 |
Чугунная поступь Drang nach Osten 4 глава
|
|
|
|
Последнее — участь князя Черного разделили, очевидно, все князья полян, северы, радимичей, вятичей. Именно они становились во главе все новых и новых восстаний. И, в конце концов, хазары — скорее рано, чем поздно — вспомнили очередные наставления Ветхого Завета: «И предаст царей их в руки твои, и ты истребишь имя их из поднебесной» (Втор. 7, 24).
Повесть временных лет не упоминает среди восточнославянских земель, в которых ко времени прихода Рюрика было «княжение свое», никого из хазарских данников. И не из-за того, что вятичи или радимичи были дикарями. Просто их княжеские роды полегли все до единого человека. До последнего исполнили долг сынов Перуна, защищая подданных от чудовищного ига воплощенной Кривды. Да будет светла их память; жаль, что мы не знаем их имен, кроме северянина Черного.
Когда ненасытные руки каганов потянулись на север, к Ильменю и Белоозеру, вот тогда-то славяне и призвали варягов-русь. И не стоит, наверное, говорить о контроле над торговыми путями, как иные историки. Это, скорее, хазарский взгляд на события тех лет.
Чтобы представить, отчего вольнолюбивые, воинственные, буйные славяне согласились признать над собой власть чужаков, не нужно рассуждать о геополитике и международной торговле.
Нужно просто представить себе надменное лицо кошерища, въезжающего в славянский — твой — городок за русокосой, голубоглазой данью.
БОЙ НА КАЛИНОВОМ МОСТУ
Мы последний оплот, так ни шагу назад!
Слава Русской Земли в наших блещет глазах.
Умереть за свободу, за Правь русич рад,
Наши Боги за нас, и неведом нам страх!
И когда враг ударит стальною стеной,
Мы, как стая волков среди своры собак,
Примем грудью удар, и последний наш бой
|
|
|
Станет светлым мечом, разрубающим мрак!
Велеслав. «Песнь Победы»
Русь и Хазария
Нас ведет за собой громовержец Перун.
Зорко смотрят орлы, неподвижны и горды.
Нет, не нам отступать; мы хранители рун,
Вновь об нас разбиваются желтые орды.
Сергей Яшин. «Исполины»
По Никоновской летописи, когда словене, кривичи и меря, измученные усобицами и надвигавшейся с юга страшной опасностью, выбирали, кого звать в князья, одно из предложений прозвучало: «от козар».
Если только это не выдумка позднейшего летописца, уже не представлявшего, чем был каганат для славянских соседей, то слова эти говорят о многом. О том, что уже тогда завелись на еще не звавшейся Русской земле «прогрессивные, реально мыслящие» деятели. Люди, прости господи, которым политическая и экономическая мощь каганата застила все. Готовые превратить дочерей и сестер в дань, соплеменников — в «песок» под ногами кошерищ, лишь бы вкусить прелестей цивилизации. Конечно, их могли просто купить, как от веку делалось в любой демократии, а золота у владык Хазарии, мягко говоря, хватало. Но ведь нужно было найти готовых продаться.
К счастью, их оказалось мало. Так мало, что в большинстве летописей о них и не упомянуто. Знала земля наша счастливые времена.
И еще это говорит об изначально обозначившемся противостоянии варягов-руси хазарам.
Много сказано об уникальности добровольного призвания варягов-руси в князья. Но уникальной была и опасность. И опасность эту Рюрик-Сокол, судя по всему, отражал успешно. Он провозгласил себя великим князем, что, как отмечает «Иоакимовская летопись», равнозначно греческому титулу «василевс». На востоке этот титул тоже приравняли к императорскому: «Глава же их называется каган -рус». Это был вызов. И вызов этот услышали истерзанные карателями, задавленные чудовищной данью славянские земли на юге. Пришел ОСВОБОДИТЕЛЬ! В мекленбургском предании, опубликованном Ксавье Мармье, как мы помним, говориться, что Рюрик с братьями освободили славянский народ, «страдавший под игом жесточайшей тирании, против которой уже не осмеливался восстать».
|
|
|
«Славяне, живуще по Днепру, утесняемы бывши от козар, иже град их Киев и прочими обладаша, емлюще дани тяжкии и поделиями [ работами — Л.П. ] изнуряюще… прислаши к Рюрику преднии мужи просити, да послет к ним сыне или ина князя княжити. Он же вдаде им Оскольда и вои с ним отпусти. Оскольд же, шед, облада Киевом и, собрав вои, повоева козар» («Иоакимовская летопись»).
Редкое описание действий русского князя против хазар. Оскольд, получается, захватил Киев, а уж потом собрал «воев», то есть полянское ополчение, и изгнал хазар.
Увы, вождем Оскольд оказался неважным. Он допустил три тяжелейшие ошибки, которые могли погубить Русь, но, к счастью, погубили лишь его самого. Первая — он занял оборонительную позицию, уступив инициативу врагу. И враг не заставил себя ждать. Каганат натравил на Киев черных болгар («Убиен бысть от болгар Оскольдов сын») и мадьяр. Через некоторое время последовало нападение печенегов, Оскольдом отбитое («Избиша множество печенегов Оскольд»). Само это племя, как помнит внимательный читатель, появилось впервые у русских границ в 915 году. Воевать с Оскольдом могли лишь печенежские наемники каганата. Не прекращали налетов уличи и древляне — и здесь, скорее всего, не обошлось без «дипломатии» рахдонитов.
Второй ошибкой было принимать всерьез вражду Хазарии и Византии. Их отношения и впрямь омрачились с тех пор, когда каганы выдавали дочек за кесарей, а те посылали инженеров проектировать укрепленные базы для хазарских набегов. Яблоком раздора стали богатые земли Крыма. Так что Византия и впрямь ничего не имела против лишнего врага для вчерашних союзников. Вот только быть этому врагу другом — не собиралась. «У империи нет друзей. У империи нет врагов. У империи есть только интересы» — эта формула британских политиков полностью исчерпывает смысл объемистых трактатов Константина Багрянородного, да и реальной политики Второго Рима.
Так Оскольд ступил на скользкую тропинку Лютовера. Его не вразумило даже прямое предательство «союзников». Во всяком случае, патриарх Фотий, говоря о нападении русов на Царьград, упоминает, как причину его, некое, видимо, общеизвестное, соглашение, нарушенное греками. Русы и впрямь обрушились на окрестности Царьграда с той свирепостью, с которой они обычно карали предателей.
|
|
|
Сам Фотий — занимательнейшая личность. Симон Логофет сообщает: императору Михаилу — тому, что задолго до нашего Петра устраивал «Всепьянейший Синод» — доложили, что дворцовые служащие требуют удвоенное жалование. Оказалось, Фотий в проповеди с амвона святой Софии заявил, что у человека-де две души. Михаил, рассмеявшись, воскликнул: «Так вот чему учит эта хазарская морда!».
Насчет морды императору виднее, изображений Фотия не сохранилось. Но вот учение о двух душах — действительно иудейское, а не православное. Любопытная получается «вражда»…
«Хазарской морде» или кому-то другому удалось не только умиротворить Оскольда (позднейшее церковное предание говорит о буре, по молитвам христиан сокрушившей флот «безбожной руси», но Фотий об этом чуде молчит). Князя даже убедили принять крещение. Чем это для него кончилось, мы помним.
Как говорится, спаси нас бог от таких друзей, а с врагами мы как-нибудь управимся сами.
Наконец, Оскольд умудрился испортить отношения с Рюриком, нападая на подвластную великому князю Полоцкую землю и принимая белых противников варяжской власти из Новгорода. Среди последних, надо полагать были не только честные, но малоумные гордецы-бунтари — такие всегда гибнут первыми. Бежать же, и не куда-нибудь, а в южный Киев, могли те, кто когда-то кричал на вече: «От козар!..».
Казнивший Оскольда-Николая Олег повел себя совсем по-другому. Он, человек «рода княжьего», действительно говорил и поступал, «как имеющий власть». Заняв Киев, Олег сразу наносит удар по древлянам. Древлянский князь Нискиня признает себя и свой народ данниками Олега и Игоря. Обезопасив таким образом тыл, Олег принимается освобождать данников каганата. Многострадальная Северская земля освобождается от жуткой хазарской дани и облагается «данью легкой» — а какая бы показалась тяжелой после ТОЙ? Впрочем, летописец, верно, имел в виду, что дань эта была легкой даже по русским меркам. Затем следуют радимичи, и, незадолго до знаменитого греческого похода, вятичи (летописец не описывает специально их освобождения, но упоминает их в войске Олега). Освобождая от хазарской дани славянские земли, Олег говорил с простотой великого человека:
|
|
|
— Я — их враг.
Или:
— Не давайте хазарам, а платите мне.
Но и на этом он не остановился.
Ох, летописцы-чернецы…какими немногословными становятся они, описывая победы князей-язычников! Помните куцее «воеваша на печенегов», увековечившее подвиг отца Святослава? О победах Олега летописи — и то не «Повесть временных лет» — говорят еще лаконичней: «В лето 883 иде Олег на козары» («Архангелогородский летописец»), Олег «повоева же козары» (Иоакимовская). Вот когда полетели каменные головы Юда!
Правители каганата в те годы наверняка припомнили и северные «ворота зла» мудрой науки Каббалы, и апокалиптического «князя Рос» ветхозаветных пророчеств. Наверняка немало наемников и их неудачливых полководцев расстались с жизнью. Не сумев одолеть в битвах, хазары попытались задушить Русь торговой блокадой. В последнюю четверть IX века на Русь перестает поступать восточное серебро. Лишь в начале Х века хитроумные мусульмане протоптали тропку на Русь в обход державы каганов — через Хорезм и Волжскую Болгарию.
Неизвестно, произвело ли это какое-нибудь впечатление на русов. Скорее нет — поход Олега открыл новый торговый путь, знаменитый «Из варяг в греки». Так что даже купцам жаловаться было не на что. Большинство же русов, надо полагать, блокады не ощутили вообще.
Поневоле согласишься с учеными XIX века, считавшими, что прототипом Ильи Муромца, победившего чудовищного Жидовина, ходившего с богатырской дружиной на Царьград, убившего посягавшее на Киев Иудолище Коганое, стал именно Эльга Мурманец, летописный Вещий Олег. Кому, как не ему быть прототипом любимейшего героя русских былин? В.В. Кожинов вообще полагает, что именно хазар заменили в былинах «злы татарове» — и это вполне вероятно.
Игорь сохранил завоевания своего наставника и расширил их. Возможно, хазары намеренно пропустили через свои земли к Руси печенегов. Не ворвутся же дикари в белокаменные твердыни! А судьба тех, кто родился и жил за их стенами, хозяев каганата волновала мало. Зато ненавистные северные язычники, проклятый «князь Рос» получит нового опасного врага!
Полководческий гений Сына Сокола обратил эти планы в пыль.
|
|
|
При Ольге Хазария воспряла. Мы уже говорили, что при ней каганат вновь прибирает к рукам землю вятичей. Восстановить ту, страшную дань уже не решились, с вятичей берут теперь по серебряному солиду-щелягу от плуга.
Мы уже говорили, что нарисованная нами картина последствий успеха Адальберта — не самая страшная. И мы действительно не рассмотрели наихудшего варианта.
Читатель, вы не забыли, кто следовал по пятам Drang nach Osten’а? Кто сидел на престоле рядом с кайзером Оттоном I?
Читатель, как по-вашему, на которую ночь рахдониты из германских обозов распахнули бы ворота русских городов кованной коннице единоверцев? Позвольте не говорить, позвольте даже не представлять, что ждало бы тогда наших предков. Как подешевели бы на Крымских рынках славянские рабы. И что стряслось бы с городами русов, безумных язычников, дерзнувших восстать на народ божий. Быть может, лишь в нашем веке немец-археолог, раскопав холмы над Днепром и, обнаружив руины в грудах мужских, женских и детских костей, занес бы в свой блокнот: «Предположительно — Kieff, упоминаемый в ряде источников раннего Средневековья».
Много памятников украшает или уродует собой улицы, площади, парки России, Украины, Белоруссии. Есть памятники достойным людям, есть и такие, перед которыми застываешь в изумлении — памятник Гиммлеру в Израиле смотрелся б естественней. Долго ли будет дожидаться памятника тот, кому славянские народы, во всяком случае, славяне Восточной Европы обязаны ФАКТОМ СВОЕГО СУЩЕСТВОВАНИЯ? Где он — воплощенный в бронзе или граните Святослав Храбрый?
Бросок Пардуса
Небо молнией расколото,
Гневом северных Богов
Кровь восстала против Золота
И мятеж ее суров
Сергей Яшин. «Восстание крови»
Ученик Асмунда, безусловно, знал историю отношений своего рода с державой каганов. Он и его воспитатель ни за что не согласились бы с прозвучавшим полтысячи лет спустя определением Руси «Третий Рим» — хотя бы потому, что держава, величавшаяся Вторым, не вызывала у них сколь-нибудь теплых чувств. Но Святослав бы увидел много близкого его сердцу в годах молодости Вечного города, и особенно — в его отчаянной битве с городом-чудовищем, логовом надменных ростовщиков и торговцев — Карфагеном. Он не мог не видеть, не понимать, что война Руси и Хазарии, как и та, древняя битва, могла закончиться лишь гибелью одного из соперников.
В самом деле, что каганату гибель наемной армии, что — взятая крепость, одна или десяток? Чиркнет чудо-Юдо пальцем в тусклом пламени золотых перстней и бриллиантов, — и ощерятся копьями или зубцами крепостных стен новые головы, в стальной чешуе или в броне белого камня
Парадокс нашего повествования в том, что самая блестящая победа нашего героя оставила на удивление мало письменных памятников. Сообщение летописи — лишь чуть менее лаконичное, чем описания подвигов Игоря и Олега. «Пошел Святослав на хазар. Услышав об этом, хазары вышли навстречу со своим князем каганом, и сошлись биться, и одолел Святослав хазар, и град их [ Итиль-Л.П. ] и Белую Вежу [ Саркел — Л.П. ] взял». По этому отрывку очень сложно определить, как была разбита Хазария. Можно только сказать, что были взяты две главных крепости каганата. Фраза «со своим князем каганом» ясности не вносит. Не то летописец просто перевел наполовину двойной титул военного вождя хазар каган-бека, не то Святослав настолько устрашил врагов, что сам каган нарушил священное уединение, выехав к войскам.
Араб Ибн Хаукаль в своей «Книге путей и государств» сообщает больше, но свидетельство его путаней. Он смешал волжских булгар с дунайскими булгарами, и то относит восточный поход русов на 358 год хиджры, — 969 нашего исчисления, год похода на Болгарию — то переносит на Волгу рассказ о суровой расправе нашего героя с болгарскими мятежниками. Он утверждает, что, наряду с хазарами русы «истребили» булгар и буртасов, так что их «не осталось и следа». А ведь Булгария при сыне Святослава появляется в летописях, как сильное и богатое государство, а буртасы исчезнут из летописей, хроник и записок путешественников лишь после Батыя. Да и не было смысла воевать с булгарами — по свидетельству Ибн Фадлана, те ненавидели хазар так же люто, как и прочие данники, и не стали бы за них биться. Разве что путаник-араб имел в виду черных болгар, верных вассалов каганата, и впрямь исчезнувших после святославова похода.
Кажется, рассказ Ибн Хаукаля можно и позабыть, тем паче, что сам путешественник явно не бывал северней коренных хазарских владений в Предкавказье. Однако и наша летопись сообщает, что Святослав, во-первых, пошел за год до хазарского похода в землю вятичей, но не стал облагать их данью, во-вторых, он сперва взял «град» хазар — Итиль — и только потом Саркел, Белую Вежу. Вырисовывается связная картина. Святослав ударил на врагов с земель вятичей, присоединив к своим дружинам их ополчение, оттуда прошел по Волге, по землям булгар и буртасов, двинулся в низовья, к столице каганата. Где-то здесь он встретил и разбил хазарское войско во главе с самим каган-беком (а то и великим каганом).
Да и могло ли быть иначе? Лобовая атака на Саркел была мало того, что самоубийственно опасна — так и невыигрышна стратегически. Саркел стоял на днище естественного «мешка», образованного Северским Донцом и излучиной Дона. С севера в тыл наступающим могли через Дон ударить буртасы, с Юга, из-за Донца — те самые черные болгары. Врагу хазар пришлось бы постоянно беспокоиться за тылы — а Саркел был защищен и Доном, и стенами, возведенными по всем правилам фортификационной науки Петроной Каматиром. За ним лежали плодородные, богатые земли, откуда могли и подвозить припасы, и приходить подкрепления. Нападающие понесли бы здесь страшные потери, страшные и бессмысленные. Не здесь была заветная игла кошерищ, не здесь таился огненный палец Юда. Не крепость была сердцем каганата. Чтобы уничтожить каганат, надо было уничтожить торжище.
Именно так поступил Святослав. Для проникновения на территорию врага наш герой выбрал земли народов, особенно не любивших каганат и его хозяев — вятичей и волжских булгар. Он прошел огненным смерчем по Волге, выжигая гнездовья рахдонитов. Разбил и обратил в бегство спешно собранные против него войска. Участь Итиля можно обрисовать одной фразой — археологи до сих пор ищут его останки. Затем ворвался в Предкавказье. Ибн Хаукаль говорит, что в этих местах русы «если что и оставили, так только лист на лозе», особое внимание уделяя мечетям, церквям и синагогам. Летопись — что Святослав разбил и превратил в вассалов воинственные племена Северного Кавказа — касогов-адыге и аланов, предков осетин. И только потом раздавил последний оплот рахдонитов — Саркел. Саркел, которому больше неоткуда было ждать ни припасов, ни подкреплений. Саркел, к которому впервые со дня основания враг подошел не с северо-запада, а с юго-востока, из коренных хазарских земель!
Держава-вампир, полтора столетия пившая все соки из соседей и данников, рухнула в один, 965 год.
Итак, что именно сделал наш герой, мы примерно можем представить. Осталось понять — как? И это в самом деле нешуточная загадка. Ведь русские дружины, пусть и подкрепленные ополчением вятичей, вряд ли могли потягаться в численности с ордами кочевых вассалов кагана. Не очень понятно, как они справились с кочевниками в их родном доме — степи. И наконец, русы, как единодушно свидетельствуют восточные авторы — Псевдозахария Ритор (VI век), Ибн Русте и Ибн Мискавейх (Х век) — не были хорошими конниками. Верхом они сражались неважно. Лев Диакон позднее говорит то же о воинах нашего героя. Как же им удалось победить выросших в седле степняков?
На первые две загадки ответить проще. Русы и не собирались состязаться со всеми полчищами каган-бека. Как Александр Македонский, под Гавгамелами, не собирался истреблять рыхлое, пестрое воинство Персидской державы. Он, с небольшой личной дружиной, ударил в центр, на гвардию «бессмертных» царя Дария. После того, как македонцы разбили и обратили в бегство царских телохранителей, остальная армия попросту разбежалась. Примерно так же, надо полагать, обстояло дело и в Восточном походе Святослава. Серьезным противником была тридцатитысячное наемное войско, охранявшее Итиль — и только оно. Это — ответ и на вторую загадку. Святославу не пришлось, или почти не пришлось воевать с кочевниками. Его противниками стали наемники, чьим домом была не степь, а казарма. Кочевых же вассалов каган-бек просто не успел мобилизовать. Как уже говорилось, свой путь к Итилю Святослав проложил по землям племен, никогда не бывшими верными подручными хазар. В землях буртасов он не встретил серьезного сопротивления, в землях булгар его и подавно должны были принять с распростертыми объятиями.
Но все это требовало скорости. Как войско Святослава — по тому же Диакону состоявшее, в основном, из пеших кольчужников — могло поспорить в скорости с наемной кавалерией Хазарии? И здесь нам приходит на помощь летопись. Она, как известно, говорит, что Святослав «ходил легко, аки пардус». Пардус — гепард, с которым на Руси охотились на степную дичь. Молниеносно быстрый в спринтерских рывках на короткие дистанции (до 128 км в час), зверь этот быстро утомляется. Поэтому к месту охоты пардуса подвозили на коне, на специальном сидении позади седла. Вот мы и подошли к разгадке тактики Святослава. Его тяжелая пехота передвигалась от одного места сражения к другому верхом! Так они могли оказываться в самых неожиданных для врага местах, и не вымотанные дальним переходом, а готовые к бою. Ведь ездить-то на коне на Руси умели все без исключения мужчины!
Помощь в войне против каганата оказали и старые вассалы отца Святослава, печенеги. Именно Ибн Хаукаль, как мы помним, называл их «острием в руках русов». Другой араб, Ибн Мискавейх, пишет, что в 965 году на Хазарию напали «тюрки» — уж не печенеги ли имеются в виду? Впрочем, арабы иногда даже русов(!) называли «тюрками».
Ибн Хаукаль сообщает также, что русы захватили земли каганата, и те из беженцев, кто захотел вернуться на родину после войны, просили у них дозволения. Русы согласились, на условиях признания их, русов, власти. Очень знакомо. Помните Бердаа? «На вас лежит обязанность повиноваться вам, а на нас — хорошо относиться к вам». Это сообщение трудно переоценить. Речь, стало быть, шла не просто о грабительском налете или возмездии. Святослав сделал земли угнетателей своей державой. В особенности это касалось земель у Дона и Сурожского (Азовского) моря. Хазарские Саркел и Самкуш стали русскими городами Белая Вежа и Тьмуторокань. Их славянское население из забитых данников-полурабов превратилось в полноправных подданных Киевского князя. И Ибн Хаукаль называет «Русской рекой» уже не Дон, как Масуди, а Волгу.
Святослав достойно продолжил дело отца и его воспитателя, Вещего Олега. Не Дон, а Волга стала при нем восточным рубежом Русской земли.
Были у его первого похода и другие последствия. Но о них поговорим в отдельной главе.
Гибель чуда-Юда
Еще напор — и ворог мрет,
Перунов мор — врагу удел!
С.Городецкий. «Перун»
Святослав подвел своим походом черту под вековым противостоянием Руси и Хазарии, под двумя столетиями хазарского ига. Но не только.
Каганат был частью, и, вероятно, гарантом монополии рахдонитов на торговые сношения Востока и Запада. «Основным товаром» Европы при господстве этих посредников были рабы. Надо ли объяснять всю чудовищность подобного положения? Часто говорят, что арабские, европейские, американские работорговцы обессилили Африку, затормозили ее развитие, подорвали силы. Что ж, какова тогда роль рахдонитов в том, что начало Средневековья зовется Темными веками? В Х веке, вместе с каганатом, рухнула и рахдонитская монополия. В следующем столетии в Европе расцветают торговые города, цеховые ремесла, искусства. Наступает расцвет Средневековья, рассвет после ночи Темных веков.
Случайность? Или не мы одни задолжали памятник Святославу Храброму?
О роли каганата в жизни славян мы уже хорошо знаем. Эта книга написана не зря, если читатель найдет, что ответить на становящиеся расхожими смердяковские рассуждения о Хазарии, защищавшей-де славян от кочевников. Мягко говоря, такое лечение хуже всякой болезни, такая защита опаснее всех опасностей.
Но корни вражды лежали глубже и торговых выгод, и государственных интересов. Мы говорили, что у славян были причины призвать варягов, но были причины и у варягов прийти на зов. От богатства варяжских берегов, — помните восторги Герборда и Эббона? — от набегов на города христианской Европы, от господства над ее торговыми путями — в глушь, ельники и болота, на изматывающую войну с сильным и беспощадным врагом.
Слишком разным был взгляд на мир двух народов. Между «хорошо» и «плохо» двух вер пролегло слишком большое расстояние. Даже мир оказался тесен для него.
Одни относились к рабам, как к детям. Даже слова для обозначения тех и других почти одинаковые: чадь, челядь, отроки холопы-хлопы-хлопцы. «С рабами они обращаются хорошо, и заботятся… — удивляется Ибн Русте, и пытается объяснить. — потому что торгуют ими». Неуклюжее объяснение. Мало кто не торговал рабами в тот век, и никто не торговал ими больше хозяев каганата. Но Ибн Русте отчего-то пишет такое только о русах.
Другие к детям относились, как к рабам. Вспомните детей, которых продавали матери-хазарки.
Одни клялись — врагу, побежденному врагу! — «доколе мир стоит, доколе Солнце светит».
У других был ежегодный праздник — Йом Кипур — для освобождения от любых клятв и обещаний.
«Мертвые сраму не имут» нашего героя — и «лучше же псу живому, чем льву мертвому».
«…А на нас — обязанность хорошо относиться к вам» — и «а в городах сих народов… не оставляй в живых ни одной души».
Бескорыстие витязя — и наемная армия каганата. Князь, идущий в бой впереди дружины — и безликая власть его безымянных владык.
Поневоле вспомнишь, как Честертон говорил в своем «Вечном человеке» о вражде Рима и Карфагена. Главу, посвященную этому противостоянию, он назвал «Схватка Богов и бесов». Лучше него не скажешь, и я не прошу прощения за обширную цитату, а прошу — за то, что не могу привести главу целиком. Она стоит многих исторических трудов, стоит, наверное, и этой книги; жаль, что историки не учат ее — скольких ученых нелепиц и академических благоглупостей избегли бы они!
«Нам вечно твердят, что люди воюют из материальных соображений. Но человек не умирает из материальных соображений, никто не умирает за плату. Не было платных мучеников. Призрак «чистой», «реалистической» политики невероятен и нелеп… Почему бы война не начиналась, то, что ее поддерживает, коренится глубоко в душе. Близкий к смерти человек стоит лицом к лицу с вечностью. Если даже им движет страх, страх должен быть прост, как смерть.
Люди сражаются особенно яростно, когда противник — старый враг, вечный незнакомец, когда в полном смысле этих слов они «не выносят его духа»… Если я скажу, что это религиозная война, вы начнете возмущаться и толковать о сектантской нетерпимости. Что же, скажу иначе: это разница между жизнью и смертью, между тьмой и дневным светом. Такую разницу человек не забудет на пороге смерти, ибо это спор о значении жизни.
В такой войне сталкиваются два мира, как сказали бы сейчас, две атмосферы. Что для одних воздух, для других — отрава. Никого не убедишь оставить чуму в покое.
Врагу, а не сопернику отказывались подчиниться римляне. Не о хороших дорогах вспоминали они и не о деловом порядке, а о презрительных, наглых усмешках. И ненавидели дух ненависти, владевший Карфагеном».
Возможно, я не убедил еще читателя, что в приведенной цитате можно с чистой совестью заменить римлян на русов, Карфаген — на Хазарию. Что ж, приведу еще одно доказательство. Оно косвенное, как многое в этой книге. Что ж поделать, если, как и патера Брауна, «все то, что «не является доказательством», как раз меня и убеждает» («Странное преступление Джона Боулнойза»).
В Хазарии должны были скопиться неимоверные сокровища. Вдумайтесь — страна два века была посредником, алчным мытарем в торговле Европы и Азии, подделывала арабские дирхемы, торговала людьми, вела грабительские войны. Хазария рухнула. Где же ее сокровища? Они не «всплывают» в экономике той или иной страны. Да рахдониты и не могли их вывезти — «легкий, как пардус» не дал им времени на сборы и бегство.
Победители каганата, русы Святослава, описанные Львом Диаконом, выглядят не богаче, а беднее русов Игоря, описанных Ибн Фадланом.
Так где же золото каганата? Один писатель построил на этой тайне весь сюжет многотомного романа. Но ответа не дал. Ответ, как водится, не в длинных и заумных новых романах, а в старой простенькой сказке.
У многих народов есть легенды о битве со змеем или драконом; чуть меньше легенд, в которых гад многоголов; чуть меньше — тех, где змей способен отращивать снесенные богатырем головы. Но, — поверьте на слово прочитавшему не один десяток сборников сказок, былин и преданий, — только у одного народа жены убитых змеев стараются погубить богатырей, превращаясь в роскошную, шелками и бархатом убранную постель, яблоню с золотыми яблочками, колодец родниковой воды с золотой чаркой. И у этого единственного народа, у русских, этот сюжет появляется лишь в сказках, меченных именем чуда-Юда.
Младший богатырь — Иван Крестьянский сын, Иван Быкович и т.д. — разоблачает козни змеих, изрубив постель, яблоню и колодец.
Враг. Не противник, не соперник — именно Враг.
Враг, чьи ноздри ранит само твое дыхание, твоя жизнь («Фу-фу-фу, русским духом пахнет!»).
Его ключевая вода — яд для тебя.
Плоды его садов — отрава.
Роскошь его жилищ — погибель.
Воплощенная скверна, от любых следов которой мир надо очищать огнем и железом.
Помните, у Ибн Хаукаля: «если что и оставили — так только лист на лозе»?
Сколько древней, не остывшей за тысячелетие, непримиримой ненависти — «ненависти к аду и делам его», как выразился все тот же Честертон, — сохранила эта сказка! Вот оно, русское «esse delendam»!
Кому-то может показаться чересчур натянутым, чересчур романтичным такое рассуждение. Что ж, мы охотно верим в «Аннибалову клятву» или знаменитое присловье Катона, но поверить в то, что и наши предки были людьми, многим не под силу. Напомню пример из другой, более близкой к нам эпохи.
В XVI-XVII веках Белая и Малая Русь были землями Польско-Литовского государства, Речи Посполитой. Спесивые шляхтичи желали жить роскошно, но обеспечивать средства для этой роскоши не умели и не желали. Вместо этого они отдавали землю, с деревнями хлопов-крепостных, «на откуп», то есть в аренду иудейским купцам и ростовщикам. Как хозяйствовали на арендованной земле достойные преемники рахдонитов, хорошо описал Гоголь в «Тарасе Бульбе»:
«Он уже очутился тут арендатором и корчмарем; прибрал понемногу всех окружных панов и шляхтичей в свои руки, высосал понемногу почти все деньги и сильно обозначил свое жидовское присутствие в той стране. На расстоянии трех миль во все стороны не осталось ни одной избы в порядке: все валилось и дряхлело, все пораспивалось и оставалась бедность да лохмотья; как после пожара или чумы выветрился весь край. И если бы десять лет еще пожил там Янкель, то он, вероятно, выветрил бы и все воеводство».
|
|
|
