Научные, религиозные и философские предпосылки и основания биоэтики

Своими корнями биоэтическое мировоззрение уходит вглубь европейских философских традиций конца XVIII - начала XIX века - либерального индивидуализма и утилитаризма. Одновременно с этим, этика жизни связана тысячью незримых нитей с единым пространством научной, религиозной и философской мысли Европы, которое начинает формироваться в начале XX века, а впоследствии принимает форму культуры постмодерна. В качестве основных предпосылок биоэтики выступают идеи, разработанные в философии жизни, экзистенциализме, феноменологии, персонализме - тех философских учениях, в которых понимание феномена жизни получает новую пространственно-временную размерность и внутренние перспективы для философской рефлексии.

Одна из причин нашего стремления подвергнуть анализу основные предпосылки и возможные теоретико-мировоззренческие основания биоэтики объясняется той ситуацией, которая сложилась на сегодняшний день - «многоукладностью» подходов и истолкований предмета, методов, целей и задач биоэтики, а также неопределенностью, неоднозначностью и релятивизмом ее теоретических конструктов. В настоящее время в качестве предпосылок и оснований биоэтики рассматриваются различные религиозные представления и философские концепции. Так, например, существуют особые направления биоэтики, основанные на рецепции ее проблем традиционной аксиологией христианства, буддизма, иудаизма, ислама и т. д. С другой стороны, отчетливо просматривается тенденция сведения биоэтики к этике науки либо к прикладной, профессиональной этике за счет преувеличения роли ее научных предпосылок.

Биоэтика возникает как ответ на необходимость разработки нового духовного потенциала развития науки в эпоху развития глобальных технологий. Эта междисциплинарная область, как особый социокультурный феномен, является результатом современной трансформации науки и техники, прогресса новейших технологий.

XX век становится веком небывалого в истории человечества развития науки и техники, которые неузнаваемо изменяют мир и человека, прежде всего, его сознание и психологию. В человеческой истории впервые возникает ситуация, когда мир науки становится миром обыденной жизни человека. Он вторгается в повседневность через совокупность явлений материальной и духовной культуры (идей, слова, телевидения, информации, компьютерных систем и технологий) и, тем или иным образом, наука становится частью жизни каждого цивилизованного жителя Земли. Во всей предыдущей истории человечества только религия обладала таким абсолютным господством над человеком и всей его жизнью.

Результаты научно-технического развития становятся предпосылками и основами новой нравственности общества постмодерна, которой присущи критический подход к своим основам, осознание объективных границ своего действия, плюрализм мнений и взглядов, междисциплинарный характер, демократизм, стремление к универсальности, интеллектуальная независимость. Но ни естественные, ни общественные науки не способны разработать самодостаточную основу, из которой можно было бы непосредственно вывести этические принципы. Наука же, в целом, разрабатывает четыре важные принципа как предпосылки и основания биоэтики:

принципы критической самостоятельности научного сомнения и методологического скептицизма;

принципы универсализма и демонополизации притязаний на познание истины.

Оценивая последствия человеческой деятельности, наука вынуждена взять на себя роль не только разрушителя запретов, но и «конструктора табу». Научная рефлексия дополняется важными компонентами - научно обоснованным анализом последствий в свете соотношений «затрата-прибыль» и «риск-прибыль», оценкою технологий и стандартов воздействий на окружающую среду. Научная экспертиза становится необходимой частью принятия нравственных решений в социальной политике. А сама этика - экспертом состояния общественных отношений и таким их критиком, который обладает необходимой для этого интеллектуальной независимостью и способностью давать нравственную оценку (вплоть до табу) имеющихся ситуаций через практику деятельности этических комитетов. Для этого в биоэтике используется мнение различных «экспертов», в том числе, и представителей ее западных и восточных религиозных версий.

Наука - один из главных источников представлений о меняющемся мире, о месте человека в нем. Метафизические категории и существующая концепция реальности согласуются с научными данными и пониманием потенциальных возможностей человека. Наука помогает сформировать мировоззрение, в рамках которого возникает та или иная этическая система. Научная рациональность - это подвижная система, свидетельствующая о том, что проекты Просвещения и Модерна еще не закончены. Незавершенность присущая науке, ее многообещающий характер выступают в качестве отправного пункта становления нового мировоззрения и формирования новой этики, которая, подобно науке, стремится включить в сферу своего исследования и критического рассмотрения все новые представления, расширяющие ее горизонты.

Безусловно, что истоки биоэтики, как особого явления европейской интеллектуально-духовной культуры - в идеалах и ценностях эпох Возрождения и Просвещения, в традиции гуманизма, имеющего выраженный светский характер. В.Р. Поттер для подтверждения этого тезиса приводит следующее высказывание Т. Энгельгарта:

Биоэтика - это элемент секуляризированной культуры и правнучка Просвещения. В связи с тем, что 80-е годы... повсюду в мире ознаменовались попытками вернуть традиционные ценности и, несомненно, ценности религиозной веры, кто-то, возможно, спросит, чем это может обернуться для биоэтики в специальном секуляризированном смысле. Однако, похоже, что мир пока не стоит перед необходимостью объединения отдельных ортодоксальных учений, и если на ортодоксию не возлагается надежд... биоэтика неизбежно развивается как секуляризированная фабрика рациональности в эру неопределенности. Это означает открытую мирную дискуссию между различными группами атеистов, католиков, иудеев, протестантов, марксистов, гетеро- и гомосексуалистов об общественной политике, возникающей в здравоохранении, которая будет неизбежно приводить к поиску нейтрального общего языка. Биоэтика развивается как lingua franca мира, озабоченного сохранением здоровья человека, но не придерживакщегося одной точки зрения. Т. Энгельгарт акцентирует внимание на дихотомии светской и религиозной точки зрения и рассматривает биоэтику исключительно как явление секуляризированной культуры. Нам все же представляется, что как светская, так и религиозная версия биоэтики исходят из общей, очень важной в методологическом плане, предпосылки - признании ценности человека как личности, уважении его права на жизнь, свободу и счастье. И если обратиться к центральному принципу биоэтики - принципу автономии, то мы увидим, что в его основании лежит то понятие личности, которое обосновано христианством при помощи ряда мирвоззренческих тезисов и постулатов.

В христианстве, более чем в других религиозных традициях, утверждается полная реальность, великолепие, красота и праведность жизни, созданной Богом. Природа и человек понимаются как благородное творение рук Божьих и место божественного самооткровения, и уже, хотя бы по этой причине, вызывают к себе благоговение. Человек рассматривается как образки подобие Бога, а его тело и душа - как неделимая единица жизненной силы. Тело - сосуд духа, его храм и воплощенное выражение. В христианстве множественность проявлений природы человека рождена любовью и не является свидетельством его несовершенства. Эта множественность (многоликость) возводится в абсолют и таким образом признается божественное предназначение каждой отдельной человеческой личности.

Более того, человек является не случайным средоточием ряда реальностей, а неделимым целым. Нерушимый союз духовности и телесности - ось христианского мышления. Когда же эта целостность отдельного человека противопоставляется его сверхприродному, божественному призванию, христианство говорит о плоти, обозначая этим словом силу, сковывающую как душу, так и чувства. Устремляясь к Богу, тело и душа действуют сообща, а греховность рассматривается скорее как умысел и искажение духа, а не как проявление физической плоти. Иными словами, постижение и достижение Божественного образа возможно только на основе совместного совершенствования души и тела. Согласно христианскому мировоззрению, жизнедеятельностью человека управляет не слепая судьба или равнодушная Идея, но личность. Эта личность - Бог. Приобщение к Божественному возможно только в индивидуальном акте, на основе признания личности и личностного. И поэтому каждый христианин воплощает собой тайну души, которая известна только Творцу. С другой стороны, человек обладает свободой, ибо он создан по образу и подобию Божьему. И созданный Божественною силою человек сам выбирает либо греховность, либо божественность.

Именно христианская этика провозглашает в качестве главной человеческой заповеди — любовь к ближнему как высшую ценность и бесконечное проявление человеческой духовности.

Христианское мировоззрение способствовало формированию понятия личности. Именно к этому понятию постоянно апеллирует биоэтика, когда говорит о правах личности, ее автономии, компетентности, информированном согласии, справедливости и т. д. Христианство в данном случае выступает как определенная духовная и социокультурная традиция, которая в значительной степени обосновывает и обогащает биоэтическое сознание. Поэтому несомненно, что принципы христианской этики внесли весомый вклад в формирование биоэтики, ибо они установили бесконечную ценность любой человеческой души, человеческой жизни и индивидуальности. Хорошо известно, что этика Иисуса Христа требует безграничного творения добра, но при этом достижение человеком совершенства есть всего лишь способ для преобразования реального мира в Царство Божие, так как вместе с грехопадением и человек, и природа теряют божественное достояние и благословение. В этом содержится исток той раздвоенности, которая обнаруживает себя в отношении христианства к физическому, телесному, тварному миру вообще. С одной стороны, для христианского мировосприятия характерно обожествление любого проявления жизни, а с другой - четко зафиксированная тенденция к отрицанию внутренней самоценности земной жизни, природного мира и статуса природной телесности человечества в божественной иерархии. Мир человека есть лишь определенная степень отчуждения, совокупность относительно статических и преходящих условий, в которых человек существует со времени своего грехопадения. В этом мире человек только с помощью Церкви реализует замысел своего спасения. С Богом в потустороннем царстве соединяется только часть человека, а именно - его душа. Физическому телу нет места в этом чисто духовном искуплении. Эта этическая проблема трагически преломляется в христианстве как конфликт закона и благодати.

Христианство не смогло выработать этики любви, понимания, сочувствия и справедливости к тварному. Любовь к ближнему понималась (и понимается до сих пор) как любовь к другому человеку - образу и подобию Божьему, как путь индивидуального самоспасения, как аскеза, целомудрие, достижение добродетели. Понятно, что все эти характеристики в основном духовной жизни человека. Они не применимы для понимания жизни вообще. Действительность тварного, всего живого — греховна. Поэтому в истории христианства постоянно повторяются поиски расширения границ христианской этики, такого способа решения этических проблем, при котором любовь к человеку, ко всему живому были бы «не только путем искушения и спасения, но и творчеством новой жизни» [5].

Вера в творение выступает основанием христианской формы биоэтически-экологического мировоззрения. Бог создал изначальную форму мира, потенциал которого поручил человеку исследовать и, по мере возможности, реализовать. Человек неразрывно связан с природой и в ней укоренен; природа — базис возможной человеческой истории, благодаря которой человек и все другие виды жизни становятся сопричастными в своем существовании и развитии. Благословение дает христианской вере указания для правильной направленности человеческой деятельности в мире и окружающей среде. Поступки против человека, природы, Универсума -грехи перед Богом, ибо разрушают Его творение. Фома Аквинский пишет: «Бога мы обижаем исключительно тем, что действуем против нашего собственного добра». Благословение не только препятствует грехам, но и призывает человека к Сотворчеству с Богом.

В идее Сотворчества реализуется позитивный потенциал науки и техники, экономики и культуры. Это благословенное поручение остается постоянно актуальным, так как живое стремление к развитию протекает через все сотворенное бытие (Ф. Аквинский). И если на предыдущих этапах истории самоосуществление человека происходило за счет внутренних способов - веры, медитации, философских рассуждений, аскезы, милосердия, то в эпоху научно-технического прогресса реализация внутренних духовных планов личности требует иных, «внешних» способов и механизмов самоосуществления, изменения и усовершенствования внешнего мира. Такое широкое и повсеместное использование в обыденной жизни «внешних» способов самоактуализации значительно усиливает нравственную ответственность каждого человека.

В условиях кризиса духовности и общечеловеческой морали теологи ссылаются на существование естественной нравственности, связанной со спасительным действием Бога, но при решении конкретных проблем они вынуждены прибегать к ценностям осмысленного опыта и разума человека. Сегодня нравственные решения, которые предлагает христианская этика, основаны не только на толковании Ветхого и Нового Заветов, рассуждениях нравственного догматического богословия и социальной этике. Они обобщают достижения социальных, естественных (биологических и медицинских) наук, результаты социально-культурной истории и научной практики человечества.

Таким образом, в основаниях христианской и биоэтической мысли лежат ряд общих мировоззренческих установок антропоцентрического характера. Только человек:

может жить, упорядочив свои отношения с природой; знает (хотя и несовершенно) природу;

выступает в качестве целостного, планетарного социоприродного преобразователя природы;

обладает личностью и самосознанием, что является основанием нравственности и права.

Наука и религия являются основными элементами единой метасистемы социокультурной деятельности человека. Несмотря на фундаментальные различия, эти элементы имеют много общего. Именно поэтому многие религиозные и светские мыслители, пытаясь в XX веке осуществить синтез теологии и науки (Т. де Шарден), теологии и философии (А. Швейцер), вышли на новый уровень осознания традиционных этических проблем. С другой стороны, многие ученые и философы в своей деятельности совмещали научные и религиозные концепции и признавали существование «параллельных миров», способных влиять друг на друга (Платон и Аристотель, И. Ньютон и П. Лаплас, А. Эйнштейн и Н. Умов, И. Павлов и В. Вернадский).

Большое значение объединению принципов и ценностей религии и науки придавал основатель биоэтики В.Р. Поттер. В своей книге «Биоэтика: мост в будущее» он посвящает специальную главу анализу взглядов П.Тейяра де Шардена - теолога-эволюциониста, философия которого представляет, по мнению Поттера, своеобразный и действительный синтез науки и религии. «Тейяр де Шарден смог реализовать нашу общую цель, - пишет он, - соединить биологическое знание и традиционные человеческие ценности таким образом, чтобы на этой основе стремиться к осознанному будущему человечества». Отличие Тейяра от всех других эволюционистов состоит в его вере, как в поступательное движение культурной эволюции, так и в человека, который один знает ее направление и цель. Он утверждает, что при помощи науки, а также индуктивных процессов, присущих христианской вере, можно найти единственно правильный путь развития человеческой культуры к точке, названной им «Омега», в которой разум человека найдет общий язык с научным гуманизмом.

Подобно Тейяру, многие великие ученые признавали существование особого религиозного космического чувства. «Способность воспринимать то непостижимое для нашего разума, что скрыто под непосредственными переживаниями, чья красота и совершенство доходят до нас лишь в виде слабого косвенного отзвука — это и есть религиозность. В этом смысле я религиозен» - писал А. Эйнштейн. В истории религии он различи три стадии: первая и вторая - антропоморфные, вызванные страхом перед обожествленными силами природы и необходимостью опереться на высший авторитет при установлении моральных норм. Третья, космическая стадия, связана с возникновением религиозного космического чувства. Оно не ведает ни догм, ни Бога, «сотворенного по образу и подобию человека», и не приводит к завершенной концепции Бога или теологии. Это чувство является «сильнейшей и благороднейшей из пружин» научного исследования. Космическая религия противоположна антропоморфной, потому что «для того, кто всецело убежден в универсальности действия закона причинности, идея о существе, способном вмешиваться в ход мировых событий, абсолютно невозможна». Она таким образом противостоит не только религии страха, но и религии морали, ибо «этическое поведение человека должно основываться на сочувствии, образовании и общественных связях. Никакой религиозной основы для этого не требуется».

Точку зрения, очень близкую по сути, но менее «атеистическую» по форме, высказывал А.Д. Сахаров. В воспоминаниях, датированных 1983 годом, он пишет: «... я не могу представить себе Вселенную и человеческую жизнь без какого-то осмысляющего их начала, без источника духовной «теплоты», лежащего вне материи и знания о ней».

В.И. Вернадский связывал возникновение ноосферы с превращением человечества в единое целое: «Человечество, взятое в целом, становится мощной геологической силой. И перед ним, перед его мыслью и трудом ставится вопрос о перестройке биосферы в интересах свободно мыслящего человечества как единого целого. Это новое состояние биосферы, к которому мы, не замечая этого, приближаемся, и есть «ноосфера». В его учении мысль, разум понимается, прежде всего, как нравственный разум, воплощающийся как в науке, так и технике. «Истина, красота и добро едины в ноосфере» - утверждает В.И. Вернадский в работе «Научная мысль как планетарное явление».

Итак, биоэтика возникает как мост «между двумя культурами» - наукой и гуманитарным знанием, как попытка создания особого систематического мышления, основанного на знании ценностей и биологических фактов.

В последние годы анализ отдельных биоэтических проблем все чаще перерастает в дискуссию о том, что собою представляет сама биоэтика как парадигма и как метатеория.

Итальянские теологи-биоэтики Э. Сгречча и В. Тамбоне считают, что для серьезного обсуждения оснований биоэтики «... недостаточно одной лишь выработки концептуальных парадигм, подходящих для решения в крайних случаях тех или иных вопросов и основанных на своего рода прагматической договоренности, которая может меняться в зависимости от обстоятельств». Необходимо стремиться к выработке метатеории и раскрытию главного аргумента в пользу дозволенности или недозволенности, допущения или запрещения того или иного действия, поступка, решения с позиций биоэтики.

Метабиоэтика (глобальная биоэтика) не может ограничиваться предложениями выбора из произвольного набора элементов этических теорий, норм, принципов с тем, чтобы в зависимости от обстоятельств практического характера применялась та или иная система принципов. Она ставит своей целью вырабатывать у человека принципиальные аксиологические установки, формирующие его отношение к основам самой жизни.

При анализе наиболее характерных элементов теории современной биоэтики легко обнаруживается, что у многих исследователей их набор и иерархия определяется либерально-правовой и утилитаристской теориями. Основные права человека становятся общим знаменателем многих национальных аксиологических ориентации и свидетельством глобализации самой культуры, размывания традиционных национальных корпоративных этик. На биоэтику возлагаются надежды по созданию нового общественного договора и Интернационала общественных организаций.

По мнению итальянского философа Дж. ди Бернардо, биоэтическая теория должна базироваться на следующих понятиях: а) самостоятельность; б) рациональность; в) ответственность; г) реализм. Все эти качества присущи либерально-правовой теории, которая оказала большое влияние на формирование лица современной биоэтики.

Философская традиция, на которой основан либеральный индивидуализм, признает в качестве основополагающего блага сохранение человеческой жизни. Ее сохранение возможно лишь на основе соблюдения фундаментальных прав человека: на жизнь, свободу, частную собственность. Впервые язык прав в качестве политического и морального аргументов применил английский философ Т. Гоббс. Именно у него понятия морали и нравственности, добра и зла, справедливого и несправедливого, стали выводиться из естественного права человека на жизнь, которое получило приоритет над всеми другими правами и обязательствами.

Согласно Гоббсу, жизнь каждого народа можно разделить на 2 стадии: природную и гражданскую. В естественном, природном состоянии все люди равны и обладают равным правом на все. Однако при отсутствии общей власти реализацию этих прав никто не может гарантировать. Каждый человек занят самим собой, стремится осуществить свои эгоистические желания, для чего вступает в борьбу с другими людьми. Таким образом, естественное право человека на все, что он считает необходимым для своего самосохранения, ведет к войне «всех против всех», что само по себе противоречит принципу самосохранения. Такое состояние войны несовместимо с понятиями правильного и неправильного, справедливого и несправедливого.

Вместе с тем, люди наделены истинным разумом, который дан им Богом, и знанием естественных законов (leges naturales) — высших неизменных моральных императивов. Основным законом человеческой природы является стремление к выживанию, самосохранению, миру с другими людьми: «Естественный закон - есть предписание, или найденное разумом общее правило, согласно которому человеку запрещается делать то, что пагубно для его жизни и что лишает его средств к сохранению, и пренебрегать тем, что он считает наилучшим средством для сохранения жизни». Знание естественных законов присуще человеку. Именно оно приводит к заключению общественного договора, автоматически обращающего человечество в состояние государственности и гражданственности. Каждый член гражданского общества сознательно идет на ограничение своих «прав на все» и частично уступает их другим согражданам.

Однако для установления мира на Земле недостаточно договоренности не убивать, не красть и др., а необходимо также предусмотреть наказания за ее нарушение. Для защиты мира требуется сильная единая воля, носителем которой и выступает государство. Оно становится хранителем прав, от которых отказались его граждане. Таким образом, согласно Гоббсу, государство служит целям самосохранения и благополучия его граждан, а государственные законы - воплощению природных законов в жизнь Социума. Только благодаря гражданскому обществу, которое ограничивает человеческие страсти, становится возможной реализация естественных законов и прав человека.

Сложность возникает тогда, когда мы начинаем осознавать, что гражданские законы - это отнюдь не естественные законы. Государство устанавливает новые границы для справедливости и ее нарушений. Так, кража, убийство, прелюбодеяние, хотя и запрещены естественными законами, но могут оправдываться общими целями сообщества - договорившегося между собой большинства. Только государство определяет, какое имущество наше, а какое - чужое; и что является «прелюбодеянием», а что нет; что является убийством, а что - «защитой личности или отечества». Понятия добра и зла рассматриваются и приравниваются к понятиям справедливого и несправедливого, относящегося к компетенции гражданских законов: «Определение добра и зла, справедливого и несправедливого, достойного и недостойного принадлежит гражданским законам, а посему то, что законодатель повелевает нам делать, той должно почитаться за благо, а то, что он нам запрещает, - за зло... Если я по приказу государства пойду на войну, которую я считаю несправедливой, я тем самым не поступлю несправедливо...» - пишет Гоббс.

Традиции либерального индивидуализма находят свое продолжение в философии Дж. Локка, который в значительной степени модернизирует представления Гоббса, придает им более демократический характер. Его идеи способствуют объединению теории прав и свобод человека с христианскими представлениями о существовании безусловной любви в божественном мире.

Локк выступает против согласия большинства и договора, как идей, при помощи которых можно построить теорию нравственности. Природное состояние людей, считает он, характеризуется не взаимной враждой (как у Гоббса), а доброжелательностью. В таком естественном, природном состоянии мира, доброй воли, взаимной помощи законы и право построены на «здравом смысле», утверждающем, что все люди равны и независимы, поэтому никто не должен причинять ущерба жизни, здоровью, свободе и имуществу других людей.

Равенство понимается Локком как равное право всех людей (равенство возможностей и притязаний) на инициативу, проявление творческой энергии, направленной на достижение своих целей: «Хотя земля и все низшие существа принадлежат сообща всем людям, все же каждый человек обладает некоторой собственностью, заключающейся в его собственной личности, на которую никто, кроме него самого не имеет никаких прав. Мы можем сказать, что труд его тела и работа его рук по самому строгому счету принадлежат ему...».

Труд и талант людей, склонность к тому или иному роду деятельности создают различия между людьми, в результате чего и закладываются основы собственности. Ее дифференциация приводит к необходимости создания государства, которое должно гарантировать инициативу и свободу людей, а не ограничивать их.

В отличие от Гоббса, Локк говорит не только о правах, но и обязательствах человека, которые заключаются в соблюдении вечных и неизменных моральных правил: «Свобода не является свободой для каждого человека делать то, что он пожелает...; она представляет свободу человека располагать; и распоряжаться как ему угодно своей личностью, своими действиями, владениями и всей своей собственностью».

В либеральных теориях принцип автономии приобретает особое значение и смысл. Единственным основанием нравственного действия становится автономный выбор, направленный на дальнейшее освобождение общества. Свобода выступает в качестве высшей ступени и критерия нравственности - дозволено то, что соответствует свободному выражению желаний человека, с единственным ограничением - не ущемлять при этом свободу другого. Однако на самом деле, всякий свободный акт исходит из реальной жизни человека, который его совершает: «Жизнь предваряет свободу, ибо тот, кто не живет, не может быть свободным. Свобода обладает содержанием, это всегда акт, имеющий какую-то цель или затрагивающий кого-то, и за это содержание свобода несет ответственность». Свобода предполагает онтологический и оптический (сущностный) контекст и поэтому не может рассматриваться изолированно от других человеческих ценностей.

Либеральная доктрина, несмотря на существующую критику за декларативный характер прав, не подкрепленных обязательствами, и пренебрежение общественными интересами, все же находит все больше сторонников в мире. По сути, язык прав и демократических свобод, при существующих межкультурных и межнациональных конфликтах и разногласиях, становится единственным языком, понятным не только биоэтикам, но и представителям различных религиозных течений, философам, политикам, государственным деятелям во всех странах.

Теория либерального индивидуализма во многом способствовала сближению позиций антропо- и биоцентризма, «размыванию» четких границ между ними, поиску общих интегральных понятий и языка для диалога, основанного на представлениях, с одной стороны, о соизмеримости человеческих ценностей ценностям жизни, а с другой — о жизни как субстрате духовного, как важной предпосылки возникновения человеческих акциденций. Либеральные теории расширили границы человеческого общества до эко- и биосообщества, где «свои права» получили их «полномочные» представители - отдельные животные, растения, виды, экосистемы, биоценозы и т. д.

Либеральные теории — одно из направлений британского эмпиризма. Другой ветвью этой плодотворной в теоретическом плане философской школы стал утилитаризм И. Бентама и Дж. Милля.

Этику, построенную на основе принципов эмпиризма, в целом можно охарактеризовать как утилитаристскую и эвдемоническую. Ее отправным пунктом является чувство, ощущение нехватки чего-либо (неудобства, дискомфорта, страха и т.д.), некоторое беспокойство души, стремящейся к отсутствующему благу. Именно такие чувства и ощущения, как считают эмпирики, управляют действиями и поступками человека, который при помощи различных средств стремится избавиться от неприятных ощущений и максимизировать приятные. Соответственно, добро и зло — это удовольствие либо страдание или же действие, мысль, поступок их вызывающий, а «...добродетель представляется не столько долгом человека, сколько выгодой, и нравственным для человека будет только то, что полезно...».

Принцип полезности стал основанием этической теории И. Бентама и Дж. Милля. С позиции этики утилитаризма необходимо стремиться к «принесению наивысшей пользы наибольшему количеству людей». При этом в качестве пользы может выступать счастье, удовольствие, здоровье, благополучие, а в качестве конечной цели морали - активизация стремления людей к получению удовольствия, наслаждения и счастья.

Утилитаризм телеологичен: он представляет собой концепцию достижения целей, исходящую из оценки результатов и следствий предпринимаемых действий. Хорошо известно, что любое действие может приносить благо одним людям и страдание - другим. Поэтому польза - это не только сумма благ различных лиц, но и определенный баланс (пользы и вреда, добра и зла). Если суммарно полезные последствия какого-то действия превосходят вред, то такое действие следует считать моральным; в том случае, когда количество положительных результатов меньше, чем наносимый при этом ущерб, поступок считается аморальным.

Классический утилитаризм, построенный на эмпиризме Д. Юма, сводил расчет «затрата-польза» к оценке «приятно-неприятно» для одного субъекта. Утилитаризм Бентама и Милля основан на тройном предписании: максимального увеличения удовольствия, уменьшения боли и расширения сферы личных свобод для возможно большего числа людей. Исходя из этих параметров, была выработана концепция «качества жизни», которую в настоящее время многие биоэтики противопоставляют христианской сакральности жизни. Методология анализа затрат и пользы, как и других формальных методов, позволяющая осуществлять выбор и принимать экологические и биоэтические решения, исходит из предпосылок утилитаризма.

В этике утилитаризма только тот индивид, который обладает способностью к ощущениям, наделен познавательными и нравственными потенциями, поэтому некоторые утилитаристы определяют личность через способность ощущать. Это приводит к тому, что, с одной стороны, область защиты интересов индивидов расширяется до сообщества животных, которые способны чувствовать, а с другой - сужается за счет тех живых существ, которые не имеют таких способностей (эмбрионы, человек в коме). Таким образом, может оправдываться неестественная смерть или уничтожение тех индивидов, у которых страдание преобладает над удовольствием, или же всех неполноценных людей, увеличивающих общее количество боли и уменьшающих количество радости в мире. Парадоксально, что утилитаризм не допускает уважения к живым существам, которые не способны чувствовать и уравнивает людей с теми из них, кто обладает этим свойством. Но все же, благодаря парадоксальности своих предпосылок, именно утилитаризм стоит у истоков общественного движения за права животных.

Утилитаризм оказывает значительное влияние на общественную жизнь. Многие современные философы считают, что его значение было бы еще большим, если бы система утилитаристских принципов была бы дополнена принципом справедливости.

Наибольшую известность на Западе приобрела либеральная эгалитаристская «теория справедливости как честности (fairness) Дж- Роулса, построенная на трех принципах: а) равной наибольшей свободы; б) равенства честно полученных возможностей; в) дифференциации.

Два первых принципа функционально обеспечивают равенство в свободах, правах и возможностях граждан. В соответствии с ними, каждая отдельная личность имеет равное право пользоваться максимальным количеством прав и свобод (совести, слова, собственности, участия в политической жизни и т.д.). Люди, имеющие одинаковые способности и навыки, должны иметь одинаковые возможности для занятия определенного положения в обществе. Третий принцип вступает в силу тогда, когда очевидны результаты первых двух. Он допускает существование неравенства, но смягчает его негативные последствия и требует защищать интересы тех людей, которые оказались в наихудшем положении. Каждый может оказаться на дне жизни, попасть в число неудачников, поэтому общественные и экономические институты должны максимизировать доступность благ для граждан, находящихся в наихудшем положении и создавать благоприятные социальные условия для всех, а не только избранных.

В коммунитаристской этике, долгое время господствовавшей в СССР идея справедливости функционирует в контексте приоритета общественных ценностей над личными. Коммунитаристы, как правило, обращаются к тезису Аристотеля о более высокой ценности практики локальных обществ и добродетелей, ей соответствующих, по сравнению с ценностями этической теории. Они утверждают, что добро как определенная ценностная установка

изначально содержится в социальной практике. Человеку необходимо лишь его усваивать в процессе активного участия в общественной жизни (воспитания, обучения, коллективного труда). Существует умеренная и активная формы современного коммунитаризма. Их отличия заключаются в том, что если представители первого течения коммунитаризма все же пытаются адаптировать либеральные теории, не отрицая явно теории автономии и индивидуальных прав, то «активные» коммунитаристы (С. Taylor, Macjntyre, M. Sandel) принципиально отбрасывают ценности либерализма и пытаются увековечить концепцию индивидуальных добродетелей как результата воспитания в коллективе.

С точки зрения этики коммунитаризма, права отдельных личностей сами по себе, без соответствующих обязательств перед обществом, носят исключительно декларативный характер и поэтому не могут быть реализованы. Следовательно, теория прав, с необходимостью, должна быть дополнена теорией обязательств. Критики либерализма приводят в качестве примера современные западные общества, построенные на ценностях индивидуализма, которые провозглашают политическую разобщенность, допускают разрушение семьи как института, считают более важным соблюдение прав личности, а не выполнение ею своих обязательств перед обществом в вопросах всеобщего благополучия, образования и формирования коллективных целей.

Недостатки либерализма заключаются: во-первых, в недооценке значения общих до<

12345Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: