Чтение в России 2008. Основные выводы

Доля постоянно читающих газеты, журналы и книги за пятнадцать последних лет заметно сократилась. Наряду с этим, явно изменилось содержание чтения: преобладающая часть российского населения, включая людей среднего и зрелого возраста с высшим образованием, переключилась на серийную жанровую литературу (детектив и боевик, любовная проза, историко-авантюрный или историко-патриотический роман). Еще заметнее переход населения от чтения к телесмотрению (в среднем 3–4 часа в день, 5–6 часов по выходным), так что чтение все чаще выступает дополнением телевидения — здесь те же ведущие жанры, та же серийность. Из журналов в среднем наиболее популярны глянцевые «женские» и опять-таки связанные с телевидением (включающие подробную и аннотированную телепрограмму), из газет — еженедельные массовые (информационно-справочные и развлекательно-сенсационные издания), по преимуществу — местные. Национальной газеты, тем более нескольких «толстых» газет, с большими разделами науки и культуры, рецензий на новинки и так далее, как и солидных универсальных журналов широкого профиля и адресации с такими же разделами, в России по-прежнему нет.

В целом, читательская культура в России становилась на протяжении последних 10–15 лет все более развлекательной, молодежной и «женской», поскольку роль общего, не связанного с узкими группами и специализированными интересами, сегодня в России, за неимением авторитетных элит и влиятельного экспертного сообщества, играет именно чтение молодежное, женское, развлекательное (эти характеристики не рядоположены, а взаимосвязаны). Интернет на показатели чтения влияет пока достаточно мало, так как по преимуществу локализован среди молодых людей, жителей обеих столиц и крупнейших городов, россиян с высоким потребительским статусом.

Число издаваемых в России книг (по названиям) с начала 1990-х годов непрерывно растет и давно превзошло соответствующие показатели советских лет. Книги сегодня более чем на две трети (по названиям) и более чем на 90% по тиражам выпускают негосударственные издательства. Однако структура доступа к чтению, каналы получения или приобретения книг решающим образом изменились. В целом по стране главным источником книг стала не столько библиотека и даже не книжный магазин, сколько друзья и знакомые, «такие же, как мы» (ср. выше об отсутствии элит и экспертов). При этом, более 40% издаваемых в стране книг вообще не доходят до читателей, а жителям сел и городов с населением меньше 100 тысяч человек книжно-журнальная продукция в регулярном режиме стала чаще всего просто недоступна. Лишь самые молодые респонденты чаще, чем россияне других возрастных групп, берут интересующие их книги для чтения или для учебы в библиотеке — так поступают 34% россиян 18–24 лет. Респонденты от 20 до 35 лет чаще других ориентированы на покупку книг в магазинах, тогда как сорокалетние — на приобретение книг с лотков и в киосках («типовой набор» вроде комплексного обеда) и на получение книг у друзей и знакомых. Так, 35–49-летние (до двух третей этой возрастной подгруппы) предпочитают именно этот последний вариант — брать книги у знакомых и друзей.

Средние тиражи книг и толстых литературных журналов последовательно снижались или расли со значительным отставанием от темпов роста количества книжных названий и журнальных изданий. Любые коммуникационные источники в России, за исключением телевидения, встроены сегодня в различные круги и сети «своих», «близких» и замыкаются ими, но не проникают между группами и слоями (раньше это осмотическое просачивание применительно к печати осуществляли библиотеки, а из типов изданий — журналы). За последние десять лет заметно выросло количество семей, где вообще нет книг или есть лишь десяток-другой разрозненных изданий (сегодня это 3/5 российских семей), и, напротив, сократилась (с 10 до 6%) доля семей, имеющих значительные библиотеки свыше 500 томов, то есть обладающих самостоятельными, сформированными по собственному выбору культурными ресурсами — обладающих своего рода «культурной памятью». Так что теперь встал вопрос о существовании самой категории «лидеров чтения» — прежде к ним безоговорочно относились наиболее образованные подгруппы, а источником книг для них, как правило, служила библиотека.

Таким образом, за последние 10–15 лет преобладающая часть населения России (по экспертным оценкам, основанным на результатах многолетних, систематических и репрезентативных опросов «Левада-Центра», — не менее двух третей взрослого населения) стала в своем привычном жизненном укладе либо вовсе обходиться без печатных источников, переключившись на ежедневное многочасовое телесмотрение, либо выбирает себе для чтения исключительно серийную жанровую словесность: детектив, любовный роман, сенсационно-приключенческую историческую прозу, которую гораздо чаще сегодня не получает в библиотеках и не покупает в книжных магазинах, а берет на время у друзей и знакомых. Иными словами, в стране по сравнению с позднесоветским периодом, с годами перестройки и периодом системной трансформации советского социума в 1990-е годы сложилось в определенном смысле другое общество. Оно другое по структуре коммуникаций, по их интенсивности (точнее, наоборот, их неинтенсивности), по содержанию этих коммуникаций. Для этого общества характерен резкий дефицит общих авторитетов, за исключением первых лиц государства. Так, имена даже самых влиятельных российских писателей ХХ–XXI веков могут назвать лишь немногие опрошенные. Лидируют Есенин (14%), недавно ушедший Солженицын (10%), плюс еще три-четыре автора — в границах статистической достоверности. Нет признанных публичных элит, нет независимых каналов коммуникации их идей, образцов и оценок, поэтому нет и общих символов. Можно сказать, что прежняя, советская социальная конструкция социума продолжает разваливаться, а образовавшиеся все более изолированные обломки сползают вниз, изредка цепляясь друг за друга.

Контекстом перечисленных процессов была все большая унификация и огосударствление телеканалов «сверху» (основу их программ составляют официальные «новости», сериалы, «старое» кино, эстрадные концерты, юмор). Параллельно увеличивался социальный и культурный разрыв между центром и периферией страны, между относительно успешными группами и всем остальным населением, между молодежью и пожилыми россиянами, наконец — между властью, все более сосредоточенной на себе, и населением, не доверяющим практически ни одному из социальных институтов, не чувствующим уверенности в будущем, а ощущающим в массе свою беззащитность и беспомощность, которые выражаются в крайней настороженности по поводу любых перемен, настаивании на мифическом «особом пути России» и растущей неприязни к любым «чужакам» (речь здесь идет уже не только об этно-, но и о расофобии).

Количество библиотек в России сокращается, фонды их беднеют, и читатели перестают их посещать. Фактически большинство публичных библиотек все чаще напоминают сегодня библиотеки учебные, в основном школьные, отчасти — ВУЗовские. Общий объем комплектования библиотек книгами за 1990-е годы снизился вдвое, новыми изданиями — вчетверо. Про комплектование современной художественной литературой, научной книгой, периодикой на языках мира не приходится и говорить: даже самые крупные библиотеки общенационального масштаба разительно сократили зарубежные приобретения или вовсе отказались от них.

Таким образом, первая главная проблема в области чтения — реальное распространение издаваемых во все большем количестве книг по территории страны, обеспечение доступа к ним самых массовых читателей (а это, учитывая уровень материального благосостояния населения, возможно прежде всего через библиотеки или учреждения, подобные им по устройству и функциям). Вторая проблема — обеспечение максимального разнообразия выбора самой актуальной специальной, общегуманитарной, художественной литературы для наиболее образованных, квалифицированных и взыскательных групп, способных (конечно, при многих прочих условиях) обеспечить интеллектуальный прорыв, вернуть страну в «большой мир». Третья проблема — идущее год за годом последовательное сокращение тиражей издаваемых книг, дробление, размельчение их читательских аудиторий без каналов связи, без обращения книг между ними, без воздействия этих групп друг на друга (роль журналов и библиотек в этой связи сошла почти на нет). Сегодняшний средний тираж российской книги более чем вшестеро уступает соответствующему показателю 1990 годов, тогда как число названий книг выросло в 2,3 раза. И это расхождение становится все резче.

Социологи говорят о нынешней России как социуме телезрителей, объединенных в их воображении именно тем, что они — только зрители. Телепрограммы сегодня не просто много смотрят — телевидение формирует картину мира, отношение к себе и другим людям, к опеке государства и собственной инициативе, поддерживает общее представление о коллективном «мы» (в прошлом — героическом, ныне — пассивно-созерцательном).

У ряда аналитиков, работающих с эмпирическими данными о чтении, телесмотрении, предпочтениях публики и так далее, складывается представление, что во многих отношениях российская культура — по составу наиболее массовых ценностей и представлений, воспроизводимых основными коммуникационными каналами изо дня в день и от праздника к празднику, — как бы возвращается к прошлому 25–30 летней давности, позднесоветского периода. Но происходит это чисто внешнее или даже демонстративное сближение при чрезвычайном — в сравнении даже с тогдашним состоянием — ослаблении и распаде институтов культурной репродукции школы, библиотеки). Наблюдается разрыв или даже множество разрывов в цепи передачи культуры — от поколенческих до географических. Идет исключительно массовизация (стандартизация, сериализация) транслируемых образцов культуры, однако базовые институты общества (политические, судебные, публичные, культурные, образовательные) остаются не модернизированными, так что осуществлять свою роль — будь то инициаторов нового, будь то распространителей устоявшегося, нормативного или классического — они фактически не могут.

Сложившаяся ситуация ставит вопросы двух уровней: об ответственности государства за социальные обязательства перед населением, включая каналы распространения общей культуры и поддержание определенного уровня их работы, и об ответственности образованных слоев, людей знания, культуры, книги за производство новых, разнообразных образцов, которые ориентировали бы людей в современном усложняющемся мире, а не подпитывали бы сознание россиян уже привычной для них ксенофобией и изоляционизмом, агрессивной риторикой великой державы и мифологией какого-то особого пути. Как свидетельствуют опросы общественного мнения, все показатели подобных установок за последние несколько лет в России и в ее столице заметно выросли — под влиянием как реальной политики правящих верхов, так и массированного воздействия со стороны огосударствленных масс-медиа.