Пробуждение змеи

– Увы, – сказала мышь, – каждый день

мир становится все меньше и меньше.

Сначала он был таким огромным,

что я испугалась и все бежала и бежала,

при этом была очень довольна,

что вдалеке от себя справа и слева я вижу стены,

но эти длинные стены так быстро сузились,

что я уже очутилась в последней каморке,

в углу которой стоит ловушка, в которую я должна влезть.

– Тебе надо было только изменить направление

 – сказал кот и съел мышь.

 

Франц Кафка. Маленькая ложь

Норман появился в новом костюме. Он был довольно бодр.

Я думал, что сделал что-то особенное, – сказал он. – Словно начал жизнь сначала. Всю эту неделю я ужасно себя чувствовав ожидая визита к вам. Я рассказал Нэнси о том, что к вам приходил. Ее это просто ошарашило! – Он криво усмехнулся. – «Почему ты не предупредил меня, что собираешься туда пойти? » спросила она. Я видел, что ей по-настоящему стало больно. Я ее не осуждал. Наверное, впервые с тех пор, как мы встретились, я принял решение самостоятельно. Мы все решали вместе: какую мелочь купить, какой посмотреть фильм, как мне нужно одеться, чтобы выступить на очередном совещании.

Норман улыбнулся.

Нэнси всегда во всем мне помогала. Я рассказывал вам о наших знаменитых обедах? Она прекрасно готовит. Она – самая гостеприимная хозяйка. Кроме того, она очень умна. Одно из ее самых привлекательных для меня качеств – незаурядное мышление У нее всегда было свое мнение по любому вопросу: в отношении политики, как сохранить прическу, как воспитывать детей Вы понимаете, о чем я говорю. Она рассказывала мне все, что я должен был знать. Мне не нужно было ни о чем думать.

Он засмеялся, но сразу остановился.

– Иногда меня это очень раздражало: так случалось, когда мне приходилось заниматься домашними делами. Она всегда лучше знала, как все сделать. У меня даже появилась шутка на эту тему: если вы хотите мужчину, у которого «руки на месте», – выходите за него замуж. Я не помню, чтобы меня называли мужчиной, у которого «руки на месте». Но даже если так и есть, это вовсе не значит, что я умею шить и забивать гвозди.

Норман смущенно посмотрел на меня, словно выдал какуюто важную тайну.

– В общем, Нэнси была очень озабочена тем моим визитом к вам. «Что ты ему сказал? » – спросила она. Я ей рассказал большую, часть того, о чем мы с вами говорили, и добавил, что ей не следует волноваться. «А он хотел встретиться со мной? » Я ответил, что не вижу в этом необходимости, по крайней мере, сейчас. А как вы думаете?

Я напомнил Норману, что не работаю с семейными парами.

– В последний год мы думали о том, чтобы пойти к семейному консультанту. Мы все время говорили об этом. Нэнси сказала, что она готова пойти на все, если бы это помогло мне почувствовать себя лучше, но так как с нашим браком нет никаких проблем, она не видит особого смысла в таких консультациях. Это значит, что мы никогда с ней не ссорились. Мы никогда не придирались друг к другу. Я с ней согласился. А вы как думаете?

Я кивнул.

– На этой неделе я косил газонную траву. Мне явно не хотелось это делать. Играл с детьми, снова вернулся к работе, провел несколько деловых встреч. У меня действительно хорошая жизнь.

Норман наклонил голову и на минуту задумался.

– В течение всего этого времени мы не занимались любовью. Я на этом не настаивал. Черт побери, я знаю, что она к этому относится плохо. Для нее это было бы очень сложно. Иногда она плачет по ночам. Я думал, что мне надо подождать, пока она сама ко мне придет.

Остальное время сессии мы провели, стараясь лучше узнать друг друга. Норман работал менеджером по продажам в транснациональной корпорации. Эта работа была мне знакома, и я внимательно его слушал. Норман рассказывал общие вещи, а я концентрировал внимание на деталях. Он уверенно себя чувствовал и говорил со знанием дела. Несколько раз в месяц он уезжал в командировки. Он останавливался в отелях и там у него возникали случайные встречи с женщинами. Иногда они вместе проводили ночь. По мнению Нормана, в этом не было ничего особенного.

– Вы знаете, как это бывает. Я очень чувствительный, – он засмеялся, – я просто не могу сказать «нет».

Норман вырос в северной Манитобе, в маленьком городке Чарчхилл, основанном охотниками и торговцами пушниной. Этот городок находился на расстоянии 1500 миль от границы Канады и США. Именно там заканчивался лес и начиналась тундра. Там была вечная мерзлота.

– На севере рано начинается паралич суставов, – сказал Норман, – и быстро распространяется на мозги и жизненно важные органы. Поэтому после окончания школы я оттуда уехал.

Мне понравилось его чувство юмора. Мне показалось, что мы довольно хорошо притерлись друг к другу.

 

У двери я попрощался с Норманом. Он уже почти вышел, но вдруг вернулся назад.

– Да, кстати, прошлой ночью мне приснился сон. Я вместе с матерью оказался в горящем доме. Я пытался вынести огонь из дома в корзине, но она оказалась дырявой. Я нигде не мог найти Нэнси и в панике бегал по дому. Тогда я стал открывать бутылки с газированной водой, бросать их людям на горящую крышу и кричать: «Если мы не погасим огонь сверху, то все пойдет прахом! »

– Что вы на это скажете? – спросил Норман.

Я думал об этом.

– Увидимся через неделю, – ответил я.

 

 * * *

 

Норман пребывал в приподнятом настроении; обычно у человека появляется такое чувство, когда он впервые доверит свою душу профессионалу. Для этого состояния характерно признание поражения вместе с признанием невозможности с ним смириться. В последний раз он рассказал мне о том, что прежде не рассказывал никому. Это принесло ему некоторое облегчение от возраставшего напряжения. На этот раз он не выглядел человеком, у которого вообще есть какие-то проблемы. Теперь, по его мнению, решение его проблем находилось в моих руках.

Вместе с тем Норман пребывал в состоянии некоторой инфляции; это происходит автоматически, когда в сознание поступает слишком много бессознательного материала. Человека распирают новые знания. Жизнь кажется прекрасной. Все сразу становится ясно, как день.

Как правило, такой душевный подъем и такая инфляция временные явления.

Сразу после своего первого посещения аналитика я пошел и напился. Я чувствовал себя таким счастливым! Я не мог поверить, что мое состояние может так резко измениться. Раньше я унижался и старался не выделяться среди других людей. При этом у меня не получалось это объяснить. Теперь я не могу вспомнить, о чем говорил на первой сессии с аналитиком, зато хорошо помню, что стал намного лучше себя чувствовать. Затем наступила депрессия.

Я позвал несколько своих друзей, и мы вместе развлекались всю ночь.

Спуск с таких высот – небольшое удовольствие. Возможно, именно поэтому я не люблю высоту.

Мне очень хотелось сказать Норману, чтобы он держал в секрете все наши беседы, но я этого не сказал. Он узнает об этом, когда ему это станет необходимо, – если такая необходимость появится, причем без малейшего намека с моей стороны и тогда не сможет поступить иначе. Он верил в то, что визиты ко мне помогут ему сблизиться с женой, и, по-моему, так и будет. Но в глубине он испытывал гордость, что самостоятельно принял решение.

Умение хранить тайну – очень важная сторона аналитического процесса. Оно помогает развиваться всей внутренней психодинамике. Если вы рассказывает каким-то людям, кроме своего аналитика, о том, что переживаете, то теряете нечто весьма ценное. В таком случае у вас снимается напряжение, но тормозится внутренняя психодинамика.

В первые месяцы своего анализа я был как сито. Я ничего не мог держать при себе. Я жил в Цюрихе с человеком, который тоже обучался юнгианскому анализу. Мы с Арнольдом делились бук вально всем: что мы читали, что чувствовали, а также своими фантазиями, снами и т. д.; мы воспроизводили свои аналитические сессии до мельчайших подробностей, стараясь догадаться, почему наши аналитики в отведенное нам короткое время говорили так или иначе или же просто улыбались и сохраняли молчание. Это было поразительное время, и наша близость сохраняется до сих пор. Спустя какое-то время мой аналитик сказал: «Надо же, вам приснились разбитые бутылки и переполненная раковина; песок сыпется у вас сквозь пальцы и вода просачивается через щели в стене. О чем говорит этот сон? »

Тогда я этого не знал, но вскоре понял.

Мы с Арнольдом попались в ловушку нашей общей тайны. Между нами установилась мистическая сопричастность, то есть отношения взаимной идентификации с победами и неудачами. Такая сопричастность всегда укрепляет дружбу, и она должна быть всегда. Наверное, мне не удалось бы выжить первые месяцы в Цюрихе, если бы у меня не было этих отношений, но сама наша близость стала препятствием, которое нам нужно было как-то преодолеть: каждому из нас требовалась конфронтация со своим «Я» без всякого постороннего вмешательства, чтобы работать только со своим материалом, с самыми серьезными внутренними конфликтами и самыми острыми противоречиями, которые мы испытывали.

В самом начале никто из нас не мог служить психологическим контейнером для решения такой задачи. Мы отыгрывали свои эмоции; мы засоряли и загрязняли окружавшую нас психологическую атмосферу.

В алхимии есть определенная аналогия такому психологическому контейнеру: vas Hermetis, герметичный сосуд. Его следует держать закрытым, чтобы при нагревании его содержимое претерпело трансформацию. При малейшей утечке тепла ничего не происходит. С психологической точки зрения такая утечка тепла эквивалентна снижению психологического напряжения во время конфликта. В таком случае не образуется золото, то есть философский камень. У вас в руках остается тот же старый свинец, который был сначала.

Тогда мне пришлось создавать внутренний теменос – сакральное пространство, которое принадлежит только мне. Оно возбуждает психику и повышает напряжение. Если вы ощутили, на сколько важным становится такой психологический контейнер, вы инстинктивно знаете, что можно из него выпустить, а что нельзя. Если вы совершаете ошибку, то становится почти явно слышно, как трещат стенки вашего теменоса.

Разумеется, у меня был свой аналитик. Эти отношения представляли собой другой тип теменоса – место, где боги могли свободно играть в атмосфере взаимного доверия и уважения. Аналитик наблюдал и отслеживал все, что со мной происходило; я полагался на него, осознавая содержание своих снов, считая его зеркалом, крайне необходимым, чтобы не сбиваться с пути, но при этом он совсем не был навязчивым. Я часто сравнивал его с акушером, помогающим принимать роды.

Он определял течение процесса, но иногда, когда мой собственный теменос становился более прочным, мне уже не нужно было ему рассказывать абсолютно все.

По существу, Норман не мог ничего удержать в себе, не рассказав об этом жене. Если ему это удавалось, у него появлялось чувство вины. Правда, у него была избирательная намять, но в целом он сообщал ей все, что приходило ему в голому. Их взаимная мистическая сопричастность была свидетельством его привязан ности к ней и потребности в одобрении. Ему хотелось быть для жены совершенно прозрачным – книгой, открытой для нее. Его связи с другими женщинами были важным исключением. Их он скрывал даже от себя самого.

Вместе с тем у его жены была тайна, которую она очень хотела скрыть от Нормана. Она имела любовника. Если бы Норман об этом узнал, наступил бы полный крах. Тогда неминуемо рухнул бы их карточный домик – созданный ими внешний образ своей семьи. (Она не догадывалась о том, что Норман уже знает про любовника. Он не мог ей сказать об этом, так как был умерен, что получит взбучку за то, что «рылся в ее вещах». )

Несколько лет жена Нормана стоически скрывала свою измену: не потому что ей было безразлично, а скорее, потому что у нее не было другого выбора. Она была так же прочно связана отноше ниями с Норманом, как и сам Норман. Жена потеряла бы слишком многое, если бы он не выдержал ее измены. И она была полностью уверена в том, что он не выдержит, узнав об ее измене. По этому она не могла допустить, чтобы он все узнал. Она не знала, что он уже не выдержал.

Жена Нормана соединяла в себе заботливую мать, действительно охраняющую покой своего сына-мужа, и ведьму, которая смотрела на него сквозь пальцы и делала все, что хотела, но при этом старалась сохранить все, что у нее было. Как и Норману, ей хотелось иметь свой кусок пирога и тоже им лакомиться. Откуда я знал, что происходит внутри у жены Нормана? Потому что я работал с ее сестрами: женами и подругами мужчин, похожих на Нормана. Частности всегда бывают разными, но психологический паттерн является одинаковым. Такие женщины таятся, чтобы защитить своих мужчин от боли, сопутствующей их личностному росту. Они живут мучительной, шизофренической жизнью, ходят по краю пропасти, пока не расстанутся со своей идентичностью с матерью.

Такова моя точка зрения, хотя я могу ошибаться.

По мнению Нормана, жена оказывала ему честь, позволяя заниматься с ней любовью. Он испытывал тревогу, ожидая, когда у нее появится желание. Норман был целиком и полностью во власти ее прихоти и капризов. Он просто хотел быть любимым, и для него это желание было равносильно влечению, точнее говоря, влечению к нему его жены. Когда она проявляла к нему безразличие, он не чувствовал, что его любят. Другие женщины могли его хотеть и не скрывали этого, но они отличались от жены, а потому их желание не нарушало его внутреннего равновесия. Он все равно не чувствовал себя любимым.

Он ничего не знал ни о страхах своей жены, ни о ее потребностях, ни о ее комплексах. Он не понимал, почему по ночам она плачет. Возможно, когда он в подвале курил травку, ее на мансарде мучили угрызения совести. Ничего подобного не приходило Норману в голову. Он тоже был одержим своими представлениями о том, что происходит с ней.

Безусловно, он ей сопереживал – ужасно мучительно жить с мужем и не иметь к нему сексуального влечения, но он связывал ее сексуальное равнодушие к нему со своими недостатками. Таково было влияние его материнского комплекса, точной метафорой которого служит образ кота в эпиграфе к этой главе; этот комплекс поставил ловушку так, чтобы не позволить человеку «изменить направление», то есть переориентировать свою сознательную установку.

 

Мне вспоминается замечание своего первого аналитика: «Наше сочувствие нас кастрирует».

Норману было не слишком удобно обсуждать со мной жену и их отношения. Он находил в этом предательство, словно зло употребил ее доверием. Они всегда были заодно. Их брак был его ядром, его теменосом. Как он мог справиться с конфликтом, если все больше осознавал, что у него возрастет потребность увеличить психологическую дистанцию от своей супруги?

Норман думал, что он знает, что хочет: любящую жену. Но фактически ему нужна была мать, безопасное пространство, в котором он ощущал бы себя дома. Нэнси попала и большую беду. С одной стороны, Норман был ее сыном-любовником, который был к ней привязан: эта ситуация ощущалась как инцест и накладыва ла запрет на ее сексуальное влечение к мужу С другой стороны, она действительно радовалась, находясь рядом с ним при его «возвращении домой». Возможно, именно поэтому ее на мансарде мучили угрызения совести – если, конечно, так было на самом деле.

А в-третьих, видимо, сама об этом не аная, она наслаждалась своей властью.

Я не был знаком с женой Нормана. Я знал о ней только с его слов. Я понимал, что многое из рассказанною им существует лишь у него в голове и не имеет к ней никакого отношения. Норман во обще не имел понятия о существовании такой разницы. И твердо знал, что не хочу с ней встречаться, ибо меня она интересовала только в восприятии Нормана, а не в реальности. Встреча с ней просто внесла бы лишнюю путаницу.

В этом заключается различие между индивидуальным анализом и работой с семейными парами.

На этом этапе у меня сложилось определенное мнение о си туации, в которой оказался Норман, и появились некие мысли о том, что ему делать дальше. Но, поделившись с ним моими мыслями, я сослужил бы ему плохую службу. Тогда я воздействовал бы на протекание его внутреннего процесса, и даже если по счастливой случайности я попал бы в точку, мои слова он все равно не был готов услышать.

Во всяком случае сновидение Нормана, которое он мне рассказал, словно запоздалую мысль, было более достоверным, чем мое мнение, и тем более мнение его жены. Оно сообщило нам о том, что действительно происходит с Норманом, а не то, что с ним происходило или должно было происходить, по моему мнению.

Начальный сон – первый сон, который человек рассказывает на аналитической сессии, – имеет особое значение, так как часто позволяет понять и скрытые причины, которые приводят человека на анализ, и суть психологических проблем, которые необходимо проработать. Эти проблемы могут раскрыться только непредвзятому взгляду; наверное, пройдет не один год, прежде чем прояснится символическое содержание сна в то время, когда он человеку приснился. Но сновидение всегда имеет нуминозный смысл, особое очарование и чувственное содержание, которое невозможно отрицать. Оно сохраняется для человека в качестве отправной точки, чтобы у него всегда оставалась возможность вернуться назад.

Пока я не стал проходить анализ, мне никогда не снились сны. По крайней мере, я никогда не запоминал их. Но это не совсем так. Когда мне было шесть лет, я задремал в туалете, и мне приснилось, что появился Бог и убедил меня, что все будет хорошо. Мне вспоминаются и некоторые другие детские сны, в которых жили эльфы и феи.

Первый свой диплом я получил в области математики и физики. Сны так и не появились. Затем я занялся журналистикой. В качестве репортера мне приходилось обрабатывать множество политических выступлений. В них было много рассказов о снах, но эти сны были несколько иные. Даже вернувшись в университет, чтобы изучать литературу и философию, я еще не представлял, какими важными могут быть сны.

Согласно исследованиям психологии сна, каждый человек в течение ночи видит сны несколько раз – на это указывает так называемое REM-явление (rapid eye movements), быстрое движение зрачков во время сна. У людей, которые не могут заснуть настоль ко глубоко, чтобы видеть сны, со временем появляются тревожность и раздражение. Эти эксперименты, хотя они ничего не говорят о содержании сновидений, свидетельствуют об их чрезвычай но важной биологической функции.

Юнг смотрел значительно глубже. Он был убежден в том, что цель сновидений состоит в отслеживании и контроле потока пси хической энергии. Мне, взрослому человеку, должны были сниться сны, но из за недостаточного внимания к ним все они забылись. Откуда у меня мог появиться интерес к сновидениям? Они снились по ночам и не имели ко мне никакого отношения.

Именно так я и думал, пока однажды не проснулся, но приснившийся сон не забылся и все время оставался в моей памяти.

Мой первый сон, который побудил меня прийти на анализ, был о скачущем мяче. Я находился на улице, в центре пустогого рода, окруженный домами с множеством тупиков и глухих подва лов. Я катил мяч, который отскакивал от домой, стоящих на одной стороне улицы, – к другой. Он все время ускользал от меня, мне никак не удавалось его укротить. Я проснулся и холодном ногу, полный ужаса, и не мог сдержать рыданий.

Теперь этот сон мне кажется довольно невинным. Но тогда он расколол на части весь мой внутренний мир

Так я познакомился с реальностью психики, это была некая инициация, крещение огнем. Я не знал, что со мной может случиться то, что я не смогу осознать. Я был убежден, что всего можно достичь усилиями воли. «Если eсть воля, значит, найдется выход». Этот сон мне приснился в напряженный момент мощного внутреннего конфликта, который я безутешно пытался разрешить. Я по-прежнему был убежден, что разрешу его самостоятельно. Моя реакция на сон уничтожила эту иллюзию.

Психика – это совокупность всех происходящих в ней сознательных и бессознательных процессов. Психические явления так же реальны, как и весь остальной материальный мир. Бессознательное во многом независимо от сознания; оно не только реагирует на сознательные процессы и содержит вытесненный на сознания материал, но и является источником содержания, которое мы никогда не осознавали: оно может творить.

Юнг описывает сны как периоды некой вынужденной психической деятельности, достаточно осознанной, чтобы ее можно было воспроизвести в состоянии бодрствования. Сновидения это автопортреты, символические представления о том, что происходит с человеком с точки зрения бессознательного.

Самопознание – это результат взгляда одновременно в двух направлениях. Чтобы познать себя, нам нужно общение с другими людьми и отражение этого общения в бессознательном. Сны дают нам возможность получить такое отражение.

Сновидения – это независимые, спонтанные проявления бессознательного. Их послание редко совпадает с сознательными убеждениями. Они не только совсем не подчиняются нашей воле, но и часто совершенно противоположны нашим сознательным установкам и намерениям. Часто они более важны, чем все происходящее за день, но при этом содержат ценный комментарий к событиям, которые произошли в нашей жизни.

Фрейд считал, что сновидения, по существу, выполняют две функции: исполнение несбывшихся желаний и сохранение личности. Юнг признавал, что в некоторых случаях это действительно так, но основное внимание обращал на огромную роль сновидений в саморегуляции психики. Он утверждал, что их основная функция заключается в компенсации сознательных установок – то есть в концентрации на разных точках зрения, позволяющей сформи ровать внутреннее согласие Эго-личности.

Компенсация – это процесс, цель которого заключается в со хранении психического равновесия. Если сознательная установка является слишком односторонней, сновидение стремится ее сба лансировать; если сознательная установка оказывается более или менее соответствующей реальности, сновидение говорит о том, что человек испытывает удовлетворение, указывая на некоторые от клонения от этого состояния; если сознательная установка совершенно адекватна, сновидение может ей соответствовать и даже подкреплять ее.

Сновидения обладают компенсаторной функцией, если раскрывают некоторые стороны человеческой личности, сознание которой не соответствует нормальному состоянию; они раскрывают бессознательные мотивации в межличностных отношениях, а так же новый взгляд человека на конфликтную ситуацию.

Кроме того, Юнг выделял целеполагающую функцию сновидений, означающую, что в символическом содержании сновидений часто скрыто решение осознанного конфликта. Именно эта точка зрения соответствует его взгляду на целеполагающую функцию невроза: цель сновидений заключается в предоставлении сознанию информации, необходимой для восстановления психики до ее здорового состояния.

– Если это правда, – сказал я своему аналитику, – если сны действительно так важны, то понять их очень трудно.

В ответ он только улыбнулся.

Столь же загадочный ответ я нашел у Юнга: «Сновидение это естественное явление, и... природа не проявляет склонности одаривать своими плодами людей в виде награды или соответ ственно их ожиданиям».

Чтобы понимать сны, нужно много работать. Мы не привыкли к их символическому языку. Сочетание идей в сновидениях крайне необычно и иррационально; образы связаны между собой совершенно иначе, чем при нашем обычном линейном способе мышления. На первый взгляд, в них очень мало смысла. И на второй взгляд тоже. К языку сновидений нужно долго привыкать.

В одном из моих снов после начала анализа в Цюрихе появился паук на лыжах, скользящий по лезвию бритвы. Ну что вы на это скажете? А еще говорят, что бессознательное не обладает чувством юмора.

Согласно Юнгу, сновидение – это внутренняя драма. Сновидец – это сценическая площадка, режиссер, автор, актеры и критика, вместе взятые. Сновидение – это сновидец. Каждый элемент сновидения относится к части личности сновидца; особенно следует отметить, что человеческие персонажи в сновидениях это образное выражение комплексов.

Сновидения сталкивают нас лицом к лицу с нашими комплексами и показывают нам, как они действуют и формируют наши установки, которые, в свою очередь, в существенной мере определяют наше поведение. Работа, которую нужно проделать, чтобы понять сон или серию снов, – один из самых лучших способов разрядить комплекс, ибо благодаря концентрации внимании на содержании сновидений мы формируем осознанное отношение к ним.

Особенно сложно понимать свои собственные сны, так как наши комплексы – наши белые пятна – всегда в той или иной мере находят возможность для внешнего проявления Такие затруднения испытывал даже Юнг, который более пятидесяти лет работал над тысячами сновидений. В работе со снами есть основное правило: если вы думаете, что поняли сон досконально, значит, вы упустили главное.

Фрейд первым стал утверждать, что нельзя интерпретировать сновидения без сотрудничества со сновидцем. Для интерпретации требуется подробное знание внешней ситуации человека, предшествующей его сновидению, а также его сознательной установки. Таким образом, индивидуальные ассоциации к образам сновидения можно получить только от самого сновидца. Если сущность сновидения заключается в компенсации сознательных установок, то следует узнать эти установки, иначе содержание сна навсегда останется тайной.

Исключение составляют архетипические сновидения. Они отличаются присутствием символических образов и мотивов, характерных для мировых мифов и религий. Обычно они появляются во время острого эмоционального кризиса, когда человек попадает в ситуацию, которая отражает более или менее общую для человечества проблему. Такие сновидения чаще появляются в переходные периоды, когда человек встает перед необходимостью изменить сознательное отношение к жизни.

Первый сон Нормана был архетипическим. Мой тоже.

Не существует никаких постоянных значений символов и мотивов сновидений, никаких стандартных достоверных интерпретаций, которые не зависели бы от психологии и жизненной ситуации сновидца. А потому все стандартные рекомендации и стереотипные «значения» снов, приводимые в разных популярных сонниках, не имеют совершенно никакой ценности.

Я смотрю на толстое издание, озаглавленное «Десять тысяч снов с их толкованиями, или содержание сна: научный и практический материал». Оно было опубликовано около ста лет назад, но все еще популярно. Ниже я приведу из него несколько выдержек:

· Если вы во сне видите свой горящий дом, значит, у вас любящая супруга (или супруг), послушные дети и усердные слуги.

· Если вы видите во сне бананы, значит, у вас непривлекательная и нелюбимая супруга (или супруг).

· Обычно после того, как вы увидите во сне соль, все валится из рук, а в семье возникают ссоры, перебранки и неудовлетворенность близкими вам людьми.

· Видеть во сне толстые, уродливые губы означает размолвку, неудачное решение и ухудшение супружеских отношений.

· Резать во сне мясо – плохое предзнаменование, но если изменения уже случились, есть надежда на лучшую перспективу.

 

Подобные книги очень интересно читать, но их чтение ничем не может помочь изучению сновидений. Любые утверждения, что мы можем управлять содержанием сновидений, иначе как глупыми не назовешь. Нет никаких убедительных доводов, что такое возможно, да это и не нужно, даже если бы и было возможно, ибо тогда мы лишились бы ценной информации, которая стала бы для нас недоступной.

Многие сновидения имеют структуру классической драмы. В них есть экспозиция (время, место и персонажи), которая показывает изначальную ситуацию сновидца. Для второй стадии характерно развитие сюжета (происходит действие). На третьей стадии возникает кульминация или достигается апофеоз (происходит решающее событие). Завершающая стадия – это лизис, результат действия или разрешения проблемы в сновидении. Зачастую очень полезно посмотреть лизис, чтобы узнать направление потока энергии сновидца. При отсутствии лизиса нет никакого очевидного решения.

Самый лучший способ работы со сновидениями – обсудить их с другим человеком, особенно если он может смотреть на сновидения объективно и, скорее всего, не будет проецировать на сон свою психологию. Даже аналитические знания собственных комплексов не могут служить полной гарантией отсутствия таких проекций, но если человек не имеет необходимой подготовки, такое обсуждение сна превращается в пустое словопрение.

Первый шаг в работе со сновидением – получить личные ассоциации ко всем существующим в нем образам. Например, если там есть дерево, ковер, змея или яблоко, важно определить, что они значат в ощущении сновидца. Это занятие напоминает процесс окружения образа со всех сторон, когда все время находятся вблизи него.

«Что значит для вас змея?.. »

«Еще что?.. »

«А еще что? »

Такой подход отличается от традиционного метода свободных ассоциаций Фрейда, который, как правило, позволяет добраться до комплекса, но упускает из внимания полный смысл образа.

Все личные ассоциации образов сновидений обычно сходятся к вершине, на которой часто имеются соответствующие амплификации – значения ковров, змей и яблок для других людей, в другие времена и в других культурах.

Их называют архетипическими ассоциациями. Они вызывают расширение нашего сознания, привнося в него материал, которым оно не обладало, но который присутствовал в бессознательном как часть общего наследия нашей психики. Те же образы или мотивы составляют содержание мифов, религий и сказок. Следовательно, составляющая часть обучения аналитика – это необходимое для работы знание мифов, религий и сказок.

Сбор индивидуальных и архетипических ассоциаций к сновидению, то есть исследование его контекста, – это относительно простая, почти механическая процедура. Она необходима, но лишь как предварительный шаг к подлинной работе, настоящей интерпретации сновидения и той информации о жизни сновидца и его сознательных установках, которая в нем содержится. Эта задача настолько сложная, а соответствующее переживание настолько интимно, что осознание смысла любого сновидения является достоверным только для тех двух людей, которые над ним работают.

Именно поэтому человек, проходящий анализ, должен избегать обсуждения с супругом или другом смысла сновидения, над которым он работает с аналитиком. Попытаться описать невыразимое третьему лицу, не посвященному в самые точные ассоциации сновидения, – значит, рискнуть поставить под удар свою точку зрения, сформировавшуюся в результате долгого и кропотливого труда. К тому же эта точка зрения может повлиять на установившийся теменос с аналитиком.

Сновидения можно интерпретировать и на субъективном, и на объективном уровне. В первом случае сновидение рассматривается исключительно через призму индивидуальной психологии сновидца. Если у меня во сне появляется образ известного мне человека, следует акцентировать внимание не на нем, а на символическом воплощении содержания моего бессознательного, которое на него спроецировано. Но в той области, в которой у меня существовала реальная связь с этим человеком, может найтись более точная и объективная интерпретация – тогда сновидение что-то хочет сказать об отношениях, которые существуют между нами.

В каждом случае образ другого человека создается в моей психологии. Но более достоверный субъективный или объективный подход все равно определяется из контекста сна и на основе индивидуальных ассоциаций.

Несомненно, сновидения имеют несколько значений. Десять аналитиков могут работать над сном и дать десять разных интерпретаций, в зависимости от своей типологии и своих комплексов. Поэтому интерпретация не может быть достоверной без диалога со сновидцем и последнее слово должно оставаться за ним. Интерпретация, которая нашла «отклик» у сновидца, становится «правильной», – но лишь на какое-то время, ибо последующие события и сновидения часто позволяют увидеть предшествующие сны в новом свете...

Но что тогда делать с моим сном, в котором мне приснился скачущий мяч, или со сном, который мне на пороге рассказал Норман?

Как отмечалось ранее, прежде всего оба сновидения типичны для кризиса среднего возраста, когда появляется необходимость в изменении сознательных установок. В данном случае индивидуальные ассоциации не являются ключевыми, потому что смысл сновидений более или менее прозрачен. Даже при минимальном знании архетипических мотивов можно выявить психологическое состояние сновидца во время сновидения; при этом могут быть известны или не известны разные обстоятельства его жизни.

Основная проблема, проявившаяся в моем сне, – затруднения в том, чтобы сохранить баланс противоположностей. Мяч, как и любой другой объект, имеет минимальный объем внутренней полости при данной площади поверхности. В него нельзя вместить больше, если не разрывать или не деформировать его поверхность. Таким образом, мяч символизирует самодостаточность психики и саморегуляцию психических процессов. Мяч продолжает катиться от меня. Компенсаторное послание сновидения заключается в том, что я не управляю процессом. Вот если бы я смог сформировать в себе ядро личности, если бы я был более интегрированной личностью...

В сновидении Нормана он видит себя в горящем доме. Дом это его личностное пространство. Бушующее пламя – это констеллированный конфликтом аффект. Конфликт угрожает поглотить его целиком, если Норман с ним не справится. Во сне присутствует его мать, но нет его жены. Его мать умерла несколько лет назад, но ее образ, образ, означающий для него «мать», остался очень живым и ярким в его психике. Корзина – это контейнер, сосуд. Контейнер Нормана не поможет ему справиться с проблемой; в нем есть дыра, означающая, что ему трудно сдержать себя и не рассказывать другим, что происходит у него на душе. Сосуды имеют архетипическую связь с фемининностью; эта часть личности Нормана, то есть его анима, находится в тесной связи с образом его матери.

Бутылки с газированной водой символизируют юношескую установку, находящиеся на крыше люди – его ожидания, что другие сделают его работу за него. Горящая крыша означает, что конфликт уже происходит и на уровне его головы.

То, что Норман рассказал мне сон, уходя от меня, а не сразу по приходе, говорит о том, что он не осознавал непосредственного отношения сна к его актуальной жизненной ситуации. Норман находился в опасности и не понимал этого. К счастью, это «понимало» его бессознательное; в сновидении он пребывал в панике.

Таково было компенсаторное назначение этого сновидения – подвести сновидца к осознанию ужасных обстоятельств, в которых он оказался.

Несмотря на тщетные усилия Нормана погасить пламя, по крайней мере, было заметно его желание сделать это и ощущение наступающей беды. Тушение пламени может послужить метафорой ассимиляции комплексов, в отличие от поведения, обусловленного их воздействием. Чтобы произошла ассимиляция комплексов, конфликт должен постепенно превратиться из чисто интеллектуальной проблемы в чувственное переживание. Возможно, в этом случае Норман постепенно найдет возможность как-то с ним справиться.

Есть две причины, которые позволяют прийти к выводу, что на данном этапе психологическая ситуация Нормана является проблемной:

 

1) она характеризуется невротическим состоянием его психики с преобладанием страданий и отсутствием реальных действий;

2) у Нормана отсутствует психологический контейнер, который бы не зависел от его жены и от его семьи.

 

Анализ включает в себя более или менее основательное исследование личности и ее изменение. В какой-то степени он означает отказ от тех коллективных установок и ценностей, которые становятся бесполезными для данного человека в данных условиях. Существуют коллективные уст

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: