Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Глава 2. Внешняя политика Франции в конце XIX века

 

Рассмотрение основного содержания нашей темы логично будет начать не непосредственно с событий «военной тревоги» 1887 г., а с предшествовавших ей обстоятельств, приведших к обострению франко-германских противоречий. Впрочем, следует сразу подчеркнуть, что франко-германские взаимоотношения после 1870 г. никогда не были хорошими.

Обстановка начала меняться в худшую сторону еще в 1885 г., с началом кризиса в Болгарии. Почти одновременно с данными событиями произошло обострение франко-германских отношений. Европа оказалась лицом к лицу с двумя кризисами: один вспыхнул на Балканах, другой грозил разразиться на Рейне.

Поражение, понесенное французами от китайских войск в Тонкине, вызвало значительные перемены во французской внутренней политике. Весть об отступлении от Лангчюна вызвала в Париже взрыв бурного протеста против неудачной колониальной политики и привела к падению кабинета Ферри. Его противники постарались использовать эти события в собственных целях. Осенью того же 1885 г. во Франции произошли парламентские выборы. Они принесли поражение «умеренным». Усилились как монархисты, так и радикалы. Иначе говоря, упало влияние сторонников заигрывания с восточным соседом. Возросло влияние реваншистов всех мастей. Летом 1886 г. началась агитация генерала Буланже, призывавшего к подготовке реванша. В том же году Буланже вошел в правительство, получив портфель военного министра, и принялся проводить энергичные мероприятия по усилению армии.

В свою очередь, германское правительство снова стало помышлять о расправе с Францией. Перед германскими правящими кругами встал вопрос, не использовать ли им те трудности, которые сулила России болгарская проблема. По ее мнению, Россия снова запутается в балканских делах, и это позволит обеспечить ее нейтралитет в случае войны Германии с Францией

Впрочем, игру германской дипломатии портило одно обстоятельство: болгарский вопрос мог породить австро-русский конфликт. Он грозил германской дипломатии немалыми хлопотами. Если бы Австро-Венгрия действительно угодила в беду, то вместо выгодной сделки с Россией Германии предстояла тяжелая война против нее, скорее всего чреватая войной на два фронта, ибо в случае русско-германской войны следовало ожидать вмешательства в нее Франции.

Между тем международное положение Германии осложнялось. Перед лицом враждебной Франции Бисмарку нельзя было ссориться с Россией. Нельзя было также терять и Австро-Венгрию. Канцлер старался ладить с обеими. Однако при обострении их взаимных отношений на почве болгарского вопроса сделать это было нелегко: Бисмарку пришлось призвать на помощь всю свою дипломатическую изворотливость.

В такой обстановке германский канцлер и предпринял один из самых сложных маневров, какие только знает история дипломатии. С одной стороны, он не скупится на авансы России и подталкивает ее на военную интервенцию в Болгарии. С другой — сдерживает Австрию в ее противодействии России. В то же время канцлер работает над активизацией английской политики и стремится вызвать англо-русский конфликт, будучи готов в этом случае спустить и Австро-Венгрию с цепи, на которой он ее твердо решил держать, пока не последует выступление Англии. Однако для Германии Бисмарк намерен был даже и в этом случае оставить руки свободными и сохранить «дружественные» отношения с Россией.

Этим не исчерпывалась замысловатая игра, которую вела германская дипломатия. Одновременно с маневрами в области англо-австро-русских отношений канцлер довел до крайней степени возбуждения газетную кампанию против Франции. Пресса снова науськивала немцев против Франции, подхватывала и непомерно раздувала все факты реваншистской пропаганды. А французские националисты своими выходками сами помогали тому, чтобы антифранцузская кампания германского канцлера не оставалась без пищи.

В конце 1886 г. Бисмарк попытался наладить отношения с Россией и был готов удовольствоваться даже ее нейтралитетом в случае войны с Францией, поскольку с Италией и Австро-Венгрией уже имелись договоры и Англия оказалась на стороне Германии. Именно тогда Солсбери писал своему послу в Париже Лайонсу, что новая франко-германская война избавила бы Англию от неприятностей, которые чинит ей Франция в Египте. Международная расстановка сил исключительно благоприятствовала Германии, и Бисмарк попытался воспользоваться буланжистским движением как поводом для войны[22].

11 января 1887 года Бисмарк произнес в рейхстаге речь по поводу увеличения военных кредитов. «Наша дружба с Россией, - заявил канцлер, - не нарушалась со времени наполеоновских войн и остается бесспорной и сейчас»[23]. Что касается Франции, то его высказывания не были столь успокоительными. Хотя канцлер и обещал не нападать на нее ни в коем случае до тех пор, пока французское правительство останется миролюбивым по отношению к Германии. Но он заметил при, что во Франции «время пребывания министров у власти ограничено… В любой день, - продолжал Бисмарк, - к власти придет, может быть, новое правительство и пожелает разжечь вновь священный огонь… Поэтому мы можем ждать, что Франция нападет на нас возможно через десять дней, а возможно и через десять лет. Этот вопрос я решить не могу…»[24]. Словно желая придать больше веса своим словам, канцлер объявил о призыве 73 тысяч резервистов на учебные сборы[25]. Они назначались на 7 февраля 1887 года и проводились в Лотарингии. По существу это было начало сосредоточения немецких войск на французской границе.

28 января 1887 г. Бисмарк заявил послу Франции Эрбетту, что, если Буланже возглавит кабинет, это будет означать войну. Действительно, Буланже принял ряд мер по укреплению армии, получив на эти цели кредит в 300 млн. фр. В ответ и Германия увеличила состав своей армии, выделив на военные нужды кредит в 300 млн. марок. В это время решение вопроса о войне и мире для Франции находилось в руках России.

Франции приходилось срочно налаживать отношения с Россией. Когда в январе 1887 г. в Париж прибыли три делегата Болгарии просить поддержки у Франции против России, новый министр иностранных дел Флуранс заявил им, что Болгария обязана России своим существованием и потому должна не только считаться с ней, но и пойти на некоторые уступки. Александр III выразил удовлетворение в беседе с Лабуле, а в Париже установились тесные отношения между русским посольством и Кэ д'Орсе. Через три недели Флуранс сам обратился к русскому правительству с вопросом, какую позицию оно займет в случае осложнений в отношениях Франции с Германией.

Вскоре после этих событий Флуранс сделал попытку предложить России заключить оборонительный союз. Он даже готовил специального посланца в Петербург с этой чрезвычайно секретной миссией, но поездка не состоялась из-за отказа России. Надо полагать, что этот демарш не остался неизвестным в Германии[26].

20 апреля произошел инцидент Шнебеле, явно подстроенный немецкими полицейскими с целью вызвать войну с Францией один на один. Немецкой полицией был арестован французский пограничный полицейский комиссар Шнебеле, которого немецкие власти подозревали в организации шпионажа. Немецкие пограничники заманили Шнебеле на германскую территорию приглашением прибыть в определенный пункт на немецкой стороне границы для текущих деловых переговоров по вопросам пограничного режима. Едва Шнебеле переступил границу, как был схвачен немецкими полицейскими.

Возник очередной франко-германский конфликт. Французским властям нетрудно было доказать, что в отношении Шнебеле немцами была учинена провокация. Последовала кампания во французской прессе. Правительство заявило в Берлине протест по дипломатической линии. Оно провело некоторые подготовительные мероприятия военного порядка. Французское правительство перед лицом явной провокации отказалось, однако, приступить к мобилизации, которой требовал военный министр — генерал Буланже.

Ответ германского правительства на французский протест гласил, что по делу Шнебеле ведется следствие. Если окажется, что обвинение против него не обосновано, этот французский чиновник будет освобожден. Провокация оказала Бисмарку некоторую помощь: новый конфликт помог провести в рейхстаге увеличенный военный бюджет на новое семилетие. Но позиция русского правительства осталась для Германии неблагоприятной. К тому же эта полицейская провокация была сработана слишком грубо. Как бы то ни было, 30 апреля 1887 г. Шнебеле был освобожден[27].

Французское правительство удовлетворилось этим и сочло инцидент исчерпанным. Он характерен для природы франко-германских отношений, как они развивались на базе Франкфуртского мира: любой второразрядный конфликт был чреват военной опасностью.

Оправившись от испуга, французское правительство поставило в Петербурге вопрос о направлении туда со специальной миссией бывшего посла в Вене маркиза де Вогюэ. Фактически это был зондаж возможности франко-русского союза. Русское правительство отклонило приезд Вогюэ, так как к этому времени непосредственная опасность войны миновала и Александр III счел миссию Вогюэ «несвоевременной»[28]. Тем не менее, начало сближению Российской империи и Французской республики, в плане политическом, было положено.

Сближение двух великих держав, с 1887 года приобретшее практически неотвратимый характер, было главным, самым значительным по своим неисчислимым последствиям процессом международной политики того времени.

Официальные представители французского правительства не считали теперь нужным скрывать от Германии свое желание достигнуть прямого соглашения с Россией. По свидетельству Фрейсине, в марте-апреле 1890 года в салоне у Мюнстера на прямые вопросы германского посла о франко-русском сближении он отвечал, что «… мы ищем противовес вашему Тройственному союзу»[29]. То есть, пытаясь уверить своего собеседника в оборонительных целях франко-русского сближения, Фрейсине не отрицал его по существу.

В 1890 году французская дипломатия хорошо понимала то, что она не могла или боялась понять три года назад - в начале военной тревоги 1887 года. Тогда, опасаясь навлечь на себя гнев Германии, французы старательно скрывали от немецких взоров свои стремления и самые робкие шаги к сближению с Россией. Теперь они, наоборот, не только не скрывали, но афишировали перед немцами свою дружбу с Россией: они хорошо знали, что это заставит немцев быть не только сдержанными, но и предупредительными, внимательными к Франции. Еще не достигнув соглашения с Россией, французская дипломатия одними намеками его возможность уже реализовывала прямые выгоды от этого в отношениях с Германией, Англией и Италией[30]. Таким образом, международные позиции Франции укреплялись. Это улучшение позиций правящие круги Франции и французская дипломатия стремились использовать прежде всего для достижения соглашения с Россией.

Но для того, чтобы проявить большую смелость в отношениях с Германией, нужны были и некоторые материальные предпосылки.

В 1890-1891 гг. организация и перевооружение французской армии были завершены. В 1889 году вступил в действие закон о трехлетней воинской повинности. Было налажено в широких размерах производство ружей Лебеля, мелинитовых снарядов и других видов оружия[31]. Одновременно шло строительство стратегических железных дорог, укрепление Бельфора, Туля, Вердена и других пограничных крепостей[32].

Но несомненные успехи в укреплении армии еще не могли придать буржуазии смелость. Не случайно в 1890 и в 1891 годах военные планы французского генерального штаба были целиком построены на принципе обороны[33]. Главное, что придавало в эти годы уверенность французам - это крепнувшее сближение с Россией, сближение, которое уже явно шло к военно-политическому союзу.

В январе и марте 1890 года во Франции были размещены новые русские займы на сумму более 650 млн. франков.

29 мая 1890 года французское правительство дало еще одно доказательство готовности идти навстречу пожеланиям царского правительства. Во Франции была арестована группа русских нигилистов, готовивших покушение. В ответ на это русское правительство сделало следующий шаг, пригласив представителя французской армии на военные маневры. Это приглашение было сделано по просьбе французского посла Лабуле[34]. Появление на маневрах в Нарве представителя французского генерального штаба генерала Буадефра было фактически демонстрацией франко- русского сближения, так как одновременно здесь находились Вильгельм II и германский канцлер Каприви.

Уже в ходе этого визита Буадефра в Россию им была предприняла попытка переговоров с генералом Обручевым, начальником русского генерального штаба, и Ванновским, военным министром, по вопросу о военном сотрудничестве. Но Буадефр превысил свои полномочия и пытался поставить вопрос о письменной военной конвенции. Предложение было отклонено.

Но, отвергая мысль о военной конвенции, руководители русской армии пошли на очень доверительные переговоры с французским генералом. Состоялся обмен взглядами по вопросу об оперативных задачах обеих армий в случае войны в Германией и ее союзниками. Обнаружилось и некоторое расхождение: Обручев предполагал нанести удар сначала против Австрии; Буадефр предлагал сосредоточить силы против главного врага - Германии. В остальном было достигнуто полное единодушие. В своем отчете Буадефр высказал мысль, что «мы можем сегодня рассчитывать на ее (России) помощь»[35].

Лабуле считал, что почва в достаточной мере созрела для непосредственных переговоров о соглашении между двумя странами. Осенью 1890 года Лабуле возбудил вопрос о визите французской эскадры в русские воды. Но царское правительство не дало сразу определенного ответа. В значительной мере это объяснялось тем, что еще не были преодолены сомнения в определении курса внешней политики, не была даже полностью устранена ее известная раздвоенность. Но Александр III понимал, что отношения с Германией испорчены окончательно[36].

Существенные изменения, произошедшие в международном положении в 1890-1891 гг., заставили русское правительство ускорить сближение с Францией.

Прежде всего, повлиял отказ Германии от возобновления договора перестраховки, что означало крутой поворот в ее политике по отношению к России. Договор между Германией и Англией о Гельголанде и африканских колониях еще больше усилил подозрения в Петербурге. То есть, Германия не только разрывала связи с Россией, но и, более того, укрепляла сотрудничество с Англией, являвшейся в то время серьезным соперником Российской империи. Свою роль сыграла и усилившаяся таможенная война между Россией и Германией[37].

Внешнеполитические соображения и экономические интересы, тесно переплетаясь между собой, толкали правящие круги России к поискам ответа в новой политической ситуации. Становилось очевидным для них, что идти далее по пути уступок Германии и игнорировать французское желание к сближению было бы политически неблагоразумным.

Учитывая изменение международной обстановки, Лабуле в марте 1891 года возобновил переговоры с русским правительством о визите французской эскадры в Кронштадт. На этот раз русское правительство проявило больше уступчивости в этом вопросе.

Но в это время во Франции неожиданно возникли события, снова поставившие под угрозу сохранение европейского мира. Мы имеем в виду едва не начавшуюся войну между Францией и Германией, к которой мог привести визит в Париж матери Вильгельма II, вдовствующей императрицы Фредерики[38]. В этот момент франко-германского конфликта февраля 1891 года русское правительство полностью поддержало французское и дало ясно понять, что в этих трудных для него условиях Россия не склонна отказаться от политики сердечного согласия с Францией.

Связи между двумя странами укреплялись. Французское правительство внесло предложение о переговорах по торговым вопросам и одновременно начало подготавливать переговоры внешнеполитические. Вопрос о визите французской эскадры в Россию был решен положительно - визит был назначен на июль 1891 года.

Уже с начала 1891 года шли упорные слухи о возобновлении на новый срок Тройственного союза. В июне выступления Рудини и Вильгельма II подтвердили эти догадки. Весьма распространенным было мнение о том, что Англия присоединилась к Тройственному союзу. Афишированное возобновление Тройственного союза, особенно при вероятном присоединении к нему Англии, делало настоятельной необходимость создания ему противовеса. В этой ситуации царское правительство становилось более сговорчивым в своих переговорах с французским. В развитии франко-русских отношений наступал новый, важный этап.

25 июля 1891 года к рейду Кронштадта подошла французская эскадра под командованием адмирала Жерве. Этот визит французской военной эскадры стал открытой демонстрацией франко-русской дружбы. Французские гости были встречены с большим радушием в Кронштадте, в Петербурге, в Москве, куда выезжала делегация французских моряков. Их встречала вся официальная, сановная Россия во главе с Александром III. Может быть, наибольшее впечатление на современников произвело обстоятельство вполне частного порядка: император Александр III с обнаженной головой прослушал исполнение французского национального гимна - «Марсельезы». Все было известно, что за гласное исполнение этой песни в России можно было попасть не только на допрос, но и в ссылку. То есть это был «символический жест», означавший «примирение царизма с Французской республикой»[39].

Одновременно с этими внешними демонстрациями франко-русской дружбы, за кулисами, в тиши дипломатических кабинетов велись интенсивные переговоры.

Еще 4(16) июля Лабуле, французский посол предложил Гирсу два пункта, которые, по его мнению, могли бы служить «выражением принципов согласия между Россией и Францией»[40]. Гирс счел необходимым на докладе императору 23 июля доложить ему о французских предложениях. Он не решился оспаривать предложения французского правительства и оба его главных пункта: 1) установление сердечного согласия между обеими державами, со всеми практическими следствиями, и 2) соглашение о мерах, которые надо совместно принять в случае, если мир будет нарушен одной из держав Тройственного союза[41].

Александр III по докладу Гирса одобрил и идею соглашения с Францией в целом, и оба пункта соглашения.

Переговоры в Петербурге были в известной мере облегчены тем, что примерно за 3-4 недели до этого, в июне, генерал Обручев имел ряд важных бесед в Париже с генералом Буадефром. Этот обмен мнениями показал взаимную заинтересованность сторон в объединении их сил для отпора возможной агрессии со стороны Тройственного союза, а также в том, что для этого уже созрели все предпосылки. Вместе с тем, выявились и различия в планах соглашения между двумя странами. Франция хотела свести соглашение к военной конвенции, предусматривающей совместные и согласованные военные действия против одной Германии или главным образом против Германии. Российская концепция исходила из необходимости более широкого и общего политического соглашения, предусматривающего согласованные действия обоих государств в разных частях света и во всех случаях, затрагивающих интересы одного из государств, причем вопрос об Австрии имел не меньшее значение, чем германский вопрос. Необходимо подчеркнуть, что это были не личные позиции Буадефра и Обручева, а правительственные точки зрения.

Переговоры велись на протяжении июля и августа 1891 года[42]. Французская делегация по необходимости должна была принять поправки, которые вносила русская сторона. Выработанный проект в существенных пунктах отвечал той концепции, которая была сформулирована Обручевым во время его июньских переговоров с Буадефром. Но редакция соглашения в целом и отдельных формулировок взаимными усилиями была усовершенствована.

После того, как был установлен окончательный текст соглашения, он был облачен в форму обмена письмами между министрами иностранных дел обеих сторон; отсюда в дипломатической истории и название соглашения – «Соглашение Гирс-Рибо». Обмен письмами был проведен через русского посла во Франции барона Моренгейма.

Если определять юридическую форму соглашения, то здесь мы полностью согласны с авторами «Истории дипломатии» - это был консультативный пакт[43]. В тексте письма Гирса к Моренгейму от 21 августа 1891 года, которое он должен был передать Рибо, указывалось: «Положение, созданное в Европе откровенным возобновлением (договора) Тройственного союза, и приобщение Великобритании, более или менее вероятное, к политическим намерениям этого союза, явилось причиной того, что во время недавнего пребывания здесь г-на Лабуле между мной и бывшим послом Франции состоялся обмен мнениями, с тем чтобы определить образ действий, который в данной конъюктуре и перед лицом некоторых возможных событий мог бы всего лучше подходить каждому из двух правительств, каковые, не входя ни в какую лигу, искренне хотят тем не менее обеспечить сохранение мира самыми действенными гарантиями»[44]. Это своеобразное введение включало в себя все необходимые оттенки для характеристики основ соглашения.

«Таким образом мы пришли к формулированию нижеследующих двух пунктов:

1. В целях определения и утверждения сердечного согласия, объединяющего их, и желая сообща способствовать поддержанию мира, который является предметом их самых искренних желаний, оба правительства заявляют, что они будут совещаться между собой по каждому вопросу, способному угрожать всеобщему миру.

2. В случае, если мир оказался бы действительно в опасности, и в особенности в том случае, если бы одна из двух сторон оказалась под угрозой нападения, обе стороны уславливаются договориться о мерах, немедленное и одновременное проведение которых окажется, в случае наступлениях означенных событий, настоятельным для обоих правительств»[45].

Моренгейм, уступая настояниям Фрейсине, решился преступить свои полномочия и включил в сопроводительное письмо французскому правительству следующие строки: «Последующие толкования по согласованным таким образом двум пунктам не только могут быть нужны, но составляют необходимое к ним дополнение и могут стать предметом конфиденциальных, доверительных переговоров в момент, какой сочтет подходящим то или другое правительство, и там, где они сочтут возможным провести их в нужные сроки»[46]. Рибо пытался ставить вопрос о выделении делегатов для продолжения переговоров. В Петербурге ни о каких делегатах не договаривались. Русское правительство пока не было склонно найти дальше принятых обеими сторонами пунктов соглашения. Поэтому предложение Рибо о выделении делегатов было оставлено без последствий, хотя путь к рассмотрению вопроса в дальнейшем не был закрыт.

Соглашение 27 августа 1891 года знаменовало установление взаимно согласованной, определенной формы сотрудничества между двумя государствами. Оно представляло собой одну из существенных основ русско-французского союза.

В данной работе мы не считаем нужным подробно европейских держав на кронштадтский визит французской эскадры и предполагаемое ими заключение франко-русского союза. Скажем лишь, что авторитет Франции и внимание к ней других европейских держав стали довольно быстро расти.

Логическим завершением соглашения 1891 года должна была стать военная конвенция.

При всем огромном значении, которое имело для Франции соглашение 1891 года, оно казалось французским государственным руководителям с самого начала недостаточным. Францию больше всего беспокоило отсутствие обязательств об одновременной мобилизации, согласованных военных действиях, то есть ей не хватало военного соглашения между двумя державами. Как известно, Франция считала необходимым начать с военного соглашения и полагала его наиболее существенным. Впрочем, и Александр III с его практическим складом ума понимал необходимость военного соглашения, но он не спешил.

Французы решили не отступать и предприняли попытку убедить царя в том, что обстановка в Европе неустойчива, что необходимо срочно начать переговоры между военными специалистами обеих стран с целью подготовки военной конвенции. Сделано это было через советника французского министерства иностранных дел Жюля Гансена, датчанина по происхождению. Но Александр III ответил, что займется этим предложением лишь по возвращении в Петербург с отдыха в Дании[47].

В ноябре 1891 года в Париж прибыл Гирс, совершавший дипломатическое турне по Европе. 20-21 ноября состоялась его встреча с французскими политическими деятелями[48].

О необходимости координировать деятельность русских и французских представителей на Ближнем Востоке договорились легко. Следы соперничества стран в отношении Турции были окончательно стерты, и существование ее признано необходимым для поддержания «мирного общего равновесия»[49]. Что качается Египта, то Франция получила поддержку России в борьбе против английской оккупации. Таким было отмечено, что русско-французское сближение оказало самое благоприятное воздействие на общую политику. «Положение изменилось. Больше нет вопроса о гегемонии Германии»[50].

Однако когда Фрейсине поставил вопрос о необходимости безотлагательно договориться о военном соглашении, Гирс уклонился от решения вопроса, заявив о своей некомпетентности и желании царя лично, вместе с военным министром, решить этот вопрос[51].

Следующая попытка форсировать решение вопроса о военной конвенции была предпринята в начале декабря 1891 года новым послом Французской республики Монтебелло во время аудиенции у Александра III. Но и здесь его ждал несколько холодный прием. Вот что он писал об этом Рибо: «И хотя я позволил себе легкий намек, … он не упомянул о событиях, которые произошли в последние месяцы, и я был несколько удивлен, чтобы не сказать больше»[52].

Тем не менее, Александр в принципе одобрил идею о конвенции, хотя и не проявил торопливости. Царь высказал пожелания, чтобы в Россию был направлен один из высших офицеров (Мирибель или Буадефр), с которым можно было бы обсудить все специальные вопросы. В Париже принялись за работу.

12 марта 1892 года проект был предоставлен на рассмотрение царя и получил с его стороны принципиальное одобрение[53].

Наконец, Россия дала согласие на то, чтобы перейти к непосредственному рассмотрению проекта военной конвенции. Было послано приглашение на осенние военные маневры Буадефру, который в начале августа прибыл в Петербург. Состоялась его первая встреча с Обручевым и Ванновским, открывшая двусторонние переговоры о военной конвенции[54].

Французский проект военной конвенции носил ярко выраженный односторонний характер - главным, если не основным, противником он предполагал Германию. В результате он предусматривал концентрацию сил двух стран для войны с Германией. Вопрос об Австрии излагался крайне глухо. Было очевидно, что французы не хотят себя связывать обязательством помечать России в войне против Австрии.

Французский проект был передан царем на изучение начальнику русского генерального штаба генералу Обручеву, который затем предоставил докладную записку по этому вопросу, в которой был дан анализ проекта.

Обручев соглашался с французскими предложениями о том, что соглашению должна быть придана форма военной конвенции, что освобождало правительство Франции от обязанности получить на него санкцию палат. Он был согласен и с принципом одновременности мобилизации армий. Но Обручев возражал против главной идеи французского проекта - стремления ограничить конвенцию задачами войны против одной Германии. Он критиковал также предложения французского проекта разделить русские войска на такое-то и такого-то количество против Германии и против Австрии. «Мы должны сохранить за собой полную свободу распределять так свои войска, - писал Обручев, - чтобы нанести удар армиям Тройственного союза». И далее: «… может быть, представится еще более выгодным сокрушить … Австрию, чтобы затем легче справиться с изолированной Германиею»[55]. Обручев требовал сохранения безусловной свободы действий в ведении войны вдоль всей западной границы.

Во время августовских переговоров в Петербурге эти замечания были предъявлены русской стороной. Французы, опасавшиеся дальнейшего затягивания с подписанием конвенции, вынуждены были идти навстречу русским предложениям.

17 августа 1892 года Буадефр и Обручев подписали проект военной конвенции, текст которой гласил следующее: «Франция и Россия, движимые в равной степени желанием сохранить мир, не преследуя иной цели, кроме подготовки к необходимости вести оборонительную войну, вызванную нападением военных сил Тройственного союза на одну или другую из них, договорились о нижеследующем:

1. Если Франция подвергнется нападению Германии или Италии, поддержанной Германией, Россия употребит все свои начальные силы для нападения на Германию. Если Россия подвергнется нападению Германии или Австрии, поддержанной Германией, Франция употребит все свои начальные силы для нападения на Германию.

2. В случае мобилизации сил Тройственного союза или одной из входящих в него держав обе державы немедленно и одновременно проводят мобилизацию своих сил и перебрасывают их возможно ближе к своим границам.

3. Силы, которые должны быть двинуты против Германии, будут исчисляться со стороны Франции в 1,3 млн.человек, со стороны России - от 700 тысяч до 800 тысяч человек. Все эти силы должны быть введены в дело так, чтобы Германии пришлось сражаться сразу и на Востоке и на Западе…

6. Настоящая конвенция будет иметь тот же срок, что и договор Тройственного союза»[56].

Из всего вышеприведенного следует, что на тот момент союз России и Франции в области военной был нужнее Франции, чем России. По нашему мнению, именно это и привело к тому, что французы вынуждены были согласиться на внесение изменений в свой проект, предложенных генералом Обручевым: было снижено количество войск, выставляемых Россией (700-800 тысяч человек, а не 800 тысяч, как ранее), а также Франция обязывалась поддерживать Россию в случае войны с Австрией.

Итак, конвенция означала по существу тесный военный союз между Францией и Россией. Она была непосредственно связана с предыдущим соглашением (соглашением 1891 г.) и являлась его естественным дополнением.

Но подписание 17 августа соглашения еще не было окончательным оформлением конвенции и введением ее в действие. Теперь соглашение должно было поступить на утверждение правительств России и Франции.

Тем не менее, здесь появились свои сложности. Российская сторона требовала соблюдения режима секретности соглашения. Французская конституция предусматривала право президента заключать соглашения с другими государствами, но практика почти всегда обязывала такого рода соглашения ставить на обсуждение палаты депутатов, чего Александр III как раз и не хотел допустить. В результате было решено, что военная конвенция должна быть позднее санкционирована соответствующим министром иностранных дел по согласованию с руководителями правительств.

Появляются и другие проблемы - Фрейсине предложил внести изменения в текст конвенции. Во-первых, он предложил смягчить обязательства Франции в отношении Австрии (то есть хотел добиться того, чтобы Франция имела возможность уклониться от поддержки России в войне с Австрией). Во-вторых, Фрейсине хотел пересмотреть цифру войск, выставляемых Россией, в сторону ее увеличения. И, в-третьих, он намеревался заменить пункт о секретности этого соглашения.

Все эти предложения вряд ли были уместны, так как конвенция была подписана и исправлять ее задним числом без причин, обязательных для второй стороны, фактически означало односторонний пересмотр двустороннего соглашения. Но эти предложения были неуместны и тактически, так как русское правительство вообще не спешило с ратификацией конвенции.

Франции пришлось отказаться от своих предложений, но и это теперь не помогло. В самой Франции в то время разразился крупный политический кризис, вызванный знаменитыми панамскими разоблачениями. Именно к 1892 году относится кульминация панамского дела. В результате началось именно то, чего так опасались в России: кабинеты сменялись во Франции с калейдоскопической быстротой.

Лишь в первой половине 1893 года ситуация изменилась. Во Франции у власти оказалось правое правительство Казимира Перье, обстановка стала более или менее стабильной. Новое правительство проявило готовность пойти на обсуждение вопроса о ратификации конвенции.

В октябре 1893 года в Тулон с ответным визитом (ответом на Кронштадт) прибыла русская эскадра под командованием адмирала Авелана. Визит русских моряков во Францию превратился в демонстрацию русско-французского союза[57].

Произошли важные изменения в соотношении сил на международной арене. 3 августа 1893 года в Германии вступил в силу новый военный закон. По подсчетам французского генерального штаба, новый закон должен был привести через определенное время к увеличению германских вооруженных сил на 1 млн. 500 тысяч штыков, и «они возрастут с 2 млн.800 тысяч … до 4 млн. 300 тысяч солдат после введения нового военного закона в действие»[58].

То есть сама внешняя обстановка подталкивала Россию к ратификации соглашения. Гирс не мог более затягивать окончательное решение данного вопроса, хотя очень хотел этого. 6 декабря 1893 года он был вынужден одобрить проект конвенции.

27 декабря 1893 года - 4 января 1894 года состоялся обмен письмами между Монтебелло и Гирсом, по которому военная конвенция вступила в силу и приобрела обязательный характер. Тем самым было завершено оформление русско-французского союза.

Франко-русский союз возник как союз двух государств в период их перехода к империализму. Он был вызван стремлением Франции, а также России, хотя и в меньшей степени, выйти из состояния изоляции. Он стал возможен благодаря отсутствию серьезных антагонистических противоречий между Францией и Россией, в то время как франко-германские и русско-германские противоречия продолжали непрерывно нарастать.

Ослабленная франко-прусской войной Франция особенно нуждалась в поддержке России. «Мы прилагали в течение 20 лет все усилия, — отмечал В. Н. Ламздорф в 1892 г., — чтобы покровительствовать Франции, защищать ее против всякого нападения Германии и способствовать ее восстановлению»[59]. Несмотря на постоянную поддержку Россией Франции, заключение союза между ними явилось следствием создания Тройственного союза и его особо агрессивной политики. Конечно, истинные цели франко-русского союза были далеко не мирными, однако политика германской группировки носила куда более агрессивный характер. И пока не возник Тройственный союз, для России не было надобности в формальном союзе с Францией.

История франко-русского союза свидетельствует, что Россия стремилась задержать развязывание войны не в силу какого-то особого миролюбия, а потому, что не была к ней достаточно подготовлена. Именно вследствие этого Александр III так упорно настаивал на сохранении союза в глубокой тайне. В тот период и вплоть до урегулирования спорных вопросов с Англией в 1907 г. Россия стремилась использовать франко-русский союз и как опору против Англии. Англо-русские колониальные противоречия достигали тогда такой остроты, что в некоторые моменты обе страны находились на волосок от войны. Очень напряженные отношения создались у России и с Австро-Венгрией, тогда как русско-германские отношения улаживались, хотя и временно, рядом дипломатических соглашений.

Но для Франции с самого начала главным во франко-русском союзе была его направленность против Германии, хотя он в не меньшей степени усилил ее позиции и в борьбе с Англией за раздел колоний. Союз с Россией дал возможность Франции более открыто и решительно продолжать восстановление своих вооруженных сил. В 1892 г. был принят новый военный закон, согласно которому все французы, годные к военной службе, должны были нести действительную службу в армии в течение трех лет, в резерве действующей армии — в течение 10 лет, в территориальной армии — в течение 6 и в резерве территориальной армии — в

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...