Заключение

Блокада была полностью снята в боях 14—27 января 1944 года во время Ленинградско-Новгородской операции. В стратегических планах на 1944 год она не являлась основной, но была важна тем, что могла стать предпосылкой для разгрома немецких войск, занимавших Белоруссию. Группа армий «Север» насчитывала в это время свыше 700 тысяч человек, имела глубоко эшелонированную оборону, причем наиболее укрепленным являлся  участок дороги от Новгорода до Чудова. Главной задачей операции, стоявшей перед Волховским фонтом, было не «выдавливание» 18-й армии на заранее подготовленные позиции, а ее расчленение и ликвидация. Полностью выполнить этот план не удалось, но сама армия понесла тяжелые потери. Как вспоминал К. А. Мерецков, «операцию планировалось провести в три этапа. На первом, продолжительностью в шесть дней, надо было продвинуться на 25 километров и освободить Новгород с окрестностями. На втором этапе мы намеревались в течение четырех дней пройти еще 30 километров и дойти до восточного изгиба русла реки Луга. Третий этап (10 дней, 50 километров) завершал операцию: овладев городом Луга, мы должны были развернуть свои главные силы для действий в Юго-Западном направлении, на Псков и Остров, причем одну армию я собирался перебросить по Чудскому озеру для удара в сторону Тарту. Но этим дело не исчерпывалось. Предусматривался еще четвертый этап наступления, глубиной в 35 километров, рассчитанный на непосредственную подготовку к освобождению прибалтийских республик Всего на операцию нам отвели месяц»^{663}.

Наступление должно было проводиться силами трех фронтов — Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского. 14 января 1944 года начались атаки войск Ленинградского фронта с Ораниенбаумского плацдарма. 15 января немцы изгнаны с Пулковских высот, 19 января была взята Воронья гора — важный узел германской обороны. Одновременно 14 января начал операцию Волховский фронт. 19 января был взят Новгород — главная цель фронта на первом этапе сражения. 21 января была освобождена Мга, 24 января — Пушкин, Павловск и еще более сорока населенных пунктов, 26 января — Гатчина и Тосно. 27 января было завершено освобождение Ленинграда от блокады, противника отбросили от города по всему фронту на 65— 100 километров. 29 января советские войска захватили Чудов, в конце января удалось вытеснить немцев из Шимска, Луги и пробиться к Приильменью.

Развитие событий под Ленинградом в январе 1944 года показало, правда, в меньших масштабах, тот сценарий краха группы армий, который столь ярко проявился в западной России в конце июня — начале июля 1944 года. Возможность переброски резервов от одной армии к другой была крайне затруднена вследствие ударов с двух сторон. После взятия Новгорода возникла угроза нарушения тыловых коммуникаций группировки фельдмаршала Г. фон Кюхлера, которая рисковала попасть в «котел». Задачей группы армий стал теперь переход на позиции, которые обеспечили бы долговременную оборону. Такими обычно бывают водные артерии, усиленные дотами, дзотами и защищенные несколькими линиями окопов, минными полями и противотанковыми рвами. Поскольку становившееся все более беспорядочным и неконтролируемым отступление группы армий, теснимой фронтами, начало напоминать картины Московской битвы, Гитлер сместил Г. фон Кюхлера с поста командующего группой армий «Север» и 31 января назначил на него В. Моделя, считавшегося испытанным мастером обороны. Моделю удалось приостановить продвижение советских дивизий по линии Нарва — Псков — Остров. Примечательно, что ему пришлось заниматься тем же самым в Белоруссии после развала здесь германского фронта.

Снятие блокады не сразу сказалось на повседневной жизни Ленинграда. Весной 1944 года прекратились обстрелы города, но раны его залечивались долго и мучительно. Те, кто приехал из эвакуации и обладал зачастую более острым зрением, чем давно привыкшие к разрухе горожане, обнаруживали приметы войны всюду: неотремонтированные здания, кучи кирпича и щебня, рытвины и ямы, «запущенные» улицы, грязь на мостовых, трава на асфальте, грядки и огороды на центральных улицах, несмытые предупредительные надписи на стенах домов. Ремонт проводился в 1944 году чаще всего там, куда возвращались студенты и рабочие, вывезенные в 1941 — 1942 годах из Ленинграда, там, где высились здания, ставшие жемчужиной петербургской архитектуры.

Не были засыпаны и рвы, заблаговременно вырытые на Пискаревском кладбище. Миллион погибших, миллион эвакуированных, из которых далеко не все вернулись домой. Они были лишены ленинградской «прописки», не имели средств, чтобы вернуться обратно из далеких сибирских городов, либо прижились на новых местах и не хотели возвращаться туда, где пришлось пережить «смертное время», где погибли все их родные.

Эвакуация из города для многих из них стала не средством спасения, а крестным путем. Ехали ленинградцы не в плодородные долины, богатые хлебосольством. Ехали туда, где царила нищета, где люди тоже недоедали, где негде было жить и работать, где порой неприязненно встречали толпы непрошеных пришельцев. «Чем дальше от Ленинграда, тем меньше чувствуешь заботу о человеке», — горько заметит один из горожан, прибывший из «глубоких тылов»^{664}. Не было сил заботиться обо всех в разоренной стране, видели дистрофиков и в не затронутых войной местностях, и не имелось там никаких лечебных стационаров.

Документы об эвакуации ленинградцев весной 1942 года после пересечения ими Ладоги читать тяжело. Бывали случаи, когда люди голодали, не получая хлеба несколько дней, каша из бочек из-за нехватки посуды выливалась прямо в снег и происходили сцены, которые трудно описывать. В одном из официальных отчетов отмечалось, что «…на месте погрузки эшелона на ст. Жихарево начальник эвакопункта понуждал грузиться в необорудованные вагоны, при этом заявляя, что если через полчаса не будет произведена погрузка, то эвакуированные будут выгнаны из общежитий», — и эти случаи не являлись единичными^{665}. Истощенные люди, как вспоминал А. К. Соколов, «пытались съесть всё: хлеб, суп, кашу, концентраты в сухом виде, иногда тут же падали на пол. Их даже не пытались поднять. Упавший самостоятельно подняться не мог… Умершие валялись везде, на трупах сидели, ели, спали. А в это время прибывали новые машины с эвакуированными. В тесное помещение набивалась новая партия промерзших при переходе Ладоги людей. Некоторые из них не имели сил пробиться к раздаче пищи и тут же, сидя где-нибудь у стенки, умирали… На питательном пункте почти не прекращались ссоры, стычки, драки. Дерущихся не пытались разнять»^{666}. Разумеется, такие сцены видели далеко не всегда и в основном в феврале 1942 года — но видели.

Город пришлось заселять заново, многие традиции культуры, быта и поведения ленинградцев оказались утраченными. Но у всех осталась боль блокады, испытанная и самими горожанами, и переданная другим рассказами родных и бесконечной чередой могил. Никуда боль не ушла и никогда не исчезнет, и рассказ о страданиях блокадников не будет бесстрастным — как и любой рассказ о людях, прошедших все круги ада и «претерпевших до конца».

Ю. С. Яров