 |
Глава XXIII
|
|
|
|
– Ничего, собственно, больше и не произошло, – сказал Бизли на следующее утро. – Все понятно. Вас доконало его виски, не так ли?
– Да, пожалуй, если бы не виски, я бы справился. Но не могу же я сказать об этом Уэлчу.
– Само собой, Джим. Но можно сослаться на волнение, духоту и прочее. В конце концов вы же действительно шлепнулись в обморок.
– Все равно мне никогда не простят, что я провалил публичную лекцию. И никто не поверит, что я стал передразнивать Недди и декана от волнения.
Они вошли в университетские ворота. Три студента, стоявшие поблизости, при виде Диксона замолчали и подтолкнули друг друга.
– Ну, не знаю. А все-таки попробуйте. Ведь терять вам нечего.
– Да, вы правы, Элфрид. Ну да все равно. Что было, то было. Но тут еще история с Кристиной. Уэлч уже наверняка все знает.
– Только не унывайте. Вряд ли Уэлч станет прислушиваться к ябедничанию этого Бертрана или как там его зовут. Какое ему дело до ваших отношений с подружкой его отпрыска, так ведь?
– Нет, тут еще замешана Маргарет. Уэлч, конечно, решит, что это было подло по отношению к ней. И, между прочим, это правда со всех точек зрения.
Бизли взглянул на него и ничего не ответил; только когда они вошли в гостиную, он сказал:
– Но вы не вешайте носа, Джим. Встретимся за кофе, да?
– Да, – рассеянно отозвался Диксон. На полочке для писем он увидел адресованную ему записку, узнал почерк Уэлча, и у него екнуло сердце. Подымаясь наверх, он прочел записку. Уэлч считает своим долгом уведомить его неофициально, что на будущей неделе, когда соберется университетский совет, он, Уэлч, не сможет настаивать, чтобы Диксона оставили в преподавательском составе университета. Он советует ему – тоже неофициально – закончить все свои дела в здешних местах и уехать. Он даст ему рекомендации, которые могут понадобиться при поступлении на другое место, но с условием, что это будет вне данного города. Он лично весьма сожалеет, что Диксону придется уехать, ибо работать с ним было чрезвычайно приятно. В постскриптуме сообщалось, что Диксон не должен беспокоиться «относительно постельного белья»: со своей стороны, Уэлч готов «считать этот вопрос улаженным». Ну что же, старик ведет себя благородно, Диксон ощутил слабые угрызения совести при мысли, что подвел Уэлча своей лекцией, и еще более слабые, подумав о том, сколько времени и энергии потратил на ненависть к Уэлчу.
|
|
|
Он вошел в комнату, которую разделял вместе с Сесилом Голдсмитом, и остановился у окна. Пасмурная духота, стоявшая в последние дни, прошла без грозы, и небо обещало ясный солнечный день. В физической лаборатории шел ремонт – возле здания стоял грузовик с кирпичом и цементом, слышалось постукивание молотков. Найти место школьного учителя будет нетрудно; директор школы, где он учился, писал ему на Рождество, что место старшего преподавателя истории останется вакантным до сентября. Диксон напишет ему, что он не создан для работы в университете. Но напишет не сегодня – только не сегодня!
А что же он будет делать сегодня? Отойдя от окна, он взял со стола Голдсмита толстый, роскошно изданный журнал, выпускаемый каким-то итальянским историческим обществом. Что-то в оглавлении на обложке привлекло его внимание, и он открыл указанную страницу. Диксон не знал итальянского языка, но имя автора статьи он прочел без труда – Л. С. Кэтон; через минуту-две Диксону удалось понять и содержание статьи, которая была посвящена технике кораблестроения в Западной Европе в конце пятнадцатого века и се влиянию на что-то. Сомнений быть не могло: это либо подробный пересказ, либо перевод статьи, собственноручно написанной Диксоном. Не найдя подходящей гримасы, Диксон набрал в грудь воздуху, чтобы выругаться, но вместо этого истерически хихикнул. Вот, значит, каким путем люди получают кафедры? Во всяком случае, кафедры такого рода. Впрочем, сейчас это уже не имеет значения. Но что за хитрая, старая… Да, он чуть не забыл! Сегодня нужно непременно поймать Джонса и обругать, а может, и дать взбучку за очередное предательство. Диксон вышел из комнаты и спустился по лестнице.
|
|
|
Восстановить картину преступления было нетрудно; расспросив Бизли и Аткинсона, Диксон заключил, что Джонс, очевидно, подслушал их разговор о свидании с Кристиной и при первом же удобном случае передал это своему другу и покровительнице. Раз Джонс имел возможность сделать эту пакость, значит, он наверняка ее сделал; во всяком случае, Бертран недвусмысленно намекнул Диксону, что сведения исходили от Джонса, откуда бы тот их ни черпал. Когда Диксон стучался в комнату, где работал Джонс, ненависть пылала в нем, как неоновая вывеска.
Он вошел; в комнате было пусто. Диксон подошел к столу, где лежали пачки страховых полисов. Разве, думал Диксон, он заслужил эти два предательства со стороны Джонса? Ну хорошо, он разрисовал лицо композитора в журнале. Но ведь это безобидная шутка. Письмо от Джо Хиггинса? Обыкновенный розыгрыш. Диксон кивнул, отвечая на свои мысли, схватил пачку страховых полисов, сунул в карман и вышел.
Через несколько секунд он осторожно крался вниз, в котельную. Там не было ни души. Диксон пробирался от котла к котлу, ища тот, в котором горит огонь; угольная крошка хрустела у него под ногами. Какой-нибудь из котлов наверняка топится для подачи горячей воды в умывальники. Вот он – из него так и валит дым. Диксон поднял с пола какой-то инструмент и отодвинул заслонку. Полисы быстро сгорели дотла, не оставив никаких следов. Он задвинул заслонку и бегом поднялся по лестнице. Никто не видел, как он вышел.
Ну, а теперь что делать? Диксон только сейчас сообразил, что пришел в университет без всякой цели, просто ему не хотелось расставаться с Бизли. Раз он уже уволен, дожидаться кофе незачем, тем более что он может столкнуться с Уэлчем или деканом. И вообще, прийти сюда он мог единственно затем, чтобы забрать свои вещи. Вот и дело, которым можно сейчас заняться; правда, оно отнимет одну минуту, так как он никогда не приносил в университет ничего, кроме двух-трех справочников и конспектов.
|
|
|
Он вернулся в свою комнату и принялся складывать свои бумаги. Если устроиться на работу в родном городе, думал он, то можно будет реже встречаться с Маргарет, но все же встреч не избежать, потому что она живет в пятнадцати милях от его дома. Как показал опыт, это вполне приемлемое или не слишком неприемлемое расстояние для вечерней прогулки вдвоем по крайней мере раз в неделю на каникулах. А впереди – три месяца каникул!
На обратном пути к нему подошел молодой человек, которого Диксон не узнал, хотя лицо его казалось смутно знакомым.
– Отличную лекцию вы вчера прочли, – сказал незнакомец.
– Мичи, – сказал Диксон. – Вы сбрили усы.
– Совершенно верно. Айлин О'Шонесси предупредила, что усы ей осточертели, поэтому я сегодня утром распрощался с ними.
– Правильно сделали, Мичи. Без усов вам куда лучше.
– Спасибо. Надеюсь, вы уже совсем оправились после вчерашнего обморока?
– О да, благодарю. Все прошло бесследно.
– Нам всем так понравилась ваша лекция.
– Очень рад.
– Это было словно разорвавшаяся бомба.
– Знаю.
– Жаль, вам не удалось закончить.
– Да.
– Все-таки основное направление мы поняли. – Мичи помолчал, пока мимо не прошли какие-то молодые люди, очевидно, простаки, привлеченные объявлением о Неделе открытых дверей. – Послушайте… Только не обижайтесь на мой вопрос, пожалуйста… но некоторые из нас подумали, не были ли вы немножко… ну вот, понимаете…
– Пьян? Да, и еще как!
– Был скандал? Или они еще не успели заняться вами?
– Нет, успели.
– И сильно вам влетело?
– Да, как обычно в таких случаях. Меня выставили.
– Неужели? – произнес Мичи сочувственно, но без всякого удивления или возмущения. – Быстро же они управились. Мне, право, очень жаль. И только из-за лекции?
– Нет, еще до этого были небольшие неприятности на факультете, как вам, вероятно, известно.
|
|
|
Мичи помолчал, потом сказал:
– Некоторым из нас будет очень вас недоставать.
– Рад это слышать. Мне тоже будет недоставать кое-кого из вас.
– Завтра я уезжаю домой, поэтому хочу попрощаться сейчас. Думаю, что я выдержал экзамены? Теперь-то вы можете мне сказать, не правда ли? А то я узнаю это только на будущей неделе.
– Да, вся ваша компания выдержала хорошо. Впрочем, Дрю провалился. Он ваш друг?
– Нет, слава Богу. Что ж, я очень доволен. Ну, прощайте. Значит, в будущем году мне все-таки придется работать над предметом Недди.
– Да, похоже на то. – Диксон переложил свой сверток под левую руку и обменялся с Мичи рукопожатием. – Желаю всего хорошего.
– И я вам тоже.
Диксон зашагал по Университетскому шоссе и слишком поздно спохватился, что не бросил последний взгляд на университет. Он чувствовал себя легко и беззаботно, для человека в его положении это было совсем неплохо. Сегодня он уедет домой – он так или иначе уехал бы, дня через два. Он вернется на следующей неделе за вещами, увидит Маргарет, и так далее. Увидит Маргарет… «Ва-о-о-у-у! – произнес он про себя, подумав об этом. – И-о-о-у-у-бр-р-р! » Она живет так близко от него, что бегство из этого города, в сущности, – шаг не вперед, а только чуть в сторону. И это хуже всего.
Он вспомнил, что условился сегодня встретиться с Кэчпоулом. Чего хочет от него этот тип? Впрочем, не стоит ломать над этим голову; самое главное придумать, как убить время до встречи. Придя домой, он промыл синяк под глазом, уже начинавший бледнеть, хотя толку от этого было мало – новый оттенок казался еще уродливее. Затем последовала беседа с мисс Кэтлер о продуктах и о чистом белье; потом он побрился и принял ванну. Сидя в воде, он услышал телефонный звонок; через несколько секунд мисс Кэтлер постучала в дверь.
– Вы здесь, мистер Диксон?
– Да, а в чем дело, мисс Кэтлер?
– Вас просит к телефону какой-то джентльмен.
– Кто такой?
– Боюсь, я не разобрала имени.
– Кэчпоул?
– Простите? Нет, по-моему, не так. Имя было вроде длиннее.
– Ну ладно, мисс Кэтлер. Будьте добры, спросите номер его телефона. Я позвоню ему через десять минут.
– Хорошо, мистер Диксон.
Диксон стал вытираться, недоумевая, кто бы это мог быть. Бертран с какими-то новыми угрозами? Это было бы неплохо. Джонс, интуитивно догадавшийся о судьбе страховых полисов? Возможно. Декан, вызывающий его на экстренное заседание университетского совета? Нет, нет, только не это!
Одеваясь, он думал о том, как славно не иметь никаких обязанностей. Он за многое вознагражден тем, что перестал быть лектором, и особенно тем, что не надо читать лекции. Он натянул старый свитер для поло в знак того, что порывает с ученым миром. Брюки он надел те самые, что были порваны на сиденье в машине Уэлча; теперь они уже искусно заштопаны руками мисс Кэтлер. Возле телефона он нашел бумажку с номером, который мисс Кэтлер записала своим полудетским почерком. Имени она, правда, опять не разобрала, но по номеру Диксон не без удивления определил, что его вызывали из деревушки, расположенной в нескольких милях от города, в противоположной стороне от жилища Уэлчей. У него не было там знакомых. На звонок ответил женский голос.
|
|
|
– Хелло, – сказал Диксон, подумав, что можно было бы написать диссертацию о значении телефона в жизни праздного человека.
Снова ответил женский голос.
– А мужчина у вас там есть? – спросил Диксон слегка растерянно.
– Мужчина? Кто это говорит? – неприязненным тоном спросила женщина.
– Меня зовут Диксон.
– О, мистер Диксон! Одну минутку!
Короткая пауза, и затем послышался мужской голос; говорящий держал трубку у самого рта:
– Хелло! Это вы, Диксон?
– Да, я. Кто говорит?
– Гор-Эркварт. Вас уже выставили?
– Что?
– Выставили вас, говорю?
– Да.
– Прекрасно. Значит, я не выдам секрета, если мы поговорим об этом. Ну, и каковы же ваши планы, Диксон?
– Я думаю стать учителем в школе.
– Вы уже твердо решили?
– Нет, не очень.
– Прекрасно. У меня есть для вас место. Пятьсот фунтов в год. Приступите к работе сразу же, в понедельник. Жить будете в Лондоне. Согласны?
Диксон обнаружил, что все-таки способен не только дышать, но и говорить.
– А что за место?
– Нечто вроде личного секретаря. Впрочем, корреспонденции будет не так уж много – этим занимается одна девица. Главным образом надо принимать разных людей или говорить им, что я занят и принять их не могу. Подробности расскажу в понедельник утром. В десять часов у меня, в Лондоне. Запишите адрес. – Он продиктовал адрес и спросил: – Ну как, теперь все в порядке?
– Да, спасибо, я чувствую себя хорошо… Вчера я лег в постель, как только…
– Нет, ваше здоровье меня не беспокоит. Вы все поняли? Приедете в понедельник?
– Да, разумеется, большое вам спасибо, мистер…
– Ну ладно, значит, увидимся в…
– Одну минуту, мистер Гор-Эркварт. Я буду работать вместе с Бертраном Уэлчем?
– С чего вы взяли?
– Мне казалось, он просил у вас место.
– Это место получили вы. Я с первого взгляда понял, что младший Уэлч никуда не годится. Как и его картины. Очень жаль, что он сумел опутать мою племянницу, очень жаль. Но ей этого не втолкуешь. Упряма, как ослица. Хуже, чем ее мать. Вот так. Думаю, с работой вы справитесь, Диксон, не потому, что вы очень подходите для этой или любой другой работы, подходящих ведь много. В вас нет ничего неподходящего, а это бывает гораздо реже. Есть еще вопросы?
– Нет, благодарю вас…
– В понедельник, в десять утра. – Он повесил трубку.
Диксон медленно поднялся из-за бамбукового столика. Какими звуками выразить свой безумный, почти благоговейный восторг? Он втянул в себя воздух, чтобы издать счастливый рев, но звон часов на высоких ножках, донесшийся с каминной полки, вернул его к обыденной жизни. Половина первого – на это время назначена встреча с Кэчпоулом. Они будут говорить о Маргарет. Стоит ли идти? Он переедет в Лондон, и проблема Маргарет станет менее важной или по крайней мере менее срочной. Но все же любопытство пересилило.
Выходя из дому, он с восторгом смаковал отзыв Гор-Эркварта о картинах Бертрана. Он так и знал, что картины – дрянь. И вдруг походка его утратила веселую упругость – он вспомнил, что у Бертрана, безработного и бездарного, все же есть Кристина.
|
|
|
