 |
Франция. Восстание коммуны
|
|
|
|
Парижская чернь в значительной степени была избалована своеобразными условиями своей жизни во время осады: при небольшой работе, получая полное содержание, она не знала над собой никакого правительства, а в течение нескольких часов это правительство находилось даже во власти черни, которая была сильно отуманена возмутительными речами и лестью своих вожаков. К тому же и чернь, и вожаки ее, во время той же осады, кое-чему научились и в военном смысле: они захватили большое количество пушек, свезли их на Монмартр и укрепили эту часть города; а когда дело дошло до того, что власти стали восстанавливать в Париже порядок, стали принимать меры к собиранию пошлин и взысканию платежей за наем квартир и т. п., чернь на эти законные требования «буржуазного государства» отвечала открытым сопротивлением.
Между тем национальное собрание и правительство переселились из Бордо в Версаль. Но войска в Париже оказались не очень надежными; один из полков, выступивший, чтобы отбить у черни пушки, захваченные ею, примкнул к восстанию, которым руководил невидимый «центральный комитет национальной гвардии», другие полки дали себя обезоружить, и вот, 18 марта, с расстрела двух генералов, бунт разразился уже открыто. На всех общественных зданиях появился красный флаг, в здании ратуши образовано было временное правительство, которое 26 марта было утверждено выборами «парижской коммуны» (общины), и от имени этой коммуны 19 апреля обнародовано воззвание, в котором громогласно возвещалось о полном уничтожении правительственного и церковного мира, солдатчины, чиновничества, биржевой игры, монополий и привилегий, придавая этому новому движению черни название «общинной революции» и противопоставляя его как «добровольное соединение всех местных начинаний» — тягостной централизации монархической и парламентарной Франции.
|
|
|
Попытка дальнейшего распространения этого движения не удалась; этому восстанию суждено было, как и некогда восстанию анабаптистов в Мюнстере в 1535 году, выгореть дотла в пределах своего собственного очага. Версальское правительство приступило к делу с величайшей осторожностью, так как в его распоряжении еще не могло быть достаточного количества войск. Между тем, как войска приступали к осаде Парижа, внутри самого города на время проявились все ужасы первой революции, которым коммунары старались подражать. С начала мая войска стали одолевать осажденных; 21 мая один из напуганных террором граждан Парижа указал войскам незащищенный пункт в ограде Парижа, и войска ворвались в город: началась резня на баррикадах, а между тем безумные коммунары задумали предать город огню — или, как они выражались — «устроить достойные поминки свободе».
Бои в городе длились пять дней, с 23 по 28 мая; и между тем, как войска очищали себе путь к ратуше, шайки специально для этого предназначенных «поджигателей и поджигательниц» (petroleurs et pertroleuses), по заранее определенному плану, зажгли пожары в различных концах города, и пожары эти уничтожили прекраснейшие здания города и наиболее драгоценные из национальных памятников: Тюльерийский дворец, ратушу, часть Лувра, церкви, монастыри, бангофы и частные дома. В иных местах города другие из этих безумцев, которым поручено было привести в исполнение приговоры коммуны, граждане Рауль Риго и Режэр, избивали несчастных, которых захватили как заложников: среди них находился и парижский архиепископ. 28 мая, наконец, эта борьба была прекращена, и только тогда правительство могло подумать об окончательном приведении страны в порядок.
|
|
|
Республика Тьера
Накопление денег для уплаты контрибуции, исцеление всех остальных ущербов и убытков (то и другое исчисляли в сумме 13 миллиардов) — не доставило особых затруднений для богатой страны. Представлялась возможность тотчас обеспечить уплату 5 миллиардов Германии и таким образом немедленно избавиться от оккупации. Но Тьер вовсе не спешил воспользоваться этими благоприятными условиями, так как немецкая оккупация помогала ему управляться с собранием и его партиями. Однако же уплата была все-таки произведена в весьма краткие сроки, и уже 16 сентября 1873 года ни одного немецкого солдата не оставалось более на французской территории. Не только эти тягости, но и громадные единовременные затраты по армии, об увеличении и преобразовании которой страна тотчас же стала заботиться, были приняты народом весьма охотно, конечно, с тем, что значительная доля всех этих расходов была распределена и на будущие поколения. Но вопрос об окончательном устройстве страны и управлении ею оставался открытым… На прокламацию свергнутого императора от 4 февраля отвечали из Бордо суровым актом низложения, и 9 января 1873 года Наполеон III умер в своем изгнании в Чайслгёрсте, не дождавшись даже и каких-либо проблесков надежды на возможность восстановления его во власти. Франция, фактически, являлась республикой, и правившее ею собрание из 700 выборных, в большинстве своем вовсе не расположенное к республиканскому образу правления, вынуждено было 17 марта назначить Тьера главой исполнительной власти, но при этом положительно воздержалось от предрешения той формы правления, которую Франция должна была окончательно принять. Эта «республика господина Тьера» (в сентябре он был удостоен и титула президента) не могла похвалиться особенно прочными основами: основы ее были чисто отрицательного свойства. Эта республика, по словам самого Тьера, коренилась на том неоспоримом, но не особенно плодотворном факте, что «монархия невозможна, так как на трон нельзя было вступить троим претендентам разом». И лишь на весьма короткое время ему удалось собрать вокруг себя умеренных представителей различных партий. Из вышеупомянутых трех претендентов на французский престол Бонапарты были на время совсем устранены; Орлеаны, главой которых был граф Парижский, внук Людовика Филиппа, заняли свои места в народном собрании и позаботились прежде всего о восстановлении расстроенных финансов своей фамилии; преданной и весьма усердной партией был окружен только один из представителей чистого роялизма, в обыденной жизни известный под именем графа Шамбора, а на языке роялистов под именем Генриха V, который около этого времени вдруг и выдвинулся на первый план и привлек на себя общее внимание.
|
|
|
А. Тьер, президент Французской республики
Граф Шамбор
Проделки клерикалов
Самым ревностным приверженцем этого роялистского лагеря оказалось духовенство со всеми своими сторонниками и пособниками. Во Франции возобновились вновь явления, давно забытые в народной жизни. Духовенство стало распространять в народе слухи о всевозможных чудесах, совершавшихся в различных местах, и поощряло странствования к этим местам: в Пиренеи, к Лурду, например, где Св. Дева будто бы являлась в одной из пещер. Измышлен был даже целый новый культ — культ «сердца Христова» (Sacre Coeur), которое будто бы тут и там являлось некоторым избранным в пламенном виде… И эти явления и чудеса духовенство связывало очень ловко с сокрушениями об утраченных провинциях и с упованиями на возможность их возвращения Франции. Вразрез этому настроению, во главе положительных республиканцев выступил Гамбетта, которому не по душе была «консервативная республика» («республика будет консервативной или не будет существовать» — известная фраза Тьера); однако же он остерегался выступить прямым противником Тьера. Но зато большинство собрания выказывало себя все более и более враждебно настроенным по отношению к Тьеру, находя его слишком умеренным, слишком мало обращавшим внимания на подавление радикализма, да и клерикалы тоже не доверяли ему, как старинному вольтерианцу. Дополнительные выборы в собрание в большей части своей пали на республиканцев; и таким образом Тьер, в мае 1873 года, был свержен коалицией, во главе которой стоял герцог Брольи: 360 голосами против 344 ознаменовало собрание свои последние назначения министров, избранных в среде умеренных республиканцев. Президент подал в отставку, и на место его был избран престарелый и заслуженный маршал Мак-Магон.
|
|
|
Мак-Магон — президент
Мак-Магон предоставил себя в полное распоряжение большинства, которое навязало ему на руки «правление борьбы и установления морального порядка» — орлеанистов, легитимистов, бонапартистов: сам маршал несколько увлекся ролью охранителя верховной власти собрания. Правление маршала с одной стороны ознаменовалось не совсем чистым процессом против маршала Базена, как государственного изменника, хотя поводы к его действиям во время войны и остались далеко не выясненными, а с другой стороны тем, что 5 августа 1873 года во Фрошдорфе, близ Вены, совершился акт первостепенной важности: граф Парижский посетил главу предполагаемой французской династии, Генриха V (графа Шамбора), как бы признавая этим преимущество его права, и во Франции проявилось весьма определенное течение в пользу восстановления легитимистской монархии. В Палате депутатов можно было даже ожидать некоторого, незначительного перевеса большинства в пользу этого переворота. Дело шло, по-видимому, уже только о пустяках — о возможности (в случае этой перемены) удержать национальное трехцветное знамя; но из-за этих пустяков, за которыми, конечно, крылись гораздо более глубокие и важные противоречия, и произошло крушение «великой реставрации». Граф Шамбор не пожелал отказаться от белого знамени, украшенного лилиями прежней монархии, не согласился быть «легитимным королем революции». Так как из-за таких мелочей восстановление монархии оказалось невозможным, то проявилось стремление противоположное: желание укрепить основы республики. Маршал не без основания указывал на то, что при существующем порядке вещей можно было ручаться за спокойствие лишь в данную минуту — и Палата депутатов 378 голосами против 310 решила продлить полномочия маршала на семь лет (так называемый септеннат), т. е. приняла такую форму правления, которую едва ли не следует считать наиболее разумной из мер, принятых палатой до 1880 года. Но положение дел оставалось и незаконченным, и не вполне удобным, и потому Мак-Магон потребовал от собрания «организации своих полномочий» — некоторого рода конституцию. В начале 1875 года нечто подобное было выработано; конституция эта, вследствие различных дополнений и поправок, внесенных в нее депутатом Валлоном (он первый имел мужество назвать в ней Францию республикой), получила название «конституция Валлона», и 24 февраля подавляющим большинством 448 голосов против 241, она была принята, и рядом с палатой во главе управления страной поставлен был сенат. На этом, 31 декабря 1875 года, и закончилась временно деятельность палаты, которая оказалась, при существующих условиях, весьма устойчивой и прочно поставленной.
|
|
|
Септеннаты
Нельзя сказать, чтобы за это первое время существования республики Франция сделала слишком быстрые и заметные успехи в деле внутреннего устройства и даже восстановления своего военного могущества, хотя миллионов не жалели, и цифры — 704 000 действующей армии, 510 000 резервов, 582 000 территориальной армии, 625 000 резервов к ней — возрастали до громадных размеров. Однако же, благодаря преобладанию клерикального большинства в этой палате, ни обязательное обучение, ни необходимое дополнение к воинской повинности не могли быть проведены, а между тем в заключение своей деятельности палата приняла закон, ко которому клерикалы получили возможность учреждать католические «свободные» университеты, с правом присвоения молодежи академических степеней. Но и противоположные клерикалам партии немногим были лучше их: насколько те прикрывали свои личные цели внешним благочестием, настолько же эти блистали радикализмом на словах; о действительном возрождении страны не могло быть еще и речи, потому что никто не хотел признать себя виновным в тех тяжких испытаниях, какие перенесла страна в течение «ужасного года». Все партии от подобного сознания были одинаково далеки и весьма охотно слагали друг на друга общую вину.
Выборы 1876 г.
20 февраля 1876 года произведены были новые выборы в Палату депутатов. Новый состав оказался враждебно настроенным против консервативного министерства Бюффе и 8 марта палата 414 голосами выбрала в свои президенты Жюля Греви, республиканца по убеждению. После некоторой попытки войти в соглашение с палатой, маршал снова призвал к управлению реакционное министерство и это министерство, имея герцога Брольи во главе, распустило палату (25 июня 1877 г.). В Европе стали даже носиться слухи о подготавливаемом во Франции новом перевороте, но они оказались совершенно ложными. Когда в новой палате, после новых выборов, 14 октября, преобладающее большинство оказалось опять на стороне республиканцев (320 голосов против 203), то маршал-президент примирился с существующим фактом и образование нового министерства предложил умеренному республиканцу Дюфору (в декабре).
Австрия с 1870 г.
В то время как Франция начинала собираться с силами и стремиться к единению значительно расшатанных элементов своего государственного механизма при помощи сильно развитого национального сознания, в Австрии совершалось нечто совершенно противоположное. Там до такой степени сильно проявлялось брожение в среде различных народностей, что Австрийской империи грозило чуть не распадение или, по крайней мере, превращение в совершенно бессильный союз государств.
Франц Иосиф, австрийский император
Ввиду германских побед, быстро следовавших одна за другой, Австрия отказалась от опасной попытки союза с Францией и Италией, о которой подумывал граф Бейст, желая восстановить значение, утраченное Австрией в 1866 году; но и министерству графа Потоцкого, правившему делами в Цислейтании с мая 1870 до февраля 1871 года, не удалось отыскать того философского камня, который здесь был так необходим для объединения автономий отдельных стран, входящих в состав империи. Министерство Потоцкого было замещено министерством графа Гогенварта, составленным из людей не парламентарных и до того времени ничем себя не заявивших; это министерство выступило перед рейхсратом с очень фразистой и самоуверенной программой, которая и была здесь принята весьма неблагосклонно. Наиболее затруднений к осуществлению ее представилось со стороны Богемии, или королевства Богемского, в пятимиллионном населении которого оказалось 3/5, принадлежащих к чешскому племени, и 2/5 — к германскому. Чешское большинство пражского сейма потребовало для королевства Богемского и принадлежащих к «короне Венцеслава» земель, Моравии и Силезии, такого же самостоятельного положения, какое занимало королевство Венгрии по отношению к другой половине империи. В этом именно смысле комиссия, избранная чешским сеймом, выработала некоторые «основные параграфы», которые и были приняты богемским сеймом. Немногое бы уцелело от империи и ее единства, если бы эти параграфы были утверждены правительством, тем более, что это стремление к обособлению распространилось и далее и почти каждая из стран, входивших в состав Габсбургской монархии, — Моравия, Тироль, Крайна, Галиция — стали выступать поочередно с подобными же заявлениями своих исторических прав или, по крайней мере, выказали некоторое расположение к тому. Дело зашло уже настолько далеко, что привело к известному императорско-королевскому рескрипту 14 сентября 1871 года, в котором император выказывал себя чрезвычайно расположенным к уступкам в пользу чешских требований. В нем Франц Иосиф изъявил готовность признать «права этого королевства» и закрепить их «своею коронационною присягою»; а это, конечно, послужило бы сигналом к распадению австрийской монархии на составляющие ее маркграфства, графства и иные владения. И еще раз удалось отклонить эту опасность. В совете министров, 20 октября того года, в котором совещались и вырабатывали ответ на заявленные чехами требования, удалось выяснить императору, что бы значило с его стороны — уступить этим требованиям, и, по-видимому, именно графу Бейсту принадлежит честь этой заслуги. Вследствие этого, министерство Гогенварта было распущено, а несколько дней спустя, ради умиротворения Богемии, и граф Бейст подал в отставку. Его место занял венгерский министр-президент граф Андраши, а для Цислейтании было составлено преданное идеям конституции министерство с князем Адольфом Ауэршпергом во главе. Чехам же было только отвечено, что их сейм может посылать своих представителей в рейхсрат. Попытались достигнуть объединения противоположным путем. Оказалось сразу крайне неудобным пополнение рейхсрата депутатами из местных сеймов — главных очагов партикуляризма: сообразно этому предложен был закон, касавшийся реформы в выборах, по которому число депутатов в рейхсрате было повышено с 203 до 351, и эти депутаты, на будущее время, должны были избираться непосредственно из всего населения империи. Закон был принят не без протестов и сопротивлений — 37 поляков при обсуждении его покинули зал заседания рейхсрата — однако же 120 голосами против 2 в Палате депутатов, а 93 против 14 — в Палате господ: это было большой победой в смысле объединения империи и утверждения дуализма Австро-Венгрии. И вот, наконец, новые выборы, произведенные на основании нового закона, в октябре, дали действительно желательное правительству большинство, составленное из элементов, верных идее единства империи. В тронной речи, которой открыт был следующий рейхсрат, не даром было сказано: «После многоразличных превратностей судьбы и тягостной борьбы, Австрия является нам обновляющейся, внутри и внушающей всем почтение извне…» В дополнение к сказанному заметим, что в 1874 году Австрии удалось достигнуть в религиозном вопросе весьма важного успеха: уничтожения конкордата 5 ноября 1855 года, замененного майскими законами, которые, пройдя все парламентские инстанции, удостоены были одобрения императора. Этими законами полагался предел всяким проискам и притязаниям духовной иерархии по отношению к разным вопросам внутреннего управления.
Граф Андраши
Венгерская половина империи была полностью умиротворена. Окончательное соглашение с Хорватией было здесь установлено в 1873 году и военная граница включена в состав королевства Венгрии в 1872 году. В лице Коломана Тиссы (в феврале 1875 г.), до того времени стоявшего во главе левой, Венгрия нашла себе именно такого государственного человека, какой ей был необходим. Он вполне усвоил себе патриотические воззрения Деака и соединением левой с партией Деака достиг того, что на стороне его оказалось громадное большинство. Энергически проводя идеи мадьярского единения, наперекор меньшинству славян и немцев, он повел дела в весьма либеральном и преобразовательном духе. Таким образом австрийская монархия оказалась в положении довольно благоприятном, когда в 1875 году вновь поднялся один из труднейших для Австрии вопросов внешней политики — вопрос восточный. Тут впервые Австрии пришлось пожать плоды той политики, которая была последствием 1866 и 1870 годов: — очень важным условием для нее оказалось то, что она теперь состояла с Германией и Италией в мирных и дружественных отношениях, которые умудренный опытом граф Бейст постарался скрепить. В Германии и в Италии отлично поняли, что Австрия окончательно отказалась от притязаний на свое прежнее положение в обеих этих странах, и потому, конечно, как тут, так и там, весьма охотно оказали Австрии поддержку в ее враждебных России отношениях к восточному вопросу. Нечего было, конечно, и обольщать себя тем, что этот вопрос исчерпан или отсрочен на слишком продолжительное время: на это, отчасти, должен был указывать уже упомянутый нами выше эпизод германско-французской войны, хотя в дипломатической ноте (31 октября 1870 г.), которой князь Горчаков возвещал, что Россия не считает более условия Парижского мира 1856 года, по отношению к Черному морю, для себя обязательными — добавлялось, что российский император тем самым не думает касаться восточного вопроса.
Министр Коломан Тисса
Государственный канцлер князь Горчаков
Россия, с 1870 по 1877 гг.
На Лондонской конференции, созванной по почину Бисмарка, Россия, к великому удовлетворению русского национального сознания, действительно отстояла это решение, высказанное в вышеупомянутой ноте. Многие пытались это объяснить как бы взаимной услугой, оказанной Бисмарком России в отплату за нейтральную политику ее во время франко-прусской войны, доставившую Пруссии возможность разгромить Францию. Но, в сущности, гораздо правильнее будет взглянуть на результат Лондонской конференции, как на вынужденную уступку державе, которая в данный момент были сильнейшей, и ввиду сильного расширения соседних держав, не требовала себе никаких территориальных приобретений, а мирным путем добивалась только вполне справедливой отмены унизительных для нее условий трактата, которой она легко могла добиться силой. Вообще говоря, отношения России с Германией за это время оставались дружественными, и внутри она пользовалась полным спокойствием, при котором безостановочно продолжалась также гуманная преобразовательная деятельность императора Александра II. Вслед за освобождением крестьян, введением земских учреждений и преобразованием судов, о которых мы говорили выше, император Александр II в 1874 году издал манифест, по которому защита отечества от внешних врагов была признана обязанностью всех сословий государства, иначе сказать, введена была общая воинская повинность, необходимость которой обусловливалась тем, что такой способ пополнения вооруженных сил государства, по примеру Пруссии, был уже введен во всех государствах Европы. Главным государственным деятелем, наиболее потрудившимся по введению у нас общей воинской повинности, был Д. А. Милютин, военный министр и один из ближайших советников императора Александра II. Одновременно с введением этой реформы обращено было особое внимание на широкое распространение школьного образования в народе. По почину России в том же 1874 году собрался даже конгресс в Брюсселе, с целью усовершенствования Женевской конвенции. Все это конечно не препятствовало, хотя и медленному, но безостановочному ходу процесса приравнивания всех народностей, входящих в состав обширного царства, по отношению к их правам и обязанностям в смысле общегосударственном, начавшемуся еще со времен польского «повстанья» 1863 года. Не вполне затихла и закончилась и давняя борьба с Англией в Центральной Азии, где так быстро и сильно распространилось русское влияние. В январе 1874 года, однако же, Российский царствующий дом впервые вступил в родственные связи с английской королевой.
Александр II, российский император
Д. А. Милютин
Англия
Великобритания, впрочем, была за этот период времени также избавлена от тяжких забот в своей внешней политике, кроме вышеупомянутых отношений в Центральной Азии, да разве еще мелкой борьбы с варварскими племенами в своих собственных владениях (например, усмирение ашантиев в Верхней Гвинее, 1873 г.). За великим поединком между Германией и Францией Англия следила с напряженным любопытством, но безучастно. Второй частью войны, после 4 сентября 1870 года, Англия не преминула воспользоваться для осуществления выгодных сделок с оружием и боеприпасами. Заключительным результатом войны Англия могла быть вполне довольна: Германии ей нечего было опасаться, Франция же надолго лишалась всякой возможности вызывать какие бы то ни было опасения в Англии. Министерству Гладстона удалось провести некоторые реформы: например, введение тайной подачи голосов при парламентских выборах; при нем и ирландский вопрос вступил в новый фазис развития, благодаря поднятию дублинским адвокатом Буттом агитации в пользу установления на острове самоуправления (Home-rule). Церковные и богословские кружки Англии были за это время сильно возбуждены ватиканскими декретами и старокатолическим движением, проявившимся в Германии; этому движению со стороны английских обществ была оказана и поддержка, и поощрение, каких оно в самой Германии почти не удостаивалось, благодаря полному равнодушию правящих классов к церковным вопросам. В 1874 году выборы дали перевес ториям и Дизраэли явился во главе нового правления, приступившего к власти именно с той целью, чтобы придать более энергичное направление внешней политике, как бы находившейся в некотором пренебрежении за последнее пятилетие. Это новое направление отчасти и проявилось в том, что королева английская приняла титул императрицы индийской, льстивший ее щепетильному самолюбию; а также и в том, что Англия сделала отличный финансово-политический оборот, скупив разом у вице-короля египетского все принадлежавшие ему акции Суэцкого канала, чем и обеспечила за собою решающий голос в делах этого торгового пути, против проведения которого она так долго ратовала.
Эдуард Гладстон, английский премьер-министр
Испания с 1870 г.
В то время как в Европе совершались важные события, изменившие весьма существенно взаимные отношения между державами, в то время, когда создавалась сильная Германская империя, когда Италия начинала приобретать значение великой державы — Испания оставалась все на том же уровне политического ничтожества и крайней неопределенности условий своего внутреннего строя. 2 января 1871 года новый король испанский, Фердинанд Амедей, второй сын Виктора Эммануила, торжественно въезжал в Мадрид; а уже 12 февраля 1873 года он спешил покинуть Мадрид и удалиться к себе на родину. При самом добросовестном отношении к обязанностям своего сана, он убедился в том, что ему не справиться с этим хаосом, среди которого постоянно враждовали друг с другом не только республиканцы, карлисты, конституционалисты, прогрессисты, но еще и отдельные кружки, на которые эти партии распадались, и самые вожди этих партий; вследствие чего и министерства сменялись одно за другим — Серрано, Зорилья, Сагаста — и опять Серрано, и опять Зорилья — и только им самим, по-видимому, были известны поводы их смены. Дошло дело до того, что Испания очутилась республикой против воли: выборы в кортесы в мае 1873 года ввели в состав этого собрания 360 таких ярых республиканцев, которые почитали свободу лишь в том случае обеспеченной, если бы история Испании могла повернуть вспять и вся Испания распалась бы на известное число федеративных республик, наподобие Соединенных Штатов Америки. Президентом этой республики был Пи-и-Маргал, ее законодателем — Кастеляр. Возрастающее разложение государства, которое выражалось в беспрерывных переменах правления (Пи-и-Маргал, Сальмерон, Кастеляр), с одной стороны, ободрило сторонников парижской коммуны (intransigentes, как они себя называли), анархистов, которые в Картахене захватили власть в свои руки; а с другой стороны — карлистов, которые вместе с королем своим, Дон Карлосом V, овладели всем северо-западом Испании, а в июле 1874 года стали уже перебираться и за Эбро. Нашелся, однако же, такой энергичный солдат, который положил конец этой путанице речей и внутренней смуте: генерал Павия, 3 января 1874 года, разогнал кортесы, не пролив ни капли крови, а в декабре того же года другой генерал, Мартинец Кампос, разрешил все затруднения, провозгласив королем Альфонса XII, принца астурийского, сына Изабеллы. В этом и был ключ к разгадке: ниоткуда не последовало никаких возражений, и 14 января 1875 года этот юноша, только что достигший совершеннолетия, торжественно въезжал в Мадрид.
Италия
Виктор Эммануил торжественно совершил свой въезд в Рим, и этот факт несомненно стоял в тесной связи с ослаблением влияния Франции на итальянские дела. Парламентарные перемены, и здесь также очень частые, не представляют собой ничего особенно существенного и важного; они только служили поводом к тому, чтобы показать, в какой степени была богата талантливыми государственными деятелями страна, выводившая на парламентскую арену таких людей, как Мингетти, Селла и Депретис. Прогресс сказался во всех областях государственных: под давлением общегосударственного порядка стало быстро исчезать романтическое разбойничество; обязательное обучение было введено в 1877 году и поставлено вне всякой зависимости от деспотического гнета духовной опеки. Дальнейшей и весьма существенной школой для всего населения Италии было созданное общей воинской повинностью новое войско (1875 г.), перед которым исчезла прежняя национальная гвардия, сделавшаяся излишней; значительно улучшились и финансы, и в тронной речи 1876 года уже возвещено было о равновесии, установившемся между государственными расходами и доходами. Прежние итальянские государи были всеми забыты — в такой степени они были чужды местных интересов — и у них не оказалось никаких сторонников, никакой партии, которая могла бы препятствовать работе прогресса: это видно было даже и в Риме, где папа увидел себя ограниченным в своих действиях и своем влиянии стенами Ватикана, которые, однако же, нимало не стесняли его сношений со всем миром. Едва ли нужно упоминать о том, что никакое соглашение между папским престолом и национальным королевством Италией не могло состояться, и время от времени из Ватикана исходил только бессильный протест против утеснений «Церкви» со стороны «приальпийского королевства». Но эти протесты не приводили ни к каким серьезным затруднениям, и правительство устраняло все то, что в церковных порядках или учреждениях могло вредно отзываться на государстве (так, например, были упразднены католические монастыри): действовало, вообще говоря, справедливо и гуманно. В смысле внешних политических отношений все устраивалось и складывалось очень благополучно: Франция была ослаблена, Австрия — ничуть не страшна, а новоучрежденная Германская империя являлась для Италии естественной союзницей, которой было выгодно Италию поддерживать.
|
|
|
