Двух типов солидарностей (по С.Люксу)

Органическая солидарность, складывающаяся в более развитых, продвинутых обществах, — это продукт дифференциации функций его членов, углубления разделения общественного труда. Люди здесь — чем дальше, тем сильнее — отличаются друг от друга по самым разным характеристикам. Однако именно вследствие этого они все сильнее нуждаются друг в друге, не могут друг без друга обойтись — обмен функциями, деятельностью и ее продуктами приводит к все более глубокой взаимозависимости, а значит, к все большему сцеплению этих "социальных частиц". Разделение труда здесь понимается не только как чисто экономическое, но, скорее, универсальное, всеобъемлющее социальное явление. Каждый из людей по отдельности несовершенен, дополняя же друг друга, они создают мощную интеграцию. Такой тип солидарности называется "органическим" по аналогии с органами живого существа, каждый из которых не похож на другие и выполняет свои специфические функции, и лишь только все вместе они создают возможности для функционирования организма как целого.

При господстве механической солидарности индивидуальное сознание поглощается коллективным. Возникновение же человеческой индивидуальности возможно лишь в тех обществах, где доминирует органическая солидарность.

" Первая возможна лишь постольку, поскольку индивидуальная личность поглощена коллективной; вторая возможна только при условии, если всякий имеет свою собственную сферу действия, а следовательно, и личность. Итак, нужно, чтобы коллективное сознание оставило открытой часть индивидуального сознания для того, чтобы в ней установились те специальные функции, которые оно не может регламентировать. И чем обширнее эта область, тем сильнее связь, вытекающая из этой солидарности".

Пытаясь определить характер солидарности в реально существующих обществах, не следует забывать, что здесь мы имели дело именно с идеальными типами. При всей убедительности выделения двух типов солидарности и утверждения о преобладании их в различных по уровню развития обществах, дифференциация эта носит в значительной мере аналитический характер. Конечно же, и в современных индустриальных обществах встречается немалое число проявлений механической солидарности: именно она лежит, например, в основе семейных и родственных уз. Национальные, религиозные и даже партийно-политические отношения также в основе своей во многом есть не что иное как проявления механической солидарности, поскольку строятся на основе взаимосвязей типа "свой-чужой". Тем не менее, тезис о доминанте, о преобладании того или иного типа солидарности не утрачивает своей теоретической силы.

Анализу социальной связи, ее характера и различных видов проявления посвящена, по сути, и одна из наиболее известных работ Дюркгейма "Самоубийство". Эта книга общепринято рассматривается как классический социологический труд. В качестве такового его анализируют, в частности, П. Сорокин и Н. Смелзер в своих учебниках по социологии. Название этой работы имеет подзаголовок "Социологический этюд". В этом исследовании Дюркгейм обратился к социальным причинам самоубийств. Это было особенно драматично, потому что суицид является одним из наиболее уникальных индивидуальных актов, на которые способны только люди. Тем не менее, Дюркгейм показал, используя обильные статистические данные, что в определении вероятности самоубийства решающее значение имеют социальные основания. Поэтому самое уникальное индивидуальное событие оказывается детерминированным коллективными и высоко абстрактными факторами. Первый большой раздел этой книги рассматривает факторы внесоциального характера, способные оказать влияние на изменение статистики самоубийств в том или ином обществе: психопатические состояния; расовые и наследственные особенности; сезонные колебания климатических условий; механизмы подражания. Опираясь на обширный статистический анализ, Дюркгейм завершает каждую часть этого раздела выводом: ни одна из них не может объяснить процент самоубийств удовлетворительным образом. Резюме первого раздела таково:

"... в каждой социальной группе существует совершенно специфическая наклонность к самоубийству, необъяснимая ни физико-органическим строением индивидов, ни физической природой окружающей их среды. Отсюда по методу исключения вытекает, что наклонность эта неизбежно должна зависеть от социальных причин и представлять собой коллективное явление".

А следовательно, лишь социологическая наука способна удовлетворительным образом объяснить причины самоубийств.

При анализе статистических данных Дюркгейм обращает внимание читателя на целый ряд закономерностей: в городах удельный вес самоубийств выше, чем в сельской местности; самоубийства чаще совершают протестанты, нежели католики; холостяки более склонны к самоубийствам по сравнению с семейными людьми, причем, особенно высок этот процент среди разведенных; женщины реже совершают самоубийства, чем мужчины; число самоубийств существенно сокращается в периоды войн и вообще бедствий национального масштаба. Все это говорит о том, что основным фактором самоубийств как более или менее массового явления выступает прежде всего характер и сила социальных связей, свойственных той или иной социальной общности. Ослабление или даже разрыв социальных связей индивида может привести его к выводу о бесцельности дальнейшего существования и принятию решения уйти из жизни. "Если разрываются узы, соединяющие человека с жизнью, то это происходит потому, что ослабла связь его с обществом". Однако к решению уйти из жизни некоторых индивидов в определенных обстоятельствах может подтолкнуть и чрезмерная сила социальных связей. В соответствии с этим Дюркгейм и разрабатывает свою типологию самоубийств. Рассмотрим кратко основные типы этой классификации.

Эгоистическое самоубийство. Пытаясь понять, каким образом преобладающая принадлежность к тому или иному типу веро-исповедания может повлиять на статистику самоубийств, Дюркгейм приходит к выводу, что для протестантизма в гораздо большей степени характерно свободомыслие, поэтому здесь связь верующего со своей общиной и с церковью вообще гораздо менее жесткая, нежели в других ветвях христианства. А "чем сильнее в группе верующих проявляются частные суждения, тем менее ее роль в жизни людей, тем слабее ее сплоченность и жизненность". Поэтому "перевес на стороне протестантизма в сфере самоубийств происходит от того, что эта церковь по существу своему менее целостна, нежели католическая".

Примерно таковы же социальные механизмы различий в коэффициентах самоубийств в городских и сельских общинах: в первых люди в значительной мере разобщены и предоставлены сами себе, в то время как социальные связи между обитателями сельских общин не только более прочны (в силу традиционного их характера), но и ощущаются более зримо и непосредственно. Причины усиления тенденции к суициду среди холостых (и особенно разведенных и овдовевших) состоят прежде всего в том, что "супруги имеют лучшую физическую и моральную организацию, чем безбрачные".

Рассмотрение целого ряда вариантов такого рода самоубийств позволяет Дюркгейму прийти к констатации эгоистического суицидального типа:

" Крайний индивидуализм не только благоприятствует деятельности причин, вызвавших самоубийства, но может сам считаться одной из причин такого рода. Он не только устраняет препятствия, сдерживающие стремление людей убивать себя, но сам возбуждает это стремление и дает место специальному виду самоубийств, которые носят на себе его отпечаток".

Альтруистическое самоубийство. Этот тип самоубийства, который Дюркгейм называет также "эндемическим", прямо противоположно рассмотренному выше и происходит "в том случае, когда общественность вполне и без остатка поглощает... индивидуальность". К такого рода самоубийствам относятся, в частности, известные из истории некоторых народов обычаи стариков совершать самоубийства, "когда жизнь становилась им в тягость"; или принятое в индуизме самосожжение вдов на похоронах мужа. Согласно Дюркгейму, альтруистический суицид, т.е. самоубийство во имя групповых интересов, был результатом сильного группового давления и социального одобрения.

Существует и целый ряд других также не менее типовых случаев, когда люди жертвуют своей жизнью на благо общества или — при определенных обстоятельствах — в угоду сложившимся традициям и обычаям. Как утверждает Дюркгейм, "общество требует подобного самопожертвования в социальных интересах". Мы могли бы привести в качестве собственного примера подвиг Александра Матросова (тысячекратно повторенного в годы Великой Отечественной войны), грудью накрывшего амбразуру вражеского пулемета.

Рассматривая случаи суицидов среди военных, которые совершаются относительно чаще, чем среди гражданских лиц, и предполагая особую предрасположенность к этому в данной социальной группе, Дюркгейм приходит к заключению, что здесь мы также нередко имеем дело с разновидностью альтруистического самоубийства. Причина этого, по его мнению, состоит в том, что "военная карьера развивает в человеке такой строй души, который непреоборимо тянет его расстаться с жизнью".

Общим же свойством альтруистических самоубийств является их прямая противоположность эгоистическому и "недостаточное развитие индивидуализма". Оно обычно совершается во имя долга.

Аномическое самоубийство. Этот тип связан с характером регулирования социальных связей со стороны общества. Аномия — это "социальное условие, характеризуемое взрывом норм, управляющих социальным взаимодействием", или "такое состояние общества, в котором заметная часть его членов, зная о существовании обязывающих их норм, относится к ним негативно или равнодушно". Такая ситуация довольно часто возникает в переходные периоды, в эпохи реформ и социальных катаклизмов, когда прежние нормы, к которым большинство членов общества приспособились и привыкли их выполнять, перестают действовать, а новые еще не закрепились. "Прежняя иерархия нарушена, а новая не может сразу установиться". Понятно, что многие в такой ситуации ощущают себя как бы в нормативном вакууме и теряют социальную ориентацию.

Дюркгейм рассматривает, например, причины всплеска кривой самоубийств в периоды экономических кризисов. Он считает, что в обществах есть социальные группы, отличающиеся внутренней дисциплинированностью по самим условиям своей жизни, заранее приученные к воздержанию и умеренности; эти люди "с гораздо меньшим напряжением воли могут перетерпеть новые необходимые лишения". В то же время те, кто по роду своих занятий и образа жизни стремится к возможно более быстрому прогрессу, не имеют опоры в прошлом и настоящем, и поэтому чаще становятся жертвами экономических кризисов вплоть до добровольного ухода из жизни. "Громадный процент (720 человек на 1 млн) достаточно убедительно говорит нам, что к самоубийству сильнее всего склонны люди, облагодетельствованные судьбой".

Вероятно, аномические самоубийства являются продуктом не одних лишь экономических кризисов. В той же мере другие социальные изменения, протекающие в сравнительно краткие периоды времени в политической, идеологической сферах общественной жизнедеятельности, сдвиги в области нравственного регулирования могут вызвать существенную дезориентацию сознания и своеобразную моральную панику.

В самом деле, человек, вчера презрительно именовавшийся "спекулянтом" или "фарцовщиком", преследовавшийся органами правосудия, заклейменный общественным презрением, сегодня занимается своими "темными делишками" вполне легально и преуспевает в жизни; а я, честный труженик, нахожусь на грани нищеты. Вчера средства массовой информации клеймили американский империализм, а сегодня заискивают перед ним. Здесь есть от чего впасть в отчаяние. Если теория аномии верна, то российское общество 90-х годов ХХ века могло бы послужить ей в качестве хорошей иллюстрации.

" По данным президента Академии социального образования В.Жукова, в последнее время ежегодно накладывает на себя руки более 60 тыс. россиян... Если сравнивать среднероссийские показатели со среднеевропейскими, то российские мужчины кончают расчеты с жизнью в 2.5 раза чаще, чем европейцы, а российские женщины в 1.5 раза чаще".

Таковы результаты сравнения аномического общества с "благополучным".

Аномия может затронуть и брачно-семейную сферу. Дюркгейм сопоставляет различные регионы Франции, Германии Швейцарии и приходит к выводу что существует устойчивая положительная корреляция статистики самоубийств со статистикой разводов. Это дает ему основания утверждать, что распад семьи (который тоже во многом являет собою аномию) выступает в качестве одного из факторов самоубийств.