 |
Аргумент на основе идеи общественного договора
|
|
|
|
Ролз считает свой первый аргумент в пользу предлагаемых им принципов справедливости менее важным, чем второй. Его основной аргумент опирается на идею "общественного договора", т. е. его цель — определить, какую политическую мораль выбрали бы люди, закладывая основы общества и находясь в "исходной позиции". Ролз характеризует аргумент, к рассмотрению которого мы приступаем, следующим образом: "ни одно из предыдущих замечаний [о равенстве возможностей] нельзя считать аргументом в пользу этой концепции [справедливости], поскольку в теории договора все аргументы, строго говоря, должны формулироваться с учетом того, что было бы рационально выбрать в исходной позиции. Здесь я прежде всего заинтересован в том, чтобы подготовить почву для доброжелательного восприятия двух принципов справедливости читателями, на которых эти критерии, в особенности [принцип дифференциации] не должен произвести впечатление слишком эксцентричных или причудливых".
Таким образом, для Ропза его первый интуитивный аргумент просто подготавливает почву для второго аргумента, построенного на идее общественного договора. Это необычная стратегия, так как аргументы на основе идеи общественного договора обычно считаются слабыми, и все выглядит так, будто Ролз низводит действительно сильный аргумент до роли вспомогательного по отношению к более слабому второму аргументу.
Почему аргументы на основе идеи общественного договора считаются слабыми? Потому что они опираются на неправдоподобные допущения. Согласно этим допущениям мы должны вообразить некоторое естественное состояние, предшествующее появлению политической власти. В этом состоянии каждый человек предоставлен самому себе в том смысле, что не существует высшего органа, полномочного требовать повиновения людей и обязанного защищать их интересы и имущество. Вопрос в том, на какой договор согласились бы люди в естественном состоянии, чтобы установить политическую власть, имеющую указанные полномочия и обязательства. Если нам известны условия договора, нам понятно, что обязано делать правительство и чему обязаны подчиняться граждане.
|
|
|
Этот метод использовали разные теоретики, включая Гоббса, Локка, Канта, Руссо, которые приходили к разным выводам. Но всех их критиковали за одно и то же, указывая на то, что никогда не существовало ни такого естественного состояния, ни такого договора. Поэтому граждане и правительство не связаны никаким договором. Договор накладывает обязательства, только если на него действительно получено согласие. Но мы могли бы сказать, что тот договор, который люди подписали бы, будь они в некотором естественном состоянии, также есть некоторое соглашение, а именно — гипотетический договор. Но как говорит Дворкин, "гипотетическое соглашение — это не слабая форма действительного договора, это вообще не договор". Когда утверждают, что мы связаны договором, который мы заключили бы, будь мы в естественном состоянии, то здесь предполагается, "что раз человек дал бы согласие на определенные принципы, если бы его об этом спросили, то вполне справедливо применить к нему эти принципы позже, при других обстоятельствах, когда он уже не дает на них согласия. Но это плохой аргумент. Допустим, я не знал реальной стоимости своей картины в понедельник, и если бы вы предложили мне за нее 100 долларов, то я бы принял это предложение. Но во вторник я обнаруживаю, что моя картина представляет большую ценность. Вы не можете утверждать, что было бы честно заставить меня через суд продать вам эту картину в среду за 100 долларов. Возможно, это большая удача для меня, что вы не попросили меня продавать вам картину в понедельник, но это не оправдывает принуждения, совершаемого в отношении меня в среду".
|
|
|
Таким образом, идея общественного договора нелепа в историческом отношении (если она опирается на явно выраженное согласие) и бессодержательна в моральном отношении (если она опирается на гипотетическое согласие).
Но, как отмечает Дворкин, существует другой способ истолкования аргументов, опирающихся на идею общественного договора.
Прежде всего мы должны воспринимать договор не как гарантию согласия, явно выраженного или гипотетического, а как прием, позволяющий просеивать следствия определенных моральных посылок при рассмотрении равенства людей в моральном отношении. Мы используем идею естественного состояния не для объяснения исторического происхождения общества или для установления исторических обязательств правительств и индивидов, а для моделирования идеи равенства индивидов в моральном отношении.
Идея морального равенства предполагает, что никто из нас от природы не подчинен воле другого человека, никто не приходит в этот мир, будучи собственностью или подданным другого. Все мы рождаемся свободными и равными. На протяжении большей части человеческой истории многим классам было отказано в этом равенстве; например, в феодальных обществах крестьяне считались от природы подчиненными аристократам. Историческая миссия таких классиков либерализма, как Локк, состояла в том, чтобы заставить отказаться от этой предпосылки феодализма. И способ, каким они разъясняли, почему люди от рождения не подчинены другим, состоял в указании некоторого естественного состояния, в котором люди равны по своему статусу. Как говорил Руссо, "человек рождается свободным, но везде он в цепях". Идея естественного состояния представляет, таким образом, не антропологическое утверждение о досоциальном существовании людей, а требование отсутствия природной подчиненности одних людей другим.
Однако классики либерализма не были анархистами, отвергающими любое правительство. Согласно анархистам, никакая власть над людьми не имеет законной силы и никогда нельзя на законном основании заставлять людей подчиняться этой власти. Поскольку классики либерализма не были анархистами, наиболее настоятельной проблемой для них было объяснить, почему люди, рожденные свободными и равными, могут согласиться на то, чтобы ими управляли. В целом их ответ сводился к следующему: из-за неопределенностей и дефицитов социальной жизни индивиды, не отказываясь от своего равенства в моральном отношении, согласились бы на передачу определенных полномочий государству при условии, что государство, располагая их доверием, использовало бы эти полномочия для защиты индивидов от неопределенностей и для распределения дефицитов. Еслиже правительство не оправдывает оказываемого ему доверия и злоупотребляет своей властью, то граждане не обязаны больше подчиняться и, по существу, имеют право на восстание. Наличие у некоторых людей власти, позволяющей им управлять другими, совместимо с уважением равенства людей в моральном отношении, поскольку правители удерживают свою впасть благодаря доверию, которое им оказывают, чтобы они могли защитить и содействовать интересам подданных.
|
|
|
Именно такого рода теорию принимает Ролз. По его словам, его цель — "предложить концепцию справедливости, обобщающую и поднимающую на более высокий уровень абстракции известную теорию общественного договора, представленную, скажем, в трудах Локка, Руссо и Канта". Цель договора — определить принципы справедливости в позиции равенства. В теории Ролза "исходная позиция равенства соответствует естественному состоянию в традиционной теории общественного договора. В исходной позиции, безусловно, не следует видеть некую историческую реалию, а, тем более, — первобытное состояние культуры. Это — чисто гипотетическая ситуация, конструируемая для выведения определенной концепции справедливости".
Хотя исходная позиция Ролза "соответствует" естественному состоянию, она также и отличается от него, так как, по мнению Ролза, естественное состояние в обычном понимании фактически не является "исходной позицией равенства". Именно в этом пункте его аргумент на основе идеи общественного договора соединяется с интуитивным аргументом. Естественное состояние в его обычном описании несправедливо, так как одни люди имеют больше шансов остаться в выигрыше, чем другие: у них лучшие природные способности, изначально больше ресурсов и просто больше физической силы. Они смогут дольше продержаться в ожидании лучшей сделки в то время, как менее сильные и менее талантливые вынуждены будут пойти на уступки. Природные случайности влияют на каждого, но некоторые люди умеют лучше ими воспользоваться, и поэтому они не согласятся на общественный договор, если он не закрепит их природных преимуществ. Как мы видели, с точки зрения Ролза, это несправедливо. Поскольку природные преимущества нельзя считать заслуженными, они не должны ставить в привилегированное или неблагоприятное положение людей, когда они выбирают принципы справедливости.
|
|
|
Поэтому нужен прием, "просеивающий" следствия равенства людей в моральном отношении, прием, который помешал бы людям воспользоваться своими случайными преимуществами при выборе принципов справедливости. Именно поэтому Ролз разрабатывает иную, очень своеобразную, конструкцию, известную как "исходная позиция". В этом измененном первоначальном состоянии люди находятся под "покровом неведения", и поэтому "никто не знает ни своего места в обществе, ни своей классовой принадлежности, ни своей доли распределяемых природных благ и возможностей, ни своих умственных или физических способностей и т.п. Можно даже предположить, что участникам не известны их собственные представления о благе или психологические особенности. Принципы справедливости выбираются под покровом неведения. Этот покров гарантирует, что при выборе принципов никто не окажется ни в более выгодном, ни, наоборот, неблагоприятном положении в силу случайных природных или социальных обстоятельств. Поскольку все находятся в одинаковом положении, и ни у кого нет возможности предложить принципы, которые способствовали бы улучшению его собственной позиции, принципы справедливости оказываются результатом честного соглашения или сделки".
Многие критики восприняли это дистанцирование людей от знания ими своего социального происхождения и своих индивидуальных желаний, как проявление странной теории человеческой личности. Что останется от нашего Я, если мы исключим все это знание? Представить себя под таким покровом неведения еще труднее, чем представить себя в традиционном естественном состоянии, где вымышленные люди хотя бы сохраняют относительную целостность души и тела.
|
|
|
Однако покров неведения не выражает никакой теории человеческой личности. Он служит интуитивно понятным условием честности в том же смысле, в каком мы, в целях честного раздела пирога, заботимся о том, чтобы человек, разрезающий пирог, не знал, какой кусок ему достанется. Аналогичным образом покров неведения нужен для того, чтобы те, кто, в силу своего положения, мог бы повлиять на процесс выбора в свою пользу, не могли бы этого сделать. Поэтому, утверждает Ролз, "никого не должны сбивать с толку немного необычные условия, характерные для исходной позиции. Идея здесь проста: нужно сделать более очевидными разумные ограничения, налагаемые на аргументы в пользу принципов справедливости и, стало быть, на сами эти принципы. Так, представляется разумным и для всех приемлемым, чтобы при выборе принципов никто не находился в выгодном или невыгодном положении из-за природной случайности или социальных обстоятельств. Видимо все согласятся также с тем, что должна исключаться возможность для людей подгонять принципы под свои собственные условия... Таким образом, мы вполне естественно приходим к идее покрова неведения".
Исходная позиция предназначена "обеспечить равенство людей как субъектов морали", и поэтому с получаемыми в результате принципами справедливости "согласились бы люди, из которых никто не находится в более выгодном положении в силу природных и социальных случайностей". Исходную позицию следует считать "моделью объяснения", "раскрывающей смысл" наших понятий честности и "помогающей выявить их следствия".
Таким образом, аргумент Ролза не предполагает, что из идеи гипотетического договора выводится определенная концепция равенства. Это послужило бы поводом для самых разнообразных критических нападок, о которых упоминает Дворкин. Скорее, гипотетический договор — это способ выражения определенной концепции равенства и способ выведения из этой концепции следствий относительно справедливого регулирования деятельности социальных институтов. Устраняя источники эгоистической заинтересованности и выдвигая требование всеобщего согласия, Ролз надеется найти решение, приемлемое для каждого в позиции равенства, т. е. решение, уважающее право каждого человека на то, чтобы к нему относились как к свободному и равноправному существу.
Поскольку предпосылкой аргумента служит равенство, а не договор, то для критики этого аргумента необходимо показать, что в нем не удалось выразить адекватное понимание равенства. Поэтому недостаточно, а, по существу, и неуместно, указывать на то, что договор не согласуется с реальной историей, что, с психологической точки зрения, покров неведения невозможен, или что исходная позиция нереалистична в каком-нибудь еще смысле. Вопрос не в том, могла ли когда-либо иметь место исходная позиция; вопрос в том, можно ли считать честными принципы, которые должны быть в ней выбраны, учитывая характер процесса выбора.
Даже если мы примем ролзовскую идею общественного договора как прием, позволяющий выразить концепцию равенства, остается неясно, какие конкретно принципы будут выбраны в исходной позиции. Разумеется, Ролз убежден, что будет выбран принцип дифференциации. Однако свой второй аргумент он предлагает как независимый от первого интуитивного аргумента, построенного на анализе равенства возможностей. Строго говоря, Ролз, как мы видели, не считает интуитивный аргумент уместным в рамках теории договора. Поэтому принцип дифференциации — это лишь один возможный выбор в исходной ситуации среди множества других.
Как же происходит выбор принципов справедливости? Основная идея такова: хотя мы не знаем, какое положение займем в обществе и к каким целям будем стремиться, тем не менее определенные вещи в любом случае будут нам желательны и будут необходимы для того, чтобы мы смогли вести достойный образ жизни. Несмотря на различия в жизненных планах разных людей, все они имеют одну общую черту: все они предполагают, что человек ведет некоторый образ жизни. По словам Уолдрона, "есть нечто такое, что можно назвать следованием представлению о достойной жизни и что, можно считать, свойственно всем людям, даже имеющим самые несходные убеждения <...> (Х)отя люди не разделяют идеалов друг друга, они, по крайней мере, могут путем абстрагирования от своего опыта понять, что значит следовать идеалу достойной жизни ". Все мы следуем какому-нибудь идеалу достойной жизни, а для его претворения в жизнь, независимо от его конкретного содержания, нам нужны определенные вещи. В теории Ролза эти вещи получили название "первичных благ". Существует два вида первичных благ:
1. Социальные первичные блага, т. е. блага, которые распределяются социальными институтами; к ним относятся доход и благосостояние, возможности самореализации и полномочия, права и свободы;
2. Природные первичные блага, т. е. такие блага, как здоровье, умственные способности, энергичность, воображение и данные от природы способности; социальные институты оказывают влияние на эти блага, но непосредственно их не распределяют.
При выборе принципов справедливости под покровом неведения люди стремятся обеспечить себе наилучший возможный доступ к первичным благам, распределяемым социальными институтами (т. е. к социальным первичным благам). Это не означает, что в основе нашего чувства справедливости лежит эгоизм. Поскольку никто не знает, какое положение займет, выбор наилучшего для себя будет иметь те же последствия, что и выбор наилучшего для всех, понимаемого с непредвзятой точки зрения. Решая под покровом неведения, какие принципы будут способствовать моему благу, я должен поставить себя на место каждого члена общества и посмотреть, что способствует его благу, поскольку в конечном счете я могу оказаться на месте любого из этих людей. Таким образом, в сочетании с покровом неведения допущение о рациональном эгоизме "достигает той же цели, что и благожелательность", поскольку я должен отождествить себя с каждым человеком в обществе и принять во внимание его благо, как если бы оно было моим собственным. Таким образом, в соглашениях, которые достигаются в исходной позиции, всем людям уделяется равное внимание.
Итак, стороны в исходной позиции, не ведая, в каком положении они в итоге окажутся, стараются обеспечить всем наилучший возможный доступ к первичным благам, которые позволят им вести достойный образ жизни. Тем не менее, есть немало разных принципов, которые они могли бы выбрать. Они могли бы выбрать равномерное распределение социальных первичных благ независимо от положения человека в обществе. По мнению Ролза, это нерационально, ибо определенные виды неравенств, например, те, о которых говорит принцип дифференциации, могут улучшить для каждого возможность получения первичных благ. Стороны могли бы выбрать утилитаристский принцип, требующий такого распределения первичных благ социальными институтами, при котором максимизировалась бы общая сумма полезности в обществе. Это может максимизировать и среднюю величину полезности, на которую можно было бы рассчитывать в реальном мире. При некоторых оценках рациональности это считается рациональным выбором. Но это включает и определенный риск, связанный с тем, что вы можете оказаться в числе тех, от кого потребуются многократные жертвы ради блага других. Это делает ваши свободы, имущество и даже вашу жизнь уязвимой перед эгоистичными и незаконными притязаниями других. В результате вы оказываетесь незащищенными именно в тех ситуациях, в которых вы прежде всего и нуждаетесь в защите, как, например, когда из-за ваших убеждений, цвета кожи, пола или природных способностей вы не находите себе применения в обществе или просто перестаете что-либо значить для большинства. Поэтому при некоторых оценках рациональности утилитаризм становится нерациональным выбором, поскольку рационально гарантировать защиту основных прав и ресурсов, даже если при этом уменьшится ваш шанс получить больше основных благ.
Таким образом, имеются противоположные оценки рационального выбора в исходной ситуации: рациональность рискованной игры или рациональность игры наверняка. Если бы мы знали, каковы шансы того, что наши основные права будут попраны в утилитаристском обществе, мы могли бы лучше оценить, насколько рационально идти на риск. Но покров неведения исключает такое знание. Рискованная игра будет признана рациональной в зависимости от того, испытываете ли вы склонность к риску или нет: некоторые люди не против пойти на риск, другие предпочитают надежность. Но покров неведения исключает и знание о личных вкусах. Что же тогда считать рациональным выбором? Согласно Ролзу, рациональным выбором является стратегия "максимин" (maximin), т. е. стратегия, при которой вы максимизируете ту долю, которую вы бы получили, окажись вы в наименее обеспеченном положении. Как замечает Ролз, это все равно что исходить из допущения, что ваш злейший враг будет решать, какое место вы займете в обществе. В итоге вы выберете ту схему распределения, которая максимизирует минимальную возможную долю.
Представим, например, что в мире, состоящем из трех человек, возможны следующие схемы распределения:
1. 10:8:1
2. 7:6:2
3. 5:4:4
Стратегия Ропза предписывает выбрать схему (3). Если вы не знаете, какова вероятность того, что вы окажетесь в наилучшей или наихудшей позиции, рациональным выбором, согласно Ролзу, будет третья схема распределения, поскольку даже если вы окажетесь в наихудшем положении, она предоставит вам больше, чем вы бы получили, окажись вы на самом низком уровне при других схемах распределения.
Заметьте, что вам следует выбрать третью схему, хотя первые две схемы имеют более высокую среднюю величину полезности. Недостаток этих двух схем состоит в том, что они не исключают тот шанс, пусть неопределенный, что ваша жизнь будет совершенно неудовлетворительной. А поскольку каждый из нас имеет только одну единственную жизнь, было бы нерационально допускать подобную возможность. Поэтому, заключает Ролз, люди в исходной позиции выберут принцип дифференциации. А этот вывод очень удачно совпадает с тем, что говорит нам первый интуитивный аргумент. Люди, использующие честную процедуру принятия решений для выбора принципов справедливости, приходят к тем же самым принципам, которые вытекают из наших интуитивных представлений.
Многие авторы подвергли критике рациональность стратегии "максимин". Одни полагают, что в равной, если не в большей, степени рационально делать ставку на утилитаризм. Другие утверждают, что, не зная шансы или предрасположенность человека к риску, нельзя оценить рациональность рискованной игры. Как отмечают эти критики, Ролз только потому выводит принцип дифференциации, что он приспосабливает для этого выведения свое описание покрова неведения и делает совершенно необоснованные психологически допущения ".
(а) Слияние двух аргументов
В этих критических замечаниях есть доля истины, хотя в целом подобная критика лишь вводит в заблуждение, поскольку Ролз сам признает, что приспосабливает свое описание исходной позиции для выведения принципа дифференциации. Он отмечает, что "для любого традиционного представления о справедливости существует своя интерпретация исходной позиции, в которой формулируемые этим представлением принципы оказываются предпочтительным решением" и что какая-то определенная интерпретации приведет к утилитаризму. Существует немало описаний исходной позиции, которые отвечают цели создания честной процедуры принятия решения, но принцип дифференциации отнюдь не будет выбран во всех этих случаях. Поэтому прежде чём мы сможем определить, какие принципы будут выбраны в исходной позиции, нам нужно решить, какое принять описание исходной позиции. А одним из критериев при выборе описания исходной позиции, полагает Ролз, служит выводимость из нее принципов, которые мы находим интуитивно приемлемыми.
Итак, заявив, что исходная позиция должна воплощать в себе идею равенства людей в моральном отношении, Ролз затем уточняет, что "есть и другой способ оправдать определенное описание исходной позиции. Он связан с тем, что принципы, которые будут выбраны, должны согласовываться с нашими взвешенными суждениями о справедливости или расширять их в допустимых пределах". Таким образом, принимая решение о предпочтительном описании исходной позиции мы как бы "заходим с двух сторон". Если принципы, выбранные при одном варианте описания, не соответствуют нашим убеждениям о справедливости, то "у нас есть выбор. Мы можем либо усовершенствовать описание исходной ситуации, либо пересмотреть свои суждения, поскольку даже суждения, которые мы предварительно сочли ключевыми, подлежат пересмотру. Двигаясь вперед и назад, в одних случаях изменяя условия заключения договора, в других — отказываясь от своих прежних суждений или согласовывая их с принципом, я полагаю, в конце концов мы найдем описание исходной ситуации, которое будет включать и разумные условия, и принципы, соответствующие нашим взвешенным суждениям, должным образом урезанным и подогнанным".
Таким образом, интуитивный аргумент и аргумент на основе идеи общественного договора в итоге оказываются зависящими друг от друга. Ролз допускает изменение исходной позиции с тем, чтобы из нее выводились принципы, соответствующие нашим интуитивным представлениям (по крайней мере, тем из них, которых мы продолжаем придерживаться после того, как попытались в двустороннем процессе привести в гармонию нашу теорию и наши интуитивные представления). Это может выглядеть каким-то трюком. Это так и есть, если мы приписываем Ролзу мнение, будто два аргумента обеспечивают полностью независимую поддержку друг другу. Хотя Ролз иногда делает такие заявления, но в других местах он признает взаимозависимость этих аргументов, опирающихся на одну и ту же совокупность взвешенных интуитивных суждений.
Но зачем же тогда утруждать себя изобретением приема, основанного на идее договора? Почему бы не ограничиться первым интуитивным аргументом? Это хороший вопрос. Хотя аргумент на основе идеи договора не столь уж плох, как полагают критики, он и не столь хорош, как думает Ролз. Если каждая теория справедливости предлагает свое собственное описание договорной ситуации, то мы прежде должны решить, какую теорию справедливости мы принимаем, а уж потом выбирать подходящее для нее описание исходной позиции. Поскольку для Ролза неприемлемы рискованная игра и незаслуженное наказание людей с природными недостатками, это побуждает его принять определенное описание исходной позиции; те же, кто не согласен с ним по этим вопросам, будут описывать эту позицию по-другому. Этот спор нельзя разрешить, обратившись к договорному соглашению. И для той, и для другой стороны ссылка на ситуацию заключения договора в целях защиты своей теории была бы простым уклонением от существа вопроса, ибо ситуация заключения договора уже предполагает теорию. Следовательно, все основные вопросы справедливости должны быть решены еще до выбора описания исходной позиции. Но тогда договор оказывается излишним.
Это не означает, что прием на основе идеи договора совершенно бесполезен. Во-первых, исходная позиция представляет собой способ прояснения наших интуитивных представлений точно так же, как в более ранних теориях общественного договора — обращение к естественному состоянию с тем, чтобы прояснить идею естественного равенства. Во-вторых, хотя интуитивные представления, на которые опирается аргумент о равных возможностях, свидетельствуют о недостаточности честного соблюдения равенства возможностей, они не говорят нам, что еще требуется; поэтому прием, основанный на идее договора, помогает нам уточнить наши интуитивные представления. Именно это имеет в виду Ролз, когда говорит, что этот прием может помочь "вывести следствия" из наших интуитивных представлений. В-третьих, этот прием задает позицию, с которой мы можем проверять противоположные интуитивные представления. Талантливый человек мог бы совершенно искренне не соглашаться с тем, что природа распределяет таланты произвольным образом. В этом случае мы имели бы столкновение разных интуитивных представлений. Но если в ситуации, исключающей знание о том, что он получит в природной лотерее, тот же самый человек возьмет назад свои возражения, то мы можем с определенной уверенностью сказать, что наше интуитивное представление было правильным, а его представление было продиктовано его личными интересами. Некоторые интуитивные представления оказываются не столь уж стабильными, если рассматривать их, абстрагируясь от того конкретного положения, которое человек занимает в обществе. Аргумент на основе идеи договора позволяет установить, будут ли выбраны наши интуитивные представления с позиции непредвзятого человека. Таким образом, договор проясняет общие интуитивные представления и обеспечивает непредвзятую позицию для оценки более конкретных представлений.
Итак, использование приема, основанного на идее договора, предоставляет нам определенные преимущества. С другой стороны, этот прием излишен с точки зрения рассматриваемых целей. Как мы видели в предыдущей главе, некоторые авторы (например, Хэйр) для выражения идеи равной заботы о людях используют не беспристрастных участников договора, а "идеальных сторонников" (ideal sympathizers). И та, и другая теория предписывают моральному агенту занять непредвзятую позицию, но если для непредубежденных участников договора каждый человек в обществе — это одно из возможных будущих выражений их собственного блага, то для идеальных сторонников он — один из компонентов их собственного блага, поскольку они сопереживают каждому человеку и стремятся разделить его судьбу. В этих двух теориях используются разные приемы, но это различие довольно внешнее, ибо ключевым в этих теориях является стремление поставить человека в такие условия, когда он не ведает о своем личном благе или когда он лишен возможности содействовать своему личному благу. Действительно, порой бывает трудно отличить непредубежденных участников договора от идеальных сторонников.
Впрочем, идею равной заботы о людях можно выразить, вообще не прибегая к каким-либо специальным приемам, а просто попросив агентов проявлять о других равную заботу. И здесь не важно, знают ли они о собственном благе и есть ли у них возможность способствовать личным интересам. По сути, есть нечто странное и порочное в том, чтобы использовать для выражения идеи морального равенства приемы с непредубежденными участниками договора и идеальными сторонниками. Цель покрова неведения — отчетливо подчеркнуть ту мысль, что другие люди важны сами по себе, а не просто как компоненты нашего собственного блага. Но эту цель пытаются достичь тем, что задают перспективу, в которой благо других выступает простым компонентом нашего собственного (реального или возможного) блага. Прибегая к "идее выбора, способствующего интересам отдельного рационального индивида, для которого жизни других людей в обществе — это лишь множество разнообразных возможностей", мы только затемняем ту идею, что люди представляют собой цель-в-себе. Ролз пытается ограничить восприятие людьми в исходной позиции жизней других индивидов лишь как разнообразных возможных последствий их эгоистичного выбора, но прием, основанный на идее договора, поощряет такое восприятие, а потому искажает истинное значение равной заботы о людях.
Однако этот прием немного добавляет к самой теории Ролза. Интуитивный аргумент является главным, что бы ни утверждал Ролз, а аргумент на основе идеи договора (в лучшем случае) лишь помогает сформулировать интуитивный аргумент. Однако непонятно, почему Ролз подчеркивает независимый характер аргумента на основе идеи договора. Как мы видели, Ролз с сожалением отмечал тот факт, что люди вынуждены выбирать между утилитаризмом — систематичной, но часто идущей вразрез с нашими интуитивными представлениями теорией — и интуитивизмом — набором неоднородных и неупорядоченных интуитивных представлений. Если же он нашел теоретическую альтернативу утилитаризму, гармонично согласующуюся с нашими интуитивными убеждениями, то его теория имеет прочные основания, и ее никоим образом не ослабляет взаимозависимость интуитивного аргумента и аргумента, основанного на идее договора. Как утверждает Ролз, "концепцию справедливости нельзя дедуцировать из самоочевидных предпосылок или ограничений, налагаемых на принципы; скорее, ее обоснование строится на множестве взаимоподдерживающих соображений, увязываемых в одну согласованную систему". Он называет это "рефлексивным равновесием" и видит свою цель в достижении такого рефлексивного равновесия. Его принципы справедливости находят себе поддержку в интуитивных представлениях, к которым мы апеллируем в наших повседневных делах, и в суждениях о природе справедливости, рассматриваемой не с наших конкретных позиций, а с позиции беспристрастного человека. Поскольку цель Ролза — достижение рефлексивного равновесия, то критические аргументы Хэйра и Бэрри не достигают цели. Даже если они правы в том, что принцип дифференциации не будет выбран в исходной позиции, как ее описывает Ролз, он мог бы переопределить исходную позицию таким образом, чтобы этот принцип из нее выводился. Этот прием может выглядеть трюком, но он полезен и оправдан, если в результате мы достигаем рефлексивного равновесия, ибо это свидетельствует о том, что "мы сделали все возможное для довольно последовательного изложения и обоснования наших представлений о социальной справедливости".
По-настоящему серьезная критика теории Ролза должна или опровергнуть интуитивные предпосылки этой теории или показать, что принцип дифференциации не является наилучшим выражением этих интуитивных предпосылок (и поэтому следует использовать другое описание исходной ситуации для достижения рефлексивного равновесия). В последующих главах я рассмотрю теории, не принимающие интуитивных предпосылок ролзовской концепции, но вначале я хотел бы кратко изложить вторую стратегию. Нельзя ли попытаться найти внутренние трудности в теории Ролза, направив свою критику не против интуитивных предпосылок этой теории, а против их теоретического осмысления?
(б) Внутренние проблемы
Как мы видели, одна из ключевых интуитивных предпосылок теории Ролза касается различия между выбором и обстоятельствами. Его аргумент против господствующего представления о равенстве возможностей в значительной степени сводится к тому, что в господствующем представлении слишком многое зависит от нашей незаслуженной природной одаренности. В этом я согласен с Ролзом. Однако в теории самого Ролза слишком многое зависит от природных неравенств и в то же время очень немногое зависит от принимаемых нами решений.
(1) Компенсация за природные неравенства
Вначале я рассмотрю вопрос о природных способностях. По мнению Ролза, право людей на социальные блага не должно зависеть от их природной одаренности. Талантливые не заслуживают более высокого дохода, но они могут иметь более высокий доход, если это принесет пользу наименее преуспевающим. Поэтому, согласно Ролзу, принцип дифференциации наилучшим образом способствует тому, чтобы природные достоинства не имели несправедливых последствий.
Однако в решении Ропза слишком многое в судьбе людей все еще зависит от случайных факторов. Это обусловлено тем, что Ролз определяет наименее обеспеченную позицию исключительно в терминах социальных первичных благ, т. е. прав, возможностей самореализации, благосостояния и т. д. Он не учитывает природные первичные блага при определении наименее обеспеченного положения. Для Ролза два человека одинаково преуспевают, если они располагают одним и тем же набором социальных первичных благ, хотя один из них может быть лишен талантов, быть физически или умственно неразвитым или иметь слабое здоровье. Аналогичным образом, если у кого-то есть даже небольшое преимущество перед другими в том смысле, что он лучше обеспечен социальными благами, то он, по оценке Ролза, более преуспевает, даже если его дополнительный доход недостаточен для покрытия затрат, связанных с некоторым природным недостатком, например, для покрытия затрат на лечение какой-либо болезни или на приобретение специального оборудования, необходимого при некоторых физических увечьях.
Почему же точкой отсчета при оценке справедливости социальных институтов должны стать возможности наименее преуспевающих, выраженные в терминах социальных благ? Это условие противоречит как интуитивному аргументу, так и аргументу на основе идеи договора. В последнем случае это условие никак не обусловлено рациональностью участников в исходной позиции. Если, как утверждает Ролз, для успешного образа жизни здоровье столь же важно, как и деньги, и если стороны в исходной позиции стремятся найти социальное устройство, обеспечивающее им наибольшее количество первичных благ при наихудшем возможном положении (доводы в пользу "максимина"), то почему бы не признать недостаток здоровья и денег в равной мере проявлением необеспеченности и учитывать их при социальном распределении. Каждый человек признает, что он будет меньше преуспевать, имея те же социальные блага, если неожиданно получит увечье. Почему бы ему не желать, чтобы общество признало его положение невыгодным?
Интуитивный аргумент имеет та
|
|
|
