Ненасильственное сопротивление

Идея ненасилия

Ненасилие и насилие – парные понятия. По инерции восприятия парных понятий они могут неоправданно рассматриваться как оппозиционно симметричные не только по своему фактическому содержанию, но и по этическому статусу. Однако они не полностью симметричны.

По своему фактическому содержанию и ненасилие, и насилие характеризуют действия, в том числе действия в широком смысле: как череду действий, как политики, имеющие определенные, прямые и косвенные эффекты. При этом ненасилие в отличие от насилия является еще и этическим (моральным) принципом. Даже для злого сознания нет необходимости в принципе насилия. Насилие повседневно, обычно, инерционно. Повседневное и стихийное не нуждается в нормативном оформлении и тем более в этической аргументации. Мир погряз в насилии. Для осознания возможности и предпочтительности ненасилия необходимо усилие, что делает ненасилие этико-мировоззренческой и практически-нравственной проблемой.

Насилие как характеристика действия обозначает все то, что неправомерно и вопреки воле человека понижает его нравст­венный (духов­ный), соци­альный (экономический, гражданский, политический) и жиз­ненный статус, а также то, что представляет угрозу этого. Таковы довольно широкие, но тем не менее четко обозначенные границы насилия. Ключевыми в этом определении являются понятия: «неправомерно» и «понижение статуса».

Неправомерность следует понимать в буквальном смысле этого слова – как несоответствие праву. «Правомерность» – это точка зрения права. Для нашего времени универсальным выражением права является Международный пакт о правах человека[1] и другие международные правовые документы по гуманитарным проблемам.

Под «понижением статуса» следует понимать в объективном плане лишение жизни и имущества, нанесение ущерба здоровью, имуществу, положению, попрание прав – любое нарушение статус-кво; а в субъективном плане – разрушение, нарушение идентичности индивида. Хотя авторы, пишущие о ненасилии, понимают неисчерпываемость насилия физическим насилием, они лишь упоминают психологическое (точнее, следовало бы говорить «психическое») насилие, а главный упор делают именно на физическом насилии и его радикальном выражении – убийстве, имея в виду, что любая попытка принудить человека сделать что-то с угрозой применения силы предполагает готовность и возможность применения силы вплоть до ее крайних форм[2].

Однако недостаточно деление насилия на физическое и психологическое, даже с добавлением морального. Существенной характеристикой насилия является именно попрание права.

Ненасилие – обратно насилию в том смысле, что им подтверждается статус-кво. Это такое по характеру отношение к другому, при котором другому не причиняется вред, права другого не нарушаются и тем самым соблюдается минимальная справедливость. Ненасилие – это не забота, не благотворение, не милосердие и даже не уважение. Это всего лишь непричинение вреда.

Ненасилие является одним из первостепенных, или приоритетных нравственных принципов, т.е. таких, исполнение которых необходимо в первую очередь, с которых начинается мораль, моральное отношение к другому. В этом смысле ненасилие насущнее благотворения, милосердия, заботы. Ненасилие здесь приоритетно в том смысле, что благотворительность, милосердие, забота должны осуществляться в уверенности непричинения вреда, ненарушения достоинства и права того, на кого они направлены. Ненасилие первостепенно и в действиях другого рода – в противостоянии неправому и злому. Здесь следует воздерживаться прежде всего от применения силы, далее – от применения ограничивающей силы, далее – от подавляющей силы, далее – от разрушительной силы.

Утверждением ненасилия в качестве предшествующего благотворению и заботе устанавливается приоритетность удержания от зла в сравнении с обращенностью к добру и противостояния злу в сравнении с творением добра. Требование творить добро сопряжено с требованием противостояния злу: твори добро при условии, что не допускаешь зла. Принципом противостояния злу обусловлен и принцип ненасилия. Таким образом, хотя ненасилие – само по себе благо, принцип ненасилия не безусловен, поскольку и в императивно-ценностном, и практически-поведенческом планах он опосредован противоположностью добра и зла.

Ненасильственное сопротивление

Практика движений, основанных на ненасилии, в первую очередь движений, возглавлявшихся Ганди и Кингом, показывает, что эти движения зиждились на мощном духовном фундаменте. Отсутствие духовного фактора ослабляет движение или даже подрывает его. Принятие ненасилия только из соображений эффективности или политической конъюнктуры может обернуться тем, что прагматически ориентированные гражданские активисты примут ненасилие именно как уместное на данном этапе средство борьбы, допуская, что в других условиях задачи борьбы будут таковы, что позволят применение иных эффективных средств, в том числе насильственных.

Известны случаи использования ненасильственных методов протеста и борьбы во имя неправедных целей, ради частно-групповых интересов, когда с помощью приемов, не содержащих физического насилия и его угрозы, совершались преступления против личности, общественного порядка и конституционного строя.

Методы ненасильственного общественного сопротивления лишь тогда утверждают принцип моральной политики, когда они вдохновлены положительными нравственными целями, духовно освящены. Тем не менее следует помнить о тактике и технике ненасильственного действия. Заслуживает внимания, что и Ганди, и Кинг в свое время сделали достаточно много для рационализации пережитого опыта практического ненасилия, рассказав об этом опыте и сформулировав фундаментальные принципы ненасильственных действий.

Анализ различного опыта сопротивления и борьбы с помощью ненасильственных методов показывает, что акции и кампании такого рода нередко недостаточно подготовлены, развиваются спонтанно, предпринимаемые действия слабо структурированы, взаимодействие их участников неэффективно. Проведение ненасильственных акций тем сложнее, чем более массовый характер они носят. При их осуществлении необходимы продуманная стратегия и обоснованная тактика, осуществление которых должно быть обеспечено слаженным взаимодействием участников коллективных действий.

Опыт борьбы, в первую очередь опыт Ганди, который не всегда был удачным, показал необходимость выработки дисциплины ненасильственных акций, особенно если они разворачиваются в кампанию, и строжайшего ее соблюдения в ходе борьбы. В ненасильственных действиях требуется не меньшая дисциплина, чем в любых других коллективных действиях. Это, казалось бы, очевидное требование, предполагает специальное проговаривание, поскольку при массовости этой борьбы в нее могут влиться люди разных политических и религиозных убеждений; возможные идейные разногласия не должны отрицательно влиять на исход совместных действий.

Стратегия ненасильственных действий, направленных против внешнего агрессора, путчистов или террористов, т.е. очевидных врагов общества, иная, чем стратегия ненасильственного разрешения конфликтов. В первом случае действия граждан и общественных институтов направлены на сохранение принятой и легитимированой общественной системы. Это действия, ориентированные против врага. Врагом можно манипулировать, на него можно оказывать мощное давление, используя разнообразные организационные, социально-психологические и идеологические средства. С врагом невозможно примирение, необходимо либо его изгнать, либо настолько подорвать его силы, чтобы он не мог представлять угрозу обществу, его институтам и организациям, гражданскому порядку. Общественное сопротивление, направленное, например, против путчистов – сограждан, вставших на путь свержения существующего режима, предполагает действия, предотвращающие реализацию путчистами своих целей, нейтрализацию и блокирование путчистов. Хорошо известны случаи, когда по отношению к путчистам впоследствии не применяют уголовные санкции – их не карают, если признается, что благодаря принятым ограничениям правового или административного порядка их социальное положение настолько изменилось, что они не опасны для общества.

Другое дело гражданские, общественные, этнические конфликты внутри страны или ее отдельного региона, в отдельной местности. Применение методов ненасильственного давления в межэтническом конфликте, т.е. представителями одной из противостоящих сторон против другой, чревато лишь эскалацией конфликта. Ненасилие в такого рода конфликтах должно быть подчинению терпимости, милосердию и великодушию.

Ненасильственное давление может представлять собой эффективное средство воздействия на демократически избранную власть групп населения, по каким-либо причинам недовольных политикой, которую эта власть проводит. В ситуации, когда сама конституционная власть недостаточно сильна и в то же время социальные группы, чьи интересы оказались ущемленными, напористы и безответственны, использование ненасильственных действий, особенно по сильнодействующим рецептам, например проведение крупных акций протеста, массовых кампаний гражданского неповиновения или забастовок, к тому же под руководством безответственных лидеров, может привести к расшатыванию общественного организма.

Гражданское неповиновение

Одним из методов ненасильственной борьбы является гражданское сопротивление.

Идея гражданского неповиновения была введена в политическую мысль Давидом Торо почти 150 лет назад. С тех пор гражданское неповиновение рассматривалось как: а) одно из средств выражения гражданами своего несогласия с властями, б) механизм разрешения конфликтов между гражданами и государственной властью демократического общества, в) выражение меньшинством своего несогласия с большинством.

Концепция гражданского неповиновения получила значительное развитие в фундаментальной книге Джона Ролза «Теория справедливости». По Ролзу, гражданское неповиновение – это «публичное, ненасильственное, сознательное и при этом политическое действие, в котором нарушается закон с целью изменения закона или государственной политики»[3]. Гражданское неповиновение представляет собой временную, публичную и демонстративную приостановку обычно принимаемых правил и норм (законов). Оно имеет смысл лишь при условии, что в обществе сформировалось некое согласие относительно действующих правил и норм (законов) и обычно они всеми исполняются.

Может показаться неожиданным, но право на гражданское неповиновение вытекает из принципа справедливости. Принцип справедливости предполагает добровольное и всеобщее согласие членов сообщества: только те принципы человеческого общежития справедливы, которые единодушно признаются членами сообщества. Несправедливость по отношению к кому-либо означает игнорирование его в качестве равного члена сообщества. Никакое общество, и демократическое общество не составляет исключения, не является совершенно справедливым. Но недостатки в общественной организации не могут быть оправданием для того, чтобы пользоваться ими в частных интересах и в этом смысле в ущерб обществу[4]. Этого, указывает Ролз, не допускает «естественная обязанность гражданственности», повелевающая подчиняться несправедливым законам в той мере, в какой они не выходят за определенные границы справедливости. Если невозможно гарантировать, что существующие законы справедливы по отношению ко всем, бремя несправедливости должно быть равномерно распределено между всеми группами общества. На этой естественной обязанности гражданственности основывается взаимное доверие в обществе.

Но граждане подчиняются демократической власти лишь до поры, пока это необходимо для того, чтобы дефекты общественного устройства были разделены равным образом. С какого-то момента последовательное подчинение власти, основанной на правлении большинства, может вести к несправедливости. Проблема заключается в том, как примирить верность общественному порядку и чувство несправедливости, или, если выразить это словами Ганди, как примирить лояльность с верностью правде, или с сатьяграхой[5].

Гражданское неповиновение представляет собой одну из форм противостояния общественной воле, основанной на правлении большинства, наряду с другими, такими, как законные демонстрации, намеренное нарушение закона с целью создания судебных прецедентов, насильственное, в частности вооруженное, сопротивление и др. Гражданское неповиновение является формой демократической оппозиции и возможно на базе социальной модели открытого общества. Согласно этой модели, социальные институты являются продуктом социального творчества и их рациональные изменения обсуждаются в терминах их соответствия не только конституционному порядку, но и актуальным человеческим целям и потребностям.

Для Ролза очевидно, что гражданское неповиновение не имеет смысла в закрытом обществе, в котором власть носит авторитарный и тем более диктаторский характер. Не имеет смысла гражданское неповиновение и против власти, легитимированной на основе божественного закона и против правителя, который мыслится как наместник Бога. У подданных такого правителя есть только одно право – право прошения. Они не могут претендовать на то, чтобы быть равными правителю как избраннику Бога; они взывают к правителю, они могут даже думать, что правитель не всегда прав, но у них нет ни права, ни возможности поправить своего правителя.

Ситуация совсем иная в демократическом обществе как системе, обеспечивающей сотрудничество равных. Здесь несправедливость означает нарушение чьих-либо прав; а гражданский долг включает обязанность защищать права, гарантированные конституцией. Гражданское неповиновение дает возможность противостоять несправедливости во имя закона. Оно предполагает практические принципы, следуя которым, можно выражать свое несогласие с законной властью с помощью средств, противоречащих отдельным конкретным законам, но соответствующих духу законодательства.

В демократическом обществе гражданское решение не подчиняться ведет к конфликту обязанностей: право защищать личные интересы и сопротивляться несправедливости приходит в противоречие с обязанностью признавать законы, принятые законодательным большинством.

Гражданское неповиновение может быть прямым, когда граждане не повинуются опротестовываемому закону, и косвенным, когда не повинуются иным законам. Нарушение не всех законов уместно даже при самых решительных акциях гражданского неповиновения. Например, неразумно и просто опасно протестовать против законов о порядке дорожного движения путем нарушения правил дорожного движения.

По своей природе акции гражданского неповиновения являются: а) политическими – адресованными правящему большинству, б) публичными – адресованными общественности и осуществляемыми общественностью открыто и искренне, в) ненасильственными – подтверждающими уважение к данной политической системе в целом.

Как бы ни была прекрасна сама идея гражданского неповиновения с прагматической точки зрения, как средство политического протеста оно при одних обстоятельствах может быть разумным и обоснованным, а при других – неуместным. Во-первых, в той мере, в какой гражданское неповиновение апеллирует к общественному чувству справедливости, оно оправданно, когда направлено против случаев серьезного и очевидного для всех нарушения базовых принципов, например лишение меньшинства каких-то гражданских или экономических прав. Наоборот, акции гражданского неповиновения окажутся неэффективными, если они направлены против таких государственных решений или новых законов, ограничивающее действие которых по отношению к базовым правам неочевидно для общественного мнения.

Во-вторых, гражданское неповиновение оправданно в ситуациях, когда другие средства политической борьбы оказались нерезультативными. В той мере, в какой гражданское неповиновение рассматривается как крайнее средство, нужно быть точно уверенным, что оно совершенно необходимо. Однако даже тогда, когда гражданское неповиновение отвечает формальным условиям успешности, оно не будет действительно успешным, если правящее большинство определенно выбрало тактику несправедливого и враждебного отношения к меньшинству.

В-третьих, гражданское неповиновение оправданно, если оно не ведет к серьезным социальным беспорядкам и не подрывает эффективность справедливой конституции и уважение к правопорядку.

Таковы основные положения концепции гражданского неповиновения, как она сформулирована Ролзом.

Ролз разрабатывал свою концепцию гражданского неповиновения в определенной исторической ситуации и конкретном политическом контексте, когда движение за гражданские права в США составляло часть ежедневных сводок новостей, а мощные кампании сатьяграхи в Индии, вдохновленные Ганди, были недавней историей.

Гражданское неповиновение Ролз рассматривал как оружие борьбы в демократическом обществе. Следует ли отсюда, что в недемократическом обществе, в котором нет легитимной, т.е. демократически принятой, конституции, нет места и для гражданского неповино­вения? А если есть, то в чем будет оправданность гражданского неповиновения в условиях отсутствия демократии?

Ответ на этот вопрос можно найти в наследии Ганди, в частности в его опыте ненасильственной борьбы за справедливость в районе Чампаран округа Тирхут (штат Бихар) в Индии в 1917 г.[6].

 

Опыт гражданского неповиновения Ганди. Ганди был приглашен в Чампаран в качестве адвоката для оказания помощи в изменении сложившегося порядка отношений между крестьянами-арендаторами и землевладельцами. Крестьяне считали эту систему глубоко несправедливой, и задача заключалась в том, чтобы изменить условия аренды земли. Для ознакомления с ситуацией Ганди приехал в округ Тирхут. Собрав предварительную информацию, Ганди понял, что решить стоящую перед ним задачу через суд невозможно, поэтому он решил действовать иным путем. Ему предстояло встретиться и поговорить с тысячами арендаторов. Но он решил начать изучение проблемы со знакомства с позицией землевладельцев. Однако секретарь местной Ассоциации плантаторов отказал Ганди в каком-либо сотрудничестве, посчитав его посторонним, чужаком. Когда Ганди нанес визит правительственному комиссару округа, тот настоятельно рекомендовал ему покинуть Тирхут.

Ганди понимал, что правительство округа постарается ему помешать и с этой целью арестует его. Вскоре он получил письменное предписание начальника полиции покинуть округ. По существующему регламенту, Ганди должен был дать расписку в получении предписания; вместо этого он написал, что отказывается выполнить приказ. В ответ от него потребовали явиться в суд в качестве обвиняемого в нарушении полученного от окружных властей распоряжения. В ночь накануне суда Ганди написал множество писемсвоим новым знакомым в Чампаране. Вскоре известие о его отказе покинуть Чампаран и вызове его в суд облетело район. К дому, где он остановился, стали стекаться люди. Не знавшие ни его, ни его программы люди пришли, чтобы поддержать того, кто настолько желает помочь им, что при необходимости готов подвергнуться аресту.

При встрече с должностными лицами – судьей, начальником полиции и другими – Ганди отнесся к ним с подчеркнутым уважением. Для него важно было продемонстрировать, что его решительный отказ исполнить административное предписание не имеет отношения лично к тем людям, которые в силу своего должностного положения отдали это распоряжение и должны были проследить за его выполнением. В то же время присутствие множества людей, пришедших поддержать Ганди, демонстрировало чиновникам ослабление их власти. На суде, который проходил в районной магистратуре, Ганди сделал заявление, в котором отметил, что прибыл в Чампаран для оказания помощи простым людям, «с намерением служить гуманитарным и национальным интересам». Для того чтобы действительно помочь крестьянам, ему нужно изучить положение дел и при всем уважении к закону он не может покинуть округ, поскольку имеет обязательства перед людьми ради которых он прибыл в Чампаран. В заключение он отметил: «Я решился сделать это заявление не с тем, чтобы как-то смягчить наказание, а чтобы показать, что я пренебрег предъявленным мне предписанием не из-за недостатка уважения к законной власти, но из повиновения высшему закону нашего бытия - голосу совести»[7].

Ни судья, ни прокурор штата не нашлись, что ответить, и слушания были перенесены. Ганди получил передышку, которой воспользовался для того, чтобы связаться с Вице-королем по поводу своего дела. Вскоре судья объявил о постановлении губернатора штата прекратить дело. Местные власти оказались готовыми сотрудничать с Ганди. Благодаря усилиям Ганди и его соратников система аренды земли была отменена.

 

Чампаранский опыт гражданского неповиновения Ганди представляет собой скромный и лишь вспомогательный момент более широкой социально-практической кампании, направленной на перемены общественных порядков и традиций Чампарана. Однако на основе этого опыта можно сделать некоторые обобщения относительно природы гражданского неповиновения. Выделить черты, коррелирующие с концепцией гражданского неповиновения Ролза:

1) акции гражданского неповиновения должны быть сознательными. В заявлении на суде Ганди официально признал себявиновным в неподчинении приказу покинуть Чампаран и подтвердил свою осведомленность относительно того, что, согласно действовавшему уголовному закону, его поступок подлежал наказанию;

2) акции неповиновения должны быть принципиальными. Ганди твердо заявил о своей законопослушности и одновременно признал, что предписание администрации покинуть Чампарана противоречило его чувству долга и он отказался его исполнить, следуя голосу своей совести;

3) акции неповиновения должны быть публичными и прозрачными для власти, они открыты в особенности для тех, против кого они направлены;

4) акции неповиновения должны быть выражением ненасильственного сопротивления;

5) гражданское неповиновение находит оправдание в намерении противостоять нарушению законных интересов и прав людей или предотвратить их возможное нарушение.

В чампаранском опыте можно выделить некоторые особенные черты гражданского неповиновения, которые не нашли отражение в концепции Ролза.

Во-первых, в этом опыте гражданское неповиновение имеет нравственную и политическую основу. В своем решении о гражданском неповиновении Ганди апеллировал не к конституции, не к существующему порядку, не к законам, призванным регулировать отношения между плантаторами и арендаторами, и не к правам человека. В условиях отсутствия какого-либо трудового законодательства он апеллировал к естественному чувству справедливости, «к голосу совести». Решение не подчиниться магистрату по своим последствиям было определенно политическим, но по своим мотивам и объяснению оно было сугубо нравственным.

В своей дальнейшей деятельности в Чампаране Ганди, по его словам, делал все для того, чтобы борьба за справедливость не приняла политического характера. Иными словами, перед Ганди стояла особая задача – сдержать неоднозначную ситуацию в рамках хозяйственно-правовых отношений между крестьянами и плантаторами и не перевести ее в план политического противостояния. Говоря о «неполитическом» характере борьбы, Ганди имел в виду и то, что она ведется не ради власти и не ради партийного дела. Вместе с тем Ганди понимал, что «бескорыстная служба народу на любом поприще» в конечном счете «оказывается полезной для страны и в политическом отношении»[8].

Во-вторых, хотя Ганди протестовал против отношения к нему как к постороннему, фактически он был посторонним - он был не из той общины, не из тех мест. Ганди прибыл в Чампаран как сторонний наблюдатель, но он включился в конфликт как независимый посредник. Как заинтересованный гражданин и как общественный деятель он своим участием и своим видением ситуации делокализовывал действительное социальное значение конфликта.

Как частное лицо Ганди был бескорыстен. Отсюда неверно было бы делать вывод, что влияние и моральная оправданность действий неповиновения тем выше, чем ниже реальная личная заинтересованность их участников в их конкретных результатах, чем более общественно значимы те права и интересы, которые в них отстаиваются. Однако можно сказать, что цели и намерения акций и кампаний гражданского неповиновения должны быть общественно значимы, если не сказать, универсализуемы. Иначе невозможно добиться общественной и моральной легитимизации этих акций и кампаний в глазах широкой общественности.

В-третьих, как показал опыт Ганди, гражданское неповиновение может быть действенным и в недемократическом обществе - при более или менее развитом гражданском обществе (как в Бихаре в 1917 г.), если это общество хотя бы в минимальной степени открыто, в нем действуют какие-то гражданские свободы и, значит, потенциально существует публичное пространство для неповиновения, если гражданское неповиновение осуществляется популярным и авторитетным лидером.

В-четвертых, гражданское неповиновение – одно из средств протеста в ряду других средств. Борьба за справедливость никогда не будет победоносной, если она не направляется волей к правде и справедливости. Борьба против несправедливости чревато поражением, если ведется конспиративно. Стоит помнить, что в Чампаране Ганди начал подготовительное расследование ситуации с того, что захотел встретиться с плантаторами, чтобы узнать их позицию и выразить свою. Во многих других конфликтах Ганди заботился о том, чтобы конфликтующие стороны были удовлетворены и чтобы обе стороны внесли свой вклад в достижение правды и согласия. Достижение правды, реализация правды должны быть основным мотивом в гражданском неповиновении.

Одна из важных черт учения Ганди о сатьяграхе состоит в том, что никто не может обладать монополией на правду. Значит, надо прислушиваться к мнению политического противника, причем задолго до того, как противоречие во взглядах стало очевидным. Прислушиваясь к иному мнению и излагая свое, можно предупреждать противоречия и заблаговременно создавать почву для компромисса.

Компромисс заключается в том, что ради разрешения конфликта стороны (или одна сторона) идут на уступки. Уступка ценна не само по себе, а ради решения более важных задач и достижения более значимых целей. Компромисс предполагает усилия по уяснению позиции политического противника, пониманию ее корней и, следовательно, выработки отношения к противнику как оппоненту. Признание доли правды в позиции оппонента, на чем настаивал Ганди, означало отказ от убежденности в собственной непогрешимости. К оппоненту следует относиться с той же меркой, что и к самому себе. Необходимо в полной мере учитывать интересы тех, на чьем положении могут сказаться предпринимаемые изменения.

Этот мотив должны разделять не только руководители кампании гражданского неповиновения, но и все ее участники. Эффективность акций гражданского неповиновения зависит от того, стали или нет они элементом сатьяграхи и стала ли сатьяграха, т.е. устремленность к правде, действительным мотивом участников кампании.

Заслуживает внимания наблюдение Ганди в день суда, когда к магистрату пришло множество людей, чтобы поддержать его. Ганди отметил, что люди своим приходом поколебали уверенность государственных чиновников в незыблемости их власти. Ганди ничего не говорит о том, с какими впечатлениями и с каким опытом вышли люди из этого события. Чувство, что власть не так сильна, как обычно, что слабосилие власти спровоцировано самостоятельным действием простых людей, пьянит. Расшатывание власти, особенно в традиционном и иерархически организованном обществе, чревато ослаблением легитимности как власти, так и общественного порядка в целом. Этим объясняется то, что массовые кампании гражданского неповиновения нередко выливаются в беспорядки, сопровождающиеся актами вандализма и насилия. Такова была судьба двух кампаний сатьяграхи, которые Ганди проводил в Индии.

Все акции и кампании протеста Ганди проходили при поддержке меньшего или большего числа соратников. Он был инициатором, «конструктором» и духовным лидером. Его инициативы принимали чрезвычайно широкий общественный масштаб. Позитивный вывод из опыта Ганди: политика может быть народной. Но эксперименты Ганди с истиной далеко не всегда становились достоянием даже его сподвижников, не говоря о массах. В случае с противостоянием в Чампаране довольно серьезный конфликт был разрешен, поскольку оппоненты находились в прямом личном контакте. Ганди мог видеть своих оппонентов и мог донести до них свою точку зрения. Но механизм протестного действия радикально меняется при возрастании числа его участников и социального масштаба. Массовые кампании приобретают безличный характер. Лидер не всегда имеет возможность донести свое слово не то что до всех оппонентов, но и до всех своих сподвижников.

Ганди не является автором идеи ненасилия И не ему принадлежит безусловная заслуга перевода этой идеи в социально-политический контекст. Действительное социальное открытие Ганди заключается в том, что он по сути первым перевел эту идею на язык техники социально-политической борьбы. Он сделал ненасильственную борьбу массовой, и успех этой борьбы поставил в зависимость от того, насколько полно и последовательно участвуют в ней простые люди, оставаясь самими собой: не порывая со своей средой, не бросая свои семьи, не отказываясь от своих интересов.

Ганди принадлежат слова: «Сатьяграха подобна баньяну с множеством ветвей. Гражданское неповиновение представляет одну из этих ветвей, правда и ненасилие вместе образуют тот ствол, от которого растут бесчисленные ветви»[9]. Для успеха гражданского неповиновения недостаточно лишь чувства протеста против несправедливости. Это Ганди показал очень хорошо. Но для него недостаточно и чувства правды, или внутренней правоты. Гражданское неповиновение обретает смысл, если находит продолжение в последовательном позитивном социальном действии, посредством которого утверждается справедливость и создаются условия стабильного и свободного общежития.

 

[1] См. сноску на стр....

[2] См., например, Толстой Л.Н. Путь к жизни // Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 45. М.: Худлит, 1956. С. 215.

[3] Rawls J. A Theory of Justice. Cambridge, Ma.: The Belknap Press of Harvard U.P.,1971. Р. 364.

[4] Rawls J. A Theory of Justice. Р. 355.

[5] Gandhi M. No Comparison Possible (Harijan, 1947, 7 December) // Gandhi M. The Essential Writings of Mahatma Gandhi / Ed. by Raghavan Iyer. Delhi: Oxford U.P., 1996. Р. 330. Сатьягра́ха (санскр. satyāgraha – стремление к правде, упорство в правде) – термин, введенный Ганди для обозначения главного принципа борьбы за национальную независимость Индии (Ганди М.К. Моя жизнь // Ганди M. Моя жизнь / Пер с англ. Отв. ред. Р.А. Ульяновский. М.: Наука – Главн. ред. восточн. лит-ры, 1969. С. 286).

[6] Ганди M. Моя жизнь. С. 354–371, 397–408.

[7] Там же. С. 362.

[8] Ганди M. Моя жизнь. С. 363.

[9] Gandhi M. Press Statement on Suspension of Civil Disobedience (The Hindu, 1919, 21 April) // Gandhi M. The Essential Writings of Mahatma Gandhi. P. 333.

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: