Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Юпитер в одиннадцатом доме. Сатурн в одиннадцатом доме. Переход от анахаты к манипуре. Или двенадцатый дом




Юпитер в одиннадцатом доме

 

Болото моих раздумий покрыто тиной молчания. Редко-редко разорвет его кваканье афоризма, и глупая лягушка мысли прячется обратно в глубину безмолвного сосредоточения.

Этот человек, исполняя свои рутинные обязанности, должен будет освоить и научиться применять энергию синтеза, и пока это не станет у него получаться, его роли окажутся дырявыми. С другой стороны, сами эти функции и роли будут возникать в его жизни не просто так, а с сильным юпитерианским влиянием, то есть в них будет ощущаться необходимость подхода, обеспечивающего полноту и всесторонность, но насколько всерьез человек воспримет эти требования и позаботится об их исполнении, зависит от него самого.

Сказанное в первую очередь относится к внутренней жизни. Юпитер символизирует личную синтетическую философию, которая в данном случае должна охватить все без исключения функции человека и представить их как воплощение его единого внутреннего потенциала — тогда и все остальные роли будут исполняться им более успешно.

Комплекс препятствия: для успешного исполнения моих функций мне хронически чего-то не хватает; в начальственном варианте это звучит так: у меня насквозь дырявая команда подчиненных.

 

Сатурн в одиннадцатом доме

 

Фонарем своего таланта автор освещает колодец неведомого. Один читатель стремится туда заглянуть, другой — спихнуть автора.

Этому человеку будет не очень легко, но зато и совсем не скучно выполнять свои рутинные обязанности — они включат для него такую реальность, в которой все что угодно может повернуться неожиданным и непредсказуемым образом, и ему придется расширять свое сознание и параллельно с исполнением своих функций учиться чему-то принципиально новому для себя.

Вообще этот человек не склонен брать на себя чересчур знакомые роли. Скрытый в нем потенциал достаточно сложен и не вполне готов к проявлению — но тем не менее человек испытывает стремление его проявить, пусть ценой существенных издержек. С другой стороны, чувства зависимости от среды и страха, связанность с неопределенностью будущего, могут заставить его подавить и вытеснить глубоко в подсознание необходимость реализации своих возможностей и сократить до минимума число и спектр исполняемых функций и обязанностей — но все равно это не решит его проблем и не сделает жизнь более прогнозируемой и безопасной. Проработка аспекта начинается с осознания связи человека со средой и необходимости для нее реализации его потенциала; тогда прояснится и характер подходящих ему ролей.

Комплекс препятствия: исполнению моих функций мешает общий недостаток информации, неясность потребностей и непредсказуемость поведения окружающей среды. Трудно доить необъезженную кобылицу.

 

Глава 10

ПЕРЕХОД ОТ АНАХАТЫ К МАНИПУРЕ

или ДВЕНАДЦАТЫЙ ДОМ

 

" И восходит в свой номер на борт по трапу

постоялец, несущий в кармане граппу,

совершенный никто, человек в плаще,

потерявший память, отчизну, сына;

по горбу его плачет в лесах осина,

если кто-то плачет о нем вообще".

(И. Бродский)

 

Ключевые слова : жертва любви; разрушение роли и функции; обнажение скрытой структуры; работа на износ; критическая эксплуатация.

Мы переходим ко второй половине жертвенного спуска объекта по ступеням эволюционной лестницы, и здесь он порой оказывается в жалком виде. Казалось бы, окончена нормальная эксплуатация, объект исполнил свою функцию, реализовал свой потенциал — что же еще можно от него требовать? Пусть идет себе на заслуженный отдых. Ан нет, мир ждет от него еще многого. Послушаем, как эта ситуация рассматривается в учении Будды:

 

" Когда Сямавати, жена царя Удаяна, принесла в приношение пятьсот одежд Ананде, тот с удовольствием их принял.

Когда царь узнал об этом, он подумал, что, может быть, Ананда принял приношение из жадности. Он подошел к Ананде и спросил его:

" Благороднейший, что ты будешь делать, получив целых пятьсот одежд? "

Ананда ответил ему: " Царь, многие монахи ходят в поношенной одежде. Я хочу дать им новую одежду. " — " А куда денешь поношенную одежду? " — " Из поношенной одежды мы делаем простыни". — " А куда ты денешь простыни? " — " Их мы перешьем в подстилки". — " А куда старые подстилки? " — " Мы сделаем ковры для вытирания ног". — " А что ты будешь делать со старыми коврами? " — " Из них мы сделаем тряпки". — " А старые тряпки? " — " Царь, старые половые тряпки мы рвем на узкие лоскутки и замешиваем их в глину. Из этой глины, когда мы строим дом, мы делаем стены". "

(Дхаммапада Аттхакатха I)

 

 

* * *

 

Одиннадцатый дом в каком-то смысле является исключением из всех дневных домов, так как в числе его ключевых слов фигурирует эпитет " нормальный". Вообще диалектический переход переживается чаще всего как нечто из ряда вон выходящее, нередко драматическое и " ненормальное". Это относится и к ночным домам, исключая пятый. Однако, ввиду того, что одиннадцатый дом весьма распространен, возникает соблазн строить представления об остальных диалектических переходах, ориентируясь на него, и это совершенно неправильно. Диалектика спуска насквозь трагична, если рассматривать объект сам по себе как постепенно деградирующую и гибнущую Вселенную — но глядя на обратное, то есть эволюционно восходящее за его счет развитие окружающей среды, можно зато преисполниться радостью и оптимизмом.

Двенадцатый дом продолжает тему одиннадцатого, доводя ее до логического конца. Это эксплуатация объекта, уже израсходовавшего свой рабочий потенциал, исполнившего свою функцию по представлениям его создателя; или же это эксплуатация объекта, который только еще начинает готовиться к выполнению определенной функции и совершенно еще не успел набрать никакого потенциала, и работать может только чудом, расходуя исключительно энергию Божественной любви, в нем заключенной, но не энергию формы, которую не успел набрать.

Так в конце войны терпящая поражение страна объявляет мобилизацию подростков и стариков, превращая их вскорости в " пушечное мясо"; так бедный автолюбитель задешево покупает откатавший свой заводской лимит автомобиль и гоняет его " в хвост и в гриву", пока тот в одночасье не развалится на составные части (и двенадцатый дом завершится девятым); так младшие дети донашивают до расползания по швам достающуюся им одежду старших; так работает " на износ" человек, служащий жесткому профессиональному эгрегору, пока однажды его сердце не разрывается от непосильной нагрузки; так из последних сил до самой глубины раскрывается цветок перед тем, как бессильно обвиснуть съежившимися лепестками.

Для двенадцатого дома характерна очевидная, отчетливо выраженная жертвенность и тесно связанный с ней контраст: несоответствие роли и возможностей объекта, ведущие к его очевидно безжалостной эксплуатации и затем полному разрушению его роли и функции, лишению защитной оболочки Божественной любви и обнажению его дотоле скрытой структуры. При этом объект как таковой, то есть как структура, сохраняется; но, конечно, на него, лишенного любви и функции, смотреть может быть тяжело, особенно если человек начинает идентифицировать с ним собственную горестную жизнь. Нужно, однако, видеть не только объект, но и окружающую его среду, остро нуждающуюся именно в той энергии и информации, которые поставляет ей переходящий с анахаты на манипуру объект.

Типичный пример — выходящие на пенсию старики помогают своим взрослым детям воспитывать их детей, то есть собственных внуков. Когда взрослые воспитывают и учат детей, то у первых (по идее) включен одиннадцатый дом, а у вторых, соответственно, шестой, то есть они обретают форму и социальный, профессиональный и т. п. потенциал. Однако детям этого недостаточно, им нужен еще и переход пятого дома, с манипуры на анахату, то есть игры, в которых они непринужденно освоят жесткие структуры, появляющиеся в их жизни, а за ними ощутят Божественную любовь. Для этой цели нужны, однако, не профессионально (одиннадцатый дом) играющие свою роль учителя и наставники или четкие родители, но видимо не справляющиеся с ролью " настоящих" учителей, а скорее ее любовно пародирующие бабушки и дедушки, отдающие внукам свою любовь до конца — то, что они не смогли отдать своим детям, родителям, друзьям, любовникам и работе. Именно теперь, постепенно дряхлея и отдавая последнюю, уже очень плохо оформленную, но зато глубочайшую свою любовь, человек прозревает самые свои глубинные структуры, открывает главные тайны своей жизни и в конечном счете миссии, и видит конструкцию, которая связывает всю его жизнь в единое целое. И ее видение странным образом полностью компенсирует человеку утраты как своей формы, так и любви, безотносительно к тому, как они воплотились в окружающей среде.

Говорят, что история повторяется дважды: сначала в виде трагедии, затем откровенным фарсом. К тому же разряду наблюдений относится принцип отчуждения (профанации) идей по мере их распространения. С точки зрения каббалистической диалектики, история (идея) повторяется шесть раз, спускаясь с сахасрары на аджну, затем на вишудху и т. д. Исторические трагедии (или, в положительном варианте, периоды позитивных, конструктивных идей) соответствуют одиннадцатому дому (здесь тираны, завоеватели и реформаторы особенно сильны), а фарсы (отчуждение идеи, ослабление пассионарности в последователях) соответствуют двенадцатому дому, где роли уже очевидно исчерпывают себя, но все еще существуют благодаря остаткам любви, некогда вложенной их создателями. А когда двенадцатый дом заканчивается и обнажается структура (обычно довольно примитивная), бывшие страстные поклонники идеи, лишенные обаяния ее силы, власти и любви, терпят полный крах и думают: " Боже, и этому мы поклонялись? " Так при разводе жена смотрит на некогда обожаемого мужчину и пытается сама себя понять или хотя бы вспомнить: " Ну что я находила в этом бесцветном лице, руках, волосах, скучном голосе?! "

Роли двенадцатого дома играются непрофессионально, дилетантски, по пути разрушаясь до основания и на совершенно другой энергии, чем роли одиннадцатого дома, хотя часто являются как бы продолжением и на самом деле окончательным завершением последних. Энергия двенадцатого дома переживается как любовь в чистом виде, для которой практически не важны формы выражения, для него характерны искренность и желание доиграть роль, испить чашу и раздеться до конца, обнажив самую глубокую и интимную тайну устройства объекта (например, себя самого), как пелось в белогвардейской песне:

 

" Ах, зачем, почему наша жизнь проходит и тает.

Я бокал не допил и сердце свое не раскрыл.

Ухожу навсегда из родного и милого края,

Где оставлено столько могил".

 

 

* * *

 

Трудности и препятствия. По своему отношению к двенадцатому дому люди делятся на четыре категории, каждая из которых имеет вполне определенное мнение по его поводу, что не способствует правильной его идентификации и проработке.

Первая категория считает, что двенадцатый дом вообще нехорош, его как бы и не должно быть, и не принимает его включение и активность ни у себя, ни у других. Эта точка зрения характерна для прямолинейных гуманистов и ярых поклонников Божественной любви, почитающих ее единственным источником добра, а ее отсутствие — главной причиной зла. С этой точки зрения жертвенное лишение любви всегда есть зло и его следует всячески избегать. Эти взгляды, однако, противоречат не только ежедневно наблюдаемым явлениям, из которых очевидно, что Божественной любви на всех не хватает и одним она достается жертвенным поведением других, но и принципу разрушения всех без исключения объектов феноменального мира. Совершенно ясно, что пока Божественная любовь защищает объект, он не может погибнуть, и поэтому когда приходит его час, то вначале он лишается любви и обнажается его структура, и лишь после этого она может быть разрушена, что и означает (первичную) гибель.

Вторая категория людей принимает двенадцатый дом для других, но не принимает его для себя — их можно назвать принципиальными эгоистами или паразитами. Всякую ситуацию двенадцатого дома они стараются развернуть так, чтобы энергия любви текла в их сторону. Они очень не любят быть искренними и играть дилетантские роли, а когда бывают к этому вынуждены, все равно делают (для себя и других) вид, что исполняют это профессионально, то есть под одиннадцатым домом. Эти люди искренни лишь в одном: они считают, что лишней любви у них нет.

Третья категория людей — их можно назвать ярыми альтруистами — признают двенадцатый дом нормой своего существования и при любых ситуациях стремятся его себе включить. При этом окружающей среде столь же императивно отказывается в его активности, и более того, ей постоянно навязывается пятый дом, то есть образ детской площадки, где играют веселые (или недостаточно веселые) ребятишки, которых надо искренне полюбить, а остальное неважно. Такие люди очень сильно искажают реальность вокруг себя и обычно недолюбливают одиннадцатый дом, где им нужно выступать в той или иной роли профессионально, но стоят на своем прочно; их позиция: " Я ж не для себя, я ж хочу как лучше! А что не умею, так это неважно, главное — Любовь! "

И, наконец, четвертая категория состоит из людей — фанатиков двенадцатого дома, признающих из всех домов только его — и для себя, и для окружающих (не замечая, что подобная позиция внутренне противоречива — ведь если кто-то бескорыстно отдает свою любовь другому, то другой должен ее столь же бескорыстно взять, а это уже пятый дом). С их точки зрения, в жизни ценно только одно — это чистосердечная жертва, причем лучше всего не греховным и неблагодарным людишкам, а непосредственно Богу, который, видя тайное, воздаст явно. Вопрос о том, всегда ли им есть что пожертвовать и всегда ли угодна Богу их жертва, для этих людей обычно не стоит.

Встречаются, конечно, и гармоничные в целом люди, которые хорошо чувствуют, что всему свое время, " блажен, кто смолоду был молод, блажен, кто вовремя созрел" и т. п. — но все же и на них из глубин общественного подсознания давит одна из четырех описанных позиций и мешает правильно определить момент включения двенадцатого дома (чаще всего подменяя его другими) и наиболее адекватные формы его проживания.

Первая категория (ложные гуманисты) склонны подменять двенадцатый дом шестым, то есть в ситуации, когда свою любовь нужно отдавать, они говорят: " Нет, я (он) еще к этому не готов, у меня (него) ее слишком мало, нужно наработать потенциал, освоить роль и обрести форму". Все это звучит хорошо, но не учитывает двух существенных моментов: во-первых, ситуация не оставляет для этого возможностей, а во-вторых, среде нужна жертвенная любовь сейчас, а не профессионально исполненное обслуживание потом.

Вторая категория (эгоисты) обрекают себя на очень жесткое существование, поскольку чаще всего подменяют двенадцатый дом одиннадцатым и тем самым не дают себе возможности расслабиться и быть искренними; кроме того, в порядке психологической защиты они постоянно отворачиваются от ситуаций, где нужна их искренность, и потому мир кажется им очень жестким, скрытным и лживым.

Третья категория (альтруисты) стараются натянуть двенадцатый дом на многие другие, пытаясь подменить им даже первый и, особенно, пятый, чем существенно ограничивают свои возможности развития и обретения любви — а не имея ее, что смогут они дать миру?

Четвертая категория (фанатики) пытаются превратить в двенадцатый дом всю алхимическую диаграмму (то есть все дома без исключения), но преуспевают главным образом в том, что включают себе сильный первый, а окружающему миру — низкой октавы восьмой, то есть самовыражаются, круша все без разбора. Впрочем, мир и социум имеют эффективные средства защиты от любого поведения индивида.

Главная трудность проработки дома часто состоит в том, чтобы понять и честно признать необходимость требуемых от человека действий и усилий — сами они после этого часто кажутся человеку естественными и приносят удовлетворение. Что касается двенадцатого дома, то здесь человек выступает не как проводник Божественной любви — он расстается с частью личной энергии, своего рода тонкой материей, обволакивающей и защищающей определенные его структуры. Однако Тот, Кто дал ему эту защиту, знает, когда пришло время ее снимать, и дает человеку соответствующие знаки. Включение двенадцатого дома преисполняет человека сущностно-жертвенным настроением (оно может относиться к любому из его тонких тел) и отчетливым желанием лишиться этой любви, этой защиты, отдав ее тем, кто в ней нуждается — важно лишь осознать это желание и настроение, не подавить и не вытеснить его в подсознание, а найти точные адекватные выражения. Хороший подсказкой в таких случаях служит среда, буквально вопиющая к человеку (гораздо выразительнее, чем при включении у него одиннадцатого дома, когда просьба звучит суше, определеннее и требовательнее): " Мне нужна твоя любовь и пусть она будет выражена несовершенно, это для меня даже лучше, понятнее, доступнее. Пусть это любительство и дилетантство — я возьму абсолютно все, что у тебя есть — лишь бы оно было отдано искренно и чистосердечно". Здесь принципиально важно, что человек отдает то, что ему на самом деле больше не нужно — но с ним все равно бывает больно расставаться, и к тому же пока двенадцатый дом не окончился, эта ненужность порой бывает

 

* * *

 

Двенадцатый дом в жизни пары покажет ситуации, где от партнеров понадобится в конечном счете достижение максимальной искренности и открытости, но путь к ней может оказаться длинным. Типичная ситуация двенадцатого дома — необходимость доигрывать уже исчерпавшую себя роль, которая, однако, почему-то так или иначе возникает. Казалось бы, пластинка заиграна донельзя, мужу объяснено не сто и не двести раз, что мужчина должен зарабатывать деньги, и сначала это действовало, а потом перестало — но жить-то как-то надо, и жена снова и снова, употребляя все те опостылевшие обоим слова, ругается, получая в ответ хорошо ей известные реплики супруга. Чего не хватает в этой ситуации для адекватной ее проработки? Искренности супругов, желания до конца разобраться в своих отношениях и понять, например, следующее: осталась ли у них еще любовь друг к другу, ради которой имеет смысл вести общее хозяйство? Или, говоря на оккультном языке, нужна ли еще их парному эгрегору отчетливая структура ежедневных каузальных взаимодействий для реализации своей программы? Однако понять это партнеры могут, лишь отыграв, пусть неуклюже, но до самого конца, давно назначенные друг другу роли в общем каузальном потоке; и лишь полностью их исчерпав, они смогут что-то понять о внутренней структуре своих взаимоотношений и наладить жизнь по-другому.

В жизни семьи двенадцатый дом чрезвычайно важен, и непрофессионально, но искренне и с любовью играемые роли составляют в каком-то смысле основное содержание семейной жизни как таковой. В отличие от работы, чье основное содержание составляет одиннадцатый дом (исключением, хотя и важным, является прямое общение родителей с детьми, когда первые учат последних профессионально, то есть у родителя включен одиннадцатый дом, у ребенка — шестой). Родители делают вид, что сердятся на младших или угрожают старшим детям, старшие, беря на себя родительские функции, управляют младшими, которые, в свою очередь, радостно взвизгивают от шлепков, резвятся под пятым домом. В семье очень отчетливо видна пародийная ипостась двенадцатого дома, когда серьезные, ответственные и даже жутко-трагедийные роли и функции одиннадцатого дома, исчерпывая свой первоначальный вишудховский потенциал, доигрываются на энергии анахаты и в конце окончательно профанируются: бандит превращается в злого дядю, угрожая которым, ребенка заставляют идти домой; конфликт с непослушным подчиненным находит свое продолжение в стычке с женой, не подогревшей вовремя обед, и завершение в подзатыльнике непослушному пятилетнему сыну, отказывающемуся вовремя отправляться спать; наконец, извечная и мучительная борьба добра и зла интерпретируется на экране телевизора как сражение веселого мультипликационного волка с ловким и ехидным зайцем — но взрослые темы и сюжеты находят здесь свое завершение и структура личного участия в них данного человека проясняется.

Говоря о ситуациях двенадцатого дома в жизни государства , следует помнить об известной противопоставленности его одиннадцатому. Ключевые слова одиннадцатого дома — долг, обязательства, исполнение, двенадцатого — любовь, добровольная жертва. Двенадцатый дом как бы доделывает недоделанное одиннадцатым, питаясь крохами с его стола — но значит он нисколько не меньше. Если под одиннадцатым домом идут основные государственные программы, скажем, исполнение бюджета по производящим материальные блага и услуги отраслям, то по двенадцатому идут благотворительные программы, финансирование культуры и некоторые другие незначительные по величине, но важные для народа статьи государственных расходов.

Здесь автор хочет сделать одно замечание филологического порядка — о двух значениях слова " должно". Должно ли государство заботиться о своей обороноспособности? Конечно, должно. А должно ли оно обеспечивать прирост населения и беспокоиться о культуре своего народа? Тоже должно. Но читатель, вероятно, заметил, какая громадная разница заключена между двумя последними " должно", ибо первое из них, императивное, символизирует одиннадцатый дом, а второе, по мягче, — двенадцатый. На уровне министерского сознания эта разница выражается в том, что расходы на оборону выделяются в бюджете прямо (то есть столько-то миллиардов), а расходы на культуру — нередко косвенно, например, путем снижения налогов с тех частных предприятий, которые занимаются благотворительностью, финансируя культуру, детские дома и т. п. Интересно было бы взглянуть на реакцию парламента, когда президент страны предложит подобным образом субсидировать армию.

Двенадцатый дом для народа и пятый дом для государственного аппарата — это ситуация призыва в армию в военное время, повышения налогов, снижение уровня социальной защиты населения, когда не только доподлинно выясняется, что не хлебом единым жив человек, но и уточняется, каким именно словом Божьим он склонен этот недостающий хлеб заменять.

Двенадцатый дом в жизни фирмы представлен, например, ситуацией аврала, когда возникает острая необходимость в экстренных усилиях т сотрудники добровольно исполняют свои функции после окончания рабочего дня, в выходные и т. п. — словом. выкладываются, и в результате иногда приходит новое понимание своего места в фирме и ее внутренней природы, то есть обычно скрытых черт ее эгрегора. Но это, так сказать, двенадцатый дом в жизни сотрудников; в жизни фирмы как целого двенадцатый дом может означать сильный кризис и приближение к банкротству, арест счетов и прочие неприятности, почти лишающие ее возможностей нормального функционирования и оставляющие ее в пародийной роли по отношению к своим сотрудникам и внешнему миру: платить деньги первым и снабжать товарами второй она в состоянии лишь символически. В это время, если фирма честна сама с собой, для нее могут открыться важные и доселе скрытые фундаментальные структуры и законы, управляющие ее существованием и развитием: это своего рода момент истины, но ее тоже нужно увидеть.

Другой вариант двенадцатого дома, внутренний, не столь очевиден, но тоже сопровождается ослаблением и резкой деградацией многих исполняемых сотрудниками и подразделениями функций и несерьезным отношением к работе. Здесь очень важно, забыв о самолюбии фирменного эгрегора, честно разобраться в причинах, которые, как правило, заранее не вычисляются.

Двенадцатый дом в сюжете книги это долгожданная ситуация, когда наконец открываются все секреты, карты выкладываются на стол, а тайные обиды, камни за пазухой и прочие скрытые претензии персонажей друг к другу, родителям и судьбе предъявляются и отовариваются.

Следует различать, так сказать, большой и малый двенадцатый дом, в зависимости от того, открывается ли тайна лишь одному из действующих лиц или же она является сюрпризом и для читателя тоже. Многие новеллы и детективные романы построены именно на энергии тайны двенадцатого дома, тщательно скрываемой от читателя почти до самого конца произведения.

У хорошего писателя, особенно тяготеющего к тонким психологическим описаниям, сцены двенадцатого дома долго готовятся и сопровождаются сильным душевным кризисом героев, в частности, в связи с обнаружением своей несостоятельности во многих важных для себя ролях. И вдруг они начинают, часто неожиданно для себя (и, быть может, впервые за всю свою текстовую историю) говорить совершенно откровенно и что-то о себе понимают — глубокое и новое.

Вообще литература чрезвычайно тяготеет к двенадцатому дому, но редко когда поднимается на уровень его мистериальности, предваряющей катарсис. В идеале катарсис должен быть у читателя, но как минимум до него нужно довести героя, а это, увы, непросто, и в жанре биографий реальных или вымышленных подвижников и святых часто можно заметить несоответствие уровня писателя и его предполагаемого героя.

 

* * *

 

Сильный двенадцатый дом даст человеку сложную судьбу и ему будет не очень легко понять самого себя. У него окажется много любви к миру и людям, но выражать он ее будет как-то неуклюже, с элементами фарса, словно доигрывая некогда блестящие роли, превращающиеся в его исполнении в пародии.

Ему очень важно научиться правильно находить себе окружение, которому будет нужна его любовь (в этих людях непременно будет что-то детское, а ситуациях — игровое) и быть максимально искренним, отдавая свою любовь до конца и не заботясь о совершенстве форм ее выражения.

Трагичной эта судьба окажется в случае, когда человек попытается обратить заключенную в нем жертвенную любовь на себя же, то есть на свое эго. Тогда главными (и совершенно подавляющими) чувствами в его жизни станут горькая или злобная обида на окружающий мир и всепоглощающая жалость к себе, не утолимые никакими средствами.

Искушением этого человека будет инфантильность, особенно при слабом одиннадцатом доме, которая в данном случае преодолевается не столько взятием на себя " взрослых" обязательств и функций, сколько осознанием важности своей любви для мира и выработкой внутренней честности и искренности в выражении своего высшего начала, в отличие от ребенка, очень искренне выражающего низшее.

Слабый двенадцатый дом совсем не обязательно дает черствого человека, не способного к предельной искренности и жертвенно-любовным проявлениям. Просто потребности в том и другом в его жизни будет мало, а мысль о фарсовом доигрывании серьезных ролей оставит его чаще всего равнодушным — ему это неинтересно, и чаще всего непонятно, для кого это может быть нужным. С другой стороны, при сильном пятом доме он может очень любить непринужденно-безответственные игры и самовыражение на том или ином материале, не задумываясь о том, как переживает его развлечения и самовыражение этот самый " материал" (например, его близкие), сколько любви и самоотверженности от мира он потребляет, почти не замечая того.

При сильном одиннадцатом доме этот человек будет отдавать предпочтение нормальной работе перед героическими усилиями аврального типа, совершенно не разделяя героики спасателей — при том, что он может в принципе уважать их труд, но все-таки чувствуя, что это — не его сфера. Тем не менее на материале транзитного потока, управляемого двенадцатым домом, ему придется освоить пусть небольшие, но весьма неадекватные роли и в них научиться проявлять больше любви, чем искусных умений, и так доигрывать их до самого конца.

Гармоничный двенадцатый дом дает человека, для которого доигрывание разрушающих ролей и жертвенная любовь суть естественные состояния, и он может даже их очень любить, не задумываясь о том, кому нужна его жертвенность и на что уходит его любовь.

Однако быть искренним до конца ему, может быть, труднее, чем всем остальным людям, и жертвенность его любви останавливается инстинктом самосохранения чуть раньше, чем это требуется от него по карме (хотя с поверхностной социальной точки зрения его поведение может быть безупречно), и добраться до глубокой тайны ему никак не удается, хотя кажется, что она уже совсем близко.

У этого человека будет сильная магия, превращающая окружающих в малых детей, играющих в песочные куличи, и на одних людей она будет действовать расслабляюще, на других развращающе, а третьих (со слабым пятым домом) откровенно раздражать, но все эти эффекты он может не замечать, считая, что искренняя любовь никому не может повредить. В последнем он неправ — любая энергия должна идти точно по адресу, но его проблема это именно полная искренность, добиться которой ему не так легко, как кажется. Если ему это удается, аспект прорабатывается гораздо легче, если же нет, то человек незаметно для себя соскальзывает на жертвенно-любовное служение самому себе, точнее, своему низшему началу, более или менее успешно маскируя его бескорыстным служением ближнему, общему делу и т. п.

Пораженный двенадцатый дом дает человека с сильной жаждой самоотречения, самопожертвования, стремлением отдать все ради мира… но вовсе не любой его части.

Жизнь этого человека будет изобиловать фарсовыми ролями, в которых он не раз придет в отчаяние от неадекватности и некомпетентности своих усилий, неуклюже компенсируя их своей любовью и искренностью, но и того, и другого ему будет хронически не хватать, или же они будут отвергаться. Однако, сталкиваясь с несправедливостью и жесткостью мира, эгоцентрически занятого своими играми, этот человек удивительным образом умеет снова и снова находить в себе любовь и энтузиазм для того, чтобы играть по-видимому неадекватные или очевидно отыгранные роли, кому-то все-таки абсолютно необходимые, хотя для человека с гармоничным пятым домом его искренность покажется чересчур обнаженной, а любовь — слишком угловатой и неуклюжей.

Проработка дает очень высокие душевные и человеческие качества, но, конечно, не дается легко — здесь нужно, говоря поэтическим языком, истечь кровью сердца и внутренне переродиться, находясь в рамках текущего воплощения. В отсутствие проработки человек чаще всего замыкается в своей неудовлетворенности и пытается сократить или вытеснить свою излишнюю жертвенность и неизрасходованную любовь, но не приходит в равновесие, так как жизнь легко взламывает его искусственный панцирь.

 

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...