 |
Н. ШАПИРО, доктор экономических наук, завкафедрой экономической теории и экономической политики СПбГУНиПТ
|
|
|
|
(Поводом к этой статье послужила трактовка методологических вопросов, изложенная и статье: Розмаинский И. Методологические основы теории Ксйнса и его "спор о методе" с Тинбергеном // Вопросы экономики. 2007. N 4.)
Дж. М. Кейнс, в отличие от своего отца - Дж. Н. Кейнса, не писал работ по методологии экономической науки (1). Новации Дж. М. Кейнса состояли лишь в корректировке взглядов классиков, а не в их негативной критике (2). (В каком-то смысле Кейнссын был продолжателем идей своего отца, пытавшегося примирить традиции классики с требованиями исторической школы, и дополнял подобную же примиренческую позицию Маршалла по отношению к другим прежним спорам о научных методах в его "Принципах экономической пауки"). Определенная методологическая неоднозначность, как правило сопровождающая становление новой концепции и являющаяся благодатной почвой для появления многочисленных теоретико-методологических вариаций и истолкований, имеет прямое отношение к теории Кейнса, породившей множество научных направлений: кейнсианство, пеокейнсианство, посткейнсианство и пр. Уместно будет в этом случае повторить слова известных историков экономической мысли, сказанных по поводу теорий А. Смита и Ж.-Б. Сэя, обратив их к Кейнсу-сыну, что некая неясность мысли может быть более плодотворна для ума, чем однозначная ясность (3), к которой стремятся обычно интерпретаторы и популяризаторы. По созданию стимулов к дальнейшим изысканиям Кейнс действительно сравним со Смитом.
Стремление обратить сегодня пристальное внимание на методологические идеи Кейнса заслуживает всяческой поддержки прежде всего потому, что Кейнс был современником той эпохи, когда экономическая наука начала менять свой облик и принцип развития от монизма к плюрализму. Он сам был вольным или невольным инициатором этих изменений.
|
|
|
Современная наука, отечественная в особенности, пытается выработать релевантное отношение к многообразию теорий, и обращение к взглядам Кейнса, во-первых, дает возможность узнать его подлинное мировоззрение, которое больше известно не в оригинале, а в интерпретации его последователей, и, во-вторых, способствует выявлению ряда актуальных проблем экономической методологии. Так, статья И. Розмаинского, воплощая желание автора раскрыть методологические основания теории Кейнса, воспроизводит типичные и "актуальные" методологические упрощения и упущения, отражающие восприятие современного этапа развития методологии экономической науки среди определенной части профессиональных экономистов.
Начнем с того, что методологическая проблематика, затронутая Кейнсом в работе "Общая теория занятости, процента и денег" и в статье "Метод профессора Тинбергена", разноплановая: "спор о методе" в этих двух работах имеет отличия в предмете и сторонах-участниках. В "Общей теории..." (1936 г.) Кейнс спорил с классиками, а предметом полемики являлась онтология - теоретический образ экономической реальности. В статье "Метод профессора Тинбергена" (4) (1940 г.) Кейнс спорит с эконометристами - представителями нового для того времени направления экономического анализа, и предметом спора является гносеология, то есть собственно способы познания. Речь идет об образе самой теории, а не об абстрактном образе реальности. Следовательно, брать аргументы Кейнса против Тинбергена из "Общей теории..." просто нелогично. "Спор о методе" Кейнса с классиками - об одном, а с Тинбергеном - о другом (их можно объединить в один, но для этого требуются предварительные методологические оговорки, а таковых в упомянутой статье нет). После "спора о методе" с Тинбергеном Кейнс не публиковал теоретических работ, поэтому у нас нет сведений о том, повлиял ли этот спор на его последующие теоретико-методологические воззрения или нет.
|
|
|
О методологических основаниях теории Кейнса
Методологические основания теории Кейнса сформировались в контексте полемики с А. Маршаллом и А. Пигу (при этом классиков и неоклассиков в сегодняшнем понимании Кейнс не разграничивал). Как неоднократно отмечал сам Кейнс, в "Общей теории..." он уточнил ряд теоретических положений, данных им в "Трактате о деньгах", поэтому при современной оценке его теоретических воззрений правомернее апеллировать именно к "Общей теории...".
Во введении к "Общей теории..." Кейнс заявляет, что он противопоставляет свои аргументы и выводы аргументам и выводам классической теории. Необходимость этих противопоставлений он видит в том, что классическая теория применима не к общему, а только к особому случаю, поскольку ситуация, рассмотренная в ней, "является лишь предельным случаем возможных состояний равновесия" (5), а характерные черты этого особого случая не совпадают с чертами реальной экономической системы, в которой мы живем.
Кейнс неоднократно подчеркивал ограниченность классического подхода, отмечая, в частности: "Теоретики классической школы похожи на приверженцев эвклидовой геометрии в неэвклидовом мире, которые, убеждаясь на опыте, что прямые, по всем данным параллельные, часто пересекаются, не видят другой возможности предотвратить злосчастные столкновения, как бранить эти линии за то, что они не держатся прямо. В действительности же нет другого выхода, как отбросить вовсе аксиому параллельных линий и создать неэвклидову геометрию. Нечто подобное требуется сегодня и экономической науке"''. В другом месте он пишет: "Весьма возможно, что классическая теория представляет собой картину того, как мы хотели бы, чтобы общество функционировало. Но предполагать, что оно и в самом деле так функционирует, - значит оставлять без внимания действительные трудности"7.
Если сформулировать кратко главную методологическую проблему "Общей теории...", то это - несоответствие между абстрактно-теоретической картиной мира, отражающей лишь частный случай предельного состояния экономического равновесия, и общим состоянием реальной экономической системы. Данное несоответствие относится к онтологической составляющей классической теории. Кейнс ставит перед собой задачу дать иную онтологическую или абстрактно-теоретическую картину, которая отражала бы "действительные трудности" в изучении реальности. Для этого он предлагал сместить акценты с проблем распределения или аллокации ограниченных ресурсов в состоянии равновесия на проблему определения объемов производства, обеспечивающих полную занятость и ограничиваемых размерами потребления.
|
|
|
Но И. Розмаинский предлагает нам следующую формулировку главной методологической проблемы: "Следует ли трактовать экономику как точную науку?" (8). Как он считает, Кейнс дает отрицательный ответ на этот вопрос. (Логично было бы в этом ключе вспомнить слова Ф. Хайека о Кейнсе, утверждавшего, что Кейнс не был высокообразованным экономистом, не рассматривал даже экономику как науку - его главным интересом всегда было влияние на текущую политику, и экономическая теория была для него просто инструментом для достижения этих целей (9).)
Вопрос о том, является ли экономическая теория точной наукой, сам по себе имеет место, но из методологических предпосылок, которые формулировал Кейнс, анализируя классику в работе "Общая теория...", такой вопрос не следует. Кроме того, эту проблему следует формулировать яснее, ведь экономика как наука не может быть точной по определению.
Сомнения в формулировке главной методологической проблемы, связанной с "точностью", возрастают, когда автор обсуждаемой статьи делает следующее заключение: "Таким образом, речь идет о трех основных элементах макроэкономической теории, предложенной Кейнсом, - функции потребления, функции спроса на деньги ("предпочтения ликвидности") и функции инвестиций (играющих основную роль)". Но если в теории представлены функциональные зависимости, то почему нельзя получить точных результатов? Все наоборот! Трудно получить точные ответы, когда нет функциональных зависимостей. Кейнс неоднократно подчеркивает, что его целью является анализ причинно-следственных связей (но анализ функциональных зависимостей, как известно, является разновидностью причинно-следственного) и что он должен быть точным!
|
|
|
Вот еще одно странное умозаключение уважаемого автора (но поводу неточности): "Стереотипы, конвенции и ожидания, а вовсе не оптимизационные расчеты определяют человеческие решения, которые поэтому не поддаются точному количественному анализу" (10). Настораживает слово "поэтому". Во-первых, существуют стереотипы поведения, связанные с весьма точными количественными параметрами (например, церковная десятина), а ожидания математически измеримы с помощью вероятностного анализа. Во-вторых, как правило, всякое решение, принимаемое человеком, оптимально с его точки зрения (кроме явных просчетов и ошибок, о которых он сожалеет). Оптимизационные решения, то есть решения, имеющие целью направить развитие какого-либо объекта или метода к наилучшему состоянию, всегда относительны, они не являются синонимом рациональных расчетов, принимаемых на основе экстремумов, "максимумов" или "минимумов". Далее, количественному анализу может быть подвергнуто все, что можно измерить, а принципиальная возможность измерения связана с воспроизводимостью измеряемых объектов.
Кейнс же подчеркивал то обстоятельство, что на принятие экономических решений оказывают влияние не только экономические расчеты. Кроме расчетов на них всегда воздействуют психология, иррациональное мышление, но расчеты представляют собой фундамент, на который накладываются эти факторы. Проблема не в том, что невозможно ничего рассчитать, а в том, что трудно абстрагироваться от субъективных предчувствий и ощущений. "...Частная инициатива будет на высоте лишь в том случае, когда разумные расчеты дополняются и поддерживаются духом жизнерадостности, чтобы мысль о конечном ущербе, в плену которой часто оказываются пионеры, - как это отчетливо известно из опыта и нам, и им самим, - просто отбрасывалась бы в сторону, подобно тому как здоровый человек попросту не думает о смерти". Кейнс пишет также: "... нельзя сделать вывод, что все на свете зависит от игры иррациональных сил человеческой психологии. Напротив, состояние долгосрочных предположений нередко весьма устойчиво, и даже если это не так, то другие факторы оказывают компенсирующее влияние. Надо помнить, что человеческие решения, поскольку они воздействуют на будущее - в личных, политических или экономических делах, не могут полагаться на строгие, математически обоснованные предположения, поскольку отсутствует база для их обоснования. Именно наша врожденная жажда деятельности есть та сила, которая движет миром; рациональная половина нашего "я" занимается, как умеет, отбором альтернатив, рассчитывает там, где можно, однако она нередко оказывается во власти наших капризов, настроений и желаний попытать счастья" (11) (курсив мой. - И. ШI.). Приведенные цитаты, как и многие другие, показывают, что нет базы не для экономических расчетов, а для метафизических ощущений. Последние вкупе с экономическими расчетами уменьшают вероятность получения желаемых результатов.
|
|
|
Каждому из нас знакомы примеры того, как при одних и тех же точно выверенных математических расчетах один предприниматель достигает результата, а другой нет, одно правительство действует эффективно, а другое нет. Влияние идиосинкразического знания и ограниченной рациональности субъектов нельзя сбрасывать со счетов. Так, в тексте "Общей теории..." содержится заслуживающий внимания материал по поводу национальных особенностей разных народов при принятии решений в области экономической политики. В частности, примеры показывают, что в разное время и с разным успехом удавалось учесть национальные черты в проведении политики в сфере потребления и предпочтения ликвидности. Правительство либо добивалось процветания нации, способствовало достижению полной занятости (в случае правильного выбора мер влияния), либо обрекало народ на бедность.
Однако абстрагируемся от иррациональных ощущений и обратимся к расчетам. Прежде чем представить общую теоретическую картину реальной экономической системы, Кейнс отмечает проблемы, которые не имеют прямого отношения к теме, но представляют "действительные трудности" для анализа. Он выделяет три такие трудности: выбор единиц измерения, пригодных для исследования экономической системы в целом; роль, которую в экономическом анализе играют предположения; определение дохода. В раскрытии этих грех моментов представлены основные методологические новации Кейнса (12) в его "Общей теории...".
Поскольку первой среди трудностей Кейнс назвал выбор единицы измерения, то, следовательно, он стремился к тому, чтобы сделать экономические выводы более точными, чем прежде. В этой связи он отмечает: "...единицы измерения, которыми обычно пользуются экономисты, неудовлетворительны..." (13); статистические сопоставления могут быть употреблены "с целью удовлетворения исторической или социальной любознательности; в таких случаях обычно прибегают к приблизительным суждениям, да здесь и не нужна та абсолютная точность, какой требует причинный анализ (независимо от того, насколько полно мы знаем действительные значения интересующих нас величин и насколько верно мы можем определить эти значения)" (14).
Таким образом, Кейнс стремился представить релевантные единицы измерения, отражающие качество функционирования экономической системы, а не делал заключения о том, что экономика вообще не может быть точной наукой.
Для оценки функционирования экономической системы предлагалось две единицы измерения: денежная и единица труда (15) 1. К сожалению, единица труда, говоря словами самого Кейнса, "улетучилась из экономической литературы." и экономической практики стараниями его последователей. Одномерное упрощение измерений "кейнсианской системы" в целом, отказ от единиц труда и подмена их статистическими сопоставлениями обобщающих монетарных показателей, используемых в качестве основания для обширной и долговременной политики государственного регулирования, не продвинули решение проблемы так, как это представлял себе Кейнс. Экономической науке, видимо, еще предстоит оценить плодотворность применения единиц труда (как предстоит это сделать в отношении целого ряда вопросов: о деньгах, их свойствах, об утрате значимости золотого стандарта, о различении денежного и финансового кризисов, о влиянии национальных особенностей на экономическое развитие, о типах расширенного воспроизводства и т. д.).
В вопросе о предположениях - второй трудности, согласно Кейнсу, следует подчеркнуть, что он настаивал на ином понимании времени и его влияния на экономику. "Экономический механизм в каждый данный момент испытывает влияние многих взаимно переплетающихся факторов, связанных с различными прошлыми состояниями расчетов на будущее" (16), - писал Кейнс, исходя из того, что действительность формирует не только прошлое или достигнутое состояние (как было в классической теории), но и расчеты на будущее. Но сами эти расчеты, особенно в краткосрочной перспективе, меняются под влиянием достигнутых результатов. Нельзя не отметить, что особым средством связи между настоящим и будущим были названы деньги: "Важность денег в основном как раз и вытекает из того, что они являются связующим звеном между настоящим и будущим" (17). (Заметим, что в этом теоретическом положении Кейнс видел возможность снятия дихотомии в понимании денег, свойственной классической школе, но это тема специального исследования.) К тому же деньги, как известно, любят счет, и это еще один довод против утверждения, что экономика - наука неточная.
В целом призыв Кейнса к переосмыслению роли будущего в экономической науке имеет более счастливую судьбу, чем, например, новая онтология экономической реальности. Так, М. Фридмен решительно отстаивал тезис о том, что оценивать экономические теории следует исключительно по точности их прогнозов независимо от реалистичности их предпосылок. В 1950-х годах появилось технологическое прогнозирование - самостоятельное научное направление изучения будущего с помощью исследовательских технологий, которые нацелены на выявление назревающих проблем и возможностей их решения. Технологическое прогнозирование заняло важное место в современной практике управления экономикой, поставив своей задачей не просто предвидеть будущее в вероятностном варианте, но и выявить границы возможностей влияния будущего на настоящее с целью достижения желаемых результатов.
"Спор о методе" Дж. М. Кейнса с Я. Тинбергенои
Как учит опыт истории экономической науки, начиная со "спора о методе" (между К. Менгером и Г. Шмоллером) и заканчивая методологическими дискуссиями 1980-х годов, ни один спор не завершился победой одной из спорящих сторон. Поэтому всякое возобновление "спора о методе" следует расценивать лишь как свидетельство появления еще одного метода, еще одного направления теории, отвоевывающего свое место под солнцем. Конечно, радикально настроенные представители спорящих сторон могут предъявлять претензии на исключительность и универсальность, а менее радикально настроенные - на комплементарность и частичность своей позиции.
Что же касается спора о методе между Кейнсом и Тинбергеном, то следует помнить, что Тинберген - один из первых нобелевских лауреатов, получивший премию совместно с Р. Фришем (1969 г.) за разработку математических методов анализа экономических процессов, особенно в экономической политике.
Конечно, работы Тинбергена не покорили весь мир так же, как святая инквизиция - Испанию или идеи Рикардо - Англию (18), но тем не менее представлять его как заблудшую овцу в споре о методе, даже по поводу "границ применения множественной корреляции", для современного экономиста представляется чрезмерным. Тем более что метод множественной корреляции позволяет лишь вычислит!) степень тесноты связи в границах уже установленной проблемной области, когда принципиальная совокупность факторов ясна и не претендует на установление самой предметной области, самой совокупности факторов.
Собственно, овладения общественным сознанием, подобного тому, как это было у Рикардо, в 1940 г. уже не могло и быть, ведь и идеи Кейнса не покорили всех ученых и государственных мужей послевоенной эпохи (несмотря на то что в иные моменты казалось, что "история развивается по Кейнсу"), потому что уже в 1930-х годах заявили о себе основные современные течения и направления экономической мысли, и даже самая популярная в настоящее время в нашей стране неоинституциональная теория ведет свой отсчет со статьи Р. Коуза "Природа фирмы", появившейся в 1937 г. (В неоинституциональной теории также критиковалась неоклассика за то, что неоклассические представления о хозяйственной системе были далеки от реальности. Был предложен неоинституциональный вариант корректировки - трактовка хозяйственной системы как "организации" (19).)
Именно в 1930-х годах начались изменения в восприятии экономической науки. Образ науки как единого древа знания, формирующего свои новые ветви-направления на твердом стволе-основании ранее освоенных истин, постепенно стал уступать место новым представлениям, рисующим мир экономической науки плюралистичным, а само знание, представлявшееся ранее как абсолютное, теперь виделось ограниченным и фрагментарным. Данная трансформация в области экономической методологии легла в основу тех масштабных тенденций, которые определили интеллектуальный климат последней трети XX в. и начала XXI в. И Кейнс, и Тинберген были активными участниками этого трансформационного процесса, но воспринимали и оценивали эти изменения, как можно видеть из представленных в журнале материалов, по-разному.
Знакомясь с интересными текстами Кейнса и Тинбергена, невозможно "уличить" кого-то в алогичности "внутренних" рассуждений. Но очевидно, что Кейнс пытается предъявить к методу множественной корреляции, являющемуся, по существу, частным или прикладным, требования, которым отвечает, с его точки зрения, метод общий и, как можно судить из контекста, единственно верный. Так, описывая экономический метод познания, Кейнс отмечал: "...После установления предварительных выводов путем последовательной изоляции одного за другим усложняющих факторов мы теперь должны вернуться к пашей исходной позиции и учесть, насколько это возможно, вероятные взаимодействия всех этих факторов. Именно такова природа экономического мышления. Любой другой способ применения формальных принципов познания (без которых, однако, мы заблудились бы, как в лесу) привел бы нас к ошибкам" (20). Настаивая на истинности предпосылок, соизмеримости условий, независимости рассматриваемых факторов, характере функций и пр., Кейнс, по сути, не отвечает на вопрос о том, как проверить их истинность, что взять в качестве критерия/ев истинности, соизмеримости, независимости и пр. Современная научная методология отказалась именно от принципа верификации предпосылок и перешла к фальсифицируемости выводов или точности прогноза.
Ответ Тинбергена, данный в 1940 г., был пророческим с точки зрения методологических перспектив: "...я надеюсь на то, что г-н Кейнс и другие критики уделят большее внимание экономическим предпосылкам, и особенно конкурирующим "объяснениям" реальных временных рядов, представляющих некоторые экономические явления, дабы у "публики" была возможность выбора!" (21). Пророческими являются два аспекта: во-первых, идея "конкурирующих" объяснений и, во-вторых, проблема предпочтений при выборе научного объяснения. Ведь главным результатом будущих методологических дискуссий 1980-х годов станет признание равноправия конкурирующих научно-исследовательских программ (парадигм, конструктов и т. д.) и их выбор исходя из убедительности объяснений реальности и точности предсказаний будущего.
Таким образом, Кейнс все еще стоял на позициях существований универсального и единственно верного метода, а Тинберген уже допускал плюрализм методов и соответственно теорий, пригодных для решения разных по масштабу и целям задач, ведь разнообразие задач логично порождает и многообразие методов их решения.
Приведем слова самого Кейнса, обращенные, правда, не к формам познания, не к науке, а к реальным экономическим отношениям. Уже на последних страницах "Общей теории...", подводя итоги, он отмечает, что его идея централизованного контроля, заполняющая пробелы классической теории, вовсе не стремится подменить традиционные преимущества индивидуализма (22). Потеря индивидуализма приводит к утрате разнообразия выбора. "Ибо это разнообразие сохраняет традиции, которые воплощают в себе наиболее верный и успешный выбор предшествующих поколений. Оно окрашивает настоящее в переливающиеся цвета фантазии, и, будучи служанкой опыта в такой мере, как традиции и фантазия, оно является наиболее могущественным средством для достижения лучшего будущего" (23).
Повторим, что реальное разнообразие, так же, как традиции и фантазия, является служанкой опыта, то есть предоставляет возможность выбора для достижения лучшего будущего. Остается сожалеть, что Кейнс не воспользовался собственной метафорой для оценки разнообразия методов самой экономической пауки в "споре о методе" с Тинбергеном (24).
В завершение рассматриваемой статьи уважаемый автор пишет; "Мы вовсе не отрицаем значимости эконометрического анализа. Мы лишь призываем вслед за Кейнсом "проявлять осторожность". Мир хозяйствующих субъектов не функционирует по тем же законам, что и мир неживой природы. Глубоко познать и понять первый из этих миров с помощью метода точных наук вряд ли когда-нибудь удастся" (25).
Но никто и не настаивает, что можно познать мир только на основе эконометрического анализа. Реальная экономическая система функционирует не только по законам дифференциального исчисления, по и по другим законам. Проблема в "других законах", о которых наука пока знает меньше, чем о дифференциальном исчислении (нельзя, впрочем, настаивать и на том, что мы точно знаем границы использования дифференциального исчисления). С определенной долей вероятности можно надеяться, что недоступное для методов науки сегодня может стать более доступным завтра, поэтому, вынося приговоры па будущее ("...вряд ли когда-нибудь удастся" трактовать экономику как точную науку), разумнее заменить "вряд ли" на "возможно..." (26).
О методологии Кейнса в связи с проблемами современного научного сообщества
В методологических размышлениях Кейнса важную роль играет проблема словоупотребления. Он разграничил три варианта употребления термина: обычное, или соответствующее здравому смыслу; особое употребление термина; традиционное для большинства экономистов (27) Смешивание этих вариантов порождает путаницу и недопонимание экономистами друг друга. Идеальным для Кейнса является ситуация, когда и особое, и традиционное употребление термина согласуются со здравым смыслом, но в истории науки не всегда встречается столь идеальное тождество. Иные же исследователи считают нормой несовпадение здравого смысла и научного значения терминов, возводят это в ранг методологических правил (риторический фильтр, например, согласно Д. Макклоски): То, что во времена Кейнса представлялось историко-методологическими нюансами, частным случаем, в наше время стало одной из методологических сложностей, затрудняющей ведение научного дискурса.
Так, в рассматриваемой статье используется термин "мейпетрнм" (русское написание английской транскрипции). В обычном словоупотреблении этот термин означает "основное направление", в традиционно экономическом смысле он будет означать неоклассическое направление экономической теории до середины XX в. Исторически, как течение экономической мысли, оно берет начало от маржина листов последней трети XIX в., а термин "мейпетрим" впервые употребляется Т. Вебленом в ироническом ключе, то есть в особом значении термина. (Речь идет о серии статей Всблена под обидим названием "Предрассудки экономической науки", опубликованных им в 1898 г. и посвященных критике неоклассики.) К середине XX в. ирония улетучилась, а к концу XX в. фактически исчез и сам "мейпетрим". Речь идет не о том, что исчезла неоклассическая теория, а о том, что не только неоклассика не занимает ведущего положения, по и никакая другая теория уже не может занять такое положение. "Мейнстрима" не стало. Экономисты, участвующие в коллоквиуме Липпмана в Париже (1938 г.) и собравшиеся для того, чтобы защитит!) постулаты либеральной экономической науки от идей государственного вмешательства Кейнса, предложили разные варианты защиты либерализма, тем самым породив разные направления неолиберальных теорий, и внесли свою лепту в разложение самой же неоклассики (28): Л. Мизес, Ф. Хайек, В. Репке, М. Фридмен - участники коллоквиума - стали основоположниками разных направлений неолиберализма. Будучи едины в трактовке предмета критики, они разошлись в решениях проблемы, то есть предложили разные варианты отражения роли государства в условиях современного этапа развития рынка.
Теперь уже все известные теории стали сосуществовать параллельно Друг с другом. Как уже отмечалось, стал меняться образ экономической науки, единое древо знания трансформировалось в плюралистический мир знания ограниченного и фрагментарного. При определении данного состояния экономической науки разные ученые пользуются разными аналогиями (метафорами). Одни именуют его постмодерном, другие - состоянием "философии ста цветов", "теоретическим хаосом". Но бесспорно, что признание постмодерна логически отрицает "мейнстрим" - существование главного направления, а признание "мейнстрима" отрицает постмодерн - отсутствие чего-то общего, главного. Поскольку большинство ныне здравствующих экономистов признают наличие трудно классифицируемого многообразия теорий, то вольно или невольно они признают отсутствие мейнстрима.
Состояние постмодерна формально допускает ситуацию в науке, при которой "возможно все". Но когда "возможно все", то, с одной стороны, это не влечет за собой автоматически императив действия, а с другой - порождает новые методологические проблемы, а именно сложности в упорядочении многообразия онтологических картин реальности и методов, позволяющих исследователям делать выбор для реализации конкретных целей. Утраченное теоретически обобщающее, целостное видение мира и соответствующий метод, ранее принадлежавший политической экономии, а затем "мсйнстриму" или неоклассике, привели к исчезновению системного критерия (выделения главных и второстепенных элементов системы, "ядра" и "периферии") упорядочения знаний. Это породило проблемы эпистемологии при выборе критериев, поскольку сами критерии в этих условиях стали частичными и ограниченными. Поэтому правы те, кто считает, что экономическая наука переживает кризис (29).
Так о каком же "мейнстриме" XX и XXI вв. (!) пишет уважаемый автор (30)? О "мейнстриме" в обычном значении? Но его сейчас нет. О гипотетическом "мейнстриме" в будущем, о неоклассической теории как "мейнстриме" прошлого? Этот вопрос в работе не прояснен.
Мысль о том, что современные экономисты не знают подлинного Кейнса, не нова, но абсолютно справедлива. Бесспорно и то, что ликвидировать такое упущение необходимо, поскольку потенциал теории Кейнса, сформировавшейся на распутье методологических поисков, может послужить не только истории экономической пауки, но и решению актуальных проблем сегодняшнего дня. Однако делать это надо, соблюдая правила методологической и теоретической корректности, которым И. Розмаинский, увы, следует не всегда.
|
|
|
