Глава 15. Переживание кэнсе

В предыдущей главе мы были заняты дискуссиями более теоретического характера. А теперь мы хотим описать несколько действительных переживаний, которые послужат иллюстрациями для отдельных наших идей. Некоторые из этих переживаний являются переживаниями кэнсе. С давних времен утверждается, что детальное и точное описание переживания кэнсе почти невозможно. «В одно мгновение, слишком краткое, чтобы его можно было измерить, вся вселенная повернулась на своей оси, и мои искания пришли к концу». Вот типичный комментарий одного из тех людей, кто только что пережил кэнсе, Человек заглядывает в него, достигает его, как если бы он пил воду и узнал, горяча она или холодна, - но не может описать своего переживания. Однако когда-нибудь появится неуловимый гений дзэн, который даст возможность проникнуть в тот неизменный момент, овладеть им и описать его.

В истории литературы мы можем проследить ступени, по которым человек постепенно и успешно проникал в темную сферу своего собственного сознания. Можно также считать дзэн практикой проникновения во тьму человеческого ума. Хотя изучающий дзэн не делает этого намеренно, часто оказывается, что он исследует такую область ума, на которую, весьма вероятно не взглянул до сих пор ни один психолог. Это не значит, что мы относимся к психологии с презрением; наоборот, мы испытываем серьезное желание, чтобы их методы и понятия были приняты для изучения дзэн.

Переживание девушки. Недавно одна молодая девушка принимала участие в сэссин группы дзэн в Гонолулу. Как-то она вышла из комнаты роси в отдельном коттедже, закончив свой доку-сан, т.е. частную беседу с роси. Она спустилась по ступенькам крыльца, благоухающего крестообразными пурпурными цветами дикого винограда, и сделала несколько шагов босыми ногами по лужайке, на которую продолжали падать светло-желтые пылевидные цветы королевской пальмы. Проходя мимо грациозного ствола дерева, она вынула носовой платок, как бы понуждаемая к этому неизвестной силой, и высморкалась. В то же мгновенье весь мир внезапно изменился.

Благодаря ее серьезным занятиям дзадзэн деятельность ее первого нэн переместилась в измерение чистого существования. В такой момент человек оказывается насыщенным внутренним давлением, требующим освобождения. Бессознательно отвечая на эту потребность, она вынула платок и высморкалась; это произошло как раз в ту секунду, когда ее существо было потрясено резким толчком. Одновременно, как бы вследствие этого толчка, с ее ума упала завеса, и вся сцена переменилась.

В момент кэнсе инициативу захватывает интуитивно активизированное ощущение. В этом случае необходимый импульс был дан стимулированием слизистой оболочки ноздрей. Хотя мир перед девушкой был тем же самым старым миром, его видение претерпело полную перемену. Некоторое время она стояла в немом изумлении, глядя во все глаза на открывающееся ей заново зрелище, затем она почувствовала эмоциональную полноту, совершенно отличную от всего, что она до тех пор пережила, - как будто внутри нее забил неописуемо чистый источник и затопил все ее существо. Это был бесконечный поток, глубокий и полный, взрыв огромного наслаждения, о котором мы так много слышим. Впервые она почувствовала, что переживает кэнсе. Однако она не знала, что именно заставило ее пережить его. Она осознала только струю великого счастья, которая лилась сквозь все ее существо, сквозь тело, вызывая чувство очищения. Кэнсе начинается с очищения внешнего чувства, которое до сих пор бездействовало, покрывалось плесенью или искажалось в силу рассмотренных нами выше причин. Деревья, трава, столб ворот, через которые девушка проходила во внутренний двор, беспорядочно уложенные ступени из вулканической породы, ярко розовые светы имбиря, белый песок сада камней - все сохраняло свою индивидуальность и форму, цвет и характер, все было замечательно свежим и новым.

До этой минуты она и мир оставались чужими друг другу. Сознание, руководимое ее вековым, привычным способом смотреть на вещи, говорило ей, что они - это они, она - это она, и нет никакого взаимного психического общения. Однако теперь все наслаждалось свободным общением, пребывая в гармоничном единстве.

Может быть, поучительно сравнить описанное нами только что переживание с тем, которое живо рассказано Прустом в его знаменитом месте из «В направлении к Свану» «Я поднес к губам ложку с чаем, в котором смочил кусочек пирожного. Как только теплая жидкость с крошками пирожного коснулась моего неба, по всему телу пробежала дрожь, и я остановился, поглощенный происходившими во мне необыкновенными переменами. Чрезвычайное удовольствие затопило мои ощущения, но это удовольствие было индивидуальным, отдельным, без всяких признаков своего происхождения. И в одно мгновение мне стали безразличны все превратности судьбы - ее безвредные несчастья, ее иллюзорная недолговечность. Это новое ощущение оказало на меня такое же действие, какое оказывает любовь; оно наполнило меня драгоценным эликсиром, вернее этот эликсир был не во мне - я сам был им. Теперь я перестал чувствовать себя посредственным, случайным, смертным существом».

Можно найти сопоставимые места как у Пруста, так и у других писателей. Несомненно, существует сходство между кэнсе и ощущением единства с внешними видами и звуками, которое столь часто описывается и в самом деле переживается многими людьми в соответствующих условиях. Однако имеются и важные различия. Обычно людям не хватает чего-то такого, что связано с подготовительной тренировкой или развитием, так что им не удается полностью понять или охватить переживание, и оно имеет наклонность оставаться преходящим и неуловимым. Мы можем увидеть это в другом отрывке из Пруста:

«Мы спустились к Юдимениллю; неожиданно меня ошеломило то глубокое счастье, которое я изредка чувствовал после Комбрэ; счастье, аналогичное тому, которое, среди прочего, дали мне колокольни Шартэнвилля; но на этот раз оно оставалось неполным. Я стоял немного позади крутого обрыва, по которому мы шли; и я увидел три дерева, вероятно, указывавшие на вход в тенистую аллею; они образовали какой-то узор, на который я смотрел теперь уже не в первый раз; мне не удалось воссоздать место, откуда они были, так сказать, вырваны; но чувствовал, что когда-то они были мне знакомы...

Я смотрел на эти три дерева; я мог ясно их видеть, однако мой ум чувствовал, что они скрывают в себе что-то для него недоступное, как это бывает, когда вещи расположены таким образом, что мы не в состоянии до них дотянуться, так что, вытянув руки и пальцы во всю длину, мы можем только на мгновенье коснуться их наружной поверхности, и нам не за что ухватиться... Или я действительно никогда не видел их раньше? Или они скрывались под своей поверхностью, как деревья, как листья травы, которую я видел на дороге в Германт, какой-то особый смысл, столь же темный и трудный для понимания, как и далекое прошлое, так что в то время, когда они молили меня, чтобы я усвоил какую-то новую идею, я вообразил, что мне необходимо установить нечто в своей памяти? Или опять-таки, может быть, они не содержат в себе никакой скрытой мысли, а просто мое напряженное зрение заставило меня видеть их двойными во времени, как иногда человек видит вещи двойными в пространстве? Я не мог ответить на эти вопросы. Однако они приходили ко мне все время: может быть, это было какое-то баснословное привидение, кольцо ведьм или норы, которые посылали мне своих оракулов. Я скорее склонен был поверить, что это были признаки прошлого, дорогие сотоварищи моего детства, исчезнувшие друзья, которые вызывали в памяти наши общие воспоминания. Подобно духам, они, казалось, молили меня взять их с собой, вернуть к жизни. В их простой, страстной жестикуляции я мог различить беспомощную тоску любимого существа, которое утратило способность речи и чувствует, что никогда не сумеет сказать нам то, что ему хочется сказать, то, что мы никогда не сможем угадать. И вот мой экипаж оставил их на перекрестке. Он уносил меня от того, что я считал единственно истинным, что сделало бы меня по-настоящему счастливым; это было подобно самой моей жизни.

Я смотрел, как деревья постепенно исчезали из виду, отчаянно размахивая своими руками, как будто говоря мне: «То, что тебе не удается узнать от нас сегодня, ты не узнаешь никогда. Если ты позволишь, чтобы мы снова ушли в глубину этой дороги, откуда мы старались подняться к тебе, целая часть тебя самого, которую мы принесли тебе, навсегда скроется в бездне».

Случай Мартина Лютера. В главе о мистике книги У. Джеймса «Многообразие религиозного опыта» мы находим следующее место:

«Простейшим элементом мистического опыта представляется это углубленное ощущение значения какой-нибудь максимы или формулы, которое внезапно охватывает человека». «Я слышал, как это творилось, всю свою жизнь, - восклицаем мы, - но до настоящего времени никогда не понимал полного смысла слов!». «Когда собрат-монах, - говорил Лютер, - однажды повторил слова символа: верую в отпущение грехов! - я увидел Священное Писание в совершенно новом освещении, и в то же мгновение я почувствовал себя как бы вновь родившимся. Это было, как если бы я обнаружил перед собой широко раскрытые врата рая». Такое чувство более глубокого смысла не ограничивается рациональным объяснением. Отдельные слова, сочетания слов, узоры света на земле и на воде, запахи и музыкальные звуки - все это создает такое состояние, когда ум оказывается соответственно настроенным. Большинство из нас может вспомнить странную и волнующую силу отрывков из некоторых стихотворений, прочитанных в юности; они открывали нам какие-то непонятные пути, по которым тайна, жестокость и болезненность жизни, казалось, прокрадывались в наши сердца и наполняли их трепетом.. Теперь слова стали для нас, пожалуй, всего лишь отполированной поверхностью, но лирическая поэзия и музыка остаются осмысленными и живыми только пропорционально тому, насколько они делают эти неясные пространства жизни неотрывными от нашей собственной жизни, указывающими и зовущими, однако всегда ускользающими от нашей погони. Мы оказываемся живыми или мертвыми по отношению к вечному внутреннему зову искусства в зависимости от того, сохранили мы или утратили эту мистическую «восприимчивость».

Случай Догэна Дзэндзи. Пример Лютера находит параллели в опыте многих учеников дзэн. Догэн Дзэндзи (1200 - 1253) отправился в Китай и проходил там практику под руководством Недзэ Дзэндзи в монастыре на горе Тэндо. Однажды, когда Догэн сидел в дзэндо с другими монахами, вошел Недзэ Дзэндзи и выбранил ленивого монаха, сидевшего подле Догэна. Услышав слова Недзэ Дзэндзи, Догэн совершенно и неожиданно испытал глубокое переживание. До того Догэн уже неоднократно переживал кэнсе, но на сей раз его переживание было совершенно исчерпывающим. Он немедленно перешел в комнату Недзэ Дзэндзи, зажег благовония, выразил почтение мастеру девятью поклонами и изложил свою точку зрения. В настоящее время люди не придают значения такому ритуалу, но поведение, сопровождаемое возвышенным переживанием, само становится возвышенным.

Недзэ Дзэндзи принял изложение Догэна и одобрил его, признав, что Догэн завершил «Великое Дело», т.е. сатори или просветление. Может быть, кому-то будет не ясно, какую связь могут иметь бранные слова с принципами дзэн. Брань, плач, жалобы, смех, рев - все поведение человека представляет собой просто проявление его существа. В особенности, когда вы стоите лицом к лицу с психопатической личностью и слушаете ее излияния, когда вы сидите у постели любимого человека и наблюдаете за ним, вы чувствуете и понимаете в глубинном ядре своего ума: действительно, это он! Если вы только сможете увидеть, что этот человек в самом деле здесь, в то же мгновение все, что вы увидите и услышите, расскажет вам о глубоком смысле существования. Это будет результатом того, что Джеймс называет «мистической восприимчивостью». Чем сильнее нездоровье данного лица, чем сильнее его страдания, расстройство или вина, тем более живо проявляется его существо, тем сильнее оно чувствуется. Такая восприимчивость, несомненно, должна лежать в основе подхода психотерапевта к больному и быть краеугольным камнем его терапии.

Однако для ученика дзэн не может быть ничего мистического, за исключением самого факта существования человека. Этот факт существования является главным фактом, опрокидывающим все доказательства. Поэтому, когда монах спросил Гудо: «Выглянула весна, расцвели во всей красе тысячи цветов. Для чего? И для кого?», Гудо дал ответ: «Целую вечность этот вопрос недоступен для мысли». Прекрасно! Но можно было бы также сказать: «Для себя, в себе, само по себе, в самом себе».

Из рукописи господина П. Ниже приводятся выдержки из рукописи господина П.: «... Не знаю, сколько времени прошло. Я случайно пришел в себя. Где все это происходит? Где я сам? Я не мог решить где нахожусь, даже кто ищет такого ответа. В отчаянной борьбе за то, чтобы восстановить свое исчезнувшее «я», я растираю и сдавливаю тело, чтобы вернуть его в себя. Однако я не шевелю руками, не двигаю телом, а только поглощен старанием встряхнуться, как это бывает во сне. Это ужасно - обладать сознанием, которое хочет пробудиться, но обнаруживает, что обычная личность не возвращается. Мы приведены и замешательство, но не осознаем своего замешательства, не знаем, что делать с собой».

«Я произвожу напряженное усилие, которое совершается, когда человек старается подняться на поверхность со дна глубокого озера. Тьма убегает, она исчезает быстро, как в космическом полете. О! Наконец мои глаза открылись. В самом деле! Это монастырское дзэндо. А который час? Вокруг стало светлее: оказывается, за дверьми ярко светит солнце. В просторной зале как будто ничего нет. Почему же? Зала спокойна и прохладна, подобно долгой осенней ночи, чье глубокое молчание вызывает у вас легкий звон в ушах».

«Наконец я вспоминаю, что сегодня утром все монахи ушли в свое путешествие «таку-хану». Я сидел в зале совершенно один. Я не знаю, когда вступил в самадхи, не знаю, спал ли я, сколько времени прошло с тех пор».

http://ki-moscow.narod.ru - неПУТЬёвый сайт Вишнякова Андрея

«Все это произошло на следующий день после моего прибытия в монастырь. В моей жизни уже было несколько переживаний подобного рода, и последнее из них не вызвало у меня удивления».

В чем же здесь смысл выражения «я не могу найти себя» или «обычная личность не возвращается»? Это значит, что г-н П. не мог определить себя в контексте времени, пространства и причинности. Где? Когда? Почему? Что? Как? Все это неизвестно. Где я? Который час? Почему, как, что такое «я», кто такой «я»? На эти вопросы нет никакого ответа. Короче говоря, я не знаю, где нахожусь. Поэтому я не в состоянии найти себя.

В абсолютном самадхи исчезает время, пространство и причинность. И когда сознание выходит из глубокого самадхи, требуется некоторый период, чтобы восстановить его познавательную структуру в сфере времени, пространства и причинности: «я» не может немедленно определить свое положение.

Это явление происходит чаще в новом «окружении», что и случилось в тот раз. Если «я» попадает в незнакомые обстоятельства, его реакция на окружение кажется более медленной, чем она бывает в знакомой обстановке. Так бывает потому, что некоторые тонкие взаимоотношения обычно устанавливаются между сознанием и привычной обстановкой (например, в форме звуков и прочих стимулов), и «я» быстрее реагирует на окружающую обстановку, возвращается к нормальному состоянию быстрее, находясь в этих условиях; в незнакомых обстоятельствах дело обстоит труднее.

В данном случае сомнительно, чтобы г-н П. спал. Но если бы даже это и было так, важнейшие черты ситуации не меняются. Если уловить проблеск сознания в тот момент, когда оно свободно от своей структуры познания - времени, пространства и причинности, - это даст человеку некоторое понимание того, что можно было бы назвать миром сверхсознания, где нет никакого «я». Многие ученики дзэн переживают это состояние, будучи лишенными сна, как случается при суровой практике сэссин. И такое переживание расширяет дзадзэн ученика в различных измерениях, равно как и способности его сознания.

Переживания школьного учителя. Я сидел в позе «лотос» на стуле в школьной библиотеке на втором этаже своей школы. Занятий не было; дело происходило во время летних каникул. Не знаю, сколько времени прошло, но вдруг я почувствовал, что сижу в полной темноте. Тьма! Я не мог сообразить, где нахожусь. Как во сне, я делал попытки определить свое местонахождение, и внезапно стало светло. Я увидел, что стоял ясный день, хотя я думал, что уже глубокая ночь.

Свет струился на мои плечи, потому что я сидел спиной к окну. Однако я не мог решить, было ли это утром или днем. Может быть, мне хотелось узнать время. Моя рука потянулась к часам на столе, и я взял их. В этот момент я столкнулся с очень странным явлением: часы казались частью меня самого. Не было никакой разницы между рукой и часами. Поистине, необыкновенное чувство! Это ощущение было совершенно непохожим на мои обычные ощущения и произвело на меня сильное впечатление. Несколько мгновений я продолжал изумленно смотреть на часы. Они сохранили свою обычную форму и цвет золота, так что пока дело касалось этих качеств, я видел вещь, полностью отличную от моей руки, которая ее держала. Однако в качествах, касающихся иных измерений, они не отличались от моей руки.

Когда человек смотрит на свою руку, он, не раздумывая, почти бессознательно, определяет, что это его рука. Лицо, страдающее психозом, находясь в состоянии деперсонализации, может обнаружить, что его рука не представляется частью его тела, а похожа на какой-то чуждый предмет, вроде часов. В нынешнем состоянии ситуация была совершенно противоположной: часы ощущались частью меня самого. Именно это вызывало изумление. Переживание не приводило меня в замешательство, но производило на меня глубокое впечатление.

Прошло несколько мгновений, пока я взглянул на часы, затем мне, вероятно, захотелось уточнить общее положение. Я повернул глаза в другую сторону и увидел книжные полки, стоящие вдоль стены. Они находились на расстоянии нескольких метров от меня, но прямо входили в меня. Что значат эти слова «входили в меня»? Они подразумевают, что между полками и мною не существовало пространственного противодействия. Одним словом, они и я составляли одно целое. Если я - это вы, тогда и вы - это я. В поле зрения они и я представляют собой различные структуры, каждая из которых занимает свое отдельное место. Однако так же как мое собственное существо является для меня близким и теплым, так теперь и они были для меня близкими и теплыми. Мы не были чуждыми друг другу, здесь находилось другое мое «я».

Пожалуй, будет легче понять это явление, если мы припомним некоторые переживания нашего детства, например, те минуты, когда перед нами стояла рождественская елка с игрушками, звездочками из серебряной бумаги и т.п. Она возвышалась, как наше подобие, как зеркало, которое отражает наш образ. В то время, как структурное различие «он - это он» и «я - это я» может оставаться ясным, психологически между ними не чувствуется различий. В уме ребенка время и пространство еще не пустили таких прочных корней, как в уме взрослого, и часто познавание совершается вне обычных рамок сознания.

В абсолютном самадхи деятельность сознания блокирована, и когда человек выходит из этого состояния, познанию взрослого человека требуется некоторое время для восстановления своего нормального способа функционирования. Во время процесса восстановления часто проявляется особое психологическое состояние, сравнимое с состоянием психики ребенка, Говорят, что дуэлянт после своей первой дуэли обнаруживает свои пальцы как бы пришитыми к рукоятке меча, и необходима помощь другого человека, чтобы от нее оторваться. Состояние отчаяния вызвало сильное душевное и физическое напряжение, и для того, чтобы оно утихло, требуется некоторое время. То же самое справедливо и для абсолютного самадхи.

Обычно кэнсе сопровождается внезапным и напряженным чувством радости, но в тот момент своего переживания я ничего подобного не чувствовал. Я просто продолжал удивленно наблюдать. Стена, окна, пол, опять полки и книги - все они изменились. Казалось, они вот-вот спрыгнут со своих мест, чтобы встретить меня, - и в то же время они оставались неподвижными, притихшими, безмолвными, как будто внезапно остановилось движение какой-то киноленты, и картина на экране осталась застывшей, но живой. Это был континуум настоящего, и от него захватило дух!

Безмолвие, подобное глубинам лунной ночи! И все же в нем скрывался беззвучный крик мгновения. Все книги повернули ко мне свои лица. Они спали долгое время, как очарованная принцесса. Сейчас они пробуждались, хотя оставались еще сонными. Казалось, они изгибаются, как будто бы желая внезапно протянуть ко мне руки; - они были немного похожи на ребенка в немом фильме, который начинает рваться в руки своей матери.

В соседней комнате слышались голоса: это пришли на летние занятия несколько учеников. Вернее, они находились там уже долгое время, кричали и двигали что-то, может быть, именно их возня заставила меня прийти в себя. Я начал ощущать вокруг себя какой-то блеск. По временам я мог размышлять о ситуации и говорить спокойно самому себе: «Теперь я пришел наконец туда, где мне следует быть!» Я находился в ясном и спокойном настроении. Несколько дней спустя, когда я размышлял об этом мгновении, во мне внезапно стало подниматься чувство радости.

Не знаю, было ли это кэнсе, да это и не важно. Впоследствии я несколько раз пережил нечто сходное, и я смог увериться в том, что постепенно прихожу к пониманию дзэн.

Кое-кто, возможно, скажет: он просто спал! Другие могут посмеяться и сказать: кэнсе и тому подобные явления - всего лишь самогипноз. Может быть, они и правы. Субъективный опыт внушает многочисленные сомнения. Конечно, можно представить себе, что практикующий спал, видел сны и оказался жертвой самогипноза. Однако важный пункт здесь заключается не в том, является ли переживание подобного рода результатом снов или сновидений, важно то, что в нем преображается привычный способ сознания.

Фактически же данное переживание - это не то, что называется сном в обычном смысле этого снова. Дзадзэн контролирует даже сны. Ядро ума всегда бодрствует, даже если вы находитесь в таком состоянии, что не осознаете себя. Благодаря повторным переживаниям сознание само привыкает к миру, находящемуся за пределами границ его собственной деятельности, оно начинает культивировать более широкое зрение. Это и есть развитие сознания. Постепенно вы сумеете увидеть природу Будды обнаженным глазом. И опять-таки, мое переживание не было так называемым «маке», т.е. «дьявольским наваждением» (от «ма» - «демон», «ке» -«состояние»), когда во время дзадзэн практикующий видит необыкновенные галлюцинаторные образы демонов, диких зверей, боддхисаттв и Будд, а также другие странные фигуры. Когда практикующий устанавливает дзисю-дзаммай, ма-ке не появляется.

В связи с предположением о том, что это состояние является аутогипнотическим или продуктом самовнушения, пожалуй, стоит отметить, что в подобных состояниях нет ничего особенного, Сознание всегда приносит с собой своеобразные самовнушения. Доверие к себе есть род самовнушения. Намерение или решимость сознания могут быть успешно поддержаны лишь тогда, когда они действуют под сильным аутогипнотическим влиянием сознания или, как можно было бы сказать, под воздействием одного нэн на последующие нэн-действия.

Случай господина М. Когда г-н М., промышленник на пенсии, которому было около семидесяти лет, впервые явился в монастырь, чтобы там принять участие в сэссин, он сказал, что никогда раньше не учился практике дзадзэн и не выполнял его. Однако это был очень серьезный человек, внимательный ко всему. Он отличался живым поведением и охотно брался за любую рутинную работу в монастыре, которая требовалась от учеников, - например, за подметание, мытье полов, уборку опавших листьев, прополку сада. Казалось, он понимал, что работа имеет нечто общее с дисциплиной дзэн. После этого он появился на следующем сэссин, затем принимал участие в каждом из них - и через три года, как и ожидал, достиг кэнсе.

Однажды, когда в его изучении дзэн был достигнут значительный прогресс, и мы ждали от него каких-то успехов, он попросил меня тщательно проверить его посадку. Это был человек, всем обязанный самому себе и прошедший через жизненные водовороты; его довольно плотное телосложение как будто показывало годичные кольца искривления позвоночника, равновесие между левой и правой сторонами грудной клетки было немного нарушено, а средняя часть позвоночника оказалась слегка искривленной. Левое плечо было чуть выше правого и выступало вперед; все тело незначительно наклонялось вправо. «Не чувствуете ли вы боли в правой ягодице, когда долго сидите?» - спросил я. Казалось, он немного удивился моему вопросу и признался, что так оно и есть. «Сядьте так, чтобы пупок был прямо под носом», - сказал я и увидел, что он быстро понял мой совет. Он качнул тело - и правильная поза была достигнута. Тогда он произнес с радостным выражением человека, которого избавили от хронической болезни: «Знаю. В действительности не плечо расположено неправильно, мне нужно установить поясницу в верном положении. Не так ли?»

Я посоветовал ему воспользоваться зеркалом, чтобы проверить свою позу. Один из его друзей, впоследствии также начавший практику дзадзэн, рассказал мне, что когда г-н М. вернулся домой, он укрепил посредине верхней перекладины большого зеркала тонкую веревку, она свисала вниз, как отвес. Затем он устанавливал положение носа и пупка по вертикальной линии веревки. Я бы никогда не додумался до этого. Г-н М. обладал мудрым умением использовать то знание, которое можно было получить от других, и прибавлял к опыту других собственные идеи. Полагаю, что эта мудрость принесла ему успех и в практике дзадзэн, и в его мировой карьере, ибо он начинал свою деловую жизнь в юности без гроша.

Он также советовался со мной относительно дыхания. Однако незадолго перед тем меня несколько разочаровал один случай, связанный с «бамбуковым методом», который я рекомендовал группе изучающих, и я подумал, что будет благоразумнее рассказать ему только о том, что я считаю наиболее фундаментальными принципами. Это была беседа общего характера на тему об укреплении тандэна при помощи противодействия диафрагмы брючным мускулам. И я высказал мысль, что каждому человеку необходимо самому выработать метод, более всего соответствующий его телосложению. Однако мне было интересно узнать, какой окажется его реакция на нашу беседу, поэтому на следующий день, когда начался сэссин, я довольно внимательно следил за его поведением. Но в особой внимательности не оказалось нужды, потому что произошло нечто такое, что сразу бросается в глаза. Сначала я подумал, что слышу какой-то слабый непрерывный звук, казалось, он проникает в дзэндо откуда-то снаружи. Старший монах сделал замечание: «Вы не должны производить шум носом!» После этого звук прекратился, но через несколько минут послышался снова, причем на сей раз громче, нежели раньше. Он раздался в тишине зала, как бы свидетельствуя о демонстративном неповиновении старому монаху, как будто имея целью привлечь к себе внимание всех присутствующих. Наконец я сообразил, что звук исходил из носа г-на М., который сидел сразу же за мною.

Это был действительно замечательный способ дыхания. Он производил непрерывный выдох в течение приблизительно десяти секунд, при этом слышалось жужжанье: з-з-з-з. Затем следовал короткий перерыв для вдоха, а потом снова раздавался звук: з-з-з. Г-н М. создавал значительное напряжение в дыхательных мускулах, чтобы сделать выдох. В его дыхании не было ни усиления, ни ослабления, ни интервала для краткой остановки, как это бывает при «бамбуковом методе», - а только широкий и прямой поток выдыхаемого воздуха.

Старший монах несколько раз делал замечания, в каждом случае за предостережением следовало короткое молчание, после которого звук жужжанья возобновлялся, наполняя весь зал. Жужжанье беспокоило монахов, и г-ну М. было предложено выйти и продолжать практику в углу главного зала храма. Я последовал за ним и уселся напротив, в другой стороне комнаты. Он не слышал производимого им звука. К концу сэссин его лицо приняло совсем новое выражение: оно стало неподвижным, похожим на маску

(старика в драме Но; однако в то время, как глаза маски широко раскрыты, глаза г-на М. были почти закрыты опущенными веками. Лицо было спокойным, мирным, невыразительным, напоминало лицо мертвеца.

Г-н М. двигался, как во сне, он шагал, как шагает актер Но. Он забыл о том, что его окружает, и весь день находился в состоянии то положительного, то абсолютного самадхи. Вечером предпоследнего дня сэссин я предложил ему сидеть всю ночь. Не могу вспомнить, издавал ли он все еще этот жужжащий звук, вероятно,

звука не было, поскольку я не помню в его дыхании ничего особенного. Утром последнего дня он достиг кэнсе. В течение всего дня у него было множество переживаний, о которых он рассказал мне: «Должен вам сказать, со мной произошло нечто совершенно чудесное. Во время краткого периода после второго завтрака, когда мы еще сидели в столовой, внезапно мне пришла в голову мысль, что эта комната, эта посуда и эти люди, сидящие здесь, - все это я. Это было слишком странно. Когда я вернулся на свое место, я выглянул в сад и увидел, что камни, деревья и все прочее - это тоже «я».

Вскоре после возвращения домой у него развилось расстройство сердцебиения, и врач сказал, что оно представляет собой результат слишком сильных сокращений дыхательных мышц, а М. страдал хронической гипертонией. По совету врача он на три месяца прекратил практику дзадзэн, и опасные симптомы исчезли. После десятимесячного перерыва он снова появился в монастыре и рассказал мне о том, что было у него на уме. «Я глубоко продумал весь вопрос и пришел к такому выводу: я не хочу стать великим и необыкновенным человеком в дзэн, каким когда-то надеялся стать». Конечно, он принял на себя большое напряжение, как это бывает со всяким серьезным учеником дзэн, который хочет постичь каждую тайну во вселенной. Он продолжал: «Я - самый обыкновенный человек и хочу только жить спокойно и делать для других все, что могу. Я хочу прожить оставшиеся годы, как ме-кодзин (добрый и чистый человек) или как мокудзики-дзеннин (мудрец, который питается сырой пищей). Я не хочу кэнсе. Что касается проблем жизни и смерти, я не нахожу в себе теперь слишком сильной привязанности к жизни, и я не буду пытаться заниматься дзадзэн столь напряженно, как раньше. Если случайные мысли придут, пусть приходят. Я буду только рад им».

Он продвинулся далеко вперед в своем постижении существования. Если бы я захотел как-то комментировать его слова, это потребовало бы длительной дискуссии. Сейчас будет достаточно привести некоторые дзэнские изречения: «Я не ищу ни святости, ни просветления» или «Я не избегаю грязи, я не хочу избавиться от привязанности».

Но, увы! Он умер вскоре после того, как я покинул Японию, -умер не от своей хронической гипертонии, а от совершенно неожиданного рака. Однако он уже предсказал свою смерть, когда произносил те слова, которые я привел выше.

 

ГЛАВА 16. НЕМНОГО О СЕБЕ

Когда мне было тринадцать лет, я испытал переживание, которое, можно сказать, предопределило главное напряжение моей жизни, В этом возрасте мы находимся на пороге юности. Мы все еще сохраняем свежие воспоминания о чудесной стране детства, но в то же время деятельность сознания уже почти полностью развита.

Переживание произошло на уроке каллиграфии. Учитель, своеобразный художник, был очень мягким в обращении и не особенно беспокоился о дисциплине и порядке. Он спокойно ходил среди детей и учил каждого в отдельности. Когда у него было хорошее настроение, он брал кисть у какого-нибудь ученика и выписывал великолепный образец каллиграфии; это всегда очень нравилось детям. В таких случаях дети, сидящие около его стола, толпились вокруг него, тогда как проказники, сидящие подальше, пользовались случаем и выкидывали всевозможные шутки. В тот день они были особенно непослушны. Я хотел полностью отвлечься от них и старался намеренно сосредоточиться на своей работе. К счастью, мое место находилось в углу, и я довольно легко смог это сделать. Оглядываясь назад, я понимаю теперь, что мое дыхание во время каллиграфии естественно напоминало дыхание во время дзадзэн, особенно «бамбуковый метод». Прежде чем я осознал это, шумная суета класса, как во время сна, куда-то исчезла. Затем, должно быть, наступил момент, когда я ничего не видел и не чувствовал. Не знаю, как долго длилось это состояние, но период полного забвения себя и всего окружающего, несомненно, продолжался некоторое время.

В глубоком безмолвии - представьте себе давным-давно покинутую вавилонскую башню; на ее развалинах, освещенных светом звезд, впервые за много веков появился случайный путешественник из далекой страны, со своим посохом, спутником одиноких скитаний, он бродит по руинам, и его сердце переполнено сильными эмоциями, - в вечном молчании полуночной тишины я пришел в себя, как бы случайно пробудившись, и увидел, что на моей парте лежит образец каллиграфии, отчетливый и прекрасный, выполненный черной тушью на белой бумаге. Одно мгновение я пристально рассматривал его, а потом внезапно почувствовал гораздо более прекрасное состояние бездонной душевной тишины и спокойного дыхания, которое захватило все мое существо; меня охватили глубокие чувства.

Когда-то китайский Рип Ван Уинкл забрел в легендарную страну Персикового Источника и обнаружил там древних людей, сохранивших мифологическое сознание; они дожили в этой уединенной местности до наших дней.

Вокруг царило совершенное спокойствие, горы и долины были покрыты цветами. Должно быть, это произвело на него сильное впечатление, - и вот такое же ощущение испытал и я в тот момент, когда впервые пришел в себя.

Я чувствовал, что не должен двигаться, чтобы не нарушить состояния покоя тела и ума. Я знал, откуда появились эти покой и безмолвие: они пришли из моего тела, которое утратило свои обычные ощущения. Где были мои ноги? мои бедра? мое туловище? Я знал, что сижу на столе, но не ощущал этого. Обычное чувство тела - фактически ощущение собственного существа - не возвращалось. Именно эта утрата ощущения породила безмолвие и покой ума и тела. Рука, державшая кисть, медленно двигалась сама по себе. Наиболее важное обстоятельство заключалось в том, что мне нельзя было поворачивать голову ни вправо, ни влево: это я ощущал инстинктивно.

Когда в конце урока зазвенел звонок, я не мог понять, что со мной будет. Я сумел встать без труда, но тут же с большим сожалением обнаружил, что состояние спокойствия меня покидает.

Это переживание породило во мне страсть, и на следующем уроке каллиграфии я намеренно пробовал вновь попасть в эту легендарную страну. Я бессознательно чувствовал, что для вызывания такого же эффекта мне не следует двигать телом, знал я и о том, как важно задерживать дыхание и снижать до минимума телесные ощущения. Мне было известно, что нужно как бы усыпить кожу; помня о недавнем детстве, я умел манипулировать телом, кожей и дыханием. Ребенок, играя в прятки, скрывается за занавеской, затаив дыхание, и инстинктивно практикует дзадзэн.

Часто бывает трудно повторить то, что произошло случайно, особенно если мы стараемся это сделать намеренно. Случай - это гений. Чудовища, нарисованные потоками дождя, или утолщения в ткани дерева могут оказаться замечательными произведениями искусства, однако подражать им обычно бесполезно. Попытки оживить мою мечту о легендарной стране, предпринимаемые мною каждый раз, когда я оказывался в классе каллиграфии, иногда казались в некотором роде удачными, но обычно они приносили лишь частичный успех. Это вызывало возражение. Тогда я изменил свой план и, найдя уединенное место на берегу ручья, стал ходить туда каждый вечер. Следуя мудрости, также усвоенной случайно, я смотрел на вечернюю звезду.

Я стоял неподвижно, затаив дыхание, с напряженным вниманием, не двигая плечами и шеей, как будто превратившись в статую. Была поздняя осень. Тихий воздух спокойного вечера окутывал кожу моего лица и всего тела; этого было достаточно, чтобы замедлить умственную и телесную деятельность. В ушах, шее и щеках возникло какое-то музыкальное ощущение, напоминавшее дрожь; постепенно оно распространилось на все тело. Затем появилось ощущение отключенности - мои конечности исчезли. Спокойствие, подобное глубокой ночи, слилось с уединением вечера и наполнило все мое существо. В то время я не имел понятия о дзадзэн, но когда я таким образом стоял, это было прекрасным случаем самадхи.

Постепенно сгустились сумерки, стало совсем темно, над покинутым лугом послышался тихий звук приближающихся шагов. Шорох... Мне показалось, что прошел какой-то человек с собакой, и я пришел в себя, подумав, что наступило время идти домой. Я начал осторожно двигаться, проявляя величайшие старания, что-бы не потревожить невозмутимый покой самадхи, медленно и не-iторопливо сделал шаг и направился домой. Существовала полная гармония с покоем темнеющих холмов и долины; это был континуум ежесекундного безмятежного счастья.

Приблизительно с того времени в мой ум стало прокрадываться некоторое презрительное чувство по отношению к миру людей; оно постепенно овладело мною. Обманчивая жизнь взрослых казалась отвратительной; чудесный мир пасторальной поэзии, резко (противоположной мирской жизни, возникал в уме, как приятное воспоминание. Однако, к моему сожалению, когда я стал старше, я почувствовал, что легендарная Страна Персикового источника покидает меня. Много раз я оглядывался назад и старался вновь уловить прошедший сон.

С одной стороны, мне хотелось удержать свою мимолетную весну, с другой - меня отталкивал мир взрослых людей, мир борьбы и обмана. Я дал клятву никогда не позволить себе вступить в этот мир лжи и алчности, никогда не запачкаться ими.

Но что же произошло в действительности? «Когда три части тела покрылись волосами, ты не слушаешь родителей». Случилось не только это: я не слушал также собственного внутреннего голоса. Подрастая, я забыл о своем отвращении к обыденной жизни и рабски погряз в ней. Я предавался всевозможным порокам: бессердечию, жестокости, ненависти, воровству, обману, лести.

В это время я притворялся человеком твердым, храбрым и надменным. А на самом деле я был трусом и до ужаса боялся смерти. Фактически страдал от невроза, но не осознавал этого, так как был полностью поглощен болезнью. Во сне и в состоянии бодрствования меня все время занимала мысль, что когда я умру, я превращусь в прах и от меня ничего не останется. Это было состояние глубокого отчаяния, и я не знал, что с ним делать, где искать спасение. Мы можем найти выход почти из любого положения, но проблему смерти решить не можем.

Кажется, я испытывал жестокие мучения даже во сне - и просыпался по утрам совершенно разбитым. В самый момент пробуждения, не давая мне ни секунды передышки, в ушах начинал звенеть голос: «Ты должен умереть!» Внезапно я чувствовал, что задыхаюсь, сердце мое бешено колотилось. Я жил будто в атмосфере непрерывного воздушного налета; это была психологическая война страха.

Разве я родился для того, чтобы испытать такую мучительную боль? Этот мир казался мне настоящим адом. Я поражался, когда видел людей, которые живут, ни о чем не тревожась. «Разве вы не чувствуете страха при мысли о смерти?» - напряженно расспрашивал я одного старика, неплохо разбиравшегося в жизни. «Я уже потерял свои зубы, - отвечал он, - я еле вижу, мои волосы можно пересчитать. Я уже отправил к месту назначения все мои пожитки...» Какая глупость! Не будьте лжецом и признайтесь в своей действительной тревоге! Я чувствовал, что мне хочется заставить его признаться во всем. Когда-то я был преданным христианином; дрожащими руками я открывал Библию. Если бы только я сумел вновь обрести веру, которая давала мне чувство безопасности. Но, увы! она давно исчезла.

В глубокой древности, еще задолго до нас, жили писатели и мыслители, обладавшие чистой христианской верой. Но они один за другим утратили ее, а когда это произошло, умерли мучительной смертью. Современные интеллектуалы - это проклятый народ.

Украдкой я садился, скрестив ноги, чтобы практиковать дзадзэн. У меня не было учителя, и я сам нашел свой способ сиденья. Однако, как это ни странно, я обнаружил, что мой ум начал успокаиваться. Случайные мысли приходили и уходили, но беспокойство ума, которое вызывало у меня смущение, уменьшалось, как будто рассеивался какой-то туман, и чувства получали облегчение, хотя сам я не знал, почему это происходит. Я подумал, что дзадзэн мог бы умиротворить мои нервы. Такое случайное предположение, кажется, было правильным. Гораздо позднее у меня появилось время подумать о теории дзэн, но, на мой взгляд, дзэн -не философия и не мистика. Это просто практика переустройства нервной деятельности. Иначе говоря, практика дзэн восстанавливает нормальные функции в расстроенной нервной системе. И следовать ей нужно добросовестно.

Я узнал, что по приглашению общества мирян, изучающих дзэн, нашу местность собирается посетить выдающийся мастер дзэн, настоятель главного храма дзэн в Киото. Я узнал также, что в этом храме должен состояться сэссин, и отправился туда, чтобы принять в нем участие. Я прибыл в Киото вечером накануне сэссин. На следующее утро, по звону колокола, я соскочил с кровати в четыре часа утра, убрал постель и быстро оделся. Вскоре началась утренняя служба, а после нее монах мне велел идти в комнату роси для докусана.

Я прошел по длинной, едва освещенной веранде, одна сторона которой, кажется, выходила в сад. С другой стороны были размещены темные комнаты, все они были закрыты. Я подошел к крыльцу, поднялся на него и вошел в переднюю; было темно, так что я с трудом нашел дорогу. В конце комнаты виднелась одна из скользящих дверей, она была открыта и вела в следующую комнату - как бы приглашая меня войти. Казалось, что в этой огромной части здания нет ни одной живой души, в то же время все как будто наблюдало за мной. Следующая комната находилась чуть повыше. Я вошел в нее и увидел, что она слегка освещена. Мне было сказано, что в этой комнате я увижу роси. Тщательно осмотревшись, я заметил, что кто-то сидит под альковом, как бы погруженный во тьму. На этого человека падал тусклый свет, делая его фигуру еле различимой.

Я совершил перед роси формальные поклоны и сказал, что я -начинающий и прошу его дать мне наставления. До этого момента глаза роси казались почти закрытыми, но сейчас они слегка приоткрылись и взглянули на меня. Никогда не забуду движения его глаз и излучаемого ими света. Они обладали самостоятельной жизнью. Это были нечеловеческие глаза, глаза самадхи. Затем они еще раз закрылись, и тогда я услышал слова роси: «Работайте над звуком одной ладони!» Он спокойно поднял руку вверх и держал ее некоторое время. В этом и содержался его совет. Не существовало никакой индивидуальной сделки, его действие имело целью соприкосновение с человеческим страданием. Иначе говоря, рука протягивалась из самадхи. Предполагалось, что человек коснется ее, примет помощь, и тогда все пойдет хорошо. Встреча оказалась краткой, но содержала нечто убедительное; я почувствовал себя водителем, которому на перекрестке указали нужное направление.

На рассвете был подан завтрак. Все окружающее как бы освежало меня, в особенности слабый звук ручного колокольчика, которым звонил старший монах; этот звук проникал в глубину сердца. После завтрака у нас было немного свободного времени. Я зашел в уединенное святилище под названием Тайси-до, посвященное древнему учителю буддизма Кобо Дайси, основателю многих элементов японской культуры. Этот храм посещали паломники. Я сел в углу комнаты для дзадзэн и просидел без перерыва до времени второго завтрака.

Наше первоначальное намерение высоко ценится в дзэн, потому что оно обладает энергией и напряженностью. В моем случае это оказалось совершенно правильным. С первого же мгновения первого дня сандзэн, или изучения дзэн, я как будто вступил в своеобразное устойчивое самадхи, которое длилось до звука гонга на второй завтрак. Тогда я пришел в себя. Стояло раннее утро, было одиннадцать часов. В комнату врывался прохладный юго-восточный ветер, и ряды бумажных фонариков, оставленные в храме странниками, весело качались в струях воздуха. При виде этого я. почувствовал головокружительные вибрации, похожие на толчки землетрясения. С невероятным ревом все холмы, долины, храмовые строения и святилище вместе со мной стали проваливаться в бездну. Даже летящие птицы падали на землю со сломанными крыльями.

Я увидел, как вдоль по набережной, преграждавшей доступ прибою, прокатился камень, от его толчка берег раскололся, и сотни тысяч тонн воды устремились на улицы города. Зрительные вибрации, возникшие при виде качающихся фонариков, вызвали вихрь в моем мозгу, наплыв внутреннего напряжения. Разрыв дошел до самой глубины, и это дало возможность наплыву внутреннего напряжения беспрепятственно проявиться. Чем сильнее давление, тем больше разрушения. С древнейших времен руководители дзэнских монастырей прилагали всю свою изобретательность, чтобы создать у изучающих наивысшее внутреннее напряжение. Они утверждают, что из «великого сомнения» возникает великое сатори, и поощряют изучающих к постоянному сомнению.

В моем случае ужас смерти довел меня до невыносимого состояния. Преступнику, осужденному на смерть, некуда бежать, сколько бы он ни плакал и ни кричал. Я не был в состоянии вспомнить, какое преступление я мог совершить в прошлой жизни, но страдания мои были чрезмерны. Если Бог действительно создал мир, подобный этому, мне оставалось только проклинать Его с неподдельной злобой. Однако в уголке моего ума возник луч надежды, когда я впервые подумал, что дзадзэн мог бы оказать мне помощь в успокоении нервов. У меня было предчувствие, что существует какое-то средство спасения. И в дисциплинированной структуре сэссин, в формальном сидении мне открылся путь в глубинные сферы ума, и я вступил в самадхи.

Такое вступление в самадхи абсолютно необходимо. Самадхи есть очищение сознания, а когда сознание очищено, освобождение фактически уже завершено. В тот момент, когда я увидел качающиеся фонарики, скатился вниз один из камней набережной, и это было первым признаком присущего ей саморазрушения; в тот же момент мое сознание преобразилось; оно стало пробуждаться.

На этой стадии оно не понимает «как» или «почему», а внезапно обнаруживает, что освободилось от всех своих прежних мучений. И когда сознание ощущает свое освобождение, его охватывает ошеломляющий восторг.

Человеческая энергия - это просто энергия. В зависимости от того, как установлены трубы и на какой из них открыты краны, эту энергию можно превратить в экстаз, гнев или смех. В то мгновение, когда человек достигает кэнсе, кран широко открыт, и чистая вода бесконечным потоком вырывается наружу. В духовной сфере это вызывает ощущение ошеломляющей радости, а в физической - ускоренную циркуляцию крови тела. Согласно традиции утверждают, что в случае кэнсе разрядка внутреннего напряжения будет продолжаться три дня; человеку, переживающему действие кэнсе, рекомендуется спокойно лежать. Принимая во внимание перенесенные перед этим муки, кэнсе и следующий за ним период можно сравнить с периодом выздоровления после болезни.

Но вернемся к моей истории: гонг ко второму завтраку продолжал звонить, как будто его привели в движение качающиеся фонарики. Я встал на ноги и, все еще как во сне, медленно зашагал, подобно человеку, выздоравливающему после долгой болезни. Я подошел к крытому проходу, который соединял святилище с главным зданием, пересек похожий на мостик переход и вошел в главный зал. Все безмолвствовало,~в зале не было ни души, потому что люди ушли в столовую. Внутренняя часть зала была погружена во мрак, и я мог видеть черное и блестящее седалище Будды. Из-за расшитого занавеса виднелись золотые цветы лотоса. На постаменте лицом к югу стояло изображение Пиндолы. Как бы привлеченный им, я подошел ближе и стал напротив. Оглянувшись в сторону храмовых ворот, я увидел там двух паломников, оба лежали, опустив головы на каменное основание столба. Пиндола также смотрел на них. Они находились, пожалуй, шагах в ста от портика, где стоял я. Широкий и сухой фундамент храма сверкал в полуденном свете, и фигуры паломников живо и рельефно были очерчены на нем, как на экране. Они казались отцом и сыном.

«Эти отец и сын - прокаженные», - отчетливо произнес Пиндола прямо в мое ухо, как будто пытаясь убедить меня в правоте своих слов. Дело происходило пятьдесят лет назад, к тому времени все больные проказой были помещены в лечебницы, откуда не разрешалось свободно выходить. Но десятилетием раньше, когда я был очень молод, их еще можно было встретить: надеясь исцелиться от своей ужасной болезни, они стали паломниками; у некоторых больных проваливались носы, вытекали глаза, и вид их не мог не волновать. Воспоминания об этом, должно быть, в данном случае всплыли в моем уме. Сознание часто устраивает самому себе подобные представления.

«Что ты сейчас чувствуешь? - продолжал тот же голос. - Это прокаженные. Если ты в самом деле просветлен, ты должен выработать в себе сердце Бодхисаттвы Каннон. Ты должен подойти прямо к отцу и сыну, быть добрым к ним, искренне утешить их. Подобно императрице Коме, ты можешь ртом отсосать гной язв, Способен ли ты на это?»

Именно для того, чтобы задать мне такой вопрос, голос сообщил мне сперва, что эти двое - прокаженные. В подобных случаях сознание обращается к самому себе, как чуждый голос. Здесь нет ничего необыкновенного, каждый знает аналогичные случаи, например, из своих сновидений, как это обстоятельно установил Фрейд. Когда голос спросил меня, могу ли я сделать то, что сделала императрица Коме, мой ум заколебался вопреки мне самому и я бессознательно отшатнулся. Вместе с тем я явственно ощущал, что все происходит внутри меня самого. Это было мгновенным предательством самого себя, которое я не мог отрицать. «Тогда ты не просветлен?» - спросил голос. Я мог только склонить голову и сказать: «Нет, господин, не просветлен».

Естественно, я был уверен, что если только я достигну кэнсе, тайна вселенной, проблема жизни и смерти будет решена раз и навсегда в одно мгновение. Отсеките эту руку! Отрубите ноги! Если даже в такой момент будет отнята самая моя жизнь, я не опечалюсь, потому что я узнал тайну! Откуда я появился, куда пойду, истинная природа реальности, вечная жизнь и все остальное - все это можно будет понять так же ясно, как картину. Так я представлял себе все дело. Однако в тот момент мне ничто не было ясным. В самой глубине души я смутно чувствовал, что «все осталось неясным». А потому и появилось это мучительное переживание, происходил как бы перекрестный допрос, обвинитель вел предварительное расследование. Оба - и обвинитель, и обвиняемый - были продуктами моего собственного сознания.

Некоторые психически больные люди жалуются на то, что находят внутри себя двух субъектов. Сознание течет, образуя континуум предыдущего нэн, сменяемого последующим, и в том факте, что первый задаст вопрос, а второй отвечает, нет ничего таинственного. В этой связи о больном психическим расстройством можно сказать, что он обладает более высокой и острой чувствительностью, чем обычный человек. В обычном уме неколебимо господствует привычный способ мышления, который приспосабливает впечатления каждого момента к структуре своего познания, чтобы стабилизировать свое постоянное индивидуальное «я».

В моем переживании в портике (когда логика на время перестала действовать) в глубинной части моего ума, говорил голос: «Хотя ты начинаешь думать, что получил кэнсе, фактически ты ничего не знаешь».

Но что бы там ни было, как иначе мог я объяснить то импульсивное, радостное чувство, которое било ключом внутри меня? Пусть обвинитель и защитники говорят все, что им угодно, душа моя была полна радости. Я отдавался этому чувству охотно, не размышляя. Все, что я видел, производило на меня яркое впечатление. Паломники шли в храм, можно было видеть, как они поднимаются в помещение, где им давали амулеты. Люди молча шли под палящим солнцем. Священнослужитель ставил на амулет печать храма. Все было спокойно. Холмы, густо поросшие лесом, высившиеся за храмом, и далекое пение цикад создавали впечатление полной тишины. Паломники брались за свои посохи и уходили. Это было необычайное зрелище, которое, подобно некоторым кинофильмам, виденным мною в детстве, произвело на меня неизгладимое впечатление.

Днем один молодой человек пригласил меня пойти искупаться. Измученной жертве страха смерти, какой был я, мысль о купании в море внезапно показалась привлекательной, и мы немедленно отправились. Я оставался в море что-то около часа. Когда пришло время возвращаться, я обнаружил, что кристально чистое и радостное чувство, наполнявшее меня до этого момента, полностью исчезло - как будто мое тело потихоньку подменили и оно стало затхлым, грязным, похожим на джутовый мешок. Никогда в жизни я не чувствовал так ясно, какая разница существует между чистотой тела и находящейся бок-о-бок с ним его посредственностью; побранив себя, я сказал, что заслуженно наказан, потому что спутал игру с серьезным занятием дзадзен.

Электронная библиотека - http://ki-moscow.narod.ru - неПУТЬёвый сайт Вишнякова Андрея

Некоторым читателям эта идея чистоты тела и его отличия от рутинной посредственности покажется нелепой, но если вы переживете кэнсе, вы поймете, что я имею в виду. Невозможно просто объяснить, что такое чистота и что такое посредственность; но и то, и другое - ощутимые состояния, действительно переживаемые телом. В тот момент я отчетливо чувствовал заурядность своего тела. Неземной, чистый восторг, существовавший час назад, исчез, не оставив никаких следов, и раскаиваться было бесполезно.

Гораздо позже я пришел к пониманию того факта, что чувство радости и чистоты тела было продуктом интуитивного действия первого нэн. Каким глубоким оно было! Вам необходимо просто пережить его! Однако пока я качался на волнах, его глубина и свежесть рассеялись. Я вернулся в храм полным сожаления. После лекции роси и ужина началась вечерняя практика дзадзэн. С нетерпением ожидая ее начала, я старался воскресить воспоминание об утреннем радостном чувстве.

В конце концов, все это было не более чем умением правильно обращаться с дыханием, кожей и животом. Пережив такое состояние однажды, вы сможете довольно легко найти путь к его повторению. Первоначальный неглубокий вдох, а затем тихий мягкий выдох, полный чистой эмоции, - этот вид дыхания появляется естественно, когда вы полны внутреннего вдохновения. Я уже достаточно подробно останавливался на этих процессах, но, пожалуй, меня можно будет извинить за то, что я повторяю здесь некоторые пункты. Если, сидя в позе для дзадзэн, вы будете удерживать свое дыхание в пределах дыхательного горизонта и почти остановите все движения дыхательных мускулов, ваше тело окажется приведенным к неподвижности. И когда вы выдвинете вперед живот, а ягодицы отставите назад, плечи опустятся, их напряжение ослабеет. Если же расслабятся плечи, вслед за ними расслабятся все мускулы верхней части туловища. Они окажутся в состоянии умеренного или незначительного напряжения. Подобно тому как для автомобиля или самолета существует оптимальная скорость, так и мускулы могут принять предпочтительное состояние уравновешенного напряжения; именно это мы называем спокойным напряжением.

Чувство нашего телесного существования поддерживается различными импульсами, возникающими в коже и мышцах. При отсутствии этой стимуляции исчезнет ощущение существования тела. Иными словами, если во время дзадзэн вы постараетесь держать тело неподвижным, ваше дыхание самопроизвольно станет задержанным. Затем появится некоторое ощущение покоя и умиротворения сначала вокруг наиболее чувствительных частей тела: в районе лба, щек, ушей, рук и кистей, далее оно распространится на грудь и спину. После небольшой практики вы скоро заметите особую, как бы музыкальную вибрацию, напоминающую дрожь, которая сопровождается ощущением покоя. Это состояние можно назвать усыплением кожи, из него естественно возникает чувство отключенности. Оба чувства - чувство покоя и чувство отключенности - тесно связаны друг с другом, они отделены одно от другого лишь на волос. Кожа обладает своими собственными эмоциями, она играет роль губ всего тела, тогда как брюшные внутренности представляют собой вместилище духа. Таким образом, кожа эмоционально отражает внутреннее состояние мускулатуры и органов брюшной полости. В то время, о котором я пишу, конечно, мне все это было недостаточно хорошо известно и я мог лишь смутно об этом догадываться. Я сосредоточился на своем утреннем переживании и постарался еще раз оживить его. В конце концов мне удалось восстановить это радостное чувство.

Дзэнская литература говорит нам, что чувство радости, которое сопровождает кэнсе, длится не менее трех дней. Сказать по правде, я хотел привести себя в соответствие с традиционным образцом. Когда я видел, что радость слабеет, я пользовался своими дыхательными приемами, чтобы оживить ее. В течение приблизительно трех дней дела шли хорошо, как я и надеялся. Но постепенно сильное внутреннее напряжение истощилось, и я почувствовал, что поддерживаю его искусственно. Я ощущал возросшую нагрузку на сердце, как это бывает, когда мы пытаемся насильно пробудить в себе эмоции. «Довольно мелких фокусов!».- подумал я - и решил сделать новый шаг и предпринять новое наступление на абсолютное самадхи. Таким образом моя трудная практика в дзадзэн возобновилась. Иногда я обнаруживал, что как будто приближаюсь к абсолютному самадхи, а иногда видел, что мне препятствуют блуждающие мысли. Дело казалось нелегким; выяснилось, что, будучи юношей с чрезвычайно активным сознанием, мне трудно вновь обрести тот мир, в котором я жил ребенком.

Если бы только в те дни я знал, как обращаться с телом и умом, я был бы избавлен от всех своих трудностей. Потребовалось тридцать лет, прежде чем я начал чувствовать, что как будто достиг небольшого понимания дзэн. Почему же так случилось? Все дело заключалось просто в отсутствии организованного метода и теории. Я знаю, что в прежние времена последователи дзэн не распространялись о технике дзадзэн. Они посвящали себя исключительно простому способу сиденья и в течение пяти или десяти лет непроизвольно вырабатывали свой метод. Этот способ практики оказывался для них действенным, потому что был их собственным. Однако их возмущала даже мысль о том, что они являются всего лишь мастерами какой-то техники, и потому о своих методах они говорили неохотно. Даже теперь с трудом отмирает идея того, что дзадзэн можно освоить лишь после многих лет упорного и, по-видимому, бесплодного труда. Некоторые монахи любят уединяться в горах или отдаленных местах, поститься, подвергать себя дисциплине и переносить всевозможные трудности. В этом есть своя романтика, и в какой-то мере она привлекательна. Однако, несомненно, нет основания для того, чтобы нам теперь отказываться от знакомства с некоторыми главными элементами техники дзадзэн и от их использования, от быстрейшего достижения способности вступать в состояние абсолютного самадхи. Приучив себя к этому состоянию, можно и забыть технику: конечно, не следует становиться ее рабом.

Мы вступаем в абсолютное самадхи, когда достигнуты как состояние отключенности, так и состояние растворения ума и тела. Тогда мир и безмолвие Гималаев наполняют все наше существо. Однажды, находясь в этом состоянии абсолютного безмолвия, я случайно открыл глаза. У меня была привычка сидеть с полуоткрытыми глазами, но на этот раз я, должно быть, закрыл их и не обратил на это внимания. Был вечер, и несколько деревьев в саду отбрасывали на землю длинные тени. Бессознательно я не мог оторвать глаз от этого зрелища, оно заключало в себе что-то привычное с самого детства, но теперь я видел все глазами художника. Иными словами, ребенок воспринимает пейзаж инстинктивно, я же теперь смотрел на него с интуитивным пониманием. Такое понимание привело меня к глубокому проникновению в то, что я видел, это было живое впечатление чистого познания первого нэн.

В моем первом переживании, сходном с кэнсе, которое я описал выше, я ощутил как бы душевное землетрясение, когда здания храма, холмы и все окружающее падало в бездну со страшным грохотом. А в этот раз я спокойно смотрел на тени деревьев. Мгновение спустя я услышал голос, который тихо говорил где-то внутри меня: «Это - нечто». Но во мне не возникло никакой особой радости, я не думал о том, большое это кэнсе или малое, даже о том, кэнсе это вообще или нет.

Переживание привело меня к другому эксперименту: я начал практиковать пристальное разглядывание какого-нибудь дерева, утеса, холма, цветка или чего-нибудь похожего. Однажды вечером я ожидал своего приятеля и стоял на краю рва, под ивой, а на противоположной стороне рва находился старый замок. Я глядел на воду. Начиналась зима, ветра не было, и все молчало. Темная вода казалась грязной, ров зарос ряской и другими водяными растениями; тут и там виднелись гниющие стебли лотоса. С трудом мне удалось заметить красную полоску в воде: это был карп. Он не шевелился. Я устремил глаза на эту красную полоску и стоял неподвижно, не шевелясь и не отводя взгляда. Вероятно, не прошло и десяти секунд, как у меня в плечах, шее и щеках стало появляться чувство отключенности. Сумерки сгущались, окутывавшие меня ночные тени и прохладный воздух становились все более плотными. Было похоже на то, как если бы лицо куклы завертывали в несколько листков папиросной бумаги. Чувство отключенности быстро распространилось на грудь, руки, живот и спину. Когда пришел приятель, я стоял, полностью погруженный в самадхи, но он сказал мне, что задержался не более чем на пять минут.

Постепенно мне стало совсем легко вступать в состояние самадхи подобного рода в любое время, когда я этого хотел. Кстати, положительное самадхи тесно связано со зрением. Пристально глядя на швы матраса, на узор ковра, на волокна деревянной стены, я мог за очень короткое время погрузиться в самадхи. Таким образом, я все более и более приучался к тому, чтобы видеть природу Будды обнаженными глазами.

Я практиковал дзэн также во время ходьбы. Каждое утро я ходил на работу, и это занимало около сорока минут. Я шел по берегу реки. Одна сторона ее была ограждена набережной, с другой стороны простиралась равнина, поросшая травой. Тра-та-та! Энергично шагая вперед, я не глядел ни вправо, ни влево. Я называл это своим «ходячим самадхи». Даже холодными зимними утрами я не успевал пройти и половину пути, как мое тело начинало ощущать приятное тепло. Как-то раз я шел по тропе среди травы. Была середина зимы. Далеко впереди, окутанный поднимавшимся с реки туманом, смутно виднелся длинный мост; когда я подошел к нему на расстояние около двухсот ярдов, я увидел расплывчатые очертания каких-то людей, которые несли палки, как оружие. Контуры фигур, одетых в плащи, были неясными и тусклыми. Они шли через мост в одном направлении, как бы образуя единую группу. Затем совершенно внезапно в голове у меня мелькнула мысль, что я вижу процессию каких-то разбойников, а в следующую секунду в уме с поразительной яркостью вспыхнула идея о том, что как раз то мгновение, когда я делал вдох, совпало со временем восточной экспедиции императора Дзимму.

Тэнно Дзимму, основатель императорской Японии, 2600 лет назад начал поход из западной Японии и повел свой клан и своих солдат на восток, подобно тому, как Моисей вывел свой народ из Египта. Придя в центральную часть тогдашней Японии, он основал там свою столицу, - началась история императорской Японии. Реальное время исчезло; мной овладела мысль о том, что время Дзимму и этот настоящий момент - одно и то же. Даже после того, как фигуры исчезли и изменилась картина движения по мосту, идея оставалась. Но меня это не беспокоило. Я просто был поглощен своим продолжавшимся внутренним переживанием. Возможно, в глубинных слоях ума я почувствовал, что в состоянии самадхи исчезают пространство и время. Я сошел с тропы, шедшей через заросшее травой поле, и поднялся на мост. Очутившись на мосту и увидев его современную структуру и отчетливые фигуры нынешних людей, я вернулся к сознанию, связывавшему мою жизнь с миром наших дней, как будто внезапно сменился кадр кинофильма.

Мое переживание оказалось очень похожим на переживание некоторых психически больных людей, разница заключалась в том, что больной не возвращается к миру сегодняшнего дня. В книге Р.Д. Лейна «Цель опыта и райская птица» есть глава под названием:

«Десятидневное путешествие». В ней описаны переживания одного человека, который предпринял так называемое «путешествие», во время которого он находился в состоянии сильнейшей душевной тревоги, так как время шло назад. В конце «путешествия», «однажды утром, - как рассказывает сам «путешес

⇐ Предыдущая234567891011

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: