Глава 13. Признаки выздоровления

«Я не спрашиваю раненого, как. он себя чувствует. Я сам становлюсь раненым».
— Уолт Уитман
«Моя песнь»

Для того, чтобы понять страдание, я изучал жизнь людей, которые навсегда связаны с ним: Брайан Стернберг, Джони Эрексон Тада, люди, пережившие Холокост. Для большинства из нас периоды страдания, обычно, короче и не настолько жестоки. Но один фактор остается неизменным в любом случае: люди по-разному реагируют на страдание.

Я знаю людей, больных ревматизмом, которые только и говорят, что о своей болезни, другие же рассказывают о своей боли, только если вы станете их об этом расспрашивать.

Почему так? Можно ли заранее определить, как человек будет реагировать на страдание? Можно ли подготовиться к страданию так, чтобы понизить его эффект? Сама боль, кажущаяся на первый взгляд рефлексом, действует не как простой
причинно-следственный механизм. Нейроны действительно передают сигналы об опасности, но эти сигналы всегда фильтруются и интерпретируются мозгом. Понимание и отношение человека к боли может коренным образом изменить ее. Вы
совершенно не так отреагируете на неожиданный удар в лицо, как отреагирует на него профессиональный боксер, которому за пятнадцать раундов избиений платят уйму денег.

Медики сегодня открыто признают, что, по большому счету, отношение человека к страданию определяет эффект, который оно возымеет. Доктор Роберт Адер, профессор психологии и психиатрии Рочестерского медицинского университета признает, что практически в каждой болезни присутствует эмоциональный фактор. Он делает следующее заключение: «Теория о микробах просто не в состоянии объяснить, почему люди заболевают. Если бы она объясняла это, то непонятно, почему все в офисе не заболевают, когда заболевает один из работников. (Конечно, я не знаю, какого размера у вас офис)».

Альберт Швайцер говаривал, что болезни быстро оставляют его потому, что не встречают гостеприимства в его теле. Или, как заметил менее красноречивый наблюдатель: «Иногда важнее знать, что за человек заразился, нежели то, чем он заразился». Подготовка, арсенал, с которым мы встречаем страдание, может иметь решающее значение в наших переживаниях. А понимание боли и страдания поможет нам послужить больным тогда, когда мы сами не страдаем. Эту книгу я начал с рассказа о своей подруге Клаудии Клакстон, которая вдруг обнаружила, что ей придется бороться с раком. Я поинтересовался у Клаудии и ее мужа Джона, почему во время этой кризисной ситуации они сплотились, ведь большинство семейных союзов в результате подобных болезней, напротив, ослабевают.

«Я тогда работал в качестве ассистента капеллана в больнице, — рассказывал Джон. — Мне приходилось постоянно общаться с больными и умирающими людьми. Это только в кино супруги, которые всю жизнь ссорились, в случае смертельной опасности
забывают о своих различи-яхи объединяются. В реальной жизни не так. Когда супруги встречаются с трудностями, тогда то, что уже заложено в их браке, просто ярче высвечивается. Поскольку нас с Клаудией соединяла глубокая любовь и мы работали над тем, чтобы наши отношения были открытыми, кризис сблизил нас. Нас не охватило чувство злобы, мы не обвиняли друг друга в происшедшем. Эта болезнь просто вынесла на поверхность и усилила чувства, которые уже существовали». Согласно рассуждениям Джона, лучший способ подготовки к страданиям — это установление крепких взаимоотношений с людьми в то время, когда мы здоровы. Невозможно наскоро заложить надежный фундамент силы, его нужно строить постоянно.

Школа страдания

Сказать что-то существенное по вопросу страдания могут только те люди, которые страдали сами. Нам необходимо интересоваться их мнением и для того, чтобы подготовиться к страданию самим, и для того, чтобы научиться утешать других. Ведь чья-то болезнь, особенно смертельная, влияет на наше собственное здоровье. Мы странно себя ведем: нервничаем, отводим в страхе глаза, бросаем пустые обещания («Звони, если что...»); наши беседы — пустой лепет. А что вообще можно
сказать? И нужно ли что-нибудь говорить? Признаюсь, для меня нелегко находиться рядом со страдающими людьми. Не могу
представить себе менее эффективного посетителя больных, чем я сам. Я начинаю сворачиваться, как улитка, как только открываю стеклянные двери больницы — от запаха, наверное. Запахи антисептических средств проникают в мозг
непосредственно через органы обоняния, вызывая во мне страшные детские воспоминания о том, как мне удаляли гланды. Когда медсестра в коридоре улыбается и кивает мне, перед моим мысленным взором возникает медсестра гигантская, с
полиэтиленовым кульком, пытающаяся украсть мое дыхание...После нескольких лет профессиональной шизофрении — когда пишешь и говоришь о страдании и в то же время чувствуешь собственную беспомощность — я решил отбросить неловкость и заставить себя находиться рядом со страдающими людьми постоянно.

Приблизительно в это время один из моих друзей обнаружил, что у него — очень редкая форма рака. В истории медицины, сообщили ему, всего двадцать семь человек с такой болезнью, как у него, проходили курс лечения. Двадцать шесть — умерли. Теперь Джим должен был сражаться с этой страшной болезнью один на один. Ему было тридцать три года, и всего десять месяцев назад он женился. Свой медовый месяц они провели на Карибских островах, где любили выходить в море на яхте. Больше всего Джима заботила его карьера, горнолыжный спорт и семья. И вдруг перед ним — реальная возможность смерти, и ему нужна была помощь.

По его просьбе я стал вместе с ним посещать группу психологической поддержки в соседней больнице. Вообще, люди посещают такие группы по самым разным причинам. Одни желают улучшить свой имидж, другие — научиться общаться с людьми, третьи — победить пристрастия. Но эта группа, называющаяся «Не упусти сегодня», состояла из умирающих людей. Они использовали эвфемизм «жизнеугрожающие болезни» для обозначения разных видов рака, рассеянного склероза, гепатита, мышечной дистрофии и других подобных болезней. Каждый из участников знал, что в его или ее жизни есть два главных вопроса: вопрос выживания или, в случае неуспеха, — подготовки к смерти. Мне было очень тяжело на первой встрече. Мы собрались в открытой комнате ожидания, расселись на дешевых пластмассовых стульях оранжевого цвета — их наверняка подобрали специально, чтобы поднять настроение. По коридору то и дело проходили санитары со скучным видом, толкая впереди себя носилки. Открывались-закрывались двери лифта. Я пытался игнорировать объявления по громкоговорителю, по которому время
от времени вызывали докторов.Большинство присутствующих были моложе сорока. Обычно люди такого возраста мало
думают о смерти, но собравшиеся, напротив, хотели говорить о неожиданном ее вторжении в их жизнь. Собрание началось со своеобразной переклички — каждый коротко сказал о себе. Некоторые из членов группы умерли в течение месяца, прошедшего с момента их последней встречи, и социальный работник рассказал о последних днях их жизни и о похоронах. Джим шепотом сообщил мне, что это один из Депрессивных аспектов этих встреч: некоторые члены группы исчезали.

Я ожидал, что атмосфера на собрании будет мрачной, но ошибся. Слез, конечно, лилось немало, но эти люди свободно разговаривали о болезнях и смерти. Здесь, в этой группе, они могли свободно говорить о болезни и ожидать, что их будут слушать. Они рассказывали о том, что большинство их друзей общались с ними странным образом, избегая разговоров о том, что для них сейчас было важнее всего — об их болезни. А в этой группе они могли открыться друг перед другом. Нэнси показывала всем свой новый парик, купленный для того, чтобы скрыть ее облысевшую голову — побочный эффект химиотерапии. Она, смеясь, говорила, что всегда хотела иметь прямые волосы, и вот теперь наконец-то опухоль в мозгу предоставила ей такой шанс. Стив, молодой чернокожий мужчина, признался, что мысли о будущем приводят его в ужас. Будучи подростком, он победил болезнь Ходжкина, а теперь, десять лет спустя, симптомы вдруг возвратились. Он не знал, как сказать об этом своей невесте.

Лорейн, у которой возникли опухоли на спинном мозге, лежала на матраце и мало говорила. Она пришла сюда не говорить, а просто поплакать, объяснила Лорейн.Наибольшее впечатление на меня произвела одна пожилая седая женщина — широкое
костистое лицо выдавало в ней иммигрантку из Восточной Европы. Говоря с сильным акцентом и используя простыеповествовательные предложения, она выражала свое одиночество. Ее спросили, есть ли у нее родственники. Она объяснила, что сын, военный летчик, пытается взять отпуск и прилететь из Германии. А муж? Она сглотнула с трудом несколько раз, а потом сказала: «Он пришел ко мне только однажды. Меня уже положили в больницу. Он принес мне мой халат и другие вещи.

Доктор остановил его в коридоре и рассказал о моей болезни, лейкемии. — Ее голос срывался, и она смахнула слезы прежде, чем продолжить. — В тот вечер он пошел домой, собрал свои вещи и уехал. Больше я его не видела».

«Сколько лет вы были женаты?» — спросил я после паузы.

Ее ответ ошеломил всех: «Тридцать семь лет». (Позже я узнал, что, согласно данным исследователей, около семидесяти процентов браков распадаются, если один из супругов смертельно заболевает. В этой группе из тридцати человек ни один
брак не выдержал испытания более двух лет. распалась и семья моего друга Джима.) Я приходил на встречи этой группы в течение года. Жизнь каждого участника была насыщена необычной силой, которую приносит только смерть. Не могу сказать, что мне нравилось бывать на этих встречах; «нравилось» -это неподходящее слово. Но они стали для меня одним из наиболее значимых событий каждого месяца. В отличие от других встреч, где люди стараются поразить друг друга, выражая свой
статус, власть или остроумие, здесь никто не пытался произвести впечатление. Одежда, мода, мебель, карьера, новые машины — какое значение имеет все это для людей, готовящихся к смерти?

Встречи группы «Не упусти сегодня», казалось, подтверждали теорию о ценности страдания. Эти люди намного больше, чем другие, обращали внимание на основное в жизни. Они не могли забыть о смерти, потому что, говоря словами Августина, их
«оглушал звон цепей смертности». Как мне иногда хотелось привести на эти встречи некоторых своих поверхностных друзей-гедонистов! Находясь в среде этих людей, я, собиравшийся писать книгу о страдании, чувствовал, как мало я знаю. В течение года я набирался мудрости, сидя у ног моих учителей в школе страдания. Большинство из того, о чем я буду писать в следующих главах — о подготовке к страданию и помощи другим, я почерпнул во время пребывания в этой группе.