Депутаты Государственной думы от Уфимской губернии

Они были первыми

 

27 апреля 1906 года в Таврическом дворце Петербурга на первое заседание собрались депутаты Государственной Думы, избранные во всех губерниях Российской империи. Выборы были сложными и по нынешним меркам не демократическими, в них не участвовала большая часть взрослого населения России – женщины, студенты, военнослужащие. Тем не менее россияне были уверены: грядут большие перемены.

В этот же день в Уфе состоялось заседание Городской думы и впервые к гласным (депутатам) приехал недавно назначенный губернатор Александр Степанович Ключарев, который поздравил уфимцев с радостным днем в жизни России. Из Уфы в северную столицу ушла телеграмма: «Призванные Государем представители земли русской при единении и дружной работе создадут новый строй жизни нашего дорогого Отечества к благу и процветанию его».

Ключарев был романтиком или, по крайней мере, хотел им казаться. В благие намерения царского манифеста от 17 октября 1905 года он поверил, хотя знал, что в канун его приезда в Уфу здешний городской голова Александр Александрович Маллеев, также поверивший в благие перемены в российской жизни, был отстранен от должности за свой восторг. За то, что примкнул к уфимским демонстрантам, присутствовал на митингах, ратовал за свободу, он вынужден был попроситься в отставку. Гласные городской думы отпустили его с должности с неохотой и с оговоркой, что не видят вины Александра Александровича ни в демонстрациях, ни в уличных беспорядках с человеческими жертвами. Они записали в журнале заседания: «Городская дума 15 ноября пришла к убеждению, что все обвинения, возведенные на голову, представляют из себя ничто иное, как гнусную ложь и клевету. Маллеев за свои вполне корректные действия не только не заслуживает какого-либо упрека, но наоборот все его действия, направленные к успокоению встревоженных умов и к поддержанию порядка в городе, вызывают со стороны думы полнейшее доверие и одобрение». Свое постановление дума поручила опубликовать в «Уфимских губернских новостях», но предшественник Ключарева на посту губернатора Болеслав Павлович Цехановецкий, пробывший, кстати, на этом посту едва три месяца, отменил решение. Маллеев принял все близко к сердцу, и через полгода его не стало.

Ключарев верил в большое будущее Государственной Думы. Он имел для этого некоторые основания – все десять депутатов от Уфимской губернии были людьми серьезными и благонамеренными.

Абуссугуд Ахтямов (в различных печатных изданиях за прошедшие сто лет неоднократно изменялась транскрипция написания имен и фамилий депутатов, я посчитал нужным выписать их фамилии из книги «Государственная дума. Наши депутаты», изданной в Петербурге в 1906 году, потому что, как сказано в предисловии, «биографии написаны и проверены самими членами Госдумы») после окончания Казанского университета служил чиновником для особых поручений при уфимском губернаторе, был председателем Белебеевской земской управы, потом – судебным следователем, присяжным поверенным окружного суда.

Сергей Балахонцев, дворянин, выпускник уфимской гимназии и естественного факультета петербургского университета, тоже некоторое время был чиновником по особым поручениям, потом – председателем Уфимской губернской земской управы.

Иван Бычков – единственный крестьянин среди уфимских депутатов и самый бедный из них – имел земельный надел на три души, то есть еле сводил концы с концами, тем не менее был в своей волости кандидатом, заместителем волостного старшины.

Григорий Гутоп – весьма известная в Уфе личность. Присяжный поверенный, кандидат юридических наук, он владел усадьбой, которую сегодня занимает пятиэтажка по адресу Ленина, 2. В Уфимском уезде Гутоп имел 645 десятин земли и на 2100 рублей имущества. Вполне благонадежен.

У Салим-Гирей Джантюрина в Уфимском уезде было 570 десятин, в Уфе имел дом на углу нынешних улиц Пушкина и Советской. По одним сведениям, имел среднее образование, по другим – окончил Московский университет, по меньшей мере два раза избирался мировым судьей, был земским начальником в Белебеевском уезде и непременным членом губернского присутствия. При выборах в Государственную Думу дал согласие работать также специальным корреспондентом газеты «Мусульманский мир».

Купец Сахипзада Максютов был гласным бирского уездного земства, попечителем земского начального училища.

Шахайдар Сыртланов, дворянин, после окончания Оренбургского кадетского корпуса служил в Туркестане, а когда вышел в отставку, возвратился в Белебеевский уезд, где у него было две с половиной тысячи десятин земли. Его избрали гласным уездного, а потом и губернского земства, мировым судьей.

Кутлу-Мухамед Тевкелев окончил в свое время пажеский корпус и дослужился до полковника. Земли в Белебеевском уезде у него было чуть более одной тысячи десятин, но он был из клана Тевкелевых, среди которых были как гвардейские офицеры, так и мусульманские священнослужители.

Не менее известны были в Уфимской губернии Толстые. Среди них – вице-губернатор и генерал медицинской службы. Имения они имели не только в Уфимской губернии, но и в Казанской, в Симбирской. Соответственно, учились и служили в этих же губерниях. В советское время к месту и не к месту упоминалось, что граф Владимир Толстой был одноклассником Владимира Ульянова и даже сидел с ним в гимназии за одной партой, да и Петр Толстой учился в той же симбирской гимназии. В 1906 году, когда Владимир Ленин находился в эмиграции, Петр Толстой стал депутатом от Уфимской губернии.

Единственным представителем мусульманского духовенства в уфимской десятке депутатов Государственной Думы первого созыва оказался Ямалетдин Хурамшин, мулла из деревни Карамово. Кстати, самый молодой среди уфимских депутатов – ему не было и тридцати лет. Ахтямову уже седьмой десяток пошел, Гутопу, Сыртланову и Тевкелеву перевалило за пятьдесят.

Социал-демократическая рабочая партия выборы в Государственную Думу бойкотировала, объяснив свою позицию в листовке, датированной 26 февраля 1906 года, просто: «Выборы – один наглый обман! В думе нет места рабочим». В Уфимской губернии, где позиции РСДРП были, мягко говоря, шаткими, такое решение было верным. Златоустовский завод с 3471 рабочим мог избрать троих уполномоченных, Катав-Ивановский завод – двоих, все остальные – от Уфимских железнодорожных мастерских с 1793 рабочими до печатни и переплетной Блохина имели право послать одного уполномоченного – и не было никакой гарантии, что эти три десятка уполномоченных от мелких промышленных и кустарных предприятий поддержат кандидатуру рабочего крупного промышленного предприятия.

Спокоен был губернатор Ключарев за десятку уфимских депутатов, потому и отправил в Петербург вместе с гласными Уфимской городской думы телеграмму о «единении и дружной работе»: гласные наверняка не знали, что среди пятисот депутатов Государственной Думы находятся посланцы, в основном, Закавказья, Польши и Прибалтики, четко обозначившие свое негативное отношение к царскому правительству.

От Уральской области в Думу был избран Владимир Недоносков, редактор газеты «Уралец», закрытой «за вредное направление». Депутата Думы, сотрудника «Семипалатинского листка» Алихана Бухейнова, освободили из тюрьмы за несколько дней до выборов. Александр Ушаков во время выборов находился в ссылке в Сургуте. Семен Церетели, социал-демократ от Тифлисской губернии, и лидер социал-демократической фракции Ной Жордания также отсидели в тюрьме. Гужовский Яков, народоволец из Черниговской губернии, «в момент выбора сидел в тюрьме». Бабич Алексей «был арестован по подозрению в принадлежности к «крестьянскому союзу». Горшков Дмитрий, Иваницкий Федор, Гредескул Николай, Родичев Федор, Аверьянов Николай, Волкович Алексей, Петрункевич Иван в канун выборов подвергались репрессиям и не скрывали этого. Долго мириться с существованием такой Думы царское правительство не могло, и восьмого июля 1906 года первый состав Государственной Думы был распущен.

Не участвовавшие в выборах уфимские социал-демократы немедленно выпустили листовку: «Нам тоже часто не нравилась деятельность Думы, но не потому, что Дума была слишком революционна, а потому, что большинство думских депутатов были слишком умеренны, их требования ничтожны».

После того, как состав первой Думы распустили, в Уфе начали выпускать «Уфимского рабочего» – газету, специально созданную уфимским комитетом партии РСДРП для освещения положения с Думой. Первый номер газеты вышел 8 октября 1906 года, а со следующего номера социал-демократы начали нападки на кадетов, опубликовав статью «Выборгское воззвание и либеральные буржуа». Кадеты требовали отставки министров и со дня на день готовились сами стать министрами, а когда Думу разогнали, они в Выборге провозгласили: «Ни одной копейки налогов правительству, ни одного солдата в армию!». Через два месяца на своем съезде они постановили отказаться от принятого ими выборгского воззвания. Кстати, в первом созыве Думы среди уфимской десятки было восемь кадетов, один трудовик Бычков, и один беспартийный Гутоп.

Когда в Уфе и в губернии началась предвыборная кампания по выдвижению кандидатов во вторую Думу, местные социал-демократы констатировали: «Уфимский комитет признает, что тактика бойкота при данных условиях является нецелесообразной». «Уфимский рабочий» был непримирим к кандидатам в Государственную Думу: «Уфимский городской голова черносотенец Гиневский выставляет свою кандидатуру в члены Государственной Думы. Тот самый Гиневский, который редактирует погромную газету «Уфимский край». Тот самый Гиневский, который, имея дом в 20 тысяч рублей и 400 десятин земли, получая 1800 рублей жалованья, тем не менее вымолил у уездного земского собрания пенсию в 1200 рублей».

Не нравился социал-демократам и чиновник Алексей Петрович Лобунченко. Но он получил 52 голоса от служащих правительственных учреждений и едва не стал депутатом. «Уфимский рабочий» ни разу не сообщил читателям, кого же партия рекомендует в депутаты? Боялись потенциальные депутаты оказаться под недреманным оком жандармов и отправиться вместо Петербурга в Сибирь? Суть в том, что не было в Уфимской губернии социал-демократа, который имел бы авторитет и уважение среди рабочих. Уфимская газета призналась, что выступление Михайличенко «памятно рабочим». Так ведь депутат первой Государственной Думы от Екатеринославской губернии Митрофан Михайличенко успел за 35 лет своей жизни поработать батраком и конторщиком в помещичьей экономии, потом – шахтером и десятником на руднике. В Думу его выбрали, когда он был слесарем – у него имелся и жизненный опыт и наверняка острый ум, если сумел стать и конторщиком, и десятником.

А кадеты не сдавались и готовились к новым боям. В том числе и в Уфе. Семнадцатого января 1907 года в здании Уфимского общественного собрания состоялось предвыборное собрание избирателей. Председательствовал князь Вячеслав Александрович Кугушев, среди устроителей собрания были недавний депутат Государственной Думы Григорий Владимирович Гутоп и гласный Уфимской городской думы Иван Николаевич Першин. Почти тысяча горожан пришли на собрание. О том, как оно проходило, подробно рассказано в полицейском донесении, хранящемся в республиканском историческом архиве. Г.В. Гутоп говорил, что первая Дума в ответе на тронную речь Государя требовала минимум необходимого, назвал министерство Столыпина министерством скорострельных судов, предлагал присутствующим на собрании избирателям требовать от лиц, выбранных в Думу, чтобы они, «ни отступаясь ни на йоту от программы, отказали в своем утверждении законам о скорострельных судах и аграрных реформах».

Мещанин Александр Семенович Косулин (позже – гласный Уфимской городской думы, член комиссии по строительству Аксаковского народного дома) в своей речи призывал к единению относительно требования ответственного перед Думой министерства.

Редактор газеты «Уфимский вестник» Дубовицкий предлагал собранию посылать в Думу таких представителей, которые смело боролись бы за нужды пролетариата и не расходились бы там поспешно, даже если их станут разгонять. (В 1911 году по приказу губернатора Дубовицкий отсидел две недели в полицейской управе за статьи «тенденциозного содержания»).

Крестьянин Степан Семенович Благин настаивал на замене царского министерства министерством, ответственным перед Думой и страной. (В 1918 году Благин стал губернским комиссаром юстиции, возглавлял расследование преступления большевиков, без суда расправившихся с узниками «баржи смерти», в том числе и с депутатом Государственной Думы Петром Толстым).

Ермилов высказывал мнение, что Дума должна организовать народ, чтобы, опираясь на него, вести беспощадную борьбу с военно-полевым министерством, и в Думу надо посылать таких людей, которым не привыкать идти на все в борьбе за землю и волю и которые готовы костьми лечь за народное дело, ибо, по его выражению, против министерства Столыпина с его военно-полевыми судами нельзя бороться языком. (В отчете помощника уфимского полицмейстера Елсакова не названы имя и отчество оратора. Ермиловых в Уфе было немало. И вообще, оратор мог назваться не своей фамилией, догадываясь, что им заинтересуется полиция).

Калягин предлагал также голосовать за рабочую партию и выбирать из крайних левых партий, так как они борются за свободу, землю и власть народа. При этом оратор подчеркивал, что неограниченная свобода теперь только у союза русского народа, так как он защищает интересы тех паразитов, которые пользуются почетом и властью при существующем строе. (Нет ни одного Калягина в моем каталоге, фамилия скорее всего вымышленная)

Потомственный почетный гражданин (то есть получивший это звание за благие деяния предков), заведующий книжным складом губернского земства Александр Петрович Малеев высказал согласие с требованиями прежних ораторов. Он предположил, что новая Дума будет еще более оппозиционной, чем прежняя. Его, кстати, выбрали в Государственную Думу, и через четыре года нечаянно оказавшийся в Уфимской губернии столичный литератор Минцлов отзывался о нем как о невинно пострадавшем за депутатство, но это не так: Малеев продолжал работать в книжном складе, уже после роспуска Думы его наградили медалью. Его не наказали даже после того, как в конце 1906 года в акте проверки было записано: «Местный земский книжный склад в громадном количестве выписывает книги и брошюры политического содержания, между тем склад этот в деле выбора выписываемых книг никакого надзора со стороны земства не имеет. В текущем году на складе были обнаружены и конфискованы нелегальные произведения печати».

Александр Федорович Ница (секретарь газеты «Вестник Уфы», он был выборщиком при избрании депутатов Государственной Думы первого созыва, через десять лет – кандидатом в члены Учредительного собрания, а в 1918 году погиб на «барже смерти», до последнего часа поддерживая товарищей по несчастью, читая им евангелие по-гречески) сказал, что первая Дума не могла осилить и изменить старый строй потому, что цитадель самодержавия, крепость абсолютизма, оказалась слишком могущественна, и только после роспуска стало ясно, что, как высказался вождь кадетской партии Милюков, «штурмом этой крепости не взять, а лишь правильной осадой».

Были во время собрания и другие выступающие, в своем послании в губернаторскую канцелярию Елсаков называет их фамилии, но не уточняет содержание речей. Зато обращает внимание, что во время речей, несмотря на неудобные и порицающие существующий государственный строй выражения, как председатель собрания, так и другие устроители ни разу не пытались остановить говорящих.

Полицейскому донесению дали ход, причем спрос организовали как с устроителей собрания и с выступавших на нем, так и с присутствовавших, не давших словесного отпора нападкам на государственный строй. Двадцать первого января губернатор дал предписание полицмейстеру: результаты предварительного дознания препроводить прокурору окружного суда «на предмет привлечения ораторов к ответу». Повестки явиться в окружной суд семнадцатого февраля были выписаны обвиняемым Гутопу, Кугушеву и Першину, свидетелям Ивану Ивановичу Лукашевичу, секретарю казенной палаты, инспектору народных училищ Михаилу Александровичу Попову и делопроизводителю губернского правления Хруцкому – последним за то, что промолчали.

Однако шестнадцатого февраля выяснилось, что отбыл в Петербург Кугушев, Гутопа также не оказалось в Уфе: он уехал в Москву «на неопределенное время». Судебный процесс затянулся на годы и закончился лишь в 1911 году оправданием обвиняемых. Между прочим, Елсаков среди находившихся в зале и «промолчавших» назвал весьма уважаемых в Уфе ахуна Хайруллу Усманова и благочинного Стефана Константиновского, но священнослужителей не решились приглашать в суд даже свидетелями.

Социал-демократическая партия в этом общегородском собрании участия не приняла, а эсеры честно заявили о готовности «костьми лечь за народное дело».

Большой конкуренции между кандидатами не наблюдалось: одни разочаровались в скоропалительном разгоне Думы, другие не захотели «подставляться», поняв, что ни царю, ни министрам Дума не нужна.

20 января в здании Белебеевской народной аудитории под председательством земского начальника Бунина тоже состоялось собрание. Из среды священнослужителей и мелких землевладельцев выбирали уполномоченных на съезд крупных землевладельцев. Из нескольких сот представителей присутствовали 73. Напрасно взывали организаторы собрания, что «выборы – это прелюдия к величайшему государственному акту, акту составления одного из высших государственных правительственных учреждений, Государственной Думы – этого посредника и объединителя Царя и народа».

По правилам о выборах участвовать на съезде крупных землевладельцев могло лишь лицо, обладающее земельным цензом в 350 десятин и денежным в 15 тысяч рублей. Участники белебеевского собрания имели на всех 1785 десятин и 4211 рублей, поэтому могли выбрать пять уполномоченных, что они и сделали. На прошедшем позже уездном собрании крупных землевладельцев ни один из этой пятерки дальше не прошел, подтвердив, что при данной выборной системе рабочие и крестьяне не могут попасть в состав Государственной Думы.

Социал-демократы опустили руки и написали в «Уфимском рабочем» о своем неумении вести агитационную пропаганду: «На крестьянских выборах социал-демократической работы совершенно не велось. Очень мало нами сделано и для агитации среди городского населения. Но что оказывается более всего неудачным с нашей партийной точки зрения – это выборы по рабочей курии. В этой курии, которая принадлежит по праву СДРП, в некоторых местах прошли беспартийные, социал-революционеры и даже черносотенцы. В общем итоге социал-демократы будут иметь в губернском избирательном собрании 10 – 12 своих представителей на 144 – 142 представителя других партий».

Однако 6 февраля 1907 года на губернском избирательном собрании в члены Думы неожиданно избрали рабочего Юрюзанского завода, члена РСДРП Ивана Давидовича Серебрякова. Что мог сказать и какие принять решения при голосовании в Думе двадцатишестилетний малограмотный рабочий? Пятнадцатого февраля он отбыл в Петербург с напутствием: «Не на пир, не на праздник провожаем мы тебя, а на борьбу», а еще через три недели в «Уфимском рабочем» напечатали его письмо: «Пишите в Думу нам, социал-демократам, поддерживайте нас».

Через несколько месяцев распустили и вторую Государственную Думу. «Разгон думы, которого ждали со дня на день, был встречен рабочими Уфы в общем спокойно», – констатировала газета «Уфимский рабочий».

Не смогли социал-демократы подобрать из своих рядов сколько-либо значащую кандидатуру и при выборах в Думу третьего созыва. Рабочий Василий Косоротов перед отъездом в Петербург выступил на платформе станции Юрюзань, сказав лишь общие слова «об угнетенном состоянии заводских рабочих, лишенных земельного надела и в то же время обремененных непосильными для них косвенными налогами», советовал рабочим избирать уполномоченных из своей среды, обещая со своей стороны содействие.

Большого криминала в этом высказывании не было, но Косоротова по недоказанному обвинению (вроде бы призывал стрелять в солдат) судебная палата отправила на 11 месяцев в тюрьму, а депутаты Думы автоматически исключили его из своих рядов.

Одним из немногих уфимских депутатов, выступивших с большой думской трибуны, оказался Юлий Юльевич Блюменталь. Потомственный дворянин, выпускник академии художеств, он стремился нести знания крестьянам, в конце девятнадцатого века участвовал в народных чтениях в Шаране. Садился в чайной общества народной трезвости и вслух читал «Сказку о рыбаке и рыбке» или «Конька-горбунка». Но ведь каждая строчка в сказках Пушкина и Ершова звучит как музыка, как гимн великому русскому языку, и в то же время – это сказочное повествование, прослушав которое, простой крестьянин сегодня же начнет его пересказывать своим домашним, пробуждая интерес и к сказкам, и к книгам. Блюменталь был выборщиком, то есть занимался предвыборной работой при избрании депутатов первой и второй Думы, пока сам не стал депутатом в третьей. Еще раньше, в 1904 году, на станции Раевка он входил в состав делегации, встречавшей поезд с Николаем Вторым, от имени уездной земской управы вручал императору хлеб-соль. Он был достаточно активен как депутат Думы, в частности, участвовал в составлении и подписании законопроекта об отмене еврейской оседлости. С думской трибуны Юлий Юльевич рассказал, что в голодный, неурожайный год понадобилась помощь крестьянам в предоставлении им оплачиваемой общественной работы, но в результате бюрократических проволочек общий объем предполагаемых работ снизили почти в сто раз. Аналогичная картина с беспределом чиновников наблюдалась по всей России.

Юлий Юльевич Блюменталь умер в 1944 году. Его миновали многочисленные чистки и репрессии тридцатых годов.

Большинство депутатов Государственной Думы от Уфимской губернии не были пассивными. Вероятно, самым активным был депутат третьего созыва Али-Оскар Сыртланов, сын депутата Думы первого созыва Шахайдара Сыртланова.

Окончив кадетский корпус и военное училище, он, как лучший, был выпущен в лейб-гвардии Литовский полк. Затем блестяще окончил Александровскую военно-юридическую академию по первому разряду (награжден медалью, его имя занесли на мраморную доску). Потом была служба в законодательном отделении главного военно-судного управления. В 1906 году его назначили помощником военного прокурора в Киеве, но он вышел в отставку и поступил в петербургскую адвокатуру. Одно из наиболее громких дел – участие Сыртланова в судебном процессе над генералами и адмиралами из Порт-Артура. Несмотря на слова военного министра Куропаткина, утверждавшего в 1903 году, что «укрепления Порт-Артура приходят к концу. Ныне можно не тревожиться, если даже большая часть японской армии обрушится на Порт-Артур», Сыртланов во время суда доказывал, что «никакой крепости Порт-Артура не было. А что было – то не соответствует научному понятию «крепость». Порт-Артур был полевой укрепленной позицией к началу осады, а к моменту сдачи перестал быть и укрепленным местом» («Речь», 24 января 1908 года). И хотя вся Россия возмущалась ходом судебного процесса над военачальниками, сдавшими японцам Порт-Артур, Сыртланов сделал неплохой шаг в карьерном продвижении.

Как член Государственной Думы он принимал живейшее участие не только в общих собраниях, но и в нескольких комиссиях – финансовой, по государственной обороне, по переселенческому делу, о неприкосновенности личности, был одним из основателей мусульманской группы. Одновременно председательствовал в правлении мусульманского благотворительного общества и состоял членом Комитета соборной мечети Петербурга.

Его застрелил тесть в августе 1912 года, по официальной версии – из-за неосторожного обращения с оружием. Сыртланов был незаурядной личностью, причины смерти никто расследовать не стал.

Возглавил в Думе мусульманскую думу Кутлу-Мухамед Тевкелев. Александра Толстого избрали товарищем председателя комиссии по вероисповедным вопросам. Важно, что многие депутаты Государственной Думы продолжали мыслить и действовать по-государственному и после истечения их полномочий.

Многие депутаты Государственной Думы, избранные от Оренбургской губернии, некогда получили воспитание и образование в Уфе. Например, Зигангир Байбурин считался уроженцем Оренбургской губернии, Уфимского уезда – он из Чишминского района. В третий созыв Государственной Думы его избрали от Оренбургской губернии. В Думе он вошел в мусульманскую фракцию, а еще был членом думской земельной комиссии.

В 1907 году, уже после роспуска второй Государственной Думы, бывший ее депутат Хайрулла Усманов отпечатал в Оренбурге «Заявление члена Государственной Думы от Оренбургской губернии Шигбала Сахаутдинова Сейфитдинова в аграрную комиссию второй Государственной Думы». В нем говорилось, что башкирский народ, состоя в войсковом звании, до 1864 года управлялся своими кантонными начальниками. По положению 13 мая 1863 года башкирское войско упразднили, вместо кантонных начальников создали мировых посредников, которые «аккуратно посредничали в колоссальном и систематическом расхищении башкирских земель». По закону от 6 июня 1894 года все леса башкир взяли в заведывание казны Министерства Государственных имуществ. Автор требовал отменить закон 1894 года и закон от 20 апреля 1898 года о производстве душевых наделов по десятой ревизии. Он также требовал издать новое законоположение и «те земли, которые благодаря давлениям местных властей и влиятельных лиц отданы на долгосрочные аренды за бесценок и без соблюдения интересов башкир – возвратить им, признав договоры недействительными». Царское правительство эти требования удовлетворить не пожелало, но, согласитесь – это позиция гражданина.

Депутат четвертой Государственной Думы уфимец Ибниамин Ахтямов, сын депутата первой Думы Абуссугуда Ахтямова, секретарь мусульманской фракции, в декабре 1916 года ездил в Наманган, чтобы защищать там на суде мусульман, отказавшихся по религиозным убеждениям от призыва на воинскую службу. В обстановке патриотической истерии, повсюду раздававшихся требований отдать все силы для победы над врагами России, это было смелым шагом. В 1917 году Ибниамин Ахтямов был комиссаром Временного правительства по делам мусульман в Уфимской губернии, затем – председателем Уфимского губернского мусульманского национального совета, чуть позже – заместителем председателя национального собрания мусульман внутренней России и Сибири.

В первой и второй Государственных Думах Уфимской губернии было предоставлено по десять мест, в третьей и четвертой – по восемь. Некоторые депутаты избиралась неоднократно: Григорий Гутоп – трижды, Кутлу-Мухамед Тевкелев – четырежды.

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: