Миллс Ч.Р. Властвующая элита

 

I. Если говорить о политических явлениях, обусло­вивших особенности нынешней властвующей элиты, то их следует искать в закате старой системы управления страной, базировавшейся на неподдельном и публичном обсуждении спорных проблем, на существовании партий, сознававших свою ответственность перед всей страной и проводивших последовательную политику, и на сущест­вовании независимых общественных организаций, свя­зывавших низовые и средние звенья власти с выносящи­ми решения верховными органами. Америка наших дней является в значительно большей мере формальной поли­тической демократией, чем социальной демократией, при­чем даже пружины формальной политической демокра­тии действуют в ней слабо.

В пятую эпоху существования элиты тенденция к бо­лее тесному и глубокому переплетению интересов бизне­са и государства, наблюдавшаяся в течение длительного времени, обозначилась еще яснее, чем раньше. Теперь их уже невозможно различать как отдельные сферы. Осо­бенно решительный характер это сближение получило в исполнительных органах государства. Рост исполни­тельных органов государства с их ведомствами, контро­лирующими сложную экономику наших дней, не сводится попросту к «расширению функций государственной вла­сти» как своего рода независимой бюрократии; в этом явлении сказалось возвышение заправил корпорации как политической силы выдающегося значения.

В период «нового курса» главари корпораций вступи­ли в союз с официальными политическими руководите­лями государства; со времен второй мировой войны они обрели над ними господство. Давно связанные с госу­дарством, они на сей раз полностью прибрали к рукам руководство экономикой, обслуживавшей войну, и руко­водство послевоенной экономикой. Приход главарей кор­пораций к политическому руководству ускорил давно наметившийся процесс низведения политического веса профессиональных политиков, заседающих в конгрессе, до политического веса людей, подвизающихся в средних звеньях власти.

II. Если говорить об особенностях властвующей эли­ты наших дней, связанных с ростом и милитаризацией государственного аппарата, то они явственно обнаружи­ваются в факте возвышения военщины. Военная знать стала решительным образом причастна к политике, а американское военное ведомство является ныне в зна­чительной мере политической организацией. Постоянная якобы угроза войны усиливает позиции военщины и ее контроль над людскими, материальными и денежными ресурсами и органами власти; все, в сущности, поли­тические и экономические мероприятия рассматриваются в наше время под углом зрения милитаристских оценок действительности. Высшая военная знать завоевала проч­ные позиции в кругах властвующей элиты, пережива­ющей ныне пятую эпоху своего исторического развития. Это было обусловлено — по меньшей мере, частично — простым, но кардинальным для периода, последовавше­го за 1939 г., историческим фактом: основное внимание элиты переместилось из сферы внутренних проблем, вра­щавшихся в 30-х годах вокруг экономического краха, в сферу международных проблем, вращавшихся в 40-х и 50-х годах вокруг вопросов войны. В течение долгого исторического периода государственный аппарат США был нацелен на улаживание внутренних конфликтов и поддерживание политического равновесия внутри страны. Он постоянно приспосабливался к выполнению этих функций, и именно эти функции определили его структу­ру. Вот почему он ни с какой точки зрения не обладал достаточно квалифицированными ведомствами и накопленным опытом, требуемыми для решения международ­ных проблем. Механизм формальной демократии, созда­вавшийся до 1941 г.— в течение полуторастолетнего раз­вития страны,— не охватывал сферу регулирования меж­дународных отношений. Именно здесь, в этом вакууме, и получила в значительной степени свое первоначальное развитие властвующая элита.

III. Если говорить об экономических причинах, обус­ловивших особенности современной властвующей элиты, то они кроются в том факте, что современная экономи­ка является перманентно военной экономикой, базиру­ющейся вместе с тем на частнокапиталистических корпо­рациях. Американская капиталистическая экономика яв­ляется ныне в значительной степени военно-капиталистической экономикой, и наиболее важные отношения меж­ду крупными корпорациями и государством покоятся на совпадении интересов военного ведомства и корпора­ций, определяемых военной знатью и богачами из мира корпораций. Это совпадение интересов высших военных руководителей и главарей корпораций усиливает пози­ции обеих этих групп внутри властвующей элиты в це­лом и еще больше снижает относительное влияние той ее части, которая представлена профессиональными по­литиками. Не политики, а ведущие администраторы кор­пораций обсуждают и планируют вместе с военщиной вопросы подготовки к войне.

Мы сможем правильно понять характер и значение властвующей ныне элиты лишь в том случае, если учтем результат совместного действия описанных нами трех коренных тенденций. Он выражается в том, что военно-капиталистическая экономика, базирующаяся на частно­капиталистических корпорациях, существует в условиях ослабленной и всего лишь формальной демократической системы, включающей в себя военную иерархию, воззре­ния и поведение которой уже носят вполне выраженную политическую окраску. Особенности властвующей элиты, возглавляющей эту систему, были, следовательно, порож­дены: совпадением интересов тех групп, которые контро­лируют основные средства производства, и тех групп, которые контролируют увеличившиеся за последнее вре­мя средства насилия; падением влияния профессиональных политических деятелей и приходом главарей корпо­раций и профессиональных военных руководителей к открытому политическому руководству страной; отсутст­вием подлинно профессионального корпуса государствен­ных чиновников, обладающих надлежащей квалифика­цией, чувством профессиональной чести и не находящих­ся под влиянием частнокапиталистических интересов.

Властвующая элита объединяет в себе людей, подви­зающихся в разных сферах: политической, экономической и военной. При таком, однако, составе в ней зачастую возникают трения; она выступает сплоченно лишь в не­которых областях, где позиции этих кругов смыкаются, и только лишь при известных «кризисных» ситуациях. На протяжении длительного периода мира, существовавше­го в XIX в., военщина не была представлена в высших государственных органах и не входила в состав полити­ческого руководства. Не было там и лидеров капитали­стической экономики,— они вторгались в сферу деятель­ности государственной власти, но не входили в состав официального политического руководства. В 30-х годах вашего века ведущая роль в государственной жизни принадлежала политикам. В наши дни главенствующие позиции в этой области занимают военные и представи­тели корпораций.

Из трех прослоек, входящих ныне в состав властву­ющей элиты, наибольшую выгоду из своего возросшего могущества извлекла военщина, хотя и заправилы кор­пораций более основательно укрепили свои позиции в сфере высокой политики. Больше всего потеряли профес­сиональные политики, и эти потери столь велики, что, изучая события и политические решения, невольно скло­няешься к выводу о существовании в стране политиче­ского вакуума, в котором хозяйничают богачи из мира корпораций и военные лидеры, преследующие свои соб­ственные, взаимосмыкающиеся интересы.

Не следует думать, что политическая инициатива «по очереди» переходит к каждой из трех прослоек, входя­щих в состав нынешней элиты: механизм господства властвующей элиты сплошь и рядом действует не так планомерно, как это может показаться. Временами, ко­нечно, такая преднамеренная передача инициативы име­ет место, как, например, в тех случаях, когда политиче­ские деятели, стремящиеся заимствовать престиж у генералов, считают необходимым расплачиваться за это, или во времена крупных экономических кризисов, когда представители деловых кругов считают необходимым вы­двинуть на первый план какого-нибудь политического деятеля, на которого они могут положиться и который вместе с тем способен собрать голоса избирателей. Во всех, в сущности, решениях, чреватых далеко идущими последствиями, принимают ныне участие все три про­слойки элиты. Лидирующая роль той или иной прослой­ки зависит от «задач данного периода», определяемых самой элитой. В данное время эти задачи связаны преимущественно с «обороной» и международными делами. В соответствии с этим военщина, как мы видели, занимает господствующее положение, и занимает сто в двояком отношении: в смысле выдающегося политического веса отдельных военных лидеров и как носительница идеоло­гии, оправдывающей нынешнюю политическую линию. Вот почему при характеристике основ единства и совре­менных особенностей властвующей элиты мы можем в данное время совершенно свободно исходить из господ­ствующего положения, занимаемого в ней военщиной.

Если наша трактовка властвующей элиты ограничи­лась бы только раскрытием описанных выше коренных тенденций, то и в этом случае мы были бы вправе счи­тать ее полезной и прямо-таки необходимой концепци­ей для правильного истолкования явлений, происходя­щих в верхах современного американского общества. Но наше представление о властвующей элите не исчерпы­вается, конечно, этой стороной дела: она не обязательно покоится только на анализе - соотношения сил входящих в ее состав основных иерархий или многочисленных пунктов, в которых их изменчивые интересы совпадают. Единство властвующей элиты, как мы ее понимаем, по­коится также на сходстве входящих в нее лиц, на их личных и служебных связях, на их социальной и психо­логической близости. Для того чтобы постичь индиви­дуальные и социальные основы единства властвующей элиты, нам нужно прежде всего вспомнить обстоятель­ства, связанные с происхождением, карьерой и образом жизни представителей каждого круга, входящего в ее состав.

Властвующая элита — это не аристократия, о которой можно было бы сказать, что она является такой правящей политической группой, единство которой базируется на благородном происхождении. Она не имеет компакт­ной основы в виде небольшого круга родовитых семейств, члены которых были бы в состоянии последовательно занимать и действительно занимали бы высокое положе­ние в нескольких высших кругах, смыкающихся между собой и образующих, таким образом, властвующую эли­ту. Но общее аристократическое происхождение—это лишь одна из возможных основ общности происхожде­ния, и отсутствие у американской элиты именно этой основы не означает еще, что ее члены являются выходца­ми из всех слоев американского общества. В преоблада­ющей части они происходят из высших классов как но­вой, так и старой формации, из провинциальных свет­ских кругов и из прослойки «четырехсот семейств» цен­тральных городов. Основная масса крупнейших богачей, руководителей корпораций, высших военных руководите­лей и тех политических деятелей, которые не являются профессиональными политиками, происходит из общест­венных групп, принадлежащих по своим доходам и заня­тиям по крайней мере к верхней трети социальной пира­миды. Их предки принадлежали по меньшей мере к ли­цам свободных профессий или бизнесменам, а сплошь и рядом — и к более высоким общественным прослойкам. Люди эти — коренные американцы, преимущественно го­родского происхождения, появившиеся на свет от корен­ных же американцев. Если не считать попадающихся среди них профессиональных политических деятелей, то в подавляющем своем большинстве они выходцы из во­сточных штатов. Большей частью это протестанты, и преимущественно епископального или пресвитерианского толка. В общем чем выше положение, занимаемое людь­ми, тем выше в их среде процент людей, вышедших из недр высших классов и поддерживающих с ними связь. Единство, создаваемое сходством социального происхож­дения, наблюдающегося, как правило, среди членов вла­ствующей элиты, подчеркивается и усиливается все воз­растающим сходством получаемого ими традиционного воспитания и образования. Подавляющее большинство из них окончило колледжи, причем многие учились в кол­леджах Лиги Айви. Надо, правда, заметить, что образо­вание, полученное военными лидерами, отличается, без­условно, по своему характеру от образования, получен­ного другими членами властвующей элиты.

Но каково, собственно, значение этих простых на пер­вый взгляд фактов, относящихся к социальному составу высших кругов? И, в частности, какое значение они име­ют для всякого исследования, призванного раскрыть сте­пень единства, направление политики и характер интере­сов, которые могут существовать среди этих различных кругов? Целесообразнее будет, пожалуй, поставить этот вопрос в такой форме, которая кажется простой: кого или что представляют люди, пребывающие в верхах, — если судить об этом по их социальному происхождению и по их карьерам?

То обстоятельство, что члены властвующей элиты происходят из среды, близкой (по своему экономическому и общественному положению) к верхушечным прослой­кам страны, еще не означает обязательно, что они «пред­ставляют» лишь верхние прослойки. И если социальный состав элиты отражал бы в себе действительный соци­альный состав населения страны, то это еще не означало бы автоматического вступления в действие демократиче­ской системы уравновешивания сил и интересов.

Нельзя судить о политическом курсе всего лишь по признаку социального происхождения и по особенно­стям карьер творцов этой политики. Данные о социаль­ном происхождении и экономическом положении власть имущих не дают нам всего материала, необходимого для понимания системы распределения общественной власти. Во-первых, люди из высших сфер могут порой выступать как идеологи бедных и униженных. Во-вторых, люди низкого происхождения, собственными силами добив­шиеся блестящего положения, могут порой энергично за­щищать интересы богачей и родовитых семейств. И к то­му же, в-третьих, не все люди, действенно представляю­щие интересы известной общественной прослойки, должны обязательно в какой-то форме принадлежать к ней или извлекать личную выгоду из политики, способ­ствующей ее интересам. Короче говоря, среди политиче­ских деятелей имеются симпатизирующие определенным группам, агенты — сознательные или бессознательные, платные или неплатные. И, наконец, в-четвертых, среди верхушки, делающей высокую политику, мы находим людей, попавших туда благодаря своим «специальным знаниям». Таковы некоторые из соображений, объясняю­щих нам, почему по социальному происхождению и карь­ерам членов властвующей элиты нельзя еще судить о классовых стремлениях и политической линии той или иной современной системы политического господства.

Означает ли это, что высокое происхождение и осо­бенности карьеры людей из политических верхов ничего не говорят нам о системе распределения власти? Ни в коем случае. Отмеченные обстоятельства только напо­минают нам, что мы должны остерегаться упрощенных и прямолинейных выводов относительно политических дея­телей и проводимой ими политики, сделанных на основа­нии их происхождения и особенностей их карьер; но они не говорят нам, что мы должны игнорировать эти дан­ные в наших попытках разобраться в политических явле­ниях. Отмеченные обстоятельства означают просто, что мы обязаны анализировать не только социальный состав политического руководства, но и его политическую пси­хологию и принимаемые им решения. Точно так же, как мы не вправе связывать наше представление о властвующей элите всего лишь с дей­ствием социальных пружин, обусловивших ее образова­ние, мы не вправе основывать его только на данных о происхождении и карьерах ее личного состава. Требует­ся учесть оба этих аспекта — и мы учитываем их,— рав­но как и другие фундаментальные явления, в частности взаимосвязанность общественного положения различных групп из состава элиты.

Важную роль в формировании психологической и со­циальной общности членов властвующей элиты играет, однако, не только сходство социального происхождения, вероисповедания, месторождения и образования. Если б даже она рекрутировалась из людей более разнород­ного склада и образовательного ценза, чем это имеет место в действительности, то она все равно представляла бы собой сообщество людей совершенно однородного социального типа. Ибо наиболее важные обстоятельства, объединяющие известный круг людей,— это существую­щие у них критерии, которыми они руководствуются при допуске в свою среду, в вопросах чести, при опреде­лении того, что заслуживает похвалы и поощрения. Если у людей данного круга эти критерии одинаковы, то, как личности они обнаружат тенденцию походить друг на друга. Круги, составляющие властвующую элиту, обна­руживают именно такую общность оценок и моральных норм. Понимание общности социальных групп, вызывае­мой этими общими взглядами на жизнь, зачастую имеет более важное значение, чем любые статистические дан­ные об общности происхождения и карьер, которыми мы можем располагать.

Существует своего рода взаимное притяжение, на­блюдающееся в сообществах преуспевающих людей; оно существует не между всеми представителями высокопоставленных и могущественных кругов, но все же между столь солидной их частью, что оно достаточно для того, чтобы обеспечить определенное единство. Самой слабой формой проявления этого чувства является своего рода молчаливое взаимное любование, самой сильной — бра­ки, заключаемые между людьми одного и того же круга. Между этими двумя крайними точками располагаются всевозможные степени и формы взаимных связей. В не­которой степени таких людей, безусловно, объединяет и принадлежность к одним и тем же тесным кружкам, клубам и церквам и воспитание, полученное в одних и тех же учебных заведениях.

Если общность социального происхождения, воспита­ния и образования способствует лучшему взаимопони­манию и доверию между членами властвующей элиты, то их непрерывное взаимное общение еще больше укреп­ляет у них чувство единства. Представители отдельных высших кругов находятся между собой в приятельских отношениях, а порой даже являются соседями; они встречаются на площадках для гольфа, в фешенебель­ных клубах, на курортах, в трансконтинентальных само­летах и на океанских лайнерах. Они видят друг друга в имениях общих знакомых, вместе выступают перед телевизионной камерой или сотрудничают в одном и том же благотворительном комитете; многие из них, конечно, попадаются друг другу на глаза на столбцах газет или же в тех самых светских барах, где писались эти столб­цы.

Наиболее важными организациями, объединяющими различные высшие круги, являются, пожалуй, сами кор­порации, ибо в советах директоров крупнейших корпора­ций мы обнаруживаем постоянное соприкосновение между членами различных элит. Другую, менее важную линию таких интенсивных связей мы наблюдаем вдоба­вок на курортах, летних и зимних, где она выступает в виде сложной сети переплетающихся между собой кружков; с течением времени каждый здесь вступает в знакомство с каждым — а если не с ним лично, то во всяком случае с кем-нибудь из его прямых или косвен­ных знакомых.

Высокопоставленные представители военных, эконо­мических и политических кругов умеют легко улавли­вать точку зрения партнера из другого круга, причем делают это всегда в духе сочувствия, а нередко и в духе полного понимания. Они рассматривают друг дру­га как людей, обладающих крупным весом, с которыми, следовательно, надо считаться. В вопросах чести, совести и морали каждый из них, как член властвующей элиты, полностью и органически приемлет взгляды, чаяния и оценки других ее членов. То обстоятельство, что у них нет общих идеалов и норм, базирующихся на ясно выраженной аристократической культуре, не озна­чает, что у них вообще нет чувства взаимной ответ­ственности.

Совпадение их интересов, обусловленное всеми структурными особенностями современного американ­ского общества, а также многообразные психологические факты, коренящиеся в их образовании и воспитании, в их карьерах и связях, порождают духовное сродство, существующее между ними, — ту общность, которая по­зволяет "им говорить друг о друге: «Это, безусловно, наш человек». II все это ведет нас к пониманию фундамен­тального психологического значения классового самосо­знания. Нигде в Америке мы не встретим столь резко выраженного «классового самосознания», как среди эли­ты; нигде оно не приобретает столь действенную форму, как среди властвующей элиты. Ибо под классовым самосознанием, как психологическим явлением, мы под­разумеваем, что отдельный представитель «класса» от­носится благосклонно лишь к тем, к кому относятся благосклонно люди его круга, то есть люди, мнение ко­торых имеет существенное значение для его представле­ния о самом себе.

В кругах властвующей элиты существуют, бесспорно, отдельные фракции; там, несомненно, возникают поли­тические разногласия и столкновения на почве личного честолюбия. Внутри республиканской партии, равно как и между республиканцами и демократами, имеется еще достаточное число значительных расхождений, чтобы формировать разные линии практической политики. Но духовное единство и общность интересов, связывающие воедино властвующую элиту даже через границы вою­ющих стран, являются более могущественным факто­ром, чем эти расхождения.

Мы обязаны, однако, взвесить соображения защит­ников иной точки зрения на излагаемый предмет. Вполне возможно, что эти возражения будут сформулированы либералами или консерваторами приблизительно так:

«Говорить о властвующей элите — не значит ли это характеризовать людей по их социальному происхожде­нию и связям? Не является ли такая характеристика одновременно и несправедливой и неверной? Разве люди, и особенно американцы интересующего нас пошиба, когда они становятся крупными фигурами, не изме­няют сами себя, чтобы оказаться на высоте занимае­мого ими положения? Разве они не приходят постепен­но к воззрениям и политическому курсу, соответствую­щим — несколько они в границах своих слабых челове­ческих сил в состоянии судить — интересам страны в целом? Не являются ли они попросту честными людь­ми, выполняющими свой долг?»

Что же нам ответить на эти возражения?

I. Мы уверены, что они честные люди. Но что такое честность? Честность может означать лишь жизнь, по­строенную в соответствии с таким нравственным ко­дексом, который данное лицо считает кодексом честно­сти. Вопрос не в том, являются ли люди, о которых мы ведем речь, честными людьми, а в том, каких норм честности они придерживаются. А придерживаются они тех норм, которые приняты в их кругах, среди тех людей, на мнение которых они при­выкли полагаться.

II. На вопрос о том, способны ли члены властвую­щей элиты измениться под влиянием нынешней сферы их деятельности, то есть способны ли они перешагнуть через нормы поведения, усвоенные ими на протяжении всей их жизни и деятельности, нам приходится ответить: нет, это просто невозможно — невозможно по крайней мере в течение тех немногих лет, которые большинству из них остается жить. Ожидать этого значило бы счи­тать их впрямь какими-то странными и безличными су­ществами; исходить из того, что они отличаются подоб­ной податливостью,— значит фактически отрицать в них то, что можно по праву назвать силой характера и цельностью натуры. Мы бы подвергли незаслуженному поношению эффек­тивную систему специальной подготовки и идеологиче­ского воспитания военных, если б предположили, что, когда военные меняют мундир на штатский костюм, они вместе с тем утрачивают и те душевные качества и воззрения, которые они приобрели будучи военными. В жизни военных эта основа, закладываемая воспита­нием и образованием, играет, пожалуй, более важную роль, чем в жизни ведущих администраторов корпора­ций, ибо специальная подготовка военных носит более глубокий и целостный характер.

III. По поводу рассуждения о патриотизме членов властвующей элиты, об их желании служить стране в целом мы должны заметить прежде всего следующее: подобно нормам честности, чувство патриотизма и пред­ставления о всенародном благе относятся не к сфере непреложных фактов, а к области, в которой существует большое разнообразие мнений. И надо добавить, что патриотические убеждения людей также формируются под влиянием окружающей их среды и их образа жизни.

IV. Нельзя по-настоящему понять природу элиты, если мы будем рассматривать ее как группу людей, которые просто выполняют свой долг. Они ведь сами определяют этот долг, равно как и обязанности подчи­ненных им лиц. Они не принадлежат к тем, кто всего лишь исполняет приказания,— они сами отдают приказания. Они не просто «бюрократы» — они руководят бю­рократией.

Несмотря на сходство социального положения и ду­ховную общность ее членов, властвующая элита не представляет собой некий клуб с постоянным членством и фиксированными, официально установленными условиями приема. Одна из непременных особенностей вла­ствующей элиты заключается в том, что в ней происхо­дят значительные передвижки и что она, следовательно, не состоит из одной и той же узкой группы людей, за­нимающих одинаковое положение в одних и тех же иерархиях. То, что люди лично знают друг друга, еще не значит, что они придерживаются единого политиче­ского курса, а то, что они лично незнакомы друг с дру­гом, еще не значит, что между ними имеются политиче­ские разногласия. Понимание природы властвующей элиты — как я уже неоднократно указывал — не связа­но преимущественно с обнаружением в ее среде личных дружеских связей.

По мере того как требования, предъявляемые к ли­цам, занимающим руководящее положение в каждой из главных иерархий, становятся все более сходными, ста­новится сходным и духовный склад людей, занима­ющих — в результате отбора и профессиональной вы­учки — высокое положение в этих различных иерархиях. Это не абстрактное заключение, в котором особенности людей попросту выведены из особенностей системы. Это факт, обнаруживающийся в интенсивном обмене людьми между тремя иерархиями, совершающемся зача­стую в весьма сложных формах. Во время второй миро­вой войны заправилы корпораций, военная знать и из­бранная часть политических деятелей вступили между собой в тесный, деятельный контакт; после окончания войны эти связи, обусловленные общими убеждениями, социальным сродством и совпадением интересов, про­должались. Значительная доля людей, принадлежащих к верхушке военных, деловых и политических кругов, занимала в течение последних пятнадцати лет разные посты в одной или даже двух смежных иерархиях. В этих высших сферах наблюдается, таким образом, не­кая взаимозаменяемость людей на ведущих ролях, ко­торая в официальных версиях связывается с предпола­гаемой гибкостью «организаторского дарования», а по существу, связана с тесным сотрудничеством между кли­ками, состоящими из своих людей. Многие лица из со­става властвующей элиты, переходящие из одной иерар­хии в другую, стали рассматривать «правительство» как удобную ширму, за которой они могут творить свои дела.

По мере возрастания взаимных деловых связей «большой тройки» усиливается и обмен людьми между ними. Этот факт находит свое выражение в самом крите­рии отбора подающих надежды людей, применяемом во всех трех сферах. Руководитель корпорации, связанный деловыми отношениями с государственным аппаратом и его военным ведомством, сочтет в наше время более благоразумным приблизить к себе молодого человека, имеющего опыт работы в государственном аппарате и его военном ведомстве, чем человека, не имеющего та­кого опыта. Государственный руководитель, политиче­ские удачи которого сплошь и рядом зависят от полити­ки корпораций и мира корпораций, в свою очередь отдает в этом случае предпочтение человеку, подвизав­шемуся в мире корпораций. Таким образом, обмен кад­рами и единство властвующей элиты возрастают в силу самих критериев, определяющих выдвижение людей в трех основных иерархиях.

Если учесть структурное сходство трех иерархий, в рамках которых протекает вся деятельность различных представителей элиты, влияние, оказываемое решения­ми, принятыми в одной из них, на остальные, если учесть многообразные линии совпадения их интересов и наличие административного вакуума в гражданском пра­вительственном аппарате США при одновременном рас­ширении его задач,— если учесть все эти структурные сдвиги, да еще вдобавок отмеченную нами общность душевного склада представителей элиты, то было бы по­истине странно, если б мы обнаружили, что люди, слы­вущие опытными администраторами и весьма одаренны­ми организаторами, сумели всего-навсего завязать связи друг с другом. Но они, конечно, добились гораздо боль­шего; они все чаще и чаще завоевывают позиции в каж­дой из трех иерархий.

Ядро властвующей элиты состоит прежде всего из тех людей, которые свободно переходят от командных ролей в верхах одной из господствующих иерархий к по­добным же ролям в другой иерархии: это, скажем, ад­мирал, являющийся также банкиром и юристом и воз­главляющий вдобавок некую важную федеральную комиссию; это руководитель корпорации, являвшейся во время войны одним из двух или трех крупнейших произ­водителей военных материалов, занимающий ныне пост министра обороны; это генерал военного времени, сме­нивший после войны мундир на штатский костюм, чтобы войти в состав официальных руководителей государства, а затем ставший членом совета директоров одной из ведущих корпораций.

Руководитель корпорации, превратившийся в генера­ла, генерал, превратившийся в государственного деяте­ля, государственный деятель, превратившийся в банки­ра,— все они, несомненно, обладают гораздо более широ­ким кругозором, чем рядовые люди, вращающиеся в своем обычном окружении; и все же стремления и чая­ния даже таких людей нередко бывают привязаны к главной сфере их жизнедеятельности. Однако сама их карьера складывается так, что они попеременно дейст­вуют во всех трех больших иерархиях и, таким образом, легко переступают пределы особых интересов каждой из них. Самой своей карьерой и деятельностью они связы­вают воедино все три круга. Они образуют собой, следовательно, ведущее ядро властвующей элиты.

Совсем не обязательно, чтобы эти люди были знако­мы со всеми сферами социального могущества. Так, один из них может вращаться, скажем, в промышленных и военных кругах, другой — в военных и политических, третий — в политических кругах и среди тех, кто созда­ет общественное мнение.

Ядро властвующей элиты включает в себя и видней­ших юристов и финансистов из крупных юридических контор и инвестиционных банков; согласование и увяз­ка экономических, политических и военных дел и инте­ресов является для таких людей почти профессиональ­ной функцией, связанной с родом их деятельности, и они, таким образом, способствуют объединению властвующей элиты.

Крайние фланги властвующей элиты (где наблюдает­ся большая текучесть, чем в ее центре) образуют люди, «обладающие большим весом»; они принадлежат к эли­те, хотя, возможно, не принимают непосредственного участия в тех или иных важных решениях и не передви­гаются на протяжении своей карьеры из одной иерархии в другую. Принадлежность того или иного человека к властвующей элите вовсе не предполагает, что он обяза­тельно принимает личное участие в каждом приписываемом ей решении. Но, решая тот или иной вопрос, каж­дый член элиты основательно взвешивает интересы и со­ображения всех остальных се членов. Роль членов вла­ствующей элиты не ограничивается тем. что они лично принимают участие в решении ряда важнейших вопро­сов, связанных с войной п миром; люди, облеченные прямыми прерогативами власти, весьма основательно считаются, с ними и при тех решениях, в вынесении кото­рых они не принимают непосредственного участия.

На своих флангах и за их пределами, где-то в окру­жении своих второстепенных членов, властвующая эли­та незаметно сливается со средними звеньями власти — с рядовыми членами конгресса, с политически влиятель­ными группами, не представленными в самой элите, и со множеством группировок, выражающих интересы отдель­ных штатов, областные и узкоместнические интересы. Хотя все эти второразрядные деятели и не принадлежат к числу людей, обладающих общегосударственным ве­сом, с ними все же приходится порой считаться, сгова­риваться, их приходится порой задабривать, обуздывать или выдвигать в более высокие сферы.

В тех случаях, когда властвующей элите, чтобы про­вернуть какое-нибудь дело, приходится устанавливать контакты с кругами, расположенными ниже ее — как это бывает, например, при проведении угодных ей законопро­ектов через конгресс,— членам элиты приходится самим выступать в роли лоббистов. Но среди членов властву­ющей элиты такой высокоразрядный «лоббизм» фигури­рует под иным названием: он именуется «связной» функ­цией. В составе элиты имеются военные деятели, используемые «для связи» с конгрессом, с некоторыми строптивыми промышленными кругами — со всеми прак­тически значительными элементами, не имеющими непо­средственного отношения к властвующей элите. Те два человека из штата Белого дома, которые числятся «для связи», обладают оба военным опытом; один из них был в прошлом не только банкиром из инвестиционного бан­ка и адвокатом, но и генералом.

Традиционный «лоббизм», практикуемый ассоциация­ми предпринимателей, все еще существует, хотя, правда, он обычно имеет дело со средними звеньями власти; объектами «обработки» являются обычно члены конгрес­са и, разумеется, рядовые члены самих ассоциаций. Так, например, важнейшая функция Национальной ассоциа­ции промышленников состоит не столько в том, чтобы оказывать непосредственное влияние на политический курс страны, сколько в том, чтобы убеждать мелких предпринимателей, что их интересы совпадают с интере­сами крупного капитала. Но существует также и «высо­коразрядный лоббизм». Руководители корпораций про­никают везде и повсюду в высшие военные и политиче­ские круги. Этому способствуют их личные дружеские связи, участие в предпринимательских и профессиональ­ных ассоциациях и в их различных подкомиссиях, их принадлежность к влиятельным клубам, их гласные пар­тийно-политические связи и связи с клиентурой. Один исследователь, специально изучавший подобные клики из среды ведущих администраторов корпорации и распола­гающий материалами из первоисточников, утверждал, что среди этих могущественных лидеров... наблюдается полная осведомленность относительно многих крупнейших проблем, стоящих ныне перед страной, как, напри­мер, проблем снижения налогов, передачи всей произ­водственной деятельности государства частным предпри­ятиям, расширения внешней торговли, сведения к мини­муму социальных и других внутренних государственных мероприятий, укрепления и сохранения влияния партии, находящейся в данное время у власти в общенациональ­ном масштабе».

Существуют действительно такие клики из среды ад­министраторов корпорации, которые выступают как не­официальные руководители общественного мнения ко­мандной верхушки корпоративных, военных и политиче­ских иерархий, — и эта форма их деятельности имеет бо­лее важное значение, чем их непосредственное участие в военных и политических институтах. В тесных воен­ных и политических кругах, а также в экономических кругах (где они выполняют роль «запасных игроков») эти группы и клики руководителей корпораций принима­ют участие почти во всех главнейших решениях — по ка­ким бы вопросам они ни выносились. Важно отметить, что весь этот «высокоразрядный лоббизм» развертывает­ся в рамках самой элиты.

Что же касается вопроса о существовании четко вы­раженных организационных рамок—тайных или яв­ных,— то надо сказать, что властвующая элита по самой своей природе более склонна пользоваться уже сущест­вующими организациями (действуя внутри последних и посредничая между ними),

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: