Формирование межкультурной компетенции 5 глава

На основе одинаковой проекции на все факторы объектов «сербы» и «хорваты» можно предположить, что русские воспринимают обе национальности как тождественные. Аналогично воспринимаются немцы и австрийцы.

Наибольшая поляризация объектов – национальностей – наблюдалась по факторам «цивилизованности» и «сексуальной раскрепощенности», следовательно, в этих сферах у русских существуют наиболее жесткие стереотипы: румыны, немцы, французы, итальянцы и цыгане воспринимаются русскими как наиболее раскрепощенные в сексе в отличие от англичан.

В целом данная выборка русских продемонстрировала достаточную некомпетентность в области знаний о других этнических группах. Подобные представления или этнические стереотипы являются не просто суммой черт, а отражают отношения к этнической группе, упрощают и искажают их психологические свойства.

Стереотипы могут проявлять и свою историческую изменчивость; это видно из противоречивых определений русских как бедных и как богатых. В последнем случае имеются в виду так называемые «новые русские»: например, «в восточной Финляндии финны имеют положительные мнения о русских, потому что русские люди – туристы – приносят очень много денег в Финляндию. Теперь финны уже не считают русских только ворами, а хорошими клиентами магазинов. Особенно в восточной Финляндии русские клиенты на самом деле спасли многие магазины своими деньгами. Так, русских любят, потому что у них деньги, но я не знаю, любят ли их иначе».

Не менее интересно сопоставить результаты исследований, проведенных В. Б. Кашкиным и С. Пёйхёненом в близком к Финляндии Санкт-Петербурге и в Воронеже (Центральная Россия). «Гетеростереотип (типичный финн глазами русского), несмотря на наличие инвариантной зоны коннотаций, проявил себя как географически изменчивое явление». В анкетах и интервью из Центрального региона России практически полностью отсутствовали негативные коннотации в отношении к финнам, пренебрежительное же слово чухонец связывалось, в лучшем случае, с достаточно неопределенным народом, упомянутым в стихах Пушкина: «Приют убогого чухонца». Некоторые респонденты проводили аналогию с российским Пошехоньем и популярным сортом сыра (Пошехонским). В целом, слова чухна, чухонец, чухонский либо малоизвестны и воспринимаются как слегка архаичные, будучи элементами пословиц и поговорок, поэтического дискурса (Упрям, как лошадь чухонская), либо имеют иное значение, не совсем связанное с финнами. В Петербурге же слово чухна возможно и как элемент бытового дискурса: «Это все их чухонские проблемы» (из уличного разговора; речь идет о деятельности общественной организации ингерманландцев).

Простой гетеростереотип в отношении финнов в ответах воронежских респондентов включал такие определения, как трудолюбивые, работящие, качество; серьезные, пунктуальные; внимательные, рассудительные; сдержанные, миролюбивые; общительные, галантные, и т. п. Сочетание «финское качество» почти что приобрело статус фразеологизма, часто используется в рекламе (например, краски фирмы Тиккурила). В единичных ответах отмечалось, что финны себялюбивые, эгоистичные, скупые, жестокие, мстительные, холодные, апатичные, «тормозные».

На основании приведенных выше примеров можно сделать вывод, что мы как бы отграничиваем себя и выделяем собственные мифологизированные черты из континуума возможных поведенческих стереотипов, т. е., определяя другую нацию, народ имеет в виду самого себя, свои собственные характеристики. Заявляя о том, что какой-то народ молчалив, мы признаем себя если не говорливыми, то уж во всяком случае не такими молчаливыми. Можно почти утверждать: скажи мне, что ты думаешь о своем соседе (о другом народе), и я тебе скажу, каков ты сам.

Нередко обнаруживается, что в ситуации сравнения положительный гетеростереотип может вызвать негативный автостереотип. И, наконец, автостереотипы дают более благоприятную оценку, чем гетеростереотипы. С этим связано то, что стереотипы формируются на основе избирательности, постоянного сопоставления соответствующих черт своего и чужого народа. Другими словами, стереотип формируется при сравнении «нас» с «не нами».

Согласно мнению Т. Г. Трушевицкой, В. Д. Попкова и А. П. Садохина, категоризация «мы – они» происходит с древнейших времен и связана с тем, что человек, являясь членом различных социальных групп и общностей, постоянно противопоставляет себя и членов своей группы другим людям, представляющим чужие группы. При этом действует единый принцип дифференциации и идентификации, который приводит к формированию социальной идентичности, т. е. осознанию себя как члена какой-либо группы и оценочному отношению к этой принадлежности [13].

Выделение своего этноса из ряда других всегда сопровождается выработкой определенных вербальных и невербальных стереотипов: установление общих территории, языка, прошлого, будущих задач и т.д. приводит к восприятию индивидов себя как части целого. Поэтому свойственная целому (общности) символика принимается как обязательная для индивида. Простейшие примеры: цвета одежды (цвет траура у русских – черный, у китайцев – красный), нормы речевого этикета (если для русского рассказ о приключившихся неприятностях является вполне допустимым ответом на дежурный вопрос «Как дела?», то у американца он вызовет удивление), доминантные вербальные раздражители, украшения, жесты, мимика и др.

В конечном счете этнодифференциация приводит как к осознанию психологических особенностей своего этноса, так и особенностей других этнических общностей. Образ «мы» фиксируется в системе автостереотипов, образы других этносов – в гетеростереотипах. Речь идет о непроизвольной и часто не осознаваемой представителем общности психологической установке в восприятии себя и других. Этот уровень этнической идентификации связан с формированием относительно устойчивых представлений и оценок, типичных для этнической группы поведенческих, коммуникативных, эмоциональных стилей.

Стереотипы связаны между собой; они образуют самоорганизующуюся систему, которая аккумулирует некий стандартизированный коллективный опыт и является неотъемлемым элементом обыденного сознания. Еще Э. Дюркгейм писал о двух сознаниях внутри каждого из нас: одно содержит уникальные состояния, присущие лично индивиду, а другое – состояния, присущие всей группе, членом которой он является.

Содержание этнической идентичности составляют этносоциальные представления, разделяемые членами данной этнической группы. Эти представления формируются в процессе внутрикультурной социализации и во взаимодействии с другими народами. Значительная часть этих представлений является результатом осознания общей истории, культуры, традиций, места происхождения и государственности. В этносоциальных представлениях отражаются мнения, убеждения, верования, идеи, которые получают свое выражение в мифах, легендах, исторических повествованиях, обыденных формах мышления и поведения. Центральное место среди этносоциальных представлений занимают образы собственной и других этнических групп. Совокупность этих знаний связывает членов данной этнической группы и служит основой ее отличия от других этнических групп.

Этническая идентичность – это не только принятие определенных групповых представлений, готовность к сходному образу мыслей и разделяемые этнические чувства. Она также означает построение системы отношений и действий в различных межэтнических контактах. С ее помощью человек определяет свое место в полиэтническом обществе и усваивает способы поведения внутри и вне своей группы.

С помощью этнической идентичности человек солидаризируетсяс идеалами, стандартами своего этноса и разделяет другие народы на похожих и непохожих на свой этнос. В итоге выявляется и осознается уникальность и неповторимость своего этноса, его культуры.

Однако этническая идентичность – это не только осознание своей тождественности с этнической общностью, но и оценка значимости членства в ней. Кроме того, она дает человеку наиболее широкие возможности для самореализации. Эти возможности опираются на эмоциональные связи с этнической общностью и моральные обязательства по отношению к ней.

В русской культуре этническая идентичность принимает форму «наши – не наши», «свои – чужие». Основным критерием при этом выступает религиозная принадлежность, а также отнесение к западному или восточному миру. На этой основе и формируется специфически русское понятие «иностранец», которым обозначаются люди, относящиеся к западному миру. Для названия остальных людей обычно используют термины, указующие на этническую принадлежность (японец, китаец и т. д.).

Можно предположить, что такое специфическое использование названий своими корнями уходит в процесс формирования великоросской идентичности, происходивший в период возвышения Москвы. С одной стороны, тогда Русь из-за падения Византии осознала себя государством – единственным хранителем православия, находящимся во враждебных отношениях с другими христианскими, но не православными странами. Она постоянно испытывала давление с их стороны – тевтонские рыцари, Польша, Литва, ливонские войны. С другой стороны, именно тогда Русь повернулась лицом к Востоку, многие черты которого она восприняла через татаро-монголов, а затем стала наследницей Орды и двинулась дальше, осваивая Сибирь и Дальний Восток, вбирая в себя проживавшие там народы. То есть Восток был ближе, понятнее и воспринимался на Руси как внутренняя территория. В противоположность этому Запад (Европа) был чем-то враждебным, стремящимся поглотить или уничтожить саму Россию. Немаловажным был и тот факт, что язычники и мусульмане-татары, жившие на Востоке, могли стать православными, «своими» (многие русские дворянские роды являются потомками принявших православие татар), в то время как католики и лютеране, жившие на Западе, «своими» стать не могли никогда. К тому же они не говорили на русском языке.

Все это и стало причиной настороженного отношения к иностранцам, постоянного подчеркивания их чуждости, выделения и отделения от «своих», русских, и от более близких гостей с Востока. Контрастность иностранцев прежде всего проявлялась и проявляется на уровне поведения, когда даже в мелочах подчеркивается существующая разница. Так, во времена Московской Руси царь, принимая иноземных послов, после их визита мыл руки, считая, что опоганился.

Со времен реформ Петра I таких крайностей уже не было, а количество иностранцев в стране увеличилось. Но появилась другая крайность, многие представители дворянства, доходя в своем преклонении перед Западом до абсурда, вообще пытались отрицать все русское, принимая лишь то, что находило одобрение иностранцев. Тем не менее, ощущение чуждости, инаковости не исчезало. Например, первого командующего русской армией во время войны 1812 г. Барклая де Толли, несмотря на то, что он родился в России, был прекрасным профессионалом и многократно доказал свою преданность интересам родины, русская армия не принимала только из-за его французской фамилии и не желала ему подчиняться, считая его чужаком.

В наши дни ситуация хотя и изменилась, однако иностранцы для России остаются своеобразным зеркалом, с помощью которого мы, с одной стороны, хотим получить одобрение своим поступкам, а, с другой, постоянно осознаем свою самобытность и хотим ее сохранить.

Автостереотипы и гетеростереотипы обусловливают характер межкультурной коммуникации, способствуя формированию образов «хороших» и «плохих» народов и обеспечивая позитивные или негативные результаты коммуникации. Оба вида стереотипов формируются как в процессе межэтнического общения, так и посредством неорганизованных форм передачи информации: слухов, поговорок, анекдотов и сказок. Также было установлено, что живые люди, представители какого-либо народа, отличаются от имеющихся стереотипов этого народа. К тому же в зависимости от чувства симпатии или антипатии, которое испытывает носитель стереотипа к тому или иному народу, актуализируются противоречивые стереотипы, относящиеся к этому народу. Но, определяя другую нацию по принципу бинарной оппозиции, народ имеет в виду самого себя, свои собственные характеристики, свои границы в поведенческом континууме. Называя, идентифицируя себя, народ проводит границу своей культуры, своего этнокультурного пространства.

Вопросы для самоконтроля

1. Кому принадлежит суждение о том, что человеку мешают жить не вещи, а его мнения о вещах?

2. Приведите примеры самых распространенных стереотипов.

3. Что лежит в основе стереотипов?

4. Какую часть наших знаний о мире составляют стереотипы?

5. Чем объясняется сложность преодоления стереотипов?

6. В чем положительное значение стереотипов?

7. Кто из ученых изучал механизмы формирования и функции стереотипов?

8. Перечислите основные функции стереотипов.

9. Чем отличаются авто – и гетеростереотипы?

10. Какие черты традиционно закреплены в стереотипах о русских (немцах, англичанах, китайцах, французах, американцах)?

11. Приведите примеры пословиц и поговорок, бытующих в русском разговорном языке, в которых нашли отражение стереотипы.

Тема 5
Виды коммуникации
и характеристика их элементов

5.1. Вербальная коммуникация

Словесные формы приветствия, прощания, приглашения, комплиментов, извинений являются элементами вербальной коммуникации. Лишь на первый взгляд они могут показаться универсальными в разных языках. На самом деле они имеют совершенно разные культурные оттенки, что вносит неповторимое своеобразие в речевой и поведенческий этикеты, которые настолько тесно взаимосвязаны между собой, что их трудно отделить друг от друга. Так, например, комплименты в адрес женщины (высокая оценка ее внешности, обаяния или других проявлений привлекательности), выраженные в форме традиционных для европейских народов речевых клише, приемлемы в деловом общении русских (их можно услышать даже во время деловых переговоров), однако совершенно не приемлемы в деловом общении немцев и воспринимаются как нонсенс. В культуре США выражение восхищения женщиной может быть расценено как грубость.

Существенные различия обнаруживаются и в других ситуациях общения, например, при получении приглашения к угощению, если оно не является заранее запланированным, т. е. не входит в «протокол» встречи партнеров по коммуникации. В России, в неофициальных ситуациях общения, получая приглашение к угощению, принято некоторое время «поломаться», отклоняя его, иначе поведение гостя может быть расценено как фамильярное и бесцеремонное. В этом отношении поведенческий этикет русской культуры ближе к культурам Востока, а также к культурам народов Кавказа с характерной для них большой степенью церемониальности, от которой культуры постиндустриальных обществ отказались, считая ее излишней. На Кавказе вообще считается приличным принять приглашение к угощению только с третьего раза. В коммуникации европейцев и американцев приглашение к угощению обычно не повторяется, т. к. услышав четкий отрицательный ответ, представители этих культур считают не вправе настаивать – из-за боязни показаться назойливыми. Если русскоязычный гость не знает этой особенности поведенческого этикета, он рискует остаться голодным.

Можно привести множество примеров того, как отличается словесная форма официальных приглашений в культурах разных стран. В России, Европе и США принято предельно прямо, недвусмысленно и открыто формулировать приглашение, указывая дату, время и причину приглашения. Такая манера приглашения выглядит не только неуместной, но и вульгарной в культурах арабских стран или странах Дальнего и Ближнего Востока.

С другой стороны, русский речевой этикет значительно ближе к речевому этикету стран Европы и США по своей вербальной форме, чем к речевому этикету культур стран Востока. Так, в Японии хозяин, принимающий у себя дома гостей, вне зависимости от внешнего вида своего жилища и степени достатка его владельца, употребляет не речевую формулу «мой дом», но «мой жалкий дом». Такого же рода формулы, выглядящие в глазах европейцев как самоуничижение, применяются по отношению к себе: не «мои возможности», а «мои скромные (или даже ничтожные) возможности», «мой скудный обед», «мое неумелое руководство» и т. д. Для стереотипной формы разговора в Японии являются характерными языковые клише, выражающие самоуничижение: «”жалкий тип” станет говорить о своей “мерзкой жене”, “глупой сестре”, о “детях – сущих кретинах”, о своем “жалком жилище”– “хлеве-развалюхе”, о ваших “царских покоях”, о “вашей супруге ослепительной красоты и редких добродетелей”. Представители восточных культур, безусловно, воспринимают эти речевые формулы или клише как этикетную норму, символизирующую глубину почтительности и уважения к гостю, как форму проявления гостеприимства – и не более того.

Различия в формах словесных высказываний как выражении вежливости проявляются не только в манере говорить комплименты или характеризовать себя и свои возможности, но и в речевых клише, принятых для телефонных переговоров. Так, в Германии, в отличие от России, назвать себя и представиться должен не только тот, кто звонит, но и тот, кому звонят: подняв телефонную трубку, следует назвать себя – «Алло, Петров слушает».

Однако при этом необходимо помнить, что даже представители одной и той же национальной культуры используют неодинаковые модели вербального поведения, варьируя разные коммуникативные стили.

5.2. Невербальная коммуникация

Общение является не только вербальным. Сообщения, которые коммуниканты посылают друг другу, могут кодироваться по-разному: помимо словесных знаков существуют знаки-поступки, знаки-вещи, знаки-картинки и т.п. Исследователи отмечают, что «национальная семиосфера включает в себя самые разнообразные коды, каждый из которых отличается своей спецификой по сравнению с аналогичным кодом в другой национальной культуре» [2: 51]. Так, если в русской лингвокультуре жест качания головой из стороны в сторону означает отрицание и может быть вербализован словом «нет», то в турецкой и болгарской лингвокультурах он означает согласие и, наоборот, жест, означающий в русской лингвокультуре согласие, в двух упомянутых выше лингвокультурах означает несогласие, отрицание. Именно из-за наличия таких несоответствий в значениях знаков разных национальных семиосфер возникла необходимость выделить невербальную коммуникацию в специальную область знаний в структуре межкультурной коммуникации.

В процессе общения людей вербальный язык тесно связан с невербальным. Эти два языка взаимосвязаны настолько, что в контексте межкультурной коммуникации их нельзя рассматривать отдельно друг от друга. В самом деле, мы очень редко можем использовать какой-либо выразительный жест, не подкрепив его никаким словесным выражением (язык немых в данном случае не принимается во внимание); точно так же невозможно представить очень эмоционального человека, который увлеченно о чем-нибудь говорит, не используя ни одного жеста и не меняя позы.

Как правило, людям кажется, что их стиль поведения и язык тела, который они используют, являются универсальными. Однако это не так.

И стиль поведения, и язык тела несут на себе отпечаток культурной обусловленности. Чтобы в этом убедиться, обратимся к 7-й главе известной книги А. А. Леонтьева «Путешествие по карте языков мира» – «Язык, на котором не говорят» [14]. Ученый задает вопрос, можно ли стоять не по-русски, и предлагает нам взглянуть на несколько зарисовок. Первая из них сделана в городе Тбилиси. На ней изображен грузин в позе стоя. При этом его ноги согнуты в коленях, руки перекрещены так, что ладони находятся под мышками, а спина тесно прижата к какой-то опоре, например, к стене (рис. 1).

Рис. 1

Отвечая на вопрос, можно ли стоять не по-русски, утвердительно, исследователь замечает, что важнее другое: русские так никогда не стоят. Здесь же А. А. Леонтьев размещает изображения людей разных национальностей в положении сидя, и мы вновь убеждаемся, что у них всех совершенно разные позы (рис. 2).

Рис. 2

Эти примеры красноречиво свидетельствуют о том, что язык тела у разных народов существенно отличается. Можно подумать, что приведенный пример не является частым случаем в практике общения. На самом деле это не так. Мне самой приходилось наблюдать множество примеров, подобных этому. Однажды в моем домашнем чаепитии принимала участие группа студентов. Все они, за исключением одной девушки, чувствовали себя свободно и комфортно. Я заметила, что девушке не сиделось на диване, она часто вставала, садилась снова, пересаживалась на другие места, но и там чувствовала себя некомфортно. Наконец, не выдержав, она встала и попросила разрешения сесть на пол, объяснив свою просьбу тем, что выросла в Узбекистане и с детства приучена сидеть именно так. Все присутствующие улыбнулись и позитивно отреагировали на ее просьбу.

Структуру невербальной коммуникации как совокупность ее элементов можно представить в виде табл. 3.

Таблица 3

Структура невербальной коммуникации

Кинесика (совокупность жестов, поз и телодвижений):	Тактильное поведение (прикосновения):	Сенсорика (чувственное восприятие представителей других культур):	Хронемика (восприятие категории времени и использование времени или распоряжение временем)	Проксемика (восприятие и использование физического пространства**)
жесты*; мимика; позы; взгляд	профессиональные; ритуальные; дружские; любовные	восприятие запаха; восприятие вкуса; восприятие цвета; восприятие звука; восприятие тепла тела

* Жест – единица движения; является такой же единицей в невербальной коммуникации, как слово в вербальной коммуникации.

** В пространственных отношениях коммуникантов исследователи выделяют 4 зоны:

– интимную (44–45 см – 60 см);

– личную (60 см – 1,2 м);

– социальную или коммуникативно-совещательную (зона, в которой совершается формальное и светское общение – 1,2 м – 2,6 м);

– публичную (большие общественные собрания и т. п. мероприятия – от 3,5 м до пределов видимого сохранения коммуникативного контакта).

При исследованиях интимной зоны коммуникации не принимаются во внимание стандартные случаи, когда во всех культурах вторжение в эту зону воспринимается как нормативное: интимные контакты любящих людей, обслуживание больных, уход родителей за маленькими детьми и т. п.

Примеры разновидностей ритуальных прикосновений: обряд венчания в церкви, ритуал причастия, обрезание (мальчиков, подростков, юношей) у иудеев и мусульман, дефлорация маленьких девочек в некоторых племенах и кастах Индии.

Существенные различия зафиксированы в дружеских и любовных жестах у представителей разных культур. Эти различия могут служить причиной недоразумений или даже конфликтов, в особенности, в отношениях между полами.

Примером различий в восприятии компонентов сенсорики представителями разных культур могут быть особенности восприятия цветовой гаммы в одежде. Источником недоразумений при общении с представителями иной культурной традиции может послужить тот факт, если вы явитесь на праздник (к примеру, на День рождения) в одежде, цвет которой в данной культуре принято считать цветом траура. Однако гораздо хуже другое: вы можете оскорбить чувства партнера по коммуникации из другой страны, если явитесь на похороны члена его семьи или друга в одежде, цвет которой в данной культуре воспринимается как праздничный.

Незнание особенностей невербального поведения является неотъемлемой частью незнания традиций культур, которое многие исследователи – А. Пиз, Э. Холл, О. Реш и др. – считают одной из причин, иногда главной, неудачной межкультурной коммуникации. Эффективность коммуникации зависит от умения правильно интерпретировать взгляд партнера, его мимику, телодвижения, позу, дистанцию между говорящим и слушающим, поскольку, будучи самым продуктивным инструментом общения, словесный язык все же не является его единственным инструментом. Жесты, поза, одежда, прически, окружающие нас предметы – все они представляют собой определенный вид сообщений, получивших название невербальных.

Выводы ученых на этот счет могут показаться весьма неожиданными. Эксперименты по исследованию контактов врачей-психиатров (в роли говорящих как субъектов воздействия) и пациентов (в роли слушающих как объектов речевого и неречевого воздействия), опирающиеся на методики нейролингвистики, показали, что источником 55-ти % всей информации, которую в данном случае получает пациент как объект воздействия, являются невербальные сообщения; еще 38 % приходится на долю паравербальной коммуникации (пациент узнает о намерении говорящего по голосу врача), и только 7 % информации передается с помощью слов. Подсчеты произведены британскими специалистами и приведены Джозефом О’Коннором и Джоном Сеймором. [15: О’Коннор Джозеф, Сеймор Джон. Введение в нейролингвистическое программирование. Новейшая психология личного мастерства [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.lib.ru/NLP/nlp.tхt (прислано из проекта Psychology Online Russia www.psycho.all.ru), свободный].

Представим этот тезис в виде диаграммы на рис. 3:

Рис. 3

Насколько можно доверять этой информации, была ли обеспечена в ходе проводимых исследований так называемая «чистота эксперимента» – это вопрос, лежащий за рамками данной темы. На наш взгляд, не правомерно применять данные этого эксперимента ко всем коммуникативным актам, как это нередко делается в лингвистике: следует иметь в виду, что британские нейролингвисты исследовали специфический контекст взаимодействия людей – преднамеренную манипуляцию сознанием, тогда как актам обыденного общения людей свойственны имманентность, спонтанность, непредсказуемость; кроме того, оба коммуниканта в повседневном общении являются равноправными участниками коммуникативного акта.

Необходимость изучения элементов невербальной коммуникации объясняется существенными несовпадениями в значении этих элементов, что становится причиной ошибок при интерпретации сообщений в процессе межкультурной коммуникации. На этот факт указывают многие исследователи, как отечественные, так и зарубежные. Так, указательный жест японца в глазах американца является жестом попрошайки, а удар кулаком по голове, который мы, как и европейцы, воспринимаем как жест угрозы и насилия, считается приветствием у эскимосов реки Копер. Кусание ногтя на большом пальце правой руки с последующим быстрым выбрасыванием ее вперед означает у арабов выражение полного отрицания. Жест «указательный палец оттягивает нижнее веко» в Англии означает «меня не проведешь», а в Италии – «этот человек – мерзавец». Жест «отряхивание воображаемой пыли с одежды» в России понимается как демонстрация пренебрежения к тому, на кого он направлен, а у цыган он имеет еще более оскорбительный смысл – «убирайся к черту!» и часто сопровождается плевком себе под ноги. Жест соединения кончиков большого и указательного пальцев в форме кольца является по происхождению иконическим и воспроизводит первую букву слова «Ok». В англоязычных странах и в большинстве стран Европы он означает «все в порядке». В Турции же и на Мальте этим знаком обозначают пассивный мужской гомосексуализм. В Греции этот жест обозначает нечто непристойное и оскорбительное (физическое обладание человеком) как по отношению к мужчине, так и по отношению к женщине. В Германии поднять вверх большой палец сложенной в кулак руки – значит попытаться остановить машину. У русских этот жест выражает одобрение. Русский школьник, студент, желающий ответить на занятиях, поднимает руку, вытянув ладонь, а немецкий школьник поднимает указательный палец. В немецком языке этот жест называется «meldender Zeigefinger». Два пальца поднимают в том случае, когда хотят выступить на собрании. Жест постукивания костяшками пальцев по столу для кубинца является пластическим эквивалентом глагола «совокупляться», означая половой акт, тогда как в русском лингвокультурном сообществе он может символизировать фразу наподобие следующей: «Будьте осторожны! Человек, который находится рядом с Вами, может на Вас донести (или «настучать») [2: 62].

В силу наличия существенных различий в невербальной и паравербальной коммуникациях разных культур в последнее время как в отечественной, так и в зарубежной коммуникативистике стремительно набирают темпы развития исследования в данных областях. Приведем примеры. В Воронежском государственном университете Людмила Ивановна Величкова открыла новую область методики преподавания иностранного языка на стыке с межкультурной коммуникацией – обучение фонетике немецкого языка на основе жестов как знаков невербальной коммуникации. Г.Е. Крейдлин в своей докторской диссертации 2000 г. «Невербальная семиотика в ее соотношении с вербальной» [16: 63] высказал идею о правомерности существования особой области знаний – жестовой лексикографии, а Ю. Сорокин, вторя ему, пошел еще дальше, заметив: «<…> трудно допустить невозможность существования и проксемографии, и кинесикографии. А тогда позволительно говорить о проксемографическом и кинесикографическом переводоведении?» [17].

Поведение представителей разных культур существенно отличается и частотой использования жестов. Так, Майкл Арджайл приводит следующие статистические данные: в течение одного часа финн в среднем использует только 1 жест, русский – 40, итальянец – 80, француз – 120, а мексиканец – 180.

Для практики межкультурной коммуникации эта информация может иметь определенное значение, поскольку финн, если он хочет произвести положительное эмоциональное впечатление на мексиканца, должен стремиться быть как можно живее и «развязнее»; мексиканец, преследующий такую же цель, должен вести себя прямо противоположным образом – быть как можно более сдержанным в своих жестах при общении с финном, иначе он может произвести впечатление слишком развязанного и даже несерьезного человека. Кроме того, флегматичного и спокойного финна жестикуляция мексиканца, неумеренная в его глазах, будет раздражать и быстро утомлять. Неумение учитывать различия в интенсивности использования элементов невербальной коммуникации весьма ощутимо и имеет негативные последствия при выполнении партнерских действий, которые требуют согласованности и ориентированы на выполнение интенсивной нагрузки. Имеются в виду такие виды совместной деятельности, как, например, работа космонавтов на борту космического корабля, командная работа экспертов-аналитиков, проведение совместных лабораторных исследований и экспериментов, совместные путешествия, в особенности, долгосрочные и т.п.

⇐ Предыдущая1234Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: