 |
Клык и его последняя битва 15 глава
|
|
|
|
«Под голубыми небесами великолепными коврами, блестя, на поле снег лежит», – я снова грезил наяву пушистыми полями ослепительно белой зимы. Сколько лет прошло с тех пор, как я бродил по снежным сугробам? Не помню. Помню, как ходил в зимний лес на лыжах, как было кругом светло и солнечно, как здорово было прямо на морозе пить из термоса горячий чай. Я тогда умел смеяться громко и открыто, умел радоваться начинающемуся дню, любил большие компании и новые знакомства.
Кто я теперь? Угрюмый сталкер, вечно ковыряющийся в своей самодельной снаряге. Подозрительный и осторожный продавец редкого барахла, принесенного с собой из Зоны. Одиночка, быстро устающий от большого скопления людей. Я больше похож на зверя, чем на человека, вокруг меня уже который год развиваются странные события, без спроса вторгаясь в мою жизнь.
И вот итог. Зомби и проводник в одном лице для мерзкого мародера, идущего продавать меня какой-то нежити. И даже обычного человеческого страха во мне не осталось. Только равнодушие или кромешный ужас, подкатывающий иногда внезапным комком к самому горлу. Тогда мой измученный мозг рисует мне кружева белых просторов и я живу кратким мигом прошлых лет. Погружение в белый цвет что-то должно значить, что-то очень важное для меня, но нет сил думать и понимать. Есть только белый цвет вокруг, как снежная карусель всесильной зимы.
«Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя»…
* * *
– Что-то здесь произошло, Рвач, – сказал Дзот приближаясь к старому должнику, стоящему на самом краю большого островка среди болота. – Явно был бой, очень много следов вокруг. Только вот слизень, Зона его забери, здесь уже потрудился. Все в его соплях, только одну ногу и нашли. Судя по ботинку – был военный сталкер.
|
|
|
Рвач мрачно осмотрел кровавый ошметок и двинулся вокруг острова. Все было понятно без слов. Если и был еще шанс найти Клыка живым, то следовало искать следы людей, успевших убраться с острова до прихода слизня.
* * *
Уже почти совсем стемнело, когда двое путников остановились в сотне метров от какого-то большого и старого, давно обветшалого сооружения.
– Ну вот и лесопилка, – напряженным голосом сказал Сухарь. – Здесь переночуем. Сказано было: «на рассвете». Вот и подождем. Садись, можешь положить ноги как удобней будет.
Клык послушно опустился на землю, неудобно двигая связанными руками.
– Развязал бы ты веревки, Сухарь, – сказал он равнодушно. – Я ведь теперь никуда от тебя не сбегу.
– Ну уж нет, – ответил Сухарь. – Может они все это время за нами наблюдали и наблюдают? Пусть знают, что ты мой пленник и что я тебя сюда специально для них привел.
– Ну ты и скотина, – также равнодушно отметил Клык и привалился спиной к дереву.
– Может и скотина, – неожиданно согласился Сухарь. – Может ты и прав. Только это все не имеет значения.
Он в несколько минут развел костерок и уселся перед ним неподвижно, уставясь в огонь своим изуродованным лицом.
– Зря огонь развел, – сказал вдруг Клык, вытягивая ноги поближе к живительному теплу. – Того и гляди зверье приманишь. Без денег тогда останешься – это факт. Да и мне будет удовольствия мало, если меня живьем жрать будут.
– Ты все-таки полный кретин, – ответил задумчиво Сухарь. Не будет здесь зверей. Здесь ОНИ. А деньги… Ты что и вправду думаешь, что я тебя сюда продавать привел? Ну тогда ты полный кретин в квадрате.
– А зачем же тогда? – впервые за все время совместного «путешествия» удивился Клык.
– А ты ведь и вправду меня не узнал, – удовлетворенно констатировал Сухарь. – А вот я тебя – сразу. Это ведь твой был пистолет. Твой, я уверен в этом. Не знаю как ты его взорвал, но всеми своими уродствами я именно тебе обязан. Да.
|
|
|
– Что?! – вскинулся Клык и уставился во все глаза на сидящего напротив него человека. Тот лишь криво хмыкнул в ответ.
* * *
Это был он, полковник Марченко, полковник Хахашуткин, как он сам себя последний раз называл, устроивший год назад операцию по отлову сталкеров и пытавшийся застрелить меня тогда из моего же керамического пистолета, подаренного мне капитаном. Таинственное оружие взорвалось тогда и я был уверен, что с этим мерзким типом теперь уже покончено навсегда.
Но вот он живой, сидит передо мной и скалит в уродливой гримасе, покрытое шрамами лицо.
Я испытал полный шок. Перебрал в памяти все, что произошло со мной этим днем. Да, это был он, теперь сомнений не было, и я снова, как и год назад, сразу его не узнал.
– Ну, что ты испугался? – почти участливо спросил он, с пониманием наблюдая за моим лицом. – Что изменилось-то?
– Неужели месть? – удивился я и рассмеялся в полный голос, пугая сизую мглу вокруг. – Полковник Марченко рискует всем ради банальной мести! Так из нас тупой? Полковник! Ты меня удивил. Неужели все, все это ради мести?
– Да нет, дружок, – спокойно ответил он. – Уже давно не полковник. Не без твоей помощи, кстати. А месть… Что ж, тоже неплохая причина для движения. Так что нет больше никакого полковника Марченко. Есть обычный сталкер Сухарь. Мстительный и жадный.
Мне показалось, что последние слова он произнес с какой-то странной горечью и против воли внезапно почувствовал к нему даже сочувствие. Потом вспомнил сколько хороших парней он отправил в свое время за решетку, скольких убил собственноручно и все мои попытки понять этого веселого убийцу рассеялись как дым. Передо мной сидел враг. Враг жестокий, не знающий пощады. Враг, которого «мои» «должники» считали таким же мутантом, как и те, что плодились в Зоне и подлежали немедленному уничтожению. И этот враг привел меня сюда с единственной целью: доставить мне как можно больше мучений. Сомнения прочь. Если у заказчика моей доставки не будет морды, в которую можно будет плюнуть, постараюсь доставить это удовольствие морде Сухаря.
И переклинило же меня на этих плевках, подумалось вдруг с мрачным юмором и я сказал Сухарю, снова уперевшемуся взглядом в костер:
|
|
|
– Да какой ты сталкер, Сухарь? Мародер и сволочь последняя. И руки твои красные от крови не ради выживания, а ради развлечений. Даже та злополучная экспедиция, в которую я идти отказался – и то на твоей совести. Знал же какую шваль к умникам приставил. Должен был знать, что никуда они дороги не найдут. И всю свою жизнь ты только и делал, что гадил, гадил и снова гадил на чужие головы, а теперь вот посмотрите какой бедненький сидит, на судьбу свою горькую проклятия шепчет! Контроллера тебе на обратной дороге – вот самое лучшее завершение твоей славной карьеры. Чтоб шлялся по лесам кучей дерьма. Только вот, думаю, ничего, в этом случае, с тобой нового в жизни не произойдет.
Сухарь смотрел на меня через огонь неподвижным взглядом. Можно было бы подумать, что он вообще меня не слышал, но уголки рта у него подрагивали и на губах выступила пена. А ведь можно его разозлить до состояния когда он меня просто убьет, подумалось вдруг, и на этом все и закончится.
– Тебя, выродка, страна кормила и одевала, чтобы ты защищал ее от внешнего врага, – продолжал я самым издевательским голосом, на который был способен. – А ты окопался в теплом местечке и дал волю своей извращенной сущности. Борец со сталкерами – ха! Зарезать бедолагу в наручниках, что пытался заработать себе копеечку на жизнь – это теперь высшая доблесть старшего офицера. Ты, подонок, замарал честь мундира, только прикоснувшись к нему. Это тебя надо ловить, судить и сажать, а не тех, кто, рискуя жизнью, носит хабар из Зоны. Да и не всех ведь ты ловил с полным усердием, а? Наверное и на лапу принимал? Сколько те…
Последняя фраза застряла у меня в глотке, когда Сухарь одним резким движением вдруг оказался рядом – как же быстро он двигался! – и поднял меня за ворот словно тряпичную куклу.
Его лицо оказалось совсем близко. Белые черви шрамов двигались по лицу в каком-то своем диком танце, глаза бешено вращались в орбитах и я, с обреченным и одновременно сладостным томлением, понял: вот оно – конец близок.
|
|
|
– Это ты мне говоришь?! – заорал он брызгая слюной и встряхивая меня как мешок с картошкой. – Ты, тащишь из Зоны все, что под руку попадает! Ты ради наживы готов на все! Сталкерское отродье! А знаешь сколько людей погибло изучая ваши сраные «артефакты»? А сколько обычных людей загнулось просто потому, что в соседях у них оказались сталкеры? Не знаешь?! А можешь себе представить каково это: вернуться домой со службы и найти свою семью мертвой, потому что за стенкой какой-то ублюдок сложил в одну кучу десяток единиц опаснейшего дерьма?! Это вы – нечисть на теле страны, из-за вас здесь кордоны и патрули, из-за вас армия каждый год теряет сотни лучших людей! Да вас всех под нож надо, всех, до единого! До последнего! Жадного! Негодяя!
По-моему, в этот момент он перестал себя контролировать. Руки его беспорядочно затряслись, дыхание вырывалось наружу с диким стоном, оскаленные зубы щелкали прямо перед моим носом и весь он стал похож на бешеного лесного зверя. Я продолжал безвольно обвисать на его руке, а он внезапно вздернул меня повыше и вдруг ударил справа в голову. Мир вокруг взорвался мириадами искр и я ушел во тьму.
* * *
Караул сидел на старом большом пеньке и жалостливо смотрел на меня, подперев щеку кулаком. На нем был все тот же светлый балахон и был он похож на средневекового монаха, попавшего в монастырь прямиком из грузчиков.
Я слабо застонал и, приложив изрядное усилие, смог принять сидячее положение. Тело слушалось меня! Правда, через секунду я сообразил, что всего лишь лежу в отключке и вижу чрезвычайно реалистичный сон. Ситуация показалась знакомой, я помахал рукой перед лицом Караула, проверяя насколько он готов пообщаться.
– Да здесь я, здесь, – ворчливо сказал Караул. – А тебя все-таки нелегко удивить. Я-то думал: будут вопросы да расспросы, а ты, я вижу, уже полностью проникся и готов просто поговорить.
– А чему я должен удивляться после хождения сквозь камень да вождения за собой полчищ мертвяков? – слабо усмехнулся я и устроился поудобнее, упершись спиной в развилку дерева, оказавшегося позади.
Кругом, насколько хватало глаз, расстилалась белая равнина. Сверху на нее пристально смотрело голубое небо. Солнца не было видно, но вокруг было светло как в ясный день. Среди белой равнины был только один черный пятачок обычной земли с пеньком и деревом. Почему-то это казалось единственно возможным в данной ситуации.
– Ну да, – думая о чем-то своем, согласился Караул.
– Насколько я понимаю, помощи от вас ждать не приходится? – эта мысль пришла мне в голову только что и вырвалась наружу раньше, чем я успел ее обдумать.
|
|
|
Караул заметно смутился, сделал неуверенное движение руками и виноватым голосом сказал:
– Понимаешь, так получается, что мы не можем тебе помочь.
– Могу узнать: почему? – бесцеремонно вопросил я, скорее для развлечения, чем с целью узнать ответ: я раньше только однажды видал Караула таким виноватым и зрелище это было преуморительнейшим. С мыслью о смерти я как-то совсем смирился и воспринимал происходящее как милый подарок судьбы напоследок.
– Ну, я и сам толком не понимаю, – промямлил Караул. – Капитан сказал, что положение вещей нарушаться не должно, что все потенциально предопределено и нарушать эту линию чрезвычайно опасно для… Ну для всех, в общем.
– Я должен сдохнуть для общего блага? – клянусь, я даже не думал об этом, но мой рот сам сказал эти слова. Я удивился, но мысленно присоединился к вопросу.
– Э-э-э… Ну в общем… Ну я не стал бы так жестко…
– Караул, – сказал я мягко, но настойчиво. – Не надо.
– Капитан сказал, что ты в любом случае должен умереть, – решившись выпалил Караул и сразу покрылся красными пятнами. Мне стало жаль его, этого большого человека, столкнувшегося с моральными проблемами, которые невозможно сокрушить ударом кулака. – А Прыщ сказал, что Кэп имеет на это право и это как-то связано с общей историей и общей линией рождения событий. Только я ничего не понял. Кэп тебя просто приговорил и сам от этого страдает, но никому и шагу супротив сделать не дает.
– Странно, – хмыкнул я, продолжая с подначкой разглядывать Караула. – Ну хоть сами пристрелите тогда. Жалко вам что ли? Все лучше, чем меня невесть кто сожрет.
– Нельзя! – почти простонал Караул. – Заказчики твоего похищения – это те твари, что были разогнаны год назад. Но, оказалось, что теперь они не могут покинуть этот мир. У них, немногим дальше, за водокачкой, в колодце ход в свой мир даже открыт, но ты их не пускаешь домой!
– Я?! – после секундной паузы меня разобрал неудержимый смех.
Караул, казалось, сумел смутиться еще больше.
– Слушай, Караул, – с трудом пробулькал я сотрясаясь от смеха. – А ты с Сухарем выступать парой не думал? Ну с Марченко-Хахашуткиным? Вы бы спелись! Главное в этом деле серьезное лицо и полная чушь в прямом эфире!
– Да погоди ты, – сказал Караул чуть не плача. – Во время тех событий ты оказался связан с ними. Насовсем. Это же словно одна кровеносная система получилась. Не могут они уйти, пока ты не погибнешь. Причем смерть должна быть насильственной и убить тебя должны они. Иначе, они тут навсегда. Вторая Зона сейчас мала, но совсем не исчезает. Не могут они отсюда убраться, пока ты жив!
Смех во мне умер мгновенно. Теперь я точно понимал: это правда. Что-то похожее я и сам чувствовал последнее время, просто не мог сформулировать в точных словах.
– По-моему ты повторяешься, – сказал я сухо. – Хватит дергаться. Если пришло время для сталкера – значит пора. Отпусти меня обратно – сил больше нет на твои сопли смотреть. Подумаешь: скоро к вам присоединюсь и буду ходить модным призраком по Зоне.
Последние слова сказал нарочно бодро и подмигнул своему старому товарищу.
* * *
Переход ото сна к бодрствованию оказался мгновенным. Только что вокруг разбегалась во все стороны бесконечное белое поле и вот уже серый утренний рассвет стягивает ночное покрывало со стены леса и развалин старой лесопилки.
В горле было сухо, как в пустыне, тело снова не откликалось на растерянные команды мозга, правая половина головы глухо пульсировала остатками боли.
Сухарь деловито возился у потухшего костра. Бросив на него взгляд, я прикрыл глаза и задумался. Получалось, что единственно-правильный вариант – это просто ничего не делать и ждать, пока он не отдаст меня тем мерзким тварям. Ну и Зона с ним. Он, похоже, тоже не волен над своей жизнью. Также, как и меня, несет и тащит его по ухабам, а он просто страдает от всего этого, но воспротивиться не может по определению: ему это просто невдомек. Что он там говорил про семью?
– Ты когда-нибудь видел белого енота, Клык? – неожиданно мирным голосом спросил Сухарь.
Я удивился и открыл глаза. Метрах в двадцати от нас действительно сидел белоснежный зверек, ясно видимый на фоне растворяющейся ночи. Белый енот? Белый енот??!
Зверь теперь сидел ближе и Сухарь вдруг обеспокоился.
– А ну, пошел! – заорал он и махнул в сторону енота рукой. Зверь устрашающий жест игнорировал и, казалось, просто внимательно нас разглядывал.
– Да что же это, – суетливо забормотал Сухарь. – Они же скоро придут. А тут этот. Почему он тут? Почему не боится? А ну, брысь!!
Я сдавленно хихикнул. Мышцы лица оказались вполне послушны и я начал похахатывать.
И тут Сухарь взбесился. Ловким движением он вырвал из под плаща пистолет и в две секунды расстрелял по еноту всю обойму. Я уже просто неприлично ржал во весь голос: разом вспомнилось как пытался уничтожить когда-то это, непростое животное, Караул.
Енот по-прежнему сидел неподвижно и делал вид, что резкие звуки выстрелов к нему не относятся.
Сухарь ловко сменил обойму, сделал еще три выстрела и остановился.
– Ну и черт с тобой, – сказал он внятно уже спокойным голосом и, щелкнув предохранителем, убрал оружие под плащ.
Следующие полчаса прошли довольно однообразно. Енот спокойно наблюдал за нами с того же места, я сидел неподвижно под деревом, иногда прикрывая глаза, а Сухарь возился с черным цилиндром, округлой формы.
– Эх, клещи бы, – вдруг сказал он достаточно четко и поозиравшись по сторонам обнаружил забытый за всеми делами мешок. Мой мешок.
– Может у тебя что есть? – спросил он риторически развязывая узел и запуская руку внутрь.
А потом он извлек нож. Мой нож.И свой одновременно. Нож, который я год назад нагло вытащил у него из-за пояса и с которым с тех пор не расставался, сам не знаю почему.
Выражение неподдельной радости осветило его лицо и на какой-то миг он даже стал красив. Ласково проведя металлической плоскостью по щеке, он сноровисто убрал нож за пояс и, бросив в мою сторону короткий взгляд, снова вернулся к своему загадочному цилиндру.
– Знаешь, Клык, – сказал он, сидя ко мне спиной. – Пожалуй, ты только что заслужил право знать побольше. Ты сохранил мой нож – за это я тебе все объясню. Все равно ждать осталось совсем недолго.
Я молчал, удивленный этим выступлением. Как-то все это не укладывалось в образ Сухаря.
– Мне плевать на тебя лично и твоя жизнь меня не интересует, – сказал между тем Сухарь. – А вот твари, что придут скоро за тобой – это да. Это – знатная дичь. Никто до НИХ еще не мог добраться. И твои любимые «должники» положили не один квад, пытаясь разведать вторую Зону. Я давно ждал подходящего момента и запасся заранее всякими полезными вещами. И тут – такой шанс! ОНИ сами ждут, чтобы удачливый охотник к ним приблизился. Я не мог упустить этого случая.
– Что ты хочешь этим сказать, Сухарь? – спросил я удивленно. Отдельные слова я отчетливо понимал, но общий смысл ускользал от меня, проворной рыбиной в глубокой реке.
– Хочу сказать, – весело ответил Сухарь. – Что ты болван. Когда эти черти придут за тобой, я подорву вот эту чудесную штуку и все. Конец второй Зоне. Может быть даже конец Зоне вообще – не знаю.
Я встревожился. Опять все шло не так, как казалось несомненным еще несколько минут назад. Твари должны убить меня, мощный взрыв – только напитает их новой силой! Все готово было пойти под откос из-за кровожадных планов Сухаря.
– Этого нельзя делать ни в коем случае! – торопливо сказал я, но он только отмахнулся:
– Заткнись! Я все прекрасно знаю и во всем разбираюсь! На меня осведомителей работало больше, чем ты людей в жизни видел.
Я не мог больше вымолвить ни слова. Мой мозг принял приказ Сухаря буквально и мои челюсти плотно сжались, затыкая мне рот.
Сухарь же, занятый своими мыслями продолжал:
– В этом цилиндре плод работы трех секретных лабораторий на протяжении нескольких лет. Новое, совершенно потрясающее биологическое оружие – боевые вирусы. Поражают только живые организмы, передаются по воздуху, от дыхания заразиться можно, но не попав в организм – быстро погибают. Невероятно заразная вещь, невероятно смертельная. Вылечить – невозможно. Смерть наступает через двенадцать часов, а еще через сутки – труп совершенно безопасен. Страшная эпидемия пройдет по всей Зоне, а потом не останется здесь ни монстров, ни сталкеров. Никого.
Я слушал этот бред человеконенавистника и не знал что делать. Зато прекрасно знал енот.
Острые зубки вцепились в мою правую ладонь и колючее тепло волной побежало по телу. Это было чертовски больно, но я снова чувствовал свое тело! Дрогнули, сгибаясь в коленях, ноги, свесилась на грудь голова.
А енот тем временем уже рвал зубами и когтистыми лапами веревки на руках.
Вскоре я сидел полностью свободный, медленно растирая запястья, а Сухарь все продолжал бубнить про жизнь после эпидемии. Его спина была прекрасной мишенью, но я продолжал, пока была возможность, разминать мышцы.
И только когда он начал выпрямляться, одним движением оттолкнулся от дерева и прыгнул ему на спину.
И жестоко просчитался.
Сухарь краем глаза уловил движение, крутанулся пригибаясь и, столкнувшись со мной плечом, сумел отпрыгнуть в сторону. Я поднялся с земли и пошел на него.
Голубые глаза удивленно расширились, губы непроизвольно сложились в удивленное «О!», но он моментально «въехал» в новую диспозицию и принял боксерскую стойку. А вот на это я совсем не рассчитывал.
Неуклюже подшагнув поближе на, все еще не совсем послушных, ногах, я попробовал ударить его в лицо и тут же сам получил жесткий удар в солнечное сплетение. Воздух покинул мои бедные легкие и несколько секунд я просто разевал рот, словно рыба на берегу.
Сухарь спокойно ждал продолжения, легким танцующим шагом обходя меня стороной.
– И как же это ты освободился? – голосом заботливой мамочки осведомился он. – Ну химия – понятно. Индивидуальный орагнизм, что-то не так сработало и хватило ненадолго. Но как же ты снял веревки?
Я оттолкнулся обеими ногами, пытаясь в прыжке ударить его головой, но он молниеносно ушел влево и ударил меня сверху локтем в шею. Я вновь поднялся и пошел на него, но ему это, видно, уже надоело и он сам шагнул мне навстречу.
Как же быстро он двигася! Собранное в тугой комок мышц, тело на миг явно обозначилось под плащом, а потом в три молниеносных удара он отправил меня в нокдаун, подхватил свой цилиндр и повернулся в сторону лесопилки.
Оказывается, с той стороны к нам уже приближались гости. Я их не видел, поскольку лежал на земле большим куском бесконечной боли, но слышал, как Сухарь выкрикнул несколько приветливых фраз.
Острые зубки снова вцепились в мою руку. Боль предприняла скоротечное отступление. Я перевернулся на живот и привстал на одном колене.
Только для того, чтобы увидеть зеленое облако мерцающей пыли, поднявшееся над головой Сухаря. И длинные разлапистые тени, быстро удаляющиеся в сторону лесопилки почему-то затянутой густым туманом.
– Ага! – радостно заорал им вслед Сухарь. – Бегите-бегите! Заражайте своих друзей! И подохните все! Все! Эге-гей!
По-моему, он даже подпрыгнул от радости.
Зеленое облако расширившись, коснулось моего лица. В носу защипало. Я чихнул.
Сухарь повернулся ко мне и сказал спокойным голосом человека, выполнившего тяжелую работу, но получившего долгожданный результат:
– Ну вот и все, Клычок. Дело сделано. Можешь топать к своим друзьям-сталкерам. Только в город не ходи, пожалуйста. А то опять лишние жертвы будут. Останется только полный карантин военным вводить.
– Идиот, – сказал я устало. – Тебе надо было просто отдать меня – им. И все бы уже действительно закончилось. А так – ты все испортил!
Он выпучился на меня, а потом коротко хохотнул:
– Кажется, кто-то на этой полянке уверенно деградирует в …
Белый енот разжал зубы у моих ног – на траву лег нож из бронестекла особой закалки. Я нагнулся за ним и, продев ладонь в кожаную петлю у рукояти, сказал, озадаченно нахмурившемуся, Сухарю:
– Теперь нам придется пойти за ними. Надеюсь, возражений не будет?
Он спокойно извлек из-за пояса свой нож, сбросил впервые за все это время свой плащ, одним коротким движением отцепил тяжелый пояс разгрузки со множеством прицепленных к нему предметов и шагнул мне навстречу. В черной рубахе, в штанах защитного цвета, заправленных в ботинки, с тесаком в руке он показался мне символом бесконечной уверенности в себе.
Только теперь все было иначе. Нож в моей руке изменил все вокруг. Я ощутил тонкий баланс каждого движения, каждого шевеления мельчайшей мышцы и заструился навстречу противнику.
Он, кажется, не сразу осознал, произошедшие со мной перемены. Провел несколько рубящих ударов, попробовал кольнуть меня в лицо острием. Я легко скользил вдоль линий продолжающих направление движения острых металлических кромок, поворачиваясь и пропуская мимо себя, кажущиеся смертоносными, удары. Сухарь отступил назад и гневно крикнул в мое безмятежное лицо:
– Ты чего кривляешься?! А ну дерись!
Я послушно покатился на него, испытывая острое наслаждение от каждого, идеально вписанного в пространство, движения и легким движением ножа рассек ему лоб.
Он пытался прикрыться и контратаковать – с таким же успехом он мог бы контратаковать зеркало. Я был его продолжением, я был с ним единым целым, я стал его альтер эго и попасть в меня было просто невозможно.
Кровь заливала его лицо, он впал в ярость и наобум махал ножом во все стороны. Я кружил вокруг в смертельном танце, периодически нанося укол или чертя короткую резаную рану.
В какой-то момент я вообще перестал понимать, что происходит. Мы стояли вплотную друг к другу, он завывая месил воздух стальной отточенной лопастью, а я просто нагибался или нырял под этот вентилятор и завершал подготовку к невероятно красивому и сложному маневру, выходя траекториями ударов в нужную точку и набирая определенную скорость.
Он страшно закричал, когда ручка моего ножа издевательски ткнула его в, залитый кровью глаз, и одновременно выбросил в мою сторону обе руки, пытаясь хотя бы оттолкнуть меня в сторону. Я предвидел это движение.
В один бесконечно долгий миг я прогнулся в спине и волнообразным движением трижды располосовал плывущие надо мной предплечья Сухаря.
Время вернуло себе обычный темп, Сухарь катался в луже крови по земле, а в какой-то сотне метров от нас я заметил, выходящего из леса, Рвача.
* * *
– Не подходить! – яростно кричал Клык и Рвач растерянно остановился. За ним послушно остановились еще несколько человек.
– Здесь заразно! – кричал Клык. – Оцепите это место и не пускайте сюда никого! Сутки!
– Как ты?! – заорал в ответ Рвач. – Что мы можем сделать?!
– Просто не ходите сюда и никого не пускайте! А мы сейчас уйдем! Все!
Повинуясь жесту Рвача «должники» наблюдали, как Клык наспех перетягивает руки раненого противника самодельными жгутами из веревок, как что-то говорит ему на ухо и поднимает с земли, упираясь в подмышку плечом.
– Встретимся! – гаркнул Клык в их сторону, повернулся и потащил своего похитителя к лесопилке.
* * *
– Я нашел еще один путь, капитан! – громко говорил Клык, продолжая тащить на себе Сухаря. – Я надеюсь, ты слышишь меня. Я все понял и я чувствую, что так оно и есть. Мы пойдем в их мир, капитан. Зараза сама выветриться к завтрашнему дню, а мы унесем ее в себе – к ним. Я знаю о колодце, мне Караул сказал. Все будет в порядке, я почему-то точно знаю это! Прощайте!
* * *
Он был услышан. Капитан, Прыщ и Караул стояли в тени деревьев и провожали взглядом, уходящую в туман фигуру Клыка, почти волоком тащившего уже тело Сухаря.
– Ну вот и все, – спокойно сказал Прыщ. – Теперь все должно обустроиться само собой.
– Неужели это и вправду было необходимо? – горько спросил Караул.
– Да, это было необходимо, – ответил капитан. – Иначе, мы бы здесь не появились и вообще все пошло бы наперекосяк.
– Но резать мог бы и полегче, – ворчливо сказал ему Прыщ. – Опять вот теперь чешется – прям спасу нет!
Он ловко закатал рукава пиджака и пораженный Караул уставился на длинные белые шрамы, украшавшие предплечья Прыща.
– Не спрашивай, – жизнерадостно сказал Прыщ на вопросительный взгляд Караула. – Внятно – все равно не объясню. С рождения у меня это. Говорят: бывает такое.
* * *
Я стоял перед колодцем, в глубине которого слабо пульсировало зеленое пламя. Оставалось сделать последний шаг и закончить всю эту историю. Но я медлил.
Странные мысли кружили в моей голове. Время – как кольцо, миры – словно вырезанные по шаблону гирлянды на ниточке, Зона – место вхождение нити в каждый мир. Образы теснились в голове и не давали поставить точку.
– Ну что, ты готов? Сухарь!
Он слабо замычал в ответ. У меня больше не было сил держать тяжелое тело под руку и я просто приподнимал его за ворот рубахи. Бледные, перетянутые жгутами руки больше не кровоточили, но края разрезов безобразно оттопыривались в стороны.
– У нас нет больше выбора, Сухарь, понимаешь? – спросил я просто, чтобы набраться решимости.
– У-ы-ы-уым, – невнятно ответил он.
* * *
Ну что ж, пойдем, Сухарь.
Мы долго шли по этой жизни рядом, изредка соприкасаясь и приводя в движение новые шестерни судьбы. Может быть, что-то подобное произойдет и дальше. Не знаю. Да и никто не знает. Не будем думать об этом. Просто помоги мне, оттолкнись хоть чуть-чуть ногами. Разве это худший вариант, умереть в объятиях смертельного врага?
Что скажешь, смертельный враг? Или… невольный друг? Так получилось, что похожи мы с тобой до невозможности. Разве бывает такое с врагами? Не знаешь?
Все мычишь. Ну ладно, хватит говорильню разводить. Время вышло. Пора.
Дмитрий Калинин
Первый
Я вижу себя со стороны. Впервые за много лет я вижу свое тело. Оно очень изменилось за эти годы. Я стал похож на высохшую мумию, валяющуюся в непринужденной позе в углу, покрытый многолетней пылью и засиженный мухами. У меня нет глаз. Глаза давно превратились в два скукоженных серых шарика, затерявшихся в глубине черных впадин. У меня нет глаз, но я вижу. Чтобы видеть, мне нужны чужие глаза. Вдруг, я со страшной силой осознал, что хочу обратно в свое тело. Мне подумалось, что оно снова станет молодым и сильным, если я вернусь. Оно станет живым. Пылинки пляшут в странных солнечных зайчиках, пробегающих по моему телу. Тени движутся по высохшему лицу, и, кажется, оно подмигивает мне, ухмыляясь и зазывая. Я хочу домой. Я делаю шаг навстречу себе…
|
|
|
