Язычники крещеного Новгорода

Однако за что же ратовал Василий, что было у него за душой, когда он разбивал Софийский колокол? Ведь не диалектический же материализм, право слово. Да и до первых христианских ересей оставалось не одно столетие. В XII веке на новгородских землях православному христианству мог противостоять только один враг – язычество.

Позвольте, может сказать неподготовленный читатель, о каком язычестве речь? Еще в конце Х века, почти за двести лет до смерти посадника Василия Буслаева, Новгород был крещен огнем и мечом дружин Добрыни и Путяты.

Не все так просто.

«Слово невежам о посте», написанное не ранее конца XI века, упоминает жителей Новгородской земли, «словен», вкупе с половцами и волжскими булгарами, среди нехристианских народов. И недаром – когда в Новгород в 1071 году пришел волхв и стал поднимать народ против епископа, за того вступился только пришлый, черниговский, князь со своей дружиной, «людие же все идоша за волхва». В 1166 году – как раз при жизни Василия Буслаева – епископ новгородский Илья говорил, что «земля наша недавно крещена» и поминал, как очевидец «первых попов».

Подтверждается приверженность новгородцев древней вере и археологами. В 1964 году, раскапывая усадьбу на Ильинской улице, начавшей застраиваться с конца XI века, ученые обнаружили остатки жертвоприношения коня. И такие находки остаются обычным делом вплоть до слоев XIII века. Деревянные идолы встречаются и позднее. В двадцатые годы XIII века летописи упоминают в Новгороде особый налог для упорствующих в язычестве – «забожничье». В 1227 году в Новгороде снова открыто выступили волхвы, однако… однако их время уже прошло – люди новгородского архиепископа быстро сожгли кудесников. Но и это еще не было концом. В XIV веке некий христианин гневно обличает язычников в берестяной грамоте.

Среди жителей сельской округи и дальних «волостей» Господина Великого Новгорода, вдали от собора святой Софии и престола архиепископа древняя вера, естественно, держалась еще дольше. Видимо, Василий набирал дружинников из этих земель неслучайно. Еще в конце XIV, начале XV века монахи, основывавшие на русском севере обители, сильно рисковали подвергнуться нападению со стороны «множества неверных человек». И это далеко не всегда была дикая «чудь». Архиепископ Новгородский Макарий в письме московскому великому князю Ивану Васильевичу, будущему Грозному царю, жаловался на «скверные молбища идольские», что сохранились «во многих русских местех» его епархии. А «Устав святого Саввы», записанный в новгородских землях примерно в те же годы, требовал у исповедников спрашивать своих духовных дщерей: «не молилася ли вилам, или Роду и Рожаницам, и Перуну, и Хорсу, и Мокоши». Еще раз – это – XVI век. Тут, кстати, и эпизод, когда Новгородцы «зачем-то» загоняют связанных людей Буслаева в реку, получает вменяемое объяснение. Да крестить их собираются! Так же, как двумя веками раньше крестила самих новгородцев Киевская дружина.

Зная все это, мы можем предположить, что Буслав, отец Василия, как раз был язычником – не зря же сына просил не у чудотворной иконы, а у «бел горюч камня», и явилась ему, не богородица, как его вдове-христианке, а «бабища матерая». Потому-то и подчеркивались его миролюбие и незлобивость, что надо было объяснить, как язычник без единой христианской черты (а возможно, и жрец – Буслав, Богуслав, богов славящий) смог мирно прожить жизнь в городе, уже в основном христианском. Крестился ли он – сказать трудно. С одной стороны, нет никаких указаний на его христианство, с другой – женитьба откровенного язычника на женщине из явно христианской семьи как-то не слишком попадает под определение «Нову городу поперек не ставился».

А вот с самим Василием все выходит совсем интересно. Он не просто язычник. У него христианское имя. У него есть крестный отец. Он учился «петью церковному» - то есть воспитан он, как христианин. И тем не менее он действует, как язычник, во главе ватаги с языческих окраин выступает против единоверцев матери, и – своих единоверцев тоже. Юноша, воспитанный матерью-христианкой, идет по пути язычника отца, более того, идет на прямой конфликт там, где его отец, судя по всему, шел на компромиссы. Удивительная аналогия с князем Святославом – сыном терпимого к христианам язычника Игоря и христианки Ольги, выросшим ярым и истовым противником новой веры.

Игорь Яковлевич Фроянов упоминает целый покаянный канон, бытовавший на Руси для людей, рожденный в православии, впавших в язычество, а затем решивших вернуться. Очевидно, случаи, когда крещеные русичи решали вернуться к Богам пращуров, были не так уж редки, раз для них учредили особый канон.

Если посадником, главой новгородской республики, хотя бы ненадолго, пусть на год, стал даже не просто язычник, а отступник христианской веры – это вполне могло стать поводом, дабы всякую память об святотатце выжечь со страниц новгородских летописей.