Использование практического опыта, полученного при анализе взрослых

Глава первая

Источник детской психопатологии

Использование практического опыта, полученного при анализе взрослых

Открытие того факта, что "истерики главным образом страдают от своих воспоминаний" (Брейр и Фрейд, 1893), положило начало психоаналитическому учению и впоследствии предопределяло аналитические исследования. Когда стало ясно, что анализ не в состоянии ничего прояснить без раскрытия ранних психических процессов, аналитическая терапия переключилась с настойщего пациентов на их прошлое и с проблем зрелого возраста на проблемы первых лет жизни. Это говорит о том, что постижение зрелой половой жизни человека происходит вместе с постепенным осознанием ее начального этапа — фазы инфантильной сексуальности с первыми конфликтами влечений и "Я". Так на основе психоаналитического учения о неврозах возникло учение об инфантильной сексуальности и постепенно вырисовываются очертания вытекающих из него психоаналитической психологии и психопатологии детского развития.

 

Сразу после зарождения психоаналитического движения эта новая теория была еще очень далека от применения на практике. В то время перед анализом стояли совершенно иные задачи. В технике терапии следовало закрепить переход от гипноза и внушения к свободным ассоциациям и толкованию сопротивления и переноса. В научной работе главным была систематизация нового материала. При этом абсолютно результаты анализа взрослых указывали на последовательность либидоносных фаз развития (оральная, анальная, фаллическая), на присутствие элементов эдипова и кастрационного комплексов, на закономерность амнезии к раннему детству. Во главе аналитических интересов находилась не непосредственная работа с детьми, а выводы о детских переживаниях, которые выявляются при анализе взрослых пациентов. Предметом особой гордости аналитика являлось тогда стирание белых пятен в памяти и нахождение все новых подробностей процесса развития с помощью метода реконструкции.

 

По истечении первых двух десятилетий после начала аналитических исследований пришло время применить в практической педагогике знания, полученные из анализа взрослых. Анализ взрослых невротиков обнаружил огромное количество существенных ошибок в воспитании. Не оставалось сомнений в их влиянии на образование неврозов. Отсутствие искренности у родителей в сексуальных вопросах, явно завышенные моральные требования, чрезмерная строгость и чрезмерная снисходительность, ненужные запреты, наказания, ранние совращения — вот те патогенные воздействия, которым ребенок подвергается со стороны незнакомого ему внешнего мира. Создавалось впечатление, что не существует возможности решительно изменить подобное положение вещей путем изучения мира взрослых, чтобы следующее поколение детей воспитывать в более благоприятных для них условиях. В данной ситуации задачей на будущее для аналитиков явилось введение основанного на новейших знаниях "психоаналитического воспитания".

 

Но оказалось, что на практике подобные задачи легче сформулировать, чем добиться их решения. Родители, учителя и воспитатели ожидали, что психоанализ даст им законченную систему правил и предписаний. Аналитики же могли предложить им лишь напоминания, предостережения, в лучшем случае советы. В то время аналитические знания о процессе развития увеличивались медленно от фазы инстинктивного развития к этапу связи с объектом, от объектной любви к идентификации и идеал-образованию, от "Я"-функции к "Я"-аппаратам, от страха и враждебности к образованию компромиссов и симптомов, от симптомов назад к фиксационным пунктам и патогенной регрессии, от неврозов к нарушениям в развитии и отклонениям в характере. У аналитиков же каждое новое открытие в области педагогического мышления и воздействия рождало новую надежду на возможность предотвращения неврозов. Однако среди педагогов по-прежнему преобладало пессимистичное отношение к новому психоаналитическому учению о воспитании, которое не было совершеннее лежащей в его основе неполной, несистематизированной и претерпевающей постоянные изменения теории.

 

Тем не менее, несложно найти подтверждение тому факту, что постепенно происходил постоянный перенос психоаналитических открытий на педагогические действия и предписания. Многие анализы убедительно подтверждали травматическое воздействие так называемых "первосцен" — наблюдения полового акта родителей и сексуально стимулированного сна с отцом или матерью; в результате педагогического вывода из данного открытия родилось предостережение родителям скрывать от детей свою сексуальную жизнь и, наконец, удалить всех детей, даже самых маленьких, из родительской постели. В результате анализа было доказано, что многие интеллектуальные задержки являются следствием неудовлетворенного сексуального любопытства в детстве; тому, кто хочет предостеречь от этого своего ребенка, необходимо с раннего возраста разъяснять сексуальные вопросы. Так, например, выяснилось, что фригидность и импотенция во взрослой жизни в частности являются последствиями мастурбационного запрета в детском возрасте и вообще детского сексуального вытеснения в целом; учитывая это, аналитически грамотные родители стали проявлять такую терпимость к проявлениям прегенитальной, оральной, анальной и фаллической сексуальности у детей, о которой ранее не могло быть и речи.

 

Прорыв в аналитическом учении об инстинктах, благодаря которому агрессивность была признана эквивалентом сексуальности, потребовал терпимого отношения к детской амбивалентности и проявлению враждебности по отношению к сестрам, братьям и родителям. Любому знатоку анализа стала очевидной патогенная роль страха и чувства вины, а также то, что создание атмосферы свободы от страха в детстве является лучшей гарантией предупреждения неврозов. Применительно к педагогической области это означает рекомендацию избегать любых проявлений родительской строгости во внешнем мире, а также избегать любых строгих авторитетных образцов для образования "Сверх-Я" в мире внутреннем. Аналитическая теория, которая признает "Я" в качестве посредника между внутренней инстанцией и требованиями внешнего мира, со своей стороны видела профилактику неврозов в оздоровлении детского "Я" и давала родителям педагогические требования укрепления "Я"-функ-ции. Изучение проблем развития ребенка в первый год жизни и самых ранних отношений матери и ребенка, которые в последние десятилетия находились в центре внимания, привело к открытию многочисленных и во многом революционных способов ухода за грудными детьми.

 

Внимательное рассмотрение педагогического учения первой половины века не оставляет сомнений в его незавершенности. Педагогические советы по поводу профилактики неврозов претерпевали изменения в связи с меняющимися представлениями об их причине и в связи с проникновением анализа во все более глубокие и ранние слои личности. Если рассматривать этот процесс в исторической последовательности, то вначале считалось, что здоровье может гарантироваться, в первую очередь, свободой влечений (инстинктов), затем — прочностью "Я"-инстанции и "Я"-функции, и, наконец, — нормальным развитием инфантильных любовных отношений.

 

Несмотря на некоторые обоснованные возражения, можно утверждать, что благодаря психоанализу в педагогике произошел настоящий переворот. Новый взгляд на потребности ребенка, находящегося на оральной стадии (грудное кормление по потребности, постепенное отнятие от груди, отсутствие любого принуждения, оправдываемого количеством и качеством пищи), оказывает благотворное воздействие в дальнейшем, снижая количество нарушений питания; проявление терпимости к аутоэротизму (сосанию, мастурбации) снижает, в свою очередь, вероятность нарушения сна; нововведения в воспитании опрятности (приучение к ней в более позднем возрасте, снисходительность) не дают укорениться в анальной фазе упрямству маленьких детей; предоставление свободы в удовлетворении желаний все посмотреть и показать в фаллической фазе укрепляет желание учиться и доставляет удовлетворение от успеха; свобода в проявлениях агрессивности раскрепощает физическую и духовную активность, а большая откровенность в сексуальных вопросах приводит к невиданной до этого доверительности между родителями и детьми. Но с другой стороны, кроме этих достижений мы имеем и определенное количество отрицательных моментов. К примеру, сексуальное просвещение детей, несмотря на все возлагаемые на него надежды, обычно приводит к неожиданным последствиям. В данном случае в противоречие входят с одной стороны реальные факты из сексуальной жизни взрослых, а с другой — незрелость инфантильной сексуальной конституции ребенка. Исходя из этого, даже подробнейшие разъяснения дети все равно переводят на язык своей прегенитальной сексуальной теории (зачатие происходит через рот, рождение — через задний проход, половой акт — это агрессивное насилие над женщиной и т. п.). Иными словами, дети проявляют упорство в своих заблуждениях, которые исчезают лишь в процессе более позднего созревания. Последствия предоставления мастурбационной свободы также приводят к некоторым неожиданностям. Новый подход предусматривает снижение мучительного чувства вины. Но в итоге ощущается недостаток морального развития, где в качестве раннего внутреннего конфликта между "Я" и влечениями значительную роль всегда играла борьба за отучение от онанизма. Еще безнадежнее дело обстоит с планируемым освобождением детей от страхов. Если исчезает страх перед строгостью родителей, усиливается страх перед угрызениями совести; если смягчается строгость "Сверх-Я", дети подпадают под влияние страха перед силой собственного влечения, которому без вмешательства извне или внутренней инстанции они противостоять не в силах.

 

В результате этого психоаналитическая педагогика до сих пор продолжает поиски решения задач, поставленных перед ней с самого начала. Несмотря на то, что выросшие в новых условиях воспитания дети могут несколько отличаться от прежних поколений, они не стали более свободными от страхов и конфликтов, невротическим и другим психическим нарушениям подвержены не менее предшественников. Ошибка здесь, очевидно, заключается не в невозможности воспитательного воздействия анализа, а в наших непомерных ожиданиях. Истинно аналитическое мышление должно подвести нас к пониманию того, что найти определенный "корень неврозов" так же нереально, как и нереальны надежды на профилактику неврозов с помощью воспитания. Психоаналитический опыт показывает, что неврозы — это неизбежная плата человечества за культурное развитие. "Оно", "Я", "Сверх-Я" как психические инстанции всегда имеют свое собственное назначение и работают по-своему. То, что они находятся в противоречии друг с другом, естественно и неизбежно, как и последствия, которые осознаются каждым индивидом в виде внутренних конфликтов. Свобода от конфликтов и единство личности являются, таким образом, недостижимыми идеалами человеческой культуры. Максимально, чего можно добиться разумным воспитанием, — это помочь конкретному ребенку избежать конкретного конфликта, а это одно из условий психического здоровья. Если же внутреннее раздвоение зашло слишком далеко, то какие бы внешние условия ни создавались, избежать патологических компромиссных образований между влечениями, "Я" и "Сверх-Я" невозможно.

Зарождение детского анализа и последствия этого

 

Когда стало ясно, что предотвратить образование неврозов воспитательными методами нельзя, появился детский анализ — новый и эффективный инструмент для борьбы с ранними детскими конфликтами на этапе их возникновения, использующий аналитическую технику и терапию.

 

Так появился еще один источник богатых возможностей для психоаналитической детской психологии, которая ранее опиралась исключительно на реконструированные данные анализа взрослых. Важное теоретическое значение для аналитиков приобрело сравнение и сопоставление экспериментальных данных, полученных разными методами. Появились данные не только из анализа взрослых, но и детей старшего и младшего возраста, выводы из которых взаимно корригировались.

 

Со временем выросло понимание проблем детства с точки зрения психоаналитической специфики, чего общественность ожидала с самого момента зарождения психоанализа. Детский анализ раскрыл механизм "взаимодействия между внешним миром и развитием внутреннего мира ребенка", вскрыл "бесчисленные подробности детской жизни"; обнаружил подход к "реальным ежедневным переживаниям и фантазиям детей"; "только в условиях детского анализа взрослому наблюдателю могут быть доступны дневные фантазии и ночные страхи, игры детей и их творчество" (Э. Криз, 1950 и 1951 гг.). Для аналитических терапевтов является существенным то, что инфантильные комплексы и их патологические последствия при раннем анализе все еще доступны для сознания пациента и наблюдения аналитиком. Это означает, что в том возрасте, с которым работает аналитик, пока еще не достигли своего пика инфантильная амнезия и покрывающие воспоминания.

 

Каждый, кто работал детским аналитиком и на протяжении многих лет мог непосредственно наблюдать подобное раннее развитие, приходит в результате приобретенного опыта к выводам, которые не всегда совпадают с выводами, полученными из анализа взрослых. В итоге детский анализ, вопреки ожидавшемуся от него простому подтверждению реконструированных данных, достиг гораздо большего. Детский анализ способствует теоретическому решению там, где методы реконструкции оставляют вопросы без ответа, предоставляя свободу "выбору между альтернативными гипотезами" (Э. Криз и Р. Валь-дер, 1936 г.). Авторы уделяют основное внимание ранее не принимавшимся в расчет данным и коррегируют дальнейшие перспективы. Далее я постараюсь показать, что они могут также повлиять на дальнейшее развитие метапсихологии психоанализа и теории психоаналитической терапии в частности.

Непосредственное наблюдение детей с целью развития психоаналитической детской психологии

 

К тому, что в психоаналитической психологии в целом и в детской психоаналитической психологии в особенности не следует "ограничиваться данными, полученными психоаналитическими методами", первым из теоретиков психоанализа пришел Ханс Хартманн (1950 г.). Практики анализа эту точку зрения приняли уже давно. Сразу после публикации работы 3. Фрейда "Три статьи о теории сексуальности" (1905 г.) многие аналитики стали наблюдать собственных детей и находили подтверждение существованию инфантильной сексуальности, эдипова и кастрационного комплексов. Основываясь на этом направлении, в 20-е и 30-е годы на педагогическом факультете Венского психоаналитического института готовили воспитательниц для детских садов и учителей. Айхорн, Бернфельд и их ученики поставляли материал, собранный при наблюдениях за беспризорными детьми, юными преступниками и подростками, вступившими в пубертатный возраст. В годы второй мировой войны и после ее окончания по этому пути пошли другие сотрудники специализированных учреждений и разработчики проектов, в центре внимания которых теперь было наблюдение за младенцами, маленькими детьми и подростками.

 

Несмотря на широкий масштаб, разветвленность и многоязычность данных начинаний, многие аналитики не без труда могли переключиться от рассмотрения глубинных процессов на поверхностные, т. е. от бессознательных вытеснений на проявляющееся поведение. В течение десятилетий оставался открытым и спорным вопрос о том, имеет ли внешнеаналитическое наблюдение значение для аналитической теории и нужно ли оно вообще. В широких аналитических кругах мнение менялось от отрицательного к положительному постепенно. В конце концов скептиков удалось переубедить, в первую очередь благодаря наблюдениям Рене Спитца, Джона Боулби, Маргарет Риббл, Маргарет Малер, Солли Провенц и др., а также различным теоретическим работам Эрнста Криза и Хайнца Хартмана.

 

Вообще, история взаимосвязи между наблюдением внутри и вне анализа неоднозначна и поучительна. Будет весьма полезно рассмотреть ее развитие в хронологической последовательности.

Сосредоточенность аналитика на глубинной психологии

 

Все началась с отрицания и, скорее, даже враждебного отношения со стороны анализа. В те далекие времена, еще до появления в анализе детской специализации, существовало лишь два общепринятых направления — разработка приемов аналитической техники и дальнейшее углубление с ее помощью в область бессознательного. Оба направлялись от поверхности сознания вглубь. Тогда особенно важно было определить различие между поверхностью и глубиной, иными словами, между поведением и его мотивацией, а не их тождественность. То, что мотивы скрыты под сознанием, а значит, могут быть бессознательными, было новым представлением, которое заслуживало детального рассмотрения. В сферах, далеких от анализа, не могли поверить в существование бессознательного, недоступного для сознания, или серьезно относиться к эффективности сил, о которых ничего не может сказать их самонаблюдение. Сегодня, когда многие аналитические аксиомы получили всеобщее признание в интеллектуальных кругах, трудно не верить в анализ, не знать о его существовании и думать так, как думали при господствующем тогда отношении общества к анализу и аналитикам. Некоторые даже наделяют каждого аналитика фантастической способностью с первого взгляда угадывать все тайны своего партнера. То, что в этом нет ничего сверхъестественного и что аналитические методы дают эффект лишь постепенно и при выполнении строго определенных условий, они игнорируют как незначительный факт. Другие — среди них есть известные психиатры — не видят никакого различия между сознательным и бессознательным. Фактический инцест психопатического отца со своей дочерью означает для них то же самое, что и вытеснение эдипова комплекса. В нашумевшем тогда уголовном деле Хальсманна судья даже ссылался на якобы присутствующее у всех сыновей желание смерти своего отца, не различая латентных и манифестно-вытесненных, сдерживаемых и допущенных к действию побуждений. Со своей стороны академическая психология повторила попытки методом анкетирования доказать или опровергнуть существование эдипова комплекса. С помощью имеющих различную природу методов, ее представители попытались проникнуть за границы бессознательного, чтобы обнаружить в сознательной памяти взрослых вытесненные остатки их инфантильных любовных побуждений.

 

Даже представители молодого поколения аналитиков нередко путались между содержанием бессознательного и его сознательной производной. Так, труднейшей задачей для преподавателей учебных институтов на протяжении долгих лет была необходимость доказывать молодым психоаналитикам различие между манифестным и латентным содержанием сновидений, а также удержание их от использования только сознательного текста сновидений при толковании. Довольно часто встречалось также чрезмерное рвение, которое даже опытных аналитиков побуждало по малейшим внешним признакам судить о бессознательных комплексах, инцестных или мазохистских фантазиях, страхах кастрации или разрушительных желаниях смерти, не обращаясь к свободным ассоциациям и поведению вне аналитической ситуации. Толкования такого рода, которые основывались на недостаточном для этого материале, при тогдашнем уровне знаний могли привести лишь к ошибочным выводам, что еще более понижало авторитет психоанализа. Поэтому неудивительно, что каждый серьезный аналитик принял за правило отказываться от внешних проявлений и продвигаться к вытесненному бессознательному лишь постепенно, соблюдая все правила толкований, оставаясь при этом исключительно в рамках определенной рабочей методики.

Производные бессознательного в качестве материала для наблюдений

 

То, что атмосфера аналитической ситуации оказывает гораздо большее влияние, чем эротическая направленность производных бессознательного, не могут оспорить даже радикально настроенные глубинные психологи. Это обусловливается спокойствием пациента, снижением или полным торможением его критической функции, использованием личности аналитика в качестве объекта переноса, исключением действия и, тем самым, поступка. Очевидно также, что эти производные можно обнаружить повсюду в повседневной жизни людей и что они заслуживают самого пристального рассмотрения. Такие прорывы из бессознательного проявляются у взрослых в виде всем известных неловких и типичных действий, выдающих скрытую причину, а также в виде типичных сновидений и символов в сновидениях, которые можно трактовать без ассоциаций сновидящего. В детстве, помимо этого, они появляются в виде неискаженных мечтаний, которые можно легко понять, и в виде сознательных дневных фантазий, которые содержат лишь минимальные искажения либидных побуждений. Примером последних служат героические и спасательные фантазии мальчиков на пике развития позитивного эдипова комплекса; семейный роман и фантазии близнецов латентного периода, в котором проявляется разочарование в родителях; ударные фантазии, появление которых говорит о фиксации на анальном садомазохизме. Не все аналитики одинаково заинтересованы в этих спонтанных проявлениях и готовы использовать их в терапевтической работе с пациентами. Другие, наоборот, склонны выискивать их и делать из них общие выводы. Некоторые идут еще дальше, чем позволяет себе ортодоксальный аналитик, поддаются соблазну делать скороспелые выводы, предпочитают сокращать путь к бессознательному, а в дальнейшем отказываются от совместной работы с пациентом, отклоняясь таким образом от правильного аналитического пути толкования сопротивления и переноса. За подобное поведение они получили прозвище "диких" аналитиков. Но стоит отметить, что представляющая потенциальную опасность при лечении способность к угадыванию совершенно необходима аналитическому наблюдателю, так как с ее помощью он получает возможность делать важные аналитические выводы из различных видов поверхностных проявлений.

Защитные механизмы "Я" в качестве материала для наблюдения

 

Появление психоаналитической эго-психологии ознаменовало собой следующий шаг в осознании значения поверхностных процессов. Это привело к тому, что аналитик стал уделять равное внимание как содержанию бессознательного и его производных — инстинктивных побуждений, желаний, фантазий и образов, так и методам "Я", сдерживающим их от проникновения в сознание. Ведь несмотря на то, что самозащитные механизмы полностью автоматизированы и не зависят от сознания, результаты их деятельности все равно проявляются, становясь, таким образом, доступными для наблюдения.

 

Лишь одно вытеснение полностью не соответствует прежнему утверждению и при этом является самым важным защитным механизмом. Когда оно удается, на поверхности сознания нельзя увидеть ничего, кроме пробела — полного отсутствия побуждений или представлений, имеющих, согласно нашим взглядам, место при нормальном развитии. Например, если родители считают свою маленькую девочку "славной, нежной, послушной, скромной", аналитику приходится сталкиваться с не соответствующими детству агрессией, жадностью, упрямством и т. п. Если родители утверждают, что их старший ребенок очень любит своих младших братьев и сестер, то аналитик сразу принимается искать вытесненную зависть и ревность. Если ребенок не проявляет даже признаков любопытства и его не интересует то, как появляются дети, а также половые различия и связи родителей, мы можем с полной уверенностью говорить о том, что все его сознательные проявления нормального сексуального любопытства стали жертвой защитных процессов.

 

Работу аналитического наблюдателя упрощают и другие защитные механизмы "Я". Например, причину реактивных образований он по праву видит в противоположных им вытеснениях "Оно"-содержания. Если маленький мальчик испытывает страх "каждый раз, когда родители уходят из дому вечером или в плохую погоду", то таким образом он выдает свое вытесненное желание их смерти; то же самое можно сказать в отношении ребенка, который ночью прислушивается к дыханию спящего брата или сестры, чтобы убедиться, "что он живой". О стыде, отвращении и жалости мы знаем, что эти состояния являются результатами длительной защитной борьбы против неприличного желания и жестокости; когда они слишком явно присутствуют на поверхности, мы автоматически делаем вывод о силе отвергнутых побуждений. Сублимации также можно легко перевести в примитивные импульсы, от которых они произошли. Наличие проекций у маленьких детей говорит о защите от множества нежелательных для них побуждений и подобных им свойств.

 

Опыт, полученный из аналитической работы с пациентами, дает возможность перейти от понимания отдельных механизмов к их комбинациям в типах характера и личности, которые становятся очевидными и доступными для прямого наблюдения даже вне анализа. Первым подобным примером из аналитической литературы может служить описание навязчивого характера, специфическими свойствами которого являются аккуратность, опрятность, бережливость, нерешительность, страсть к накопительству и т. п. По происхождению они являются следствием вытесненных побуждений анальной стадии. Остается неясным, почему этот ранний опыт не согласуется со многими другими явлениями подобного рода и почему психическая поверхность в данном случае не бывает четкой. Однако мы согласны с высказанным 3. Фрейдом (1932 г.) предположением, "что и другие свойства характера также являются конденсатами или реактивными образованиями определенных прегенитальных либидоформаций...".

 

После 1932 года, когда были написаны эти строки, уже было подтверждено множество подобных гипотез. Сегодня нам уже известны не только анальный, но и оральный, и уретральный типы характера. На лежащие в их основе специфические генетические фазы непосредственно указывают многочисленные примеры индивидуального развития детей. Когда дети по отношению к объекту или в иных случаях проявляют жадность, ненасытность, повышенную требовательность, зависимость, когда у них присутствует страх отравления или имеются другие осложнения с питанием, мы не сомневаемся в том, что они зафиксировались на оральной стадии и что регрессия к этой точке фиксации представляет из себя постоянную опасность для их дальнейшего развития. Когда на поверхность выступает жгучее тщеславие и импульсивное поведение, мы делаем заключение о фиксации в уретральной фазе. Наблюдателю (или диагносту) необходимо знать, что эквивалентность вытесненного "Оно"-содержания проявляющимся "Я"-образованиям в случаях первого типа не носит временный характер, что она не случайна, а обусловлена генетически и вполне закономерна. Тогда, чтобы понять процессы, которые происходят в обычно недоступных слоях психического аппарата, ему вполне достаточно беглого взгляда на психическую поверхность.

1234567Следующая ⇒

Поделиться: