Взаимоотношение человека и техники

Сфера приложения научно-технических знаний

 

 

Продолжение органов человека

 

 

Вещество природы

 

ТАЙНА ЗНАЧЕНИЯ

Язык является чрезвычайно мощным инструментом - наиболее важным из всех инструментов, имеющихся в нашем распоряжении. Каким образом наши звуки, написанные крючки и другие знаки приобретают способность что - то означать? Что такое значение? В этой главе мы познакомимся с основными идеями двух философов — Джона Локка (1632—1704) и Людвига Витгенштейна (1889—1951).

Откуда берется значение?

Взглянем на следующий ряд прямых и кривых линий:

Я СЧАСТЛИВ.

В русском языке этот ряд линий означает «Я счастлив». Однако могут существовать другие языки, в которых та же самая комбинация линий выражает совершенно иную мысль. Может быть, в какой-то культуре она означает: «Мои брюки порваны» (я не утверждаю, конечно, что это имеет место, то такое возможно). Сами по себе эти линии лишены какого-либо конкретного значения.

То же самое верно в отношении других форм репрезентации, включая диаграммы, иллюстрации и рисунки. Они не обладают внутренне присущей им способностью отображения или значением.

Вам это может показаться удивительным. Но вот пример, приведенный философом Витгенштейном. Вы можете подумать, что эта простая комбинация линий изображает человека, идущего вверх. Однако, указал Витгенштейн, тот же самый рисунок может представлять человека, спускающегося вниз. Можно вообразить некое одноглазое существо, для которого эта комбинация линий будет представлять изображение анфас,

 

или картографа, для которого этот рисунок представляет место, где зарыто сокровище («0» отмечает это место).

 

В самих этих линиях нет ничего такого, что заставило бы нас использовать их только для изображения чего-то одного. Что означает пятно красного цвета? Несомненно, оно означает только одно — красное.

Это не так. Красное пятно может иметь разные значения. Если пятно имеет квадратную форму, то оно может означать «красный квадрат». Оно может означать и просто «квадрат», (который случайно оказался красным). Если пятно алого цвета, тo оно может представлять данный оттенок красного. Оно может представлять также и гораздо более широкую часть спектра, включающую в себя красный, пурпурный и кирпичный цвета. Красное пятно можно использовать как символкрови или предупреждения об опасности. Красное пятнышко я могу использовать для отметки в своем дневнике тех дней, когда я ел шоколадный бисквит. По сути дела, красное пятно можно использовать для обозначения самых разных вещей.

Вывод заключается в том, что ничто не обладает каким-то внутренне присущим значением. В надлежащих обстоятельствах все можно использовать для обозначения чего угодно.

Значение как «внутренний» процесс

Но если ничто не обладает неким внутренним значением, то как наши слова и другие символы приобретают свое значение? Что или кто придает им значение? Несомненно, это делаем мы. Но как?

На этот вопрос имеется один распространенный ответ.

Допустим, попугай начинает повторять выражение «Я счастлив». Конечно, попугай ничего не подразумевает под этими словами. По-видимому, он даже не осознает, что эти слова имеют какое-то значение. С другой стороны, я произношу выражение «Я счастлив», я не просто что-то произношу — я что-то подразумеваю.

Таким образом, хотя мы оба произносим одни и те же слова, только один из нас что-то под ними подразумевает. Почему? Почему я что-то подразумеваю, а попугай - нет? В конце концов, и я, и попугай осуществляем один и тот же внешний, наблюдаемый процесс. Оба мы произносим слова: «Я счастлив».

Тогда существенное различие между нами должно быть скрытым. Когда я чему-то придаю значение, я должен быть включен в дополнительный процесс, сопровождающий процесс произнесения слов, — процесс, в который не включен попугай. Когда я произношу слова «Я счастлив», внешний физический процесс произнесения слов сопровождается внутренним ментальным процессом придания значения. Именно внутренний ментальный процесс придает жизнь нашим словам и преобразует их из простых звуков в значимую речь.

Теория значения Локка

Примером той точки зрения, что значение является, по существу, «внутренним», может служить концепция философа XVII столетия Джона Локка.

По мнению Локка, сознание похоже на некий склад. При рождении наш склад пуст. Постепенно наши чувства начинают наполнять это внутреннее пространство объектами. Эти ментальные объекты Локк называл «идеями». У нас есть простые идеи, например, идея красного цвета. По-видимому, идею красного Локк считал определенным ментальным образом. У нас имеются также сложные идеи, состоящие из простых идей. Например, моя идея снежного кома состоит из простых идей белого, холодного, твердого и круглого.

С точки зрения Локка, идеи образуют строительные блоки мышления. Наши мысли представляют собой последовательности идей. А слова получают значение, будучи представителями этих идей: «В своем первичном или непосредственном значении слова представляют не что иное, как идеи в мышлении человека, употребляющего их...» (Опыт о человеческом разумении. — Локк Дж. Сочинения: в 3 т. М.,. т. 1). Таким образом, по мнению Локка, разница между мной и попугаем заключается в том, что в отличие от попугая я связываю ряд слов «Я счастлив» с некоторой последовательностью ментальных объектов. Внешний процесс произнесения слов сопровождается внутренним рядом идей. В уме попугая нет этого ментального ряда.

Такая концепция называется теорией идеальных значений.

 

Как выбрать «красный» объект

Теория идеальных значений объясняет, каким образом мы способны понимать и правильно употреблять слова.Допустим, например, я прошу вас выбрать среди окружающих вас предметов что - то красное. Безусловно, вы сделаете это без особого труда. Но ведь я дал вам очень неопределенное указание: «красный». Откуда вы знаете, как им пользоваться?

Кажется, с точки зрения теории идеальных значений при этом должно происходить приблизительно следующее. Вы начинаете процесс некоторого внутреннего «поиска». Получив слово «красный», вы ищете в своей памяти, которая действительно выступает при этом как некий резервуар идей, ту идею, с которой ранее вы научились соединять это слово. Эта идея представляет собой образ красного цвета, хранимый памятью, и она дает вам образец, с которым вы сравниваете окружающие предметы. Найдя соответствующий предмет, вы останавливаетесь: нужный объект избран.

Сами вы можете не осознавать этого процесса внутреннего «поиска». Возможно, это обусловлено тем, что у взрослого человека этот процесс происходит так быстро и стал настолько привычным, что уже не требует особого внимания.

Распространенное истолкование

В течение нескольких столетий многие мыслители принимали эту модель «внутреннего процесса» означивания и понимания. Действительно, эта модель может показаться вам «очевидно» истинной. Как иначе можно говорить о значении и понимании, если не ссылаться на такие мыслительные процессы? Когда мы впервые задумываемся о значении и понимании, почти все мы невольно склоняемся к модели внутреннего процесса.

Поэтому вы удивитесь, узнав о том, что в настоящее время модель внутреннего процесса отвергается подавляющим большинством философов. Это обусловлено в значительной мере влиянием последних работ Витгенштейна. Витгенштейн сформулировал серьезные аргументы, показывающие, что модель внутреннего процесса не объясняет того, что должна была объяснить.

Мы приведем два хорошо известных аргумента Витгенштейна против модели внутреннего процесса.

Аргумент 1: как выбрать правильный внутренний объект?

Возвратимся к предположению о том, что понимание того или иного слова заключается в некотором внутреннем процессе поиска. Представьте себе следующую ситуацию.

Педро владеет магазином, торгующим красками. Ему присылают список требуемых красок на английском языке. Но Педро не читает по-английски. Тогда Джон, знающий английский язык, приносит в офис Педро маленький сейф. В сейфе имеются карточки. На каждую карточку нанесено пятно краски и напечатано английское слово, обозначающее данный цвет. Получив перечень красок, Педро сравнивает английские слова со словами на своих карточках. Когда он находит карточку, на которой напечатано нужное слово, он сравнивает цвет пятна на карточке с имеющимися у него красками. Найдя краскуподходящего цвета, он посылает ее покупателю.

Предполагалось, что аналогичный процесс поиска должен объяснить вашу способность правильно употреблять термин «красный». Мы предполагали также, что процесс поиска должен происходить в вашем сознании. У вас имеется, если угодно, некий ментальный сейф — склад идей, — который заполнили образами цветов, связанными с их английскими наименованиями. Когда вы слышите слово «красный», вы открываете свой ментальный сейф и достаете из него нужный образец. Затем сравниваете этот образец с окружающими предметами и находите соответствующий объект.

Но действительно ли этот внутренний процесс поиска объясняет вашу способность выбирать те вещи, к которым применимо слово «красный»? Витгенштейн не согласен с этим и указывает на то, что этот процесс уже предполагает ту способность, которую должен объяснить. Чтобы увидеть это, задайте себе следующий вопрос: как я выбираю образ из своей памяти?

Я не вижу здесь никакой проблемы, — могли бы вы сказать. — Почему я не могу открыть свой ментальный сейф и найти правильный мысленный образ, который ранее я связывал со словом «красный»?»

Трудность заключается в том, что ментальный образ является чем-то объективным. Это не такая вещь, к которой можно прикрепить ярлык и положить в ящик для последующих ссылок. Если вы не удерживаете в сознании некоторый мысленный образ, он исчезает. Поэтому когда в дальнейшем вам понадобится вызвать в воображении мысленный образ «красного», откуда вы знаете, какой именно нужно представить? Вы уже заранее должны знать, что означает слово «красный», чтобы вызвать соответствующий образ. Но ментальный образ как раз и должен был объяснить ваше знание того, что означает слово «красный».

Таким образом, объяснение вашей способности правильно употреблять слово «красный» посредством «внутреннего процесса» содержит порочный круг. Оно предполагает, что вы способны правильно выбирать внешние объекты, сравнивая их с внутренними объектами. Но оно предполагает наличие у вас способности выбирать правильный внутренний объект. Поэтому оно предполагает наличие той способности, которую пыталось объяснить.

Совершенно иначе обстоит дело с объективными образцами, скажем, с окрашенными карточками. Педро не обязан знать, что означает слово «красный», чтобы найти в своем сейфе соответствующий образец. Это обусловлено тем, что слово «красный» физически, объективно присутствует окрашенной карточке.

Аргумент 2: как получает свое значение внутренний объект?

Даже если бы мы могли как-то вызывать из памяти правильный образ, не зная, что означает слово «красный», все-таки остается еще одна проблема. Предположение о том, что слова и другие знаки в конечном итоге получают значение благодаря соотнесению их с внутренними объектами — идеями, — кажется правдоподобным лишь до тех пор, пока не зададутся вопросом: а как, в свою очередь, эти внутренние объекты получают свои значения?

Допустим, слово «красный» вы связали с мысленным образом красного квадрата. Придали вы благодаря этому значение данному слову?

Нет. Мы уже видели, что доступные образцы — скажем, красный квадрат, нарисованный на карточке, — можно интер­претировать самыми разными способами. Но та же самая трудность возникает и в отношении мысленных образцов. Сами по себе они ничуть не более осмысленны, чем внешние образцы.

Предположим, например, что вашим мысленным образом является алый квадрат. Должны ли вы тогда применять слово «красный» только к объектам алого цвета? Или к оранжевым объектам тоже? Или, может быть, ваш образец только случайно оказался красным, а на самом деле он представляет квадратность? Не должны ли вы поэтому выбирать только квадратные объекты? И так далее. Ваш мысленный образ не позволяет дать ответ ни на один из этих вопросов.

Ясно, что мы вновь попадаем в круг. До сих пор мы объясняли, каким образом слова и другие знаки получают значение, опираясь на предположение о том, что какие-то знаки — мысленные знаки — уже обладают значением. Поэтому вопрос о том, как первоначально возникают значения, остается открытым.

Движение по кругу

Витгенштейн указал на то, что объяснения, опирающиеся на модель внутреннего процесса, содержат в себе круг. Эта модель пытается объяснить, каким образом слова и иные общепринятые знаки получают значение, ссылаясь на личные, внутренние объекты, но она вынуждена считать, что эти внутренние объекты уже имеют значение. Она пытается также объяснить вашу способность выделять среди внешних объектов «красные» объекты, но предполагает при этом, что вы уже обладаете этой способностью.

Имеются еще два примера круговых объяснений когда - то мы пытались ответить на вопрос о том, на чем держится Земля, предполагая, что она покоится на спине огромного животного — слона. Конечно, такое объяснение не раскрывало тайны, ибо затем требовалось объяснить, на чем держится слон. Поэтому мы были вынуждены предполагать наличие другого животного — черепахи, — на которой стоит слон.

Но на чем стоит черепаха? Не обязаны ли мы ввести другое животное, на котором держится черепаха, затем — еще одно, на котором держится первое, и так далее до бесконечности?

Проблема возникает вследствие того, что наше объяснение считает несомненным то, что подлежит объяснению: что всякая вещь на чем-то держится.

Аналогичный круг содержится в предположении о том, что поведение человека можно объяснить как результат поведения мельчайших существ, управляющих человеком так, как управляют судном.

Такое объяснение содержит круг, ибо теперь нам нужно объяснить поведение этих мельчайших существ. Допустим, их поведением управляют еще более мелкие существа. Но тогда этими последними должны управлять еще более мелкие и так далее.

Конечно, указание на то, что такие объяснения содержат круг, еще не означает доказательства того, что слона или маленьких существ, копошащихся в нашей голове, не существует. Но если слона или этих маленьких существ мы ввели только для того, чтобы объяснить какие-то вещи, которых они не объясняют, а считают несомненными, то нет никакого смысла в их введении.

То же самое, конечно, справедливо и для механизма мысленного, внутреннего «поиска», вводимого моделью внутренних процессов. Указав на то, что этот механизм считает несомненным то, что должен был объяснить, Витгенштейн лишил нас оправдания для его введения.

Значение и употребление

Витгенштейн предостерегает нас от искушения мыслить значение и понимание как таинственные внутренние процессы.

«Мы привыкли думать, что использование языка включает в себя две части: неорганическую часть—работу со зна­чками — и органическую часть, которую мы можем назвать пониманием этих знаков, приписыванием им значения, их интерпретацией, мышлением о них. Эта последняя деятельность осуществляется в очень странной среде, в мышлении. А механизм мышления, природа которого нам совершенно неясна, способен вызывать явления, недоступные материальному механизму» (Ludwig Wittgenstein, The Blue and Brown \Booк (Oxford: Blackwell, 1972), p. 3).

Так в чем же тогда, по мнению Витгенштейна, заключается существенная разница между мной и попугаем, если не в чем-то внутреннем? Грубо говоря, она заключается в нашей способности что-то делать. У меня имеется множество способностей, делающих явным мое понимание того, что я подразумеваю под фразой «Я счастлив». Например, если меня попросят, я могу объяснить, что означает выражение «счаст­лив». Я могу привести примеры. Я могу употреблять это вы­ражение нужным образом. Я могу использовать это слово для построения множества других предложений. Попугай же ничего этого сделать не может.

Революция в представлениях о значении, стимулированная последней работой Витгенштейна, заключается в сдвиге внимания от того, что происходит «внутри», к тому, что вы­ражается в нашей наблюдаемой деятельности. Значение не есть что-то «скрытое». Оно лежит на поверхности — в том, как мы употребляем слова и другие знаки. По мнению Витгенштейна, понять значение некоторого слова не значит соотнести его с каким-то мистическим внутренним объектом, а значит, грубо говоря, знать, как оно употребляется.

 

⇐ Предыдущая123

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: