычном смысле, и она предоставляет своим маленьким питомцам полную свободу? Но ее руководительство гораздо сложнее и важнее того, которое обычно разумеется, – ведь учительница руководит жизнью и душой ребенка.
|
|
|
2. Воспитание чувств имеет целью обострение различительного восприятия стимулов путем повторных упражнений.
Существует «сенсорная культура», обычно не принимаемая во внимание, но составляющая важный фактор в эстезиометрии.
Так например, среди приборов, применяемых во Франции для измерения умственных способностей, или среди приборов, установленных де Санктисом[4] для диагноза степени одаренности, часто употреблялись кубы различной величины, ставившиеся на различных расстояниях. Ребенку нужно было отобрать наименьший и наибольший кубы, а хронометром отмерялось время реакции – промежуток между заданием и его исполнением; учитывались также и ошибки.
Я повторяю, что в подобных упражнениях забывается фактор сенсорной культуры.
В моем методе учительница мало преподает и много наблюдает. Главная же ее задача – направлять психическую деятельность детей и их физиологическое развитие.
У наших детей, в числе прочих дидактических материалов, имеется серия из десяти кубов. Первый имеет в основании десять сантиметров, а у прочих основания уменьшаются последовательно на один сантиметр, так что основание последнего кубика – один сантиметр. Упражнение заключается в бросании этих деревяшек, окрашенных в бледно‑ розовый цвет, на зеленый коврик; затем сооружается башня: в основание ставят большой куб, на него следующие по величине, а на самом верху – кубик в один сантиметр. Из кубиков, разбросанных по зеленому ковру, дети должны каждый раз отбирать «самый большой».
Эта игра особенно занимает детей двух с половиною лет. Соорудив башню, они разрушают ее ударом ручонки и любуются розовыми вещицами, рассыпанными по зеленому ковру. Потом они опять начинают постройку, возводя и разрушая ее помногу раз. Если перед этим дидактическим материалом посадить одного из моих детей от трех до четырех лет и школьника первого элементарного класса (шести и семи лет), то мой воспитанник, без сомнения, покажет более короткий период реакции и не сделает ошибок; то же можно сказать относительно измерений хроматического чувства и т. д.
|
|
|
Этот воспитательный метод должны бы принять к сведению специалисты по экспериментальной психологии.
Итак, наш дидактический материал делает возможным самовоспитание и допускает методическое воспитание чувств. Это воспитание зиждется не на искусстве учительницы, но на воспитательной системе. Учительница только демонстрирует предметы, которые, во‑ первых, привлекают внимание ребенка, а во‑ вторых, заключают в себе рациональную постепенность стимулов.
Не следует смешивать воспитание чувств с конкретными понятиями об окружающей среде, получаемыми при посредстве органов чувств. Равным образом мы не должны отождествлять эти чувства с номенклатурой, соответствующей конкретному понятию, а тем более с построением синтетических или абстрактных идей.
Вспомним, что делает учитель музыки, когда дает урок на рояле. Он придает ученику правильное положение тела, дает ему понятие о нотах, показывает ему соответствие между писанной нотой и клавишей, дает постановку пальцам, а затем велит ребенку проделать упражнение самостоятельно. Если из этого ребенка хотят сделать пианиста, то между понятиями, преподанными учителем, и музыкальной игрою должен протечь долгий период терпеливых упражнений, развивающих гибкость пальцев: координация специальных мускульных движений должна стать автоматической, и мускулы рук должны окрепнуть в часто повторяющихся упражнениях.
Поэтому пианист должен работать сам за себя. И успех его тем прочнее, чем больше любовь к музыке побуждает его быть настойчивым в упражнениях; но без руководства учителя одного упражнения недостаточно для превращения ученика в настоящего пианиста.
Директрисы «Дома ребенка» должны иметь отчетливое представление о двух факторах, привходящих в их работу: о руководстве ребенком и об индивидуальном упражнении.
Только твердо усвоив это, они могут приступить к руководству самопроизвольным воспитанием ребенка и к сообщению ему необходимых общих понятий.
|
|
|
В определении своевременности и характера этого вмешательства и заключается все личное искусство воспитателя.
Например, в одном из «Домов ребенка» через месяц после открытия я нашла пятилетнего мальчика, который уже умел составлять слова, так как в совершенстве знал азбуку, – он изучил ее в две недели! Он умел писать на черной доске, а в вольном рисовании показал себя не только наблюдательным, но и обнаружил некоторое интуитивное знание перспективы, – превосходно нарисовал дом и стол. Что касается упражнений в хроматическом чувстве, то он смешивал восемь оттенков восьми цветов и из кучки в шестьдесят четыре таблички, каждая из которых обмотана шелком особого цвета или оттенка, быстро умел выделять восемь групп. Проделав это, он с легкостью располагал каждый цветной ряд в полной постепенности оттенков. Играя в эту игру, ребенок как бы проворно расстилал на столике коврик тонко оттененных цветов.
Я проделала опыт: взяв его к окну и показав ему на деревянном столике одну из цветных табличек, велела ему хорошенько к ней приглядеться и запомнить цвет. Затем я послала его к столу, на котором были разложены таблички, подобные той, на которую он смотрел. Он делал самые ничтожные ошибки, обыкновенно выбирал в точности соответствующий цвет, часто ближайший к нему и лишь в редких случаях оттенок, на две степени отстоящий от нужного. Значит, у мальчика в изумительной степени была развита способность к распознаванию цвета. Подобно всем детям, он очень любил хроматические упражнения. Но когда я спросила его о названии белого мотка, он долго колебался, прежде чем неуверенно ответил: «Белый». Столь умный ребенок без всякого вмешательства учительницы сумел бы заучить название каждого цвета.
|
|
|
