 |
О том, какая была у бандуриста борода и что она значила
|
|
|
|
Однако чуть свет проснуться Макару не удалось: очень уж он намаялся накануне и потому спал, не продирая глаз, до той поры, пока солнце не поднялось высоко над степями.
Старик его не будил: не хотелось ему, видно, уходить из деревни, пока там не успокоится. А возня продолжалась долго: уже и Макарка проснулся, а по улице все еще взад и вперед носились казаки, громыхали двуколки и проходили пешие офицерские части. Только часам к девяти утра белые укрепились как следует, и на улице стали появляться робкие и озабоченные мужики, которые возвращались к своим полуразрушенным домам. Позавтракав хлебом и солеными огурцами, найденными в погребе, бандурист и Макар двинулись в путь. При свете мальчик лучше рассмотрел своего друга и ничего ни чудного ни страшного в нем не нашел: самый обыкновенный старик, каких на Украине сотни; и ходит сгорбившись, и голос слабый, дряхлый. Одна только борода замечательная: длинная, чуть не до пояса, и такая шелковистая, что невольно хочется ее рукой потеребить.
Вышли они за околицу деревни и пошли проселками. Здесь Макар очень хорошо знал все дороги, не раз хаживал сюда с неразлучным Дружком на охоту и зимой, и летом. Солнце сильно пекло, далеко на краю неба громоздились свинцовые тучи; духота была страшная, надвигалась гроза. Они прошли уже версты две, когда случилось происшествие, от которого все ночные страхи вернулись к Макарке. Да и было отчего!
Мальчик шел впереди старика, следя глазами за Дружком: тот бегал по полям гречихи, пригнув морду к земле, вынюхивая дичь. Вдруг Дружок остановился, замер; хвост его вытянулся, как перо, ухо встало парусом, — сделал стойку замечательный пес. Макар вскрикнул от восторга и обернулся к бандуристу, чтоб показать ему на собаку, — обернулся, да так и застыл, раскрыв рот от удивления и испуга. Даже волосы сами собой зашевелились на голове у бедняги.
|
|
|
— Чорт, чорт! — взвизгнул Макар и кинулся со всех ног бежать от старика.
Тот с удивлением глядел ему вслед.
— Чего ты? Аль очумел? — крикнул он, когда мальчик был уже далеко.
Макар остановился посреди картофельного поля и не сводил с лица бандуриста широко раскрытых глаз.
— Борода! Борода лезет! — только и смог он произнести.
Старик испуганно охнул и схватился за бороду. Да, борода у него и впрямь вылезла: она держалась теперь только на левой щеке, а вся правая была голая, словно выбритая. Когда же бандурист дернул себя за бороду, она осталась у него в кулаке, и на Макара глянуло совсем молодое красногубое лицо.
— Чорт, чорт! — повторял Макар, готовый удирать дальше в степь.
— Ну, счастье наше, что борода моя отвалилась здесь в поле, — молодым и сильным голосом сказал бандурист. — Не бойся, дурачок, вернись, я вовсе не чорт, хоть борода у меня и приклеенная.
— Приклеенная? — переспросил, подходя, Макар. — Как у чучелы? Батюшки!
— Ну да, как у чучелы, — захохотал бандурист, снял шапку и вдруг, дернув себя за волосы, отодрал и их от головы, и остался весь стриженный-бритый, и с виду — парень лет двадцати. — Видишь теперь, что я за чучело?
— Кто ж ты такой? — едва веря своим глазам, спросил Макар.
— Ну, что ж, брат, видно придется мне сознаваться, кто я такой. Только помни, друг, если проболтаешься, — тебе первая пуля из этого вот револьвера.
Бандурист встряхнул бандуру, и из нее выпал маленький револьвер. Все больше и больше дивился Макар и уж совсем не знал, что и думать. Одно только ему было совершенно ясно: новый его знакомец никак не мог быть чортом, потому что чертям револьверы не нужны. Ну, а если не чорт, так уж и совсем нестрашно!
Макар подошел ближе и во все глаза стал разглядывать парня: теперь он ясно увидел, что морщины на его лице были нарисованы. Тот хохотал во все горло, видя удивление мальчика.
|
|
|
— Что, брат Макарий-воин, удивил я тебя? Никогда ты еще таких чудес не видал?
— Но кто ж ты такой?
— Я? Ну, садись, я тебе расскажу. А тем временем опять бороду свою прилажу. А то, гляди, встретится нам какой-нибудь белый, — тогда поминай как звали и тебя, и меня.
Он напялил на голову волосы и принялся расправлять бороду, сев на краю дороги.
— Вишь, проклятая жара, вспотел я очень, вот клей и распустился: тоже и клей дрянной, — говорил бандурист, намазывая себе щеки клеем из какой-то бутылочки. — Что ж, Макарка, аль сам не догадался еще? Я ведь большевик.
— Большевик? — переспросил Макар. — Я видел большевиков, да только у них борода своя, не чужая. А чаще они и совсем без бороды.
— Да, без бороды, когда надо. А мне, вишь, надо было перебраться через фронт. Разве в своем виде мог я это сделать? Меня бы сейчас поймали белые: кто ты, да куда идешь? А к старому калеке кто придерется? Вот я и решил в таком виде пропутешествовать. Как отойдем верст на пять от фронта, сниму эту канитель и стану опять молодым человеком.
Он, смеясь, приклеивал бороду посматривал на Макара лукавыми глазами. Наш удалец совсем развеселился. Вот это славно! Это не хуже, чем в рассказах про индейцев: там тоже приходилось этак надувать врагов.
— Дяденька! — сказал Макар. — Ей-богу, я тоже большевик: меня помещик выпороть грозился! Пойдем, я тебе помогать буду.
— Ну, этого мало, что тебя выпороть хотели, — ответил, улыбаясь, тот. — Много, брат, каши надо съесть, чтобы стать большевиком. А впрочем, ты парень хороший и меня не выдашь.
— Что ты, что ты! — закричал Макар. — Да пусть меня белые застрелят, чем тебя выдать!
— А куда ты идешь?
— Иду я в город к своим… Хочешь, чтобы красные победили, так помогай мне.
— Понятно, хочу.
— А знаешь ты, за что борется Красная армия?
— За то, чтобы Балдыбаева из Заборов прогнать.
— Какого такого Балдыбаева?
— А помещика нашего.
— Ну, брат, этого мало. Не на одном Балдыбаеве свет клином сошелся. Есть дела и поважнее. Перво-наперво, Красная армия борется за советскую власть. Знаешь ты что такое советская власть?
|
|
|
— Знаю. Это когда рабочие и крестьяне заместо губернатора правят. У нас в деревне тоже совет был.
— Ну вот. Красная армия борется за то, чтобы земля принадлежала трудящимся: мужикам и рабочему народу стало-быть.
— Ага! Так я и говорил Балдыбаеву!
— Ну и что же? Не понравилось ему это?
— Ни-ни. Такой крик поднял, что чуть жив я убег.
— А еще боремся мы за то, чтоб не было богатых и бедных, а все люди одинаково работали и трудились, а капиталов не наживали. Нехорошо, когда один ничего не делает, а другой из кожи лезет: первому жареные куропатки сами в рот летят, а другой весь век за свою работу ничего, кроме сухой корки, не видит.
— Да ведь я и сам этак думал! Бандурист засмеялся.
— Вот и вышло, что ты большевик!
— Я ж тебе это и говорил.
— Ну, брат, до большевика тебе еще далеко, больно мал ты еще, молоко на губах не обсохло.
— Как далеко? Да ты меня возьми в разведчики: я такой следопыт, что где хочешь проберусь, все разнюхаю, — где сколько войска стоит, или пушек, или еще чего надо, — все разузнаю.
— В разведчики? А ведь это ты дело сказал, — задумчиво произнес бандурист. Он уже приклеил бороду и шел теперь согнувшись, старенький и дряхлый.
— Понятно, дело! — солидно возразил Макар. — Я пустого никогда не болтаю. Мы с Дружком в Красной армии вот как пригодимся!
Бандурист похлопал его по плечу.
— А не боишься?
— Я-то?
— Ты-то.
— Ты вот поговори у меня, так я тебе опять тыквой так засвечу, что еще шишек двадцать пять вскочит на макушке! — сердито сказал Макар. Ему уж было стыдно за свой ночной страх в погребе.
— А от бомбы кто давеча в погреб прятался?
— Ты!
Бандурист весело захохотал.
— Ай да малый! За словом в карман не полезет! Твоя правда, я тоже в погребе прятался. Да ведь мне надо было не драться, а пробраться в город.
— И мне надо было не драться, а пройти в Марьевку. А надо будет драться, так вот увидишь, струшу ли.
— Молодчина ты! — закричал бандурист и хлопнул его по спине.
Вдруг за поворотом показалось несколько человек солдат, сидевших в кружок за курганом. Один из них играл на гармонике, двое плясало.
— Тш! — сказал бандурист. — Теперь тихо. Видишь, вон позади солдат стоят пушки; это, брат, белая батарея. Нам надо поскорее пройти мимо, не стряслось бы какой беды! Если опознают меня, что я не старик, — на месте расстреляют, да и тебя вместе со мной!
Макар вздрогнул. В первый раз он попал в серьезное и опасное дело. Ну, кривая, вывози!
Они потихоньку шли мимо солдат. Макар ступал бережно, неся на плече руку бандуриста, который ковылял за ним, как слепой за поводырем. Дружок, высунув язык на аршин, бежал, впереди. Солнце светило ослепительно. И Макар боялся, как бы от жары опять не отстала борода его спутника.
|
|
|
