 |
Трудные вопросы, простые ответы
|
|
|
|
Трудные вопросы, простые ответы
— Я родился. Это хорошо? Ты мне рада?
— Конечно, милый. Это счастье, что ты теперь у меня есть.
— Ты любишь меня? И будешь любить, даже если я буду плохо себя вести?
— Конечно, милый. Я буду тебя любить всегда, потому что ты — мой ребенок, а я — твоя мама.
— Если я чего-то сильно захочу, я смогу?
— Конечно, сможешь. Ты ведь способный. Иногда тебе может быть трудно. Но если ты захочешь очень сильно, ты преодолеешь любые трудности.
— Если врать нехорошо, то почему взрослые так много врут?
— Они не всегда осознают, что это вранье. И потом, не все взрослые делают то, чему учат своих детей.
— А взрослые лучше нас, детей?
— Нет, милый, ничем не лучше. Они просто другие. И все очень разные. У кого-то очень мудрое сердце или светлая голова, много жизненного опыта или знаний. Кто-то добр, кто-то алчен, кого-то обидели, и он никак не может простить эту обиду, кто-то живет не так, как всегда хотел, и от этого раздражителен и угрюм.
— А я правда когда-нибудь тоже вырасту и стану взрослым?
— Конечно, милый. У тебя будет такая жизнь, какую ты выберешь себе сам.
— Любовь— это навсегда?
— По-разному, милый. Бывает, что любовь длится всю жизнь, а бывает, заканчивается, не начавшись. Все зависит от того, кто и для чего любит. Если любить, чтобы получать что-то взамен, то такая любовь недолга, ведь «получение» легко может прекратиться. Если любить просто потому, что любишь, это может продолжаться столько, сколько будет жить любовь в твоем сердце.
— Ты умрешь, мама?
— Да, милый. Надеюсь, что я умру раньше тебя. Взрослые часто умирают раньше, чем их дети. Это нормально, хоть и очень грустно. И ты будешь грустить, сначала сильно, а потом все меньше, пока в твоем сердце не останется легкая печаль. Тебе придется жить без меня, и я знаю, что ты справишься.
|
|
|
— В нем смысл жизни, если мы все умрем?
— Мой смысл в том, чтобы жить. Видеть, как ты растешь, грустить по осени, ловить снежинки зимой, удивляться весне, слышать лето. Делать то, что я умею, радоваться тому, что люблю, протестовать против того, что считаю неправильным, нечестным, подлым. Мой смысл — жить. Тебе предстоит найти свой.
— Как стать самым-самым?
— Просто быть собой. Ты уже самый-самый и, если не будешь стараться стать кем-то другим, всегда им останешься.
— Как ничего не бояться и быть смелым?
— Ничего не бояться невозможно. Все на свете чего- нибудь боятся, только некоторые это скрывают. По- настоящему смел не тот, кто не боится, а тот, кто боится, но делает.
— Как выбрать правильно, когда не знаешь наперед?
— Слушай свое сердце, верь своей интуиции. Голова нас часто обманывает, интуиция — почти никогда.
— Есть ли Бог?
— Да, милый. Но мало кто знает, что это такое, хотя говорят об этом многие. Бессмысленно верить их словам. Бог есть, и когда-нибудь ты почувствуешь это.
— Смерть— это страшно?
— Говорят, что смерть не страшна, страшно ее ожидание. Страшно терять жизнь, которую прожил не так, как задумывал и мог прожить.
— Я умру?
— Да, милый. Это когда-нибудь происходит с каждым. Произойдет и с тобой.
— Смерть абсолютна?
— Да, милый. Такого, как ты, больше никогда не будет. Ты — неповторим.
Прощение
Никто не видит моих слез. Я хожу, улыбаюсь вам, отвечаю на ваши вопросы, разговариваю о погоде, обсуждаю важные темы и плачу, плачу внутри себя. Мои слезы тихи и невидимы, но они прожигают меня.
Все, что вы видите: мою прическу, не очень дорогой, но симпатичный костюм, вежливый внимательный взгляд — все это вводит вас в заблуждение. Вы восхищаетесь моей энергией и профессионализмом и не знаете, что на самом деле я — чучело: черное, истерзанное, скрученное болью, горем и виной, почти неживое. Хорошо, что вы не видите всего этого, а то бы содрогнулись и испугались, быть может, брезгливо отвернулись. Но мне все равно. Потому что я — убийца и не достойна быть с вами. Ну, если только буду очень стараться. Если буду очень хорошей и сделаю что-то замечательное для всего мира...
|
|
|
Я убила своего нерожденного ребенка. Чтобы не было так страшно, это назвали словом «аборт». Наверное, слишком жуткая картина — череда убийств каждый день, каждый час. Убивают женщины, помогают им в этом, как правило, тоже женщины. «Аборт» — обыденнее и проще, почти можно пережить... Кажется, что можно.
Что хуже всего, я — серийный убийца. Потому что, убив один раз, я уничтожила и своих потенциальных детей: дочечку, сыночка и еще дочечку. Их всех — одним разом, одним поступком.
Мне всегда казалось, что я рождена, чтобы стать матерью. А теперь я — не женщина, я — обгоревшее от боли чучело. Мое тело не способно выносить и родить, не может дать жизнь. Оно способно только носить костюм, создавать и поддерживать иллюзию женщины.
Вы спросите, зачем я живу? Я не знаю, что вам ответить. Живу, чтобы искупить свою вину, а может, просто боюсь совершить еще одно убийство. Живу, потому что не могу себя простить.
За то, что поверила тогда этому взрослому человеку, которого так почитали в нашей семье, за то, что не сделала всего, чтобы защитить себя от его насилия. За то, что была глупа и доверчива тогда, в свои шестнадцать. За то, что побоялась сказать об этом взрослым. За то, что сделала это. Я — виновата, я погубила жизни моих замечательных ребятишек. Это почти непереносимо, хочется заболеть и умереть в муках, потому что все они слабее того, что я испытываю.
Она сказала: «Если ты виновата, то у кого будешь просить прощения? » И я зарыдала в голос, смогла: «Деточки мои, мои солнышки, простите меня! За вашу жизнь нерожденную и непрожитую! За то, что не дано вам увидеть мира, солнца, весны. Простите меня, маленькие мои, родные, самые дорогие на свете!.. » Я давно так не плакала при людях. Впервые слезы принесли облегчение, чучело получило передышку.
И тут что-то поднялось во мне. Может, не только я виновата в том, что случилось? Он же насильник, взрослый мужик, а я была почти ребенком! А родители, как они могли не заметить, что со мной происходит? Или не хотели замечать? И что было в нашей семье, если с таким горем и болью в свои шестнадцать я была совсем одна?! И этот врач, в конце концов, как можно было так... Злость не то чтобы накатывала на меня, злиться так непривычно, скорее пробивалась сквозь вину и слезы. Но даже те крохи несли мне освобождение от вины, хотя бы от части вины, за то, что было. Впервые ко мне пришло разрешение разделить ее еще с кем-то. Освобожденное от тонн вины чучело даже распрямилось и стало казаться мне не таким уж черным.
|
|
|
«Я прощаю себя», — в первый раз сказать это было непросто, непривычно, казалось неправдой. «Я прощаю себя», — во второй раз это надежда на то, что мне позволено жить среди людей. Я сама себе позволяю. «Я прощаю себя», — в третий: чучело в рубцах, оно как куколка — предвестник рождения. Я — женщина. И я живая! Я буду жить, я разрешила себе.
|
|
|
