Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Историческая наука Великобритании




Состояние исторической науки в первой половине ХХ в. В первой половине ХХ в. продолжался про­цесс профессионализации исторического знания в Великобритании. В академической среде постепен­но утверждалась мысль о том, что труд историка требует высокой профессио­нальной подготовки, специальных навы­ков исследовательской работы. В Оксфор­де (1917) и в Кембридже (1920) была уч­реждена ученая степень доктора филосо­фии, которая присуждалась выпускникам университетов, подготовившим диссерта­ции по исторической проблематике.

В результате усилий академических историков по созданию системы обучения аспирантов в 1921 г. при Лондонском уни­верситете открылся общенациональный центр по подготовке профессионалов-историков. Институт исторических исследований, созданный на обществен­ные средства и частные пожертвования, был поддержан ведущими университетами страны. Во главе его встал медиевист, профессор А. Поллард. В 1930-е г. инсти­тут стал курировать выпуск многотомной «Викторианской истории графств». Он выступал также в качестве организатора встреч историков-профессионалов разных стран. В 1921 г. в Лондоне состоялась первая англо-американская конференция профессоров истории. С 1926 г. эти встре­чи приобрели регулярный характер. С се­редины 1930-х г. начали проводиться научные конференции британских и французских историков.

В межвоенный период окрепли пози­ции национальных исторических обществ. В 1918 г. при Королевском историческом обществе был создан ко­митет по изучению исторических источ­ников, члены которого занимались выяв­лением архивных документов и подготов­кой их к публикации. Члены общества приступили в 1937 г. к периодическому изданию научной библиографии британ­ской истории, которая включала в себя перечень монографий и статей, опублико­ванных после 1900 г.

В 1920-1930-е г. заметно возрос автори­тет Исторической ассоциации, в которой насчитывалось около ста местных отделе­ний и 4,5 тыс. членов. Руководство ассо­циацией осуществляли профессиональные историки Ч. Ферс, А. Грант и др. На страницах журнала «История», издаваемого ассоциацией, ве­лась полемика о содержании предмета истории и её образовательной, воспита­тельной функции. С 1922 г. Историческая ассоциация начала публиковать информа­ционный «Ежегодный бюллетень истори­ческой литературы». Важное место в дея­тельности ассоциации заняло изучение проблем локальной истории. В середине 1920-х г. был создан комитет по локаль­ной истории. Он координировал выявле­ние, сбор и систематизацию исторических источников, которые проводили местные исторические и антикварные общества и архивы графств.

В межвоенный период заметно вырос­ло влияние региональных исторических обществ (например, Шотландского исто­рического общества) и некоторых универ­ситетских объединений историков-профессионалов. В 1922 г. в Кембридж­ском университете было учреждено исто­рическое общество, члены которого спус­тя три года основали «Кембриджский ис­торический журнал». Вскоре вокруг журнала сформи­ровалось научное сообщество, в которое входили многие известные британские историки (Дж. Бери, Дж. Клепэм, Дж. Роуз и др.).

В первой половине ХХ в. ведущее положение в английской историографии по-прежнему занимали исто­рики-медиевисты. Их научная и организа­ционная деятельность во многом опреде­ляла облик исторического знания в стране. В то же время заметно возрос авторитет историков, занимающихся изучением новой истории. Это привело к открытию в 1937 г. кафедр новой истории в Кембридже и Оксфорде.

Значительное воздействие на британскую историографию первой трети ХХ в. оказали изменения мировоззренческих установок в сообществе историков. В это время историки-профессионалы приходят к мысли, что история представляет собой область знания, по отношению к которой, невозможно применять методы познания, используемые в естественных науках. Индивидуализация «исторического метода» приводила сторонников подобного взгляда (А. Поллард, Дж. М. Тревельян и др.) к утверждению о большей близости истории к литературе и искусству, нежели собственно к науке. В следствии чего в английской историографии наметился синтез позитивизма с неокантианскими представлениями о специфике исторического познания, что придавало методологии истории черты эклетизма.

Дальнейший поиск новых подходов к изучению прошлого обусловил появление в 1930-1940-е гг. философско-исторических трудов А. Дж. Тойнби (см. Главу 7) и Р. Коллингвуда.

Робин Джордж Коллингвуд (1889-1943) в своих работах «Автобиография» (1939) и «Идея истории» (1946) выступил с критикой позитивизма. Он полагал, что история представляет собой не последовательность единичных событий, скреплённых причинно-следственными связями, и посредством которых она выглядит как закономерность, а процесс в котором «вещи не начинаются и кончаются, но превращаются друг в друга». Отсюда задачей историка Коллингвуд считал не пассивное наблюдение фактов, а творческий анализ информации заложенной в них. Эта концепция в целом строилась на идеалистических основаниях и означала, что историческое знание как таковое представляло собой лишь «воспроизведение в уме историка мысли, историю которой он изучает».[57]

Другим историком, внесшим заметный вклад в критику господствовавшей тогда вигско-либеральной концепции истории, являлся Герберт Баттерфильд (1900-1979). В своих работах «Вигская интерпретация истории» (1931) и «Англичанин и его история» (1944) он определял исторический процесс как переход от одного состояния вещей к другому путём столкновений, взаимовлияний воли и побуждений индивидов и различных групп. Суть исторического познания, согласно Баттерфильду, заключается в постижении всего многообразия уникальных элементов, соединение которых даёт причудливые результаты. Поэтому он полагал, что история в действительности – это форма описательного произведения, которое сродни книгам о путешествиях, а историк ни судья, ни присяжный. Он находится в позиции человека, который призван дать свидетельство.

Критические суждения Г. Баттерфильда, историософские работы А. Тойнби и Р. Коллингвуда способствовали переосмыслению господствовавшей тогда в британской историографии вигской концепции истории. Постепенно начали упрочиваться позиции экономической и социальной истории. Вслед за созданием в 1920 г. кафедры экономиче­ской истории в Манчестерском универси­тете аналогичные кафедры были открыты в Лондонском университете (1921), Кем­бридже (1928), Оксфорде (1931). Оформ­ление экономической истории как акаде­мической дисциплины в 1920-1930-е гг. свя­зано с именами таких университетских историков-профессионалов как У. Эшли, Дж. Энвин, Дж. Клепэм, Р. Тоуни и др.

В 1926 г. образова­лось «Общество экономической истории», которое возглавлял бирмингемский про­фессор У. Эшли. Созданию общества со­путствовал выпуск с 1927 г. научного журнала «Экономико-историческое обо­зрение». Ор­ганизация Общества экономической исто­рии и журнала ускорили размежевание экономической истории и «исторической экономики» - отрасли политической эко­номии, которая сформировалась в Европе последней трети XIX в. Однако историки 1920-1930-х гг. расходились в понимании предмета и методов изучения экономической истории. Одни рассматривали её как область науки, находящуюся на стыке политэкономии и истории и предлагали развивать её в русле «исторической эко­номики». Другие отрывали эту дисципли­ну от теории и стремились придать ей су­губо прикладной характер, используя ме­тодики технических и естественных наук. Содержание дискуссий по поводу су­щества экономической истории и её поло­жения в историографии в значительной мере обусловливалось воздействием на академическую среду марксистской поли­тической экономии и социологии.

Оформле­ние экономической истории в британской историографии первой трети XX в. стиму­лировало рождение социальной истории как автономной области исторического знания.

В то время большая часть профессио­налов не проводила чёткой границы меж­ду экономической и социальной историей, отводя последней роль «младшей сестры». Социальный аспект присутствовал в работах экономических историков в ос­новном как фон или дополнение к изучае­мым вопросам. Проблемы социально-экономической истории рассматривались ими в рамках социальных наук, связанных с потребностями британского общества и государства. Политизация экономической и социальной истории нашла организаци­онное выражение в создании Националь­ного института экономических и социаль­ных исследований, который был образо­ван в 1938 г. в Лондоне при содействии правительства.

Несколько иначе трактовалось содер­жание социальной истории в работах историков, которые группировались в ос­новном вокруг Лондонского университета: Б. и Дж. Хэммондн, Р. Тоуни, Дж. Коул и др. Под социальной историей они подразумева­ли быт, положе­ние, поведение низших слоев общества в различные исторические эпохи.

Выдвижение в историческом знании 1920-1930-х гг. на первый план вместо «героических» сюже­тов политической истории тем обыденной жизни, смещение акцентов от изучения истории государственных и общественных институтов к истории повседневности, повышение массового спроса на книги по истории британской культуры обусловили появление более емкого толкования соци­альной истории.

Подобный взгляд на историю через призму обыденности человеческого суще­ствования нашел яркое воплощение в ра­боте известного кембриджского историка Дж. М. Тревельяна «Социальная история Англии» (1944). В его представлении структура исторического знания складывалась из трех основных компонентов - экономиче­ской, социальной и политической истории. В этой системе социальная история со­ставляла главное звено, связывавшее две другие области историографии. Тревельян полагал, что сфера социальной исто­рии - это «повседневная жизнь населения данной страны в прошедшие времена; она охватывает как общечеловеческие отно­шения, так и экономические отношения разных классов друг к другу, характер семейных отношений, домашний быт, ус­ловия труда и отдыха, отношение челове­ка к природе, культуру каждой эпохи, воз­никшую из этих общих условий жизни и принимавшую непрестанно менявшиеся формы в религии, литературе и музыке, архитектуре, образовании и мышлении».[58] Дж. М. Тревельян предлагал изучать со­циальную историю, как и всю историю в целом, в русле «чистой» историографии, родственной по духу и смыслу искусству и литературе.

Во второй половине 1930-х гг. область социальной истории расширилась за счет включения в неё локальной истории. В трудах по локальной истории содержались целостные культурно-исторические харак­теристики местного общества (города, графства, региона).

В рамках политической историографии важное место занимает изучение внешней и колониальной политики Великобритании. В 1927-1938 гг. под редакцией Дж. Гуча и Г. Темперли выходит одиннадцатитомная публикация «Британские документы о происхождении войны, 1898-1914». К этому же периоду относится издание академической трёхтомной «Кембриджской истории британской внешней политики» (1922-1923) под ред. А. Уорда и Дж. Гуча.

Развитие британской историографии во второй половине ХХ в. в целом согласовывалась с тенденциями развития социально-гумманитарного знания стран Европы и Америки этого времени. В то же время историческая наука Великобритании имела свои устойчивые характерные черты, которые формировали её неповторимый облик.

К середине XX в. поли­тическая, экономическая и социальная ис­тория уже выражали себя в качестве мно­госоставных субдисциплин профессио­нального исторического знания Велико­британии. В то же время в его поле сти­хийно втягивались исследовательские об­ласти из искусствознания, литературной критики, философии, психологии. В большой степени эта близость зада­валась общей исторической ориентацией дисциплин социально-гуманитарного зна­ния, которая утвердилась в XIX в. в пери­од господства научного исторического метода и его модификаций (генетической, компаративной, типологической). В академическом сообществе стали распространяться методологические и концептуальные установки аналитической философии, бихевиористской политиче­ской науки, математизированной эконо­мической теории, формалистической ли­тературной критики. В конце 1950-х - 1960-е гг. о себе в полный голос заявила «новая» историография, которая строилась на ос­новах сциентизма и объективизма. Побор­ников «новой истории» объединяло стрем­ление преобразовать устои традиционной науки средствами обновления теории, ме­тодологии, проблемных полей, языка ис­торической профессии и желание достиг­нуть «нового исторического синтеза».

Главенст­вующее положение в британской историографии по-прежнему сохраня­ла политическая исто­рия. Однако в 1960-1970-х гг. её предмет стал определяться более ёмко, про­изошла корректировка семантики понятий и терминов.

Одно из первых обоснований позиций «новой» политической истории содержа­лось в работе консервативного историка Дж. Элтона «Политическая история. Принципы и практика» (1970). В книге обосновывалась идея о необходимости обновления политической истории и её основных компонентов - юридической, конституционной, административной, ди­пломатической истории - средствами бо­лее широкого истолкования предмета ис­следования, выявления приоритетности политических отношений в истории.

Эти доводы были воспроизведены «но­выми» политическими историками во вре­мя общебританской дискуссии «Что такое история сегодня?», организованной в се­редине 1980-х гг. журналом «Historu Todau». Дж. Элтон, Р. Хаттон и др. отстаивали тезис о том, что поскольку «все есть политика», ведущее положение в историческом знании и историческом со­обществе должна по праву занимать именно эта дисциплина.

К последней трети XX в. в рамках по­литической истории сосуществовали ис­торики, представлявшие политическую историографию открыто ранкеанско-позитивистского толка и нео­ревизионистское направ­ление. Дискуссии между ними, в конеч­ном счете, велись вокруг необходимости обновления основных концептов. В лекси­кон политической историографии 1970-1980-х гг. вошли новые слова (такие как ментальность), которые при переводе их из куль­турной антропологии, психологии, ин­форматики и других дисциплин оказались переистолкованы, переиначены семанти­чески.

Среди английских университетов ве­дущее место в исследовании политиче­ской проблематики по-прежнему занима­ли Оксфорд и Кембридж. В Оксфордском университете при изучении политической истории успешно применялись междисци­плинарные подходы. Этот университет объединил многих видных историков, специализировавшихся в области полити­ческой истории (М. Ховард, С. Холмс, К. Морган и др.) В Кембридже политическая проблематика разрабатывалась профессо­рами и преподавателями Крайст-колледжа (Дж. Пламб,) Клер-колледжа (Дж.Элтон), Питер-хауса (Дж. Перри). Поли­тическая история новейшего времени ока­залась широко представлена в новых, го­родских и технологических университетах (Шеффилд, Ньюкасл). Так, ве­дущее положение на гуманитарном фа­культете университета Стрэтклайда в по­следней трети XX в. заняло отделение по­литической науки, при котором сформи­ровался центр по исследованию общест­венной политики в современной Велико­британии, созданный при участии видного политолога Р. Роуза. Сотрудники центра занимались изучением британского элек­тората и прогнозированием электорально­го поведения, проводили сравнительные исследования социально-политических сдвигов в странах Запада.

В послево­енные годы изменились представления историков об экономической и социаль­ной истории и взаимоотношениях между ними. В 1950 - 1960-х гг. процесс пере­осмысления содержания экономической истории совершался одновременно с пере­смотром предмета социальной истории. Обсуждение вопросов истории перехода Европы от средних веков к новому време­ни, содержания и последствий промыш­ленной революции, причин утраты Вели­кобританией ведущих экономических по­зиций в мире и пр., в конечном счете, со­относилось с проблемой социально-экономической детерминации истории, изучением факторов воздействия эконо­мики на социальные отношения и духов­ную жизнь общества.

Сциентистская тенденция в социально-гуманитарном знании и, в особенности, ориентация экономической теории на ма­тематическое моделирование и эмпириче­ский статистический анализ существенно повлияли на понимание предмета эконо­мической истории. Все более отчетливо стала заявлять о себе новая экономическая история, основу которой составляло использование количест­венных методов.

В 1970-1980-е гг. в рамках новой экономи­ческой истории оформились две отрасли - количественная история и история бизне­са. В разработку проблематики новой эко­номической истории активно включились и экономисты. В дальнейшем в работах экономических историков стали широко применяться методики, заимствованные из социологии, демографии, психологии.

В 1978 г. при Лондонской школе эко­номики и политической науки был открыт Центр по изучению истории бизнеса. Ана­логично образовался в 1988 г. Центр ис­следования истории бизнеса на базе отде­ления экономической истории Глазговского университета.

С 1960-х гг. в университетах при содей­ствии Общества экономической истории стали проводиться научные конференции. Переориентация общества на изучение новой экономическоё истории, и, прежде всего, количественной истории, обуслови­ла сокращение притока новых членов. Сужение в новой экономической истории проблемных полей исследования, исполь­зование специфического языка привели к ограничению контактов с представителя­ми других областей исторического знания. В 1980-е гг. в деятельности общества стали заметны попытки вернуться к более ши­рокой трактовке экономической истории. В общество вошли такие известные исто­рики, как Т. Баркер, Дж. Терек, П. Матиас и др. В последней трети XX в. выросло со­трудничество этой организации с Общест­вом социальной истории.

Ко второй по­ловине XX в. наиболее динамичной суб­дисциплиной исторического знания стала «новая социальная история». Начало качественного преоб­разования социальной истории в Велико­британии связывается с изданием в 1963 г. книги Э. Томпсона «Становление англий­ского рабочего класса». Позднее, со вто­рой половины 1960-х гг., стали появляться работы по социальной истории, написан­ные под влиянием М. Вебера и школы «Анналов».

Новая социальная история сконцен­трировала в себе основную проблематику исторических исследований «новой исто­рической науки. Само название было призвано отличать новую социальную историю от традици­онной социальной истории. Теперь главным пред­метом исследований стало внутреннее состояние общества как такового (отдельных его групп и индивидов). Весь комплекс фак­торов предполагалось изучать в их мате­риальном, социокультурном и психологическом выражении.

Интенсивность процессов дифферен­циации и интеграции в науке в связи с расширением самого предмета истории, источниковой базы, методов исследования и способов обработки источников вызвала появление множества новых исследова­тельских областей. В историографии поя­вились такие субдисциплины, как демо­графическая история (П. Ласлетт) социально-интеллектуальная история (Дж. Покок, Дж. Данн, К. Скиннер), психоистория. Эти области тяготели к новой социальной истории и в значительной степени пере­плетались с ней. В 1980-е гг. определились такие исследовательские области, как ис­тория семьи (Л. Стоун), детства, образования, города (Дж. Даос), преступности, социальная история меди­цины, социальная история религии (К. Томас). Идея изучения «истории снизу», «народной ис­тории» способствовала оформлению «женской (гендерной) истории», «но­вой рабочей истории» и т. п.

Таким образом, почти на протяжении всей второй половины ХХ в. в британской историографии господствовала «новая история», которая при всём многообразии и противоречивости её компонентов, характеризовалась известным единством. Тем не менее, во второй половине 1980-х гг. среди историков заметно усилились критические настроения по поводу её возможностей. По их убеждению она не оправдало возлагавшиеся на неё надежды по созданию «тотальной» истории: «новая» историография оказалась не в состоянии преодолеть теоретико-методологическую и концептуальную разобщённость исторического знания. В истории «новой» историографии прослеживаются периоды, когда она испытывала определяющее влияние различных дисциплин: в 1960-е гг. – социологии и исторической демографии, в 1970-е гг. – социальной и культурной антропологии, а также психологии, позднее, в 1980-1990-е гг. – лингвистики и литературной критики. Кризис на рубеже нового тысячелетия «новой» историографии в Великобритании привёл к возобновлению поисков новых методологических основ исторических исследований.

 

Историческая наука в США

Состояние исторической науки в США в первой половине ХХ в. Для первой половины ХХ в. характерна проти­воречивость методологических основ североамериканской ис­торической науки. С начала 1900-х гг. некоторые историки выступают с позиций релятивизма, то есть отрицания объективности исторического познания. Значитель­ную роль при этом играла философия прагматизма.

Одним из наиболее влиятельных вари­антов прагматизма стал так называемый инструментализм, создателем которого был видный американский философ Джон Дьюи. Гносеология Дьюи основана на рассмотрении научных понятий лишь как «инструментов», истинность которых все­цело определяется их практической по­лезностью. Констатируя неизбежную за­висимость исторической науки от полити­ческих течений современности, Дьюи интерпретирует это с позиций релятивизма и делает вывод о невозможности объектив­ного исторического познания прошлого.

Видные американские историки обра­щаются также к идеям европейских нео­кантианцев - В. Виндельбанда, Г. Риккерта и других, выдвинувших положение о принципиальном различии между методо­логией естественных и общественных на­ук и утверждавших, что в истории невоз­можно установление общих законов, что цель познания - лишь описание отдельных неповторяющихся событий. В своём обращении к Американ­ской исторической ассоциации в 1931 г. известный историк К. Беккер выдвинул тезис, что представления любого человека об истории ничем принципиально не от­личаются от научной истории и что объек­тивной истории быть не может вообще, ибо история - это «акт мысли», которая творит историю сообразно интересам современности. Подобные взгляды были развиты влиятельными историками – президентами Американской исторической ассоциации Ч. Бирдом, Г. Боултоном, У. Доддом. Они подвергли критике истори­ческую терминологию, объявили «символами», продуктами сознания историка такие понятия, как закономерность общественного развития, причинность явлений и т.д.

Результатом скептического отношения к возможностям познания явилось также возрождение взглядов на историю как на искусство, в котором решающая роль принадлежит творческому воображению историка. Видное место в исторической литературе занял жанр литературно-исторической биографии.

И все же ведущие позиции в американ­ской исторической науке сохраняла мето­дология позитивизма. Релятивизм ещё не внедрился в практику исторических ис­следований, и позитивистская теория мно­гих «равноправных факторов» определяла подход большинства историков к изуче­нию прошлого. С конца 1920-х гг. в американской историографии важное место начинает занимать экономическая и социальная история. Усиление внимания к этой проблематике происходило под влиянием целого ряда факторов - эконо­мического развития страны, роста рабоче­го движения и внутренней эволюции по­зитивистского направления.

Одно из ведущих мест в исторической науке США межвоенного периода заня­ло либерально-реформистское направле­ние, за которым закрепилось название «прогрессистской школы», её основателем был Ф.Д. Тернер. Историки-прогрессисты Ч. О. Бирд, Д. Ф. Джеймсон, А. М. Шлезингер-старший, Дж. Т. Адамс и др. в основном концентрируют свой исследовательский интерес на изучении американской истории.

Чарлз О. Бирд (1874-1948) и Артур М.Шлезингер -старший (1888-1965) посвящают свои работы эпохи Гражданской войны. Они отмечают, что развитие связей плантационного рабства с капиталистическим рынком сопровождалось усилением его несовместимости с промышленным капитализмом Северо-востока. Это противоречие, в конечном счёте, и явилось основополагающей причиной Гражданской войны, которая по своей сути, согласно Бирду, являлась «второй американской революцией». Главным вопросом которой явилась смена господства одного класса над другим – плантаторов-рабовладельцев промышленной буржуазией.

Важное значение для развития методологии «прогрессистской школы» имела монография Джеймса Т. Адамса (1879-1949) «Провинциальное рабство» (1927). В которой была подвергнута сомнению, господствовавшая тогда в американской историографии, апологетическая концепция о развитии американского общества, как изначально образцовой демократии среднего класса. Дж. Т. Адамс показал, что недемократические принципы получили своё выражение в политическом устройстве и религиозной жизни США. Кроме того, история США нового времени это эпоха на протяжении которой шла социально-экономическая дифференциация общества, в условиях ограниченной возможности социальной мобильности, а это в свою очередь также не способствовало формированию институтов демократии.

Другой прогрессистский историк Джон Ф. Джеймсон (1850-1937) первым в США поставил задачу выявить типологическую общность Американской и Великой французской революций. Вопреки укоренившейся в историографии США оценке Американской революции как политической и антиколониальной, а Великой французской – как социальной, заменившей «старый порядок» (феодальный) «новым» (буржуазным), Джеймсон называл обе революции социальными. Это проявилось, во-первых, в том, что они были вызваны к жизни широкими движениями народных масс, и по его определению, были «популистскими революциями». Во-вторых, обе революции преследовали цель изменить общественные системы, имевшие схожие черты, отягчённые феодальными правами в системе землепользования, аристократическими политическими устройствами.

Давая общую оценку деятельности историков-«прогрессистов», мы должны отметить, что их труды имели серьёзные отли­чия от предыдущих общих работ по американской ис­тории. Если историки XIX в. (Дж. Скулер, Дж. Мак Мастер и др.) стремились вме­стить в многотомные сочинения все имевшиеся в их распоряжении сведения по американской истории, воздвигая «монблан» фактов, то историки-прогрессисты использовали фактиче­скую ткань для теоретического осмысле­ния исторического опыта США. Их исто­рическому синтезу был присущ ряд важ­ных нововведений.

Создавая синтетические полотна аме­риканской истории, историки-прогрессисты активно размышляли над связью прошлого США со всемирно-историческим процессом. Многие среди них ограничивались раскрытием непо­средственных отношений между истори­ческим развитием Америки и Европы, та­ких, например, как зависимость истории США колониального периода от процесса формирования капиталистических отно­шений и ранних буржуазных революций в Западной Европе, в первую очередь, в Англии. Но некоторые историки-прогрессисты пытались выявить единую внутреннюю логику, общую закономерно­сть исторического развития США и все­мирно-исторического процесса.

Наивысшей активности прогрессистская школа достигла в 1930-1940-е гг., но вместе с тем в это время в её развитии выявились серьёзные внутренние противоречия. Главное из них заключалось в пересмотре социально-критических позиций в подходе к американской истории и восприятии релятивистских методологических принципов. Эти изменения особенно заметны на примере творчества Ч. Бирда, который во многом под влиянием «нового курса» Ф. Рузвельта воспринял теорию «американской исключительности». Противоречивость его научных взглядов отразилось в его основной работе «Развитие американской цивилизации» (в соавторстве с женой – М.Р. Бирд). Первые два тома, появившиеся в 1920-е гг., трактовали американскую историю как неотъемлемую часть всемирно-исторического процесса. В третьем и особенно четвёртом томах, опубликованных в конце 1930- начале 1940-х гг., США рассматривались как особое, подчиняющееся специфическим законам культурно-психологическое сообщество, как уникальная и самая совершенная цивилизация. В методологическом плане эти изменения, в конечном счёте, привели Бирда к отказу от принципов классического позитивизма. Он поставил под сомнение и наличие объективных исторических фактов, объявив их категорией субъективного восприятия историка. «История! Да это кот, которого тянут за хвост туда, куда он меньше всего хочет идти сам», это нигилистическая фраза отразила эволюцию ведущего прогрессистского историка на завершающем этапе.

В конце 1940-х гг. позиции прогрессистской школы покидают и другие видные её представители. Они отказываются от идеи социального конфликта как важнейшего фактора американского исторического развития и объявляют таковым реформы просвещённых президентов от Т. Джеферсона до Ф. Рузвельта. Эта концепция послужила основанием новой школы в американской историографии – неолиберальной, которая оформилась уже в 1950-е гг.

Историческая наука в США во второй половине ХХ в. претерпела существенные обновления, поднявшие её на достаточно высокое место среди гуманитарных наук. В то же время развитие аме­риканской историографии было неодно­значным и даже противоречивым, попыт­ки презентистского использования исто­рических знаний в целях текущей полити­ки были далеко небезуспешными. Историков, как и представителей дру­гих социальных наук, призывали вклю­читься в «холодную войну», дав ей социо­логическое, экономическое и историче­ское обоснования. Президент Трумэн обращаясь к Американской исторической ассоциации в декабре 1950 г. отметил, что главной задачей политики США является борьба с комму­низмом, и в этом деле «труд американских историков имеет колоссальное значение».

Однако в целом американская историография значительно продвинулось вперёд не только в изучение истории США, но и в формировании новых отраслей историче­ской науки: латиноамериканистики, сла­вистики, истории международных отношений. В США появилась целая плеяда крупных историков, социологов и полито­логов, труды которых приобрели весьма широкое международное звучание.

В развитии американской историче­ской науки второй половины XX в. выде­ляются два этапа - конец 1940-х – 1950-е гг. и 1960-е начало 1990-х гг. Первый период характеризуется доминированием в историографии направления основанного на теории «консенсуса» (согласия). Её приверженцы, отправляясь от положений об «американской исключительности», отрицали важное значение социальных конфликтов в истории США.

С 1960-х гг. начался новый период в развитии исторической мысли в США, который характеризуется формированием «новой исторической науки», возникновение которой было обусловлено как внутренними факторами (движение против расового гнёта, социально-экономические изменения в условиях НТР и т.д.), так и внешними (влияние европейской историографии, особенно французской и английской). «Новая историческая наука» развивалась с поистине аме­риканским размахом, она опиралась, прежде всего, на деловую постановку универси­тетского исторического образования и широкое научно-техническое обеспечение научной работы, оказывая, в свою оче­редь, влияние на историографию других стран.

Возрастание практической роли социальных знаний, в том числе ис­торической науки, потребности её внут­реннего развития послужили важной при­чиной увеличения масштабов историче­ских исследований. Расширение подготов­ки профессиональных историков, созда­ние большого числа новых научных цен­тров, солидная материальная поддержка со стороны частных фондов (фонды Форда, Рокфеллеров, се­мейства Меллонов) и правитель­ственных учреждений - всё это придало историческим исследованиям в США больший размах, чем в странах Западной Европы. Так только по фулбрайтовской программе ежегодно предоставляется до 500 субсидий для зарубежных поездок историков.

В Америке существует весьма сложная система профессиональных организаций историков. Крупнейшим национальным объединением является Американская историческая ассоциация (АИА). Только ей конгрессом предостав­лено право представлять профессиональ­ные интересы американских историков в правительственных агентствах и на меж­дународной арене. Численность орга­низации составляет около15-20 тыс. членов, а основным печатным органом АИА является – «Американ­ское историческое обозрение». Под эгидой АИА раз­вернута деятельность специализирован­ных исторических обществ.

Специализированные общества раз­личны по своим научным интересам и масштабам деятельности. Научная на­правленность одних - изучение важных аспектов истории США: Ассоциация эко­номической истории (1940), Общество по изучению жизни и истории негров (1915), Американская ассоциация социальной истории (1976) и т. д. Другие общества имеют узкоспециальный характер, напри­мер, ставят целью изучение история ме­дицины, архитектуры и т.д. Большая группа обществ, так или иначе, связана с изучением истории рели­гии и её институтов. Ещё одна категория исторических обществ - объединения страноведческого характера: Се­вероамериканская конференция британ­ских исследований, Общество итальянской истории и т.д. Большим влиянием пользуется Американская ассоциация ме­стной истории.

В первое послевоенное десятилетие произошли существенные перемены в теоретико-методологических основах американской исторической науки. Критика классического позитивизма, которая нарастала в историографии с 1930-х гг., достигла своего апогея в конце 1940-начале 1950-х гг. Из новейших философских течений она испытала влияние экзистенциализма. В центре внимания оказались гносеологические проблемы: о различии методологии гуманитарных и естественных наук, критерии истинности исторического познания, соотношении истории и современности. Такие историки как Ч. Бирд, Дж. Хайнс и др. справедливо констатировав, зависимость исторического мышления от факторов сегодняшнего дня, выдвинули концепцию «объективного релятивизма». Всё что, может сделать историк для нейтрализации влияния современности на изучение прошлого, это попытаться контролировать отбор фактов и направленность исследования.

Одним из важных следствий методологической переориентации американской историографии был упадок прогрессистского (экономического) направления. Изменение отношения к экономическому детерминизму раскрывает заявление Л. Хэкера: «материалистическая интерпретация политики несостоятельна. Это марксистский анализ». Экономическое направление не исчезло, но утеряло цельность и общественную значимость. Лишь отдельные представители американской исторической науки продолжали разрабатывать проблемы социальных конфликтов, другая же часть сужала экономизм до простого описания экономических явлений.

В первые полтора послевоенных десятилетия доминирующее положение в американской историографии заняла теория «согласованных интересов». Она провозглашала, что американское общество на всём своём историческом пути отличалась единством по фундаментальным вопросам общественно-политического устройства. Разработка истории с позиций «согласованных интересов» требовала иных методов и ракурсов исследования. Большое внимание отводилось роли идей, политических доктрин, нередко анализируемых в отрыве от социальной почвы, и психологической мотивации.

Теория «согласованных интересов» по-разному преломилась в исторических работах представителей консервативного и неолиберального направлений.

Историки консервативного направления выступили с переосмыслением всей истории США, но особое внимание они уделяли раннему периоду, когда согласно их концепции были заложены основы единства американской нации, особенно характерны в этом плане работы Л. Харца, Бурстина и Р. Брауна.

Луис Харц в работе «Либеральная традиция в Америки» выводит американскую исключительность из особенностей английской колонизации Северной Америки в XVII в. Согласно его концепции в Европе острая социальная борьба возникла из-за существования разных жизненных укладов и идеологических систем, в то же время при основании американских колоний от европейского общества отделился один идеологический компонент – пуританство, что и обеспечило развитие американской государственности в рамках либерального согласия.

В отличие от Харца Дэниэль Бурстин утверждал, что согласие по фундаментальным вопросам сложилось в Америке в результате приспособления колонистов-поселенцев к новой специфической среде. Ещё один вариант консенсусного развития выдвинул Роберт Браун в книге «Демократия среднего класса и революция в Массачусетсе». Он доказывал, что в английских колониях преобладал «средний класс» самостоятельных фермеров, поэтому на почве экономической демократии складывалась политическая демократия.

Разделяя в 1940-1950-х гг. вместе с консерваторами многие положения теории «согласованных интересов» неолиберальное направление имело ряд существенных особенностей. Во-первых, либеральные историки не отрицали борьбу либеральной и консервативной традиции, а нередко и социальных противоречий на протяжении всей истории США. Во-вторых отправляясь от концепции «старого» и «нового» капитализма, они прилагали теорию консенсуса, прежде всего, к истории США ХХ в. Ведущими историками неолиберального направления являлись Р. Хофстедтер и А.М. Шлезингер-младший.

Научные интересы Р. Хофстедтера были сосредоточены главным образом вокруг проблем реформизма начала ХХ в. В своих работах «Американская политическая традиция», «Эра реформ» и др. он даёт широкую панораму, рисуя бурный процесс индустриализации и урбанизации на рубеже веков. При объяснении хода исторических событий Хофстедтер опирается во многом на психологическую мотивацию. Исторический процесс выступает у него, прежде всего, как ряд социально-политических изменений, обусловленных переменой «психологической атмосферы», то есть господствующих в обществе настроений, мнений, эмоций.

Как и Хофстедтер, А.М. Шлезингер-младший рассматривает американскую историю под углом зрения нарастающего торжества либерального реформизма, главным орудием которого является государство. Один из центральных элементов исторической схемы Шлезингера – концепция чередования циклов либеральных реформ и периодов консервативной консолидации. Так, в соответствии с этой схемой джексоновская демократия положила конец «консервативной эре доброго согласия». «Прогрессистская эра» связанная с именами Т. Рузвельта и В. Вильсона, наступила после полосы засилья трестов в экономике и общественной жизни, «новый курс» пришёл на смену более чем десятилетнему правлению республиканцев, выражавших интересы большого бизнеса.[59]

С 1960-х гг. американская историческая наука вступает в новый этап развития, ознаменовавшийся важными качественными изменениями. Большое воздействие на развитие историографии оказали теории «индустриального» и «нового индустриального общества», возводившие технологические изменения в первооснову исторического прогресса. Родоначальником этой теории выступал социолог У. Ростоу, опубликовавший в 1960 г. работу «Стадии экономического роста. Неокоммунистический манифест». Ростоу разделил историю человечества на пять стадий: 1) «традиционное общество», включающее все общества вплоть до капитализма, оно характеризуется низким уровнем производительности труда, господством в экономике сельского хозяйства; 2) «переходное общество», условно совпадающее с переходом к капитализму; 3) «период сдвига», характеризующийся промышленными революциями и началом индустриализации; 4) «период зрелости» - завершение индустриализации и возникновение высокоразвитых в промышленном отношении стран; 5) «эра высокого уровня массового потребления», достичь который удалось лишь США.

В своём современном варианте эта теория разделяет человеческую историю на доиндустриальное (традиционное), индустриальное и постиндустриальное общества.[60]

Важным явлением развития американской историографии второй половины ХХ в. стало формирование «новой исторической науки», направления, опирающегося на методы современных общественных наук, в первую очередь таких, как социология, политология, экономика, антропология. Развитие новой научной истории в США началось с освоения количественных методов и складывания первоначально школы «новой экономической истории». По этой причине «новая историческая наука» в США получила название клиометрия («измеряющая историография»). И только затем стали складываться школы «новой социальной», «новой политической истории», использовавшие собственно методы общественных наук, такие как структурно-функциональный, стратификационный, бихевиористский и др.

Наиболее влиятельным направлением «новой исторической школы» стала «новая социальная история». Оформилась она в 1960-е гг., и с тех пор её значение постоянно возрастает. Один за другим основываются журналы, исповедующие принципы «новой социальной истории». Главные из них – «Журнал социальной истории» и «Журнал междисциплинарной истории». В рамках «новой социальной истории» происходило внутренние разделение: появились направления «новой рабочей», «новой городской» истории, истории семьи, женского движения, детей и детства и т.д. И всё же выделялись два главных устойчивых интереса – это динамика социальных структур, а также история разнообразных социальных общностей, их возможностей, поведения, социальной психологии.

Крупнейшим авторитетом «новой социальной истории» являлся профессор Нью-Йоркского Городского Университета Г. Гатман, который в своих трудах дал всесторонний анализ социальной психологии, нравов, обычаев, трудовой и семейной этики рабочего класса домонополистической эпохи. В частности Гатман не ограничился известным тезисом об отрицательном воздействии иммигрантских волн на процесс формирования сознания пролетариата. Он полагал, что континуитет доиндустриальных форм в «культуре» пролетариата США XIX в. только деформировал, но не «размывал» оппозицию американскому общественному миропорядку со стороны рабочих.

В изучении истории женщин и женского движения оформились два отчётливых подхода. Первый рассматривает женщин как особую общественную группу, имеющую собственное, отличное от мужчин предназначение в истории. Сторонники этого направления, опираясь на первоисточники, вышедшие из-под пера женщин (письма, дневники, мемуары и т.д.), воссоздают особую «женскую культуру», которая свидетельствует, что у женщин имеется своё социально-историческое «поле», которое исключает экономику и политику, интегрируя в «женскую сферу» по преимуществу, дом, семью, религию, морально-этические ценности, стабилизирующую роль в обществе.

Второй подход трактует женщин и мужчин по сути как два антогонистических начала: утверждается, что мужчины на протяжении всей истории исповедовали «половой шовинизм», по сути, насильственно загнав женщин в ущербную социальную сферу. Сторонники этого подхода отвергают все сложившиеся ценности, как «патриархальные», включая в них, в частности, семью и материнство.

Немаловажную роль в рамках новой социальной истории играли исследования посвящённые истории культуры и менталитета чёрных американцев. В частности такими учёными как П. Равик, Ш.Г. Гутман и др. был раскритикован образ «сэмбо» - инфантильного психически и интеллектуально неполноценного чёрного раба, создававшийся десятилетиями в трудах консервативных историков. При этом были всесторонне исследованы формирование, прогрессивное развитие, выживание негритянской семьи, религии, культуры чёрных американцев.

В 1980-1990-х гг. магистральные линии развития «новой исторической науки» не претерпели глубоких изменений. Ещё более расширились её тематические рамки, и значительно возросло число исследований. По существу, стёрлись грани между главными направлениями «новой исторической науки», их поглотила всеобъемлющая «новая социальная история».

Вместе с тем, в историографии по-прежнему поднимались важные проблемы. Вслед за радикальным историком Катцем, исследовавшим ментальность бедняков в различные периоды истории США, некоторые историки обратились к изучению условий труда и быта различных сословий. В поле зрения социальных историков остаётся и история афро-американцев, кроме того популярными становятся работы освещающие различные социальные аспекты истории национальных меньшинств: индейцев, мексиканцев и др. Одной из главных тем остаётся история женщин (Т. Дублин, Д.Г. Фауст и др.). Тематические варианты исследований здесь поистине безграничны – от условий труда женщин в различные исторические эпохи, материнства, участия в войнах до сексуальной жизни и контроля над рождаемостью. В 1990-е гг. увеличилось количество публикаций по микроистории.

Хотя американские социальные историки немало говорят о необходимости расширения изучения ментальности за счёт культуры, такой поворот здесь выражен слабее, чем в европейской, особенно во французской, «новой исторической науке». Изучение ментальности в США пошло, прежде всего, «вширь» - история различного рода ритуалов, манер поведения и т.д. Работ, подобных исследованию М. Каммена «По струнам памяти» (1991), о причинах смены отношения разных поколений американцев к историческим событиям прошлого или А. Миллера «Империя глаза» (1993), где автор стремится связать изменения искусства пейзажа в картинах художников XIX в. со складыванием национального сознания у американцев, сравнительно немного.

Подводя итоги можно констатировать, что в ХХ в. американская историческая наука превратилась в зрелую научную дисциплину. Она демократизировала тематику исторических исследований, подняла для изучения новые пласты ранее неизвестного материала по истории маргинальных слоёв, этнической истории, истории женщин и т.п.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...