 |
Василиса Прекрасная
|
|
|
|
В пересказе И. Карнауховой
В некотором царстве жили‑ были в маленькой избушке дед да баба, да дочка Василисушка.
Жили они хорошо, светло, да и на них горе пришло. Заболела матушка родимая. Чует – смерть близка. Позвала она Василисушку и дала ей маленькую куколку.
– Слушай, – говорит, – доченька, береги эту куколку и никому не показывай. Если случится с тобой беда, дай ей покушать и спроси у неё совета. Поест куколка и поможет твоему горю, доченька.
Поцеловала мать дочку Василисушку и умерла.
Потужил старик, потужил да и женился на другой. Думал дать Василисе матушку, а дал ей злую мачеху.
Были у мачехи две дочери: злые, дурные, привередливые. Мачеха их любила, ласкала, а Василису поедом ела.
Плохо стало жить Василисушке. Мачеха и сёстры всё злятся, бранятся, работой девицу изводят, чтобы она от тяжёлого труда похудела, от ветра и солнца почернела. Только целый день и слышно:
– Василиса, Васка, Василиска! Обед свари, избу убери, принеси дров, подои коров, да работай живей, да смотри веселей!
А Василиса всё делает, всем угождает, всю работу справляет. И с каждым днём Василиса хорошеет. Красавица! Ни в сказке сказать, ни пером описать.
Это всё куколка Василисе помогает.
Утром раненько надоит Василиса молока, запрётся в чуланчике, потчует куколку молоком да приговаривает:
– Ну‑ ка, куколка, покушай, моего горя послушай.
Куколка покушает и утешит Василису, и всю работу за неё сделает.
Сидит девушка в холодочке, а у неё уж и грядки выполоты, и вода наношена, и печь истоплена, и капуста полита. Куколка ей ещё травку от загара укажет. Станет Василиса ещё краше прежнего.
Вот раз уехал отец надолго из дому. Сидит мачеха с дочками в избе, за окнами темень, дождь, ветер воет, осень поздняя. Кругом избы лес дремучий, а в лесу баба‑ яга живёт, людей, как цыплят, жуёт.
|
|
|
Вот мачеха раздала девицам работу: одной кружева плести, другой чулки вязать, а Василисе прясть. Во всём доме огонь погасила, одну лучинку оставила, где девушки работали, и спать легла. Трещала, трещала лучина берёзовая, да и загасла.
– Что тут делать? – говорят мачехины дочки. – Огня во всём доме нет, работать надо. Придётся за огнём к бабе‑ яге идти.
– Я не пойду, – говорит старшая. – Я кружева вяжу, мне от крючка светло.
– И я не пойду, – говорит средняя, – я чулок вяжу, мне и от спиц светло.
Да как закричат обе:
– Василисе, Василисе за огнём идти! Ступай к бабе‑ яге!
И вытолкали Василису из избы. Кругом ночь чёрная, лес густой, ветер злой.
Заплакала Василиса, вынула из кармана куколку и сказала:
– Куколка моя милая, посылают меня к бабе‑ яге за огнём. Баба‑ яга людей ест‑ жуёт, только косточки похрустывают.
– Ничего, – говорит куколка, – со мною ничего тебе не станется!
– Спасибо тебе, куколка, на добром слове, – сказала Василиса и в путь отправилась.
Вокруг лес стеной стоит, на небе звезда не блестит, светлый месяц не выходит. Идёт девушка, дрожит, куколку к себе прижимает. Вдруг скачет мимо неё всадник – сам белый, на коне белом, сбруя на коне ясная.
Стало рассветать. Идёт девушка дальше, спотыкается, о пни‑ колоды ушибается. Роса косу покрыла, руки заледенила. Вдруг скачет другой всадник – сам красный, на коне красном, сбруя на коне красная.
Взошло солнце. Приласкало Василису, обогрело девушку и росу на косе высушило.
Целый день шла Василисушка. К вечеру вышла на полянку. Смотрит – изба стоит. Забор вокруг избы из людских костей. На заборе черепа человеческие, вместо ворот – ноги человечьи, вместо запоров – руки, вместо замка – острые зубы. Обомлела девушка, встала как вкопанная. Вдруг едет всадник чёрный, на коне чёрном, сбруя на коне чёрная. Доскакал до ворот и пропал, как сквозь землю провалился.
|
|
|
Ночь настала. Тут у всех черепов на заборе глаза загорелись, стало на поляне светло, как днём.
Задрожала Василиса от страха. Ноги не идут, от страшного места не несут.
Вдруг слышит Василиса – земля дрожит, ходуном ходит. Это баба‑ яга в ступе летит, пестом погоняет, помелом след заметает. Подъехала к воротам да как закричит:
– Фу‑ фу‑ фу, русским духом пахнет! Кто здесь есть?
Подошла Василиса к бабе‑ яге, поклонилась ей низёхонько, говорит ей скромнёхонько:
– Это я, бабушка, меня мачехины дочки к тебе за огнём прислали.
– Так, – говорит баба‑ яга, – твоя мачеха мне родня. Ну что ж! Поживи у меня, поработай, а там видно будет.
А потом как крикнет громким голосом:
– Эй, запоры мои крепкие, отомкнитесь, ворота мои широкие, отворитесь!
Отворились ворота, баба‑ яга въехала, Василиса вслед вошла. У ворот растёт берёзка, ладит девушку исхлестать.
– Не хлещи, берёзка, девушку! Это я её привела, – говорит баба‑ яга.
У дверей лежит собака, ладит девушку искусать.
– Не тронь её, это я её привела, – говорит баба‑ яга.
В сенях кот‑ воркот, ладит девушку исцарапать.
– Не тронь её, кот‑ воркот, это я её привела, – говорит баба‑ яга. – Видишь, Василиса, от меня нелегко выбраться, кот исцарапает, собака искусает, берёза глаза выбьет, ворота не откроются.
Зашла баба‑ яга в избу, на лавке растянулась.
– Эй, девка‑ чернавка, подавай еду!
Выскочила девка‑ чернавка, стала бабу‑ ягу кормить: котёл борща, да ведро молока, да двадцать цыплят, да сорок утят, да полбыка, да два пирога, да квасу, мёду, браги без счёту.
Всё съела баба‑ яга, Василисе только краюшку хлеба дала.
– Ну, – говорит, – Василиса, возьми вот мешок пшена, да по зёрнышку перебери, да всю чернушку выбери, а не сделаешь – я тебя съем.
Тут баба‑ яга и захрапела.
Взяла Василиса хлеба краюшку, положила перед куколкой да и говорит:
– Куколка‑ голубушка, хлеба покушай, моего горя послушай! Тяжёлую мне дала баба‑ яга работу. Грозится меня съесть, если я всего не сделаю…
|
|
|
А куколка в ответ:
– Ты не плачь, не тужи, лучше спать ложись: утро вечера мудренее.
Только Василиса заснула, кукла и закричала:
– Птицы‑ синицы, воробьи и голуби, прилетайте, от беды Василису выручайте!
Слетелось тут птиц видимо‑ невидимо.
Стали пшено перебирать, стали громко ворковать, зёрнышки – в мешок, чернушки – в зобок. Да всё пшено по зёрнышку перебрали, от чернушки очистили.
Только дело сделали, проскакал мимо ворот белый всадник на белом коне. Рассвело. Тут проснулась баба‑ яга, Василису спрашивает:
– Что, работу сделала?
– Всё готово, бабушка.
Рассердилась баба‑ яга, – говорить‑ то нечего!
– Ну, – ворчит, – я сейчас на добычу полечу, а ты возьми мешок, там горох, с маком смешанный, всё по зёрнышку перебери, на кучи разложи. А не сделаешь – я тебя съем.
Вышла баба‑ яга на двор, свистнула – подкатила к ней ступа с пестом.
Проскакал красный всадник. Солнце взошло. Села баба‑ яга в ступу, выехала со двора, пестом погоняет, помелом след заметает.
Взяла Василиса хлебца корочку, накормила куколку и говорит:
– Пожалей меня, куколка‑ голубушка! Помоги мне.
Крикнула куколка звонким голосом:
– Прибегайте, мыши, – полевые, домовые, амбарные!
Набежало мышей видимо‑ невидимо. В час мыши всю работу сделали.
К вечеру собрала девка‑ чернавка на стол, стала бабу‑ ягу ждать.
Проскакал за воротами чёрный всадник. Ночь пала. У черепов глаза загорелись, затрещали деревья, зашумели листья, – едет баба‑ яга – костяная нога.
– Ну что, Василиса? Работа сделана?
– Всё готово, бабушка.
Рассердилась баба‑ яга, а сказать‑ то нечего.
– Ну, коли так, иди спать, и я сейчас лягу.
Пошла Василиса за печку и слышит – баба‑ яга говорит:
– Ты, девка‑ чернавка, печь разожги, огонь размечи, я проснусь – Василису зажарю.
Легла баба‑ яга на лавку, положила губы на полку, ступнёй закрылась, захрапела на весь лес. Заплакала Василиса, вынула куколку, положила перед ней хлебца корочку:
|
|
|
– Куколка‑ голубушка, хлеба покушай, моего горя послушай. Хочет меня баба‑ яга изжарить да съесть.
Ну, куколка её всему научила: что делать, как быть, как беду избыть.
Бросилась Василиса к девушке‑ чернавушке, в ноги поклонилась:
– Помоги мне, девушка‑ чернавушка! Ты не столько дрова поджигай, сколько водой заливай. Вот тебе за это мой платочек.
Отвечает ей девушка‑ чернавушка:
– Ладно, милая, я тебе помогу. Буду долго печь топить, буду бабе‑ яге пятки чесать, чтобы ей крепче спать. А ты убегай, Василисушка!
– А меня всадники не поймают? Назад не воротят?
– Нет, – говорит девка‑ чернавка, – белый всадник – это день ясный, красный всадник – солнце золотое, чёрный – ночь тёмная. Они тебя не тронут.
Выбежала Василиса в сени. Бросился к ней кот‑ воркот, ладит её исцарапать. Кинула ему Василиса пирожок. Он её не тронул.
Побежала Василисушка с крыльца. Выскочила собака, ладит её искусать. Девушка ей хлебца бросила. Собака её отпустила.
Побежала Василисушка прочь со двора. Хотела ей берёзка глаза выстегать. Она её ленточкой перевязала, и берёзка девушку пропустила.
Хотели ворота захлопнуться. Василиса им петельки салом смазала, они перед ней и растворились.
Выбежала девица в чёрный лес. А тут и чёрный всадник проскакал, стало в лесу темным‑ темно.
Как без огня домой дойти? Как без огня в избу войти? Мачеха со свету сживёт.
И тут куколка Василису научила. Сняла Василиса череп с забора, на палку надела.
Бежит девушка через тёмный лес, – у черепа глаза светятся, тёмной ночью, как днём, светло.
А баба‑ яга проснулась, потянулась, Василисы хватилась, бросилась в сени:
– Кот‑ воркот, девушка мимо бежала, – ты её исцарапал?
А кот‑ воркот ей в ответ:
– Я тебе, баба‑ яга, десять лет служу, ты мне корочки не дала, а она мне пирожка дала!.. Вот я её и пропустил.
Бросилась баба‑ яга во двор:
– Пёс мой верный, искусал ты девку непослушную?
А собака в ответ:
– Я тебе сколько лет служила, – ты мне косточки не бросила, а она мне хлебца дала. Я её и пропустила.
Закричала баба‑ яга зычным голосом:
– Берёза, моя берёза, ты ей глаза выстегала?
А берёза ей в ответ:
– Я у тебя десять лет расту, – ты мои веточки верёвочкой не подвязала, а она меня ленточкой обвила. Я её и пропустила.
Подбежала баба‑ яга к воротам:
– Ворота мои крепкие, вы закрылись, задержали девку непослушную?
А ворота ей в ответ:
– Мы тебе сколько служили, – ты нам в петельки воды не подлила, а она нас сальцем смазала. Мы её и пропустили.
Рассердилась тут баба‑ яга. Стала собаку бить, кота трепать, ворота ломать, берёзу рубить.
|
|
|
Уходилась, упарилась, притомилась. Не стала Василису догонять.
А Василисушка домой прибежала.
Видит – в доме огня нет.
Выбежали мачехины дочки, забранились, заругались:
– Что долго ходила, огня не несла? У нас никак огонь в доме не держится. Уж мы высекали, высекали, никак не высекли, а который от соседей приносили, тотчас в избе гас. Авось твой огонь будет держаться.
Внесли череп в горницу, а глаза из черепа так и глядят на мачеху да на её дочерей, так их огнём и жгут. Те было прятаться, но куда ни бросятся, глаза всюду за ними так и следят.
К утру совсем сожгло их в уголь, а Василису не тронуло.
Зарыла Василиса череп в землю, – вырос на этом месте алый розовый куст.
Не захотела Василиса в этом доме оставаться, пошла в город и стала жить у одной старушки. Вот как‑ то и говорит она ей:
– Скучно мне, бабушка, без дела сидеть. Купи‑ ка мне самого лучшего льну.
Купила ей бабушка льну; села Василиса прясть.
Работа у неё так и горит, веретёнышко так и жужжит, так и вьётся, нитка тянется ровная, тонкая, как золотой волосок.
Стала Василиса полотно ткать, выткала такое полотно, в игольное ушко вместо нитки вдеть можно.
Выбелила Василиса полотно белее снега.
– Вот, бабушка, – говорит Василиса, – продай это полотно, а деньги себе возьми.
Глянула бабушка на полотно и ахнула.
– Нет, дитятко, такое полотно кроме царевича и носить некому. Понесу‑ ка я его во дворец.
Увидал царевич полотно, подивился.
– Что ты хочешь за него? – спрашивает.
– Этакому полотну цены нет, я тебе его в дар принесла.
Поблагодарил царевич и отпустил старуху домой с подарками.
Хотели царевичу из того полотна рубашки сшить, да никто не брался: очень работа тонкая! Позвал царевич старуху и говорит:
– Умела ты соткать такое полотно, умей из него и рубашки сшить.
Старуха отвечает:
– Не я, царевич, пряла, не я ткала, а девушка Василисушка.
– Ну, так пусть и сошьёт она.
Воротилась старушка домой, рассказала обо всём Василисе. Василиса рубашки сшила, шелками расшила, жемчугом унизала. Отнесла старушка рубашки во дворец.
Села Василиса у окошка в пяльцах шить. Вдруг видит – бежит царский слуга.
– Требует тебя царевич к себе во дворец.
Как увидел царевич Василису Прекрасную, так и обмер.
Взял её за руки белые, посадил её подле себя, а там и свадьбу сыграли.
Скоро воротился отец Василисы и остался жить при дочери. Старушку Василиса к себе взяла, а куколку всегда в кармане носила.
Так они живут‑ поживают, нас в гости поджидают.
[1] Кро́ сна – домашний ткацкий станок.
|
|
|
