Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

А что мне сниться что кончилась война




Часто Вольх просил спеть меня. Не знаю, с чего ему это взбредало.

Я не обладал, ни голосом, ни слухом, даже не знал с какого места браться за гриф, но Вольх в ответ на мои протесты, только головой покачал.

- Блажен дурак, - сказал он хмыкнув. - Никитос, когда человек поёт сердцем, зачем голос и слух? Такое не каждому дано - поверь.

Кажется тогда в "Неоне", в вечер нашего первого знакомства я пел караоке.

Мы отмечали Старый Новый год.

Смутно помню события. Водка смешанная с коньяком и пивом уже не просились наружу. Не переставая, гремела музыка, бокалы шли один за другим. В какой - то момент, я потерялся, растворившись среди огней разноцветных софитов. И круговерть незнакомых лиц, выныривающих сквозь просветы алкогольных паров, воспринималась как должное.

Мы взрывали танцполы, бесились. Потом, выхватив три машины, погнали в бар. Перед этим была драка, в которой, похоже, Вольх тоже участвовал. Я даже не помню, как он возник в нашей компании. Чей - то шапочный знакомый, присоединился в процессе распития и остался.

"Неон" популярный среди молодёжи бар, с тремя залами расписанными в стиле андеграунд и живой музыкой, органично отжигаемой сменяющимися музыкантами; который вполне профессионально отрабатывали накатанную программу, и периодически уходили отдыхать, позволяя шустрому пацану ди-джею семплировать пластинки, эксплуатируя драмбейс и периодически развлекать народ дикими выкриками и приглашениями стать звездой караоке, за чисто символическую плату.

Денег у меня не было, зато водились у Витяя, которому Димбас проспорил песню, и мне пришлось выручать кореша. Димбас стремался, а мне это дело, представлялось абсолютно похеру. Душа требовала развернуться и "чегой - нить" эдакого замутить.

Стриптиз на столе напару с Данкой потанцевать нам не дала охрана бара, попросив угомониться, пока нас не угомонили. Это было некомильфо. Мы лизались с Данкой в углу на диванчике, а затем меня за плечо оторвала рука Димбаса. Витяй что - то втирая, сунул мне деньги и я на автопилоте, пополз сквозь толпу.

Я был настолько "в мясо", что даже не помню, как оказался на сцене, но отчётливо вспоминаю, что меня пёрло выебнуться.

Пьяному человеку море по колено, распирает от осознания собственного всемогущества, гениальности блядь.

На утро, обычно становиться стыдно. Но этот потрясающий кайфовый момент вседозволенности искупает всё.

Я не выбирал песню, просто ткнул случайно, активно привлекая к себе внимания толпы, словами

- Что, ща бля, буду петь. Песня посвящается моей девушке. И хуй - та с ним, что у меня нет девушки. Петь, я тоже не умею.

Народ гоготнул, принимая несостоявшегося Карузо, а дальше, музыка растворила и понесла меня за собой, заставляя исчезнуть в словах. Оживить их, наполняя движением и собственным особым смыслом.

Для того что бы говорить, человеку не требуются язык. Слова - абстрактные вербальные символы значения, знаковые функции в которые каждый вкладывает свой внутренний опыт. Но существует один единственный, универсальный, понятный всем образ: эмоций, чувств. Когда говорить можно танцем, глазами, пальцами, - мельчайшими жестами из которых складывается нить диалога с публикой, можно говорить интонацией.

Моя бухая интонация не умела петь, но когда я заговорил, в зале наступила тишина.

 

Слева, справа смотри, не поймешь, что внутри

Вот таки чудеса, сам ни свой, свой ни сам.

 

Песня была про меня, а может, в моём пьяном состоянии, она удивительно подходила мне. Несмотря на то, что я хреново видел, бегущую на огромном экране строку, я не лажал слова, умудряясь попадать в такт.

 

Приглядишься ли, близко издали

Всё как будто не то, и лицо и душа...

Видно, впрямь у него.

Тут вы были правы,

Или мыслей нет, или нет головы.

И вздёрнув микрофон, я подпрыгнул, притягивая толпу на себя, притоптывая ногами и самозабвенно выкрикивая, приглашая публику присоединится ко мне.

 

А он шёл себе по свету насвистывал.

Из коры себе подругу выстругал.

 

Народ подорвался на площадку следом за мной, вскидывая руки, подпевая, заражаясь прущей из меня бешенной энергетикой.

 

Лесами тёмными, морями быстрыми

А он шёл себе по свету насвитывал, хе - хей

 

Люди выходили из - за столиков, приходили из соседних залов, останавливались послушать, поднимались с мест, притягивались, начиная хлопать, реветь, и мне казалось, что я светящийся корабль с белыми парусами плывущий над человеческим морем голов, и все они рыбы моего моря, пели сейчас вместе со мной.

 

Он не понят - да.

Искрой тронут - да.

Вот такая судьба, вытирай пот со лба.

Видно, впрямь у него.

Тут вы были правы,

Или мыслей нет, или нет головы.

 

Я крутанулся на месте, похожий на самозабвенную обезьяну, которая знает, что она сошла с ума, но посмотрите люди на неё. Услышьте. Это же прикольно, ведь этот зов проникает в душу.

 

Думу думай, кричи, и во все двери стучи,

И во все двери стучи да рукава засучи.

А проснуться бы.

Только это не сон,

Мы столбом стоим.

А он, а он, а он...

 

И я стучал в каждую дверь, твердил прохожим о том, что видел ангелов, хотел их увидеть однажды, но так и не смог. Ведь бога не существует. Так во что же я верю? Может быть только в то, что однажды, сошёл с ума.

 

Всем прохожим твердил, что по небу ходил,

Что по небу ходил да ангелов видел.

Видно, впрямь у него, тут вы были правы

 

Здесь я впал в неистовство, заставляя каждого повторять это за мной.

 

Или мыслей нет или нет головы.

 

Услышать себя, откликнуться и взлететь идя по свету, и повторяя единственный мотив

 

А он шёл себе по свету насвистывал.

 

Я "летел", раскинув руки, навстречу своей бессмысленной свободе, ибо никогда никем не буду понят и принят. Именно так ощущает себя множество подростков. Но в эту секунду я был свободен и дарил свою свободу каждому находящемуся в зале.

И закончив петь, выдохнувшись, потому что вложил в эти строчки всего себя, уронил микрофон. Кажется, я даже пытался поклониться и сделать книксен, чтобы продолжать ещё "чего нить", но запнулся о шнур, и рухнул со сцены вниз, мордой вперёд. Обычно именно в таком состоянии люди падают лицом в салат.

Думаю, я бы здорово разбился, но вряд ли бы ощутил. По - пьяни боль вообще не воспринимается.... Но я не упал.

Меня как - то очень органично споймал Вольх.

 

Не знаю, правдой или неправдой были его слова про невъебенную любовь с первого взгляда, но кажется, я смутно помню, что он стоял тогда под сценой и смотрел на меня огромными словно загипнотизированными глазами. И было идиотское ощущение, что я огромный бесконечный магнит, притягивающий к себе десятки глаз человеческого внимания. Повелитель мух. Летучий голландец. Я управлял толпой, заставляя её резонировать и откликаться на каждый жест и мой хрипловатый голос и разноцветная ярко прущая энергетика, затрагивали каждого. Я ощущал себя пьяным богом по ошибке взобравшемся на чужой Олимп, чтобы увлечённо взрывать мозги простых смертных. Меня реально пёрло в тот момент. Хотелось подойти к каждому находящемуся в зале человеку, заглянуть ему в лицо и сказать нечто очень важное, отдать это внутри себя.

Но раскинув руки, я насвистывая летел над миром, как тот недосягаемый шаман без головы и меня невозможно оказалось удержать. Я бы продолжал до бесконечности. Меня никто не прогонял. Парни рубившие музыку в клубе на правах музыкантов, органично взобрались на сцену и в ритм караоке влилась живая музыка, самым ярким акцентом которой, наверное, стал я, а возможно, мне это всё просто пригрезилось.

По - пьяни чего только не надумается в голову, но музыка звучала, я пел, а потом смолк, и наступила тишина и экзальтированный рёв толпы.

Мне хлопали, я раскланивался уверенный, что "ща ещё чего нить"....

А потом полетел вниз, ощутил крепкие руки, успевшие ухватить за балахон и поперёк.

Кажется, я рухнул на Вольха. Не знаю, как он устоял и был ли это он, подхвативший меня парень, тщетно пытающийся поставить на ноги, а затем просто перебросивший через плечо. Не помню. В голове просто погас свет, память воспринималась рваными урывками. Очнулся дома у Вольха, дрыхнущим на диване, среди горы таких же пьяных тел.

Может быть, именно поэтому я и пришёл к нему в ту ночь?

Не знаю. Но похмелье плавно перетекло в новую пьянку. Мы курили, бухали, веселились, Вольх бренчал на гитаре. Потом Саха сгонял домой и притащил свою драмс машину, и они устраивали концерт вдвоём. А мы пьяные и загруженные, с очень важными мордами, Прям бля так по пацански, перепевали весь репертуар от Пикника до Слота.

Пока Саха и Димбас не начали дурачиться, и изображать из себя Снегурочку и деда Мороза и это было так смешно, что как - то разом разрушило атмосферу. Нас надрывало от хохота, когда озабоченная Снегурочка, изображая из себя дурашечку - пидорашечку - (когда Димбас это ляпнул, мы слегли), принялась приставать к присутствующим, оттягивая штаны и требуя положить "на хуёчек денежку".

Ну что можно ожидать от семерых пьяных дебилов когда им весело? Потом Саха дорвался до меня, пытаясь усадить на колени, не помню, что он там хохмил в мой адрес. От хохота, мы просто говорить не могли, но Вольх пришедший к этому моменту из ванной, чего он туда полез, фиг знает, резко как - то всё это прекратил.

Потом помню, я залез на стол в комнате, пытался закрыть форточку и органично втолковывал прихуевшему от этого Вольху, "что после ванной он простудиться, и нахуй здоровье гробить. Здоровье надо беречь". До сих пор не представляю, как я ему монитор не сшиб, спрыгивая обратно бодрым тушканчиком, под громкие матюги. Не сшиб. Ответственность из меня пёрла всех всякой меры, и это было даже по - своему даже забавно. Я пинками, разогнал всех курить на лестничную площадку, с умным видом втирая, что бля уважать надо человека. Народ вдумчиво вкупался, соглашаясь, что типо дело говорю.

На что похожи пьяные базары? На утро, когда их вспоминаешь, становиться очень смешно. Эти бесконечные: Ты меня уважаешь? Так ттссс послушай. Стоп. Ща меня послушай, я сказал.

Мы хватали друг друга за головы бодаясь лобешниками и чувствовали, что бля мы самые реальные пацаны на свете, братухи, бля. Что за братуху можно вкупиться. И вообще любого нах порвать.

На площадке, на батарее свернувшись с бутылкой пива, сидел Саха, пуская скупую мужскую слезу и втолковывая мне какую - то важную тему: "про то, как он подкинул другу бабу, хату всегда подгонял, а этот сука увёл у него тёлку, просто нахуй взял и увёл пока Саха бегал за пивом". А Саха, реально мылился потрахаться, ибо дело было на мази. Тёлка давала всем. А друган сука, взял и увёл и трубку сука не брал, скидывая звонки. И один я у него реальный друг"

Саха рыдал на моём плече, а я тащил его на диванчик и уговаривал, что бабы не стоят того, что бы ссориться из - за них. Бля буду, не стоят.

Ога, мне - то вообще реально было об этом говорить. Такой бля Казанова, меняющий партнёрш "с правую на левую - с левую на правую". В коридоре меня перехватил Вольх. Похоже, он единственный из нас оставался трезвым более или менее. Судя по уставшему лицу, эта тусовка изрядно его утомила. Но ещё бы, в этой тусовке, он оказался самый старший.

Он помог мне дотащить Саху до дивана, и пока матерился укладывая его на плацдарм, я органично съебался разнимать ссорящихся Дибмаса с Ромычем.

Потом уже даже не помню, что было. Помню что устал, зевал и хотел спать. Открыв балконную дверь на кухне. (Кухня у Вольха располагалась со стороны балкона, вот такой вот момент планировки) Я методично выгребал пустые бутылки, складывая их по пакетам. Не знаю, что меня примкнуло. Что - то склинило.

Народ умотал за новой дозой. Денег ни у кого не было, и Димбас предложил загнать трубу, чтобы разжиться спидами или гашиком. Мы выжрали всё, литров тридцать наверное бухла на семерых. И нам было мало. Я остался рубиться в контрлстрайк, до которого, реально дорвался и никуда не хотел уходить. Потом все свалили. Саху вынесли Димбас и Заблик, а я ожидая возвращения компании, подумал о том, что завтра Вольху это срач одному разгребать, и, пользуясь случаем решил помочь. Навёл порядок по мере возможности, намыл посуду. По шкафам и полкам, не лазал, поэтому составил всё на столешнице. Кухня у Вольха оказалась встроенная, места оставалось много, хоть колесом ходи. Бухать правда предпочитали в комнате. Уютно так у него было. Да.

Хлопнула дверь, пришёл Вольх, и уставился на свою хату как баран на новые ворота. А меня пробило на ржач. На самом деле застремался я. Не знаю почему. Чисто застремался, того, что навожу порядок в чужой квартире. И я что - то пизданул про то, что "Доби хороший домовой сер". Может быть между нами, что - то возникло тогда, в тот момент.

Вольх поставил пакеты с бухлом и закуской на стол.

- А где всё? - спросил я удивлённо, и нагло спиздил сардельку. Жрать хотелось не по детски.

- По хатам расползлись. Время половина четвёртого.

Вольх отобрал у меня сардельку, закидывая в микроволновку и принялся выставлять продукты.

- Эм...гхм. Я тогда тоже пойду.

Сообразив, что Вольху надо спать, я намылился к дверям, не забыв открыть микроволновку и перекидывая горячую колбаску с ладони на ладонь принялся дуть на пальцы, чем вызвал улыбку.

- Реально посидели, спасиб и всё такое.

Откусил, и жуя на ходу, попиздовал в прихожую собираться.

- Забей. Оставайся, - попросил Вольх. - Ты меня не напрягаешь.

Он уже перехватил меня, разворачивал, ненавязчиво подталкивая к столу, надавил на плечи усаживая:

-Мне выпить не с кем.

- Выпить? - Я покосился на откуда - то нарисовавшийся коньяк и ощутил, что пить больше не могу. Блевану. Однозначно. - Выпить это святое! - Я махнул рукой, приглашая Вольха наливать.

А потом рухнул мордой, в свой несуществующий салат.

 

Однажды солнце, светить так устало.

Что разом погасло и в море упало....

 

Это был второй день нашего знакомства, если так можно было это назвать.

С утра кое - как продрав глаза, и обнаружив себя спящим поперёк чужого, в хлам бухого тела, я ушёл, испытывая странную неловкость, которой не мог объяснить.

Бывало после обильных попоек, мне приходилось просыпаться в обнимку с пацанами и в более непотребном виде, чем отсутствие ботинок на ногах. А тут, мы были оба одеты, но я смутился бля как девочка первоклассница.

Я ушёл домой, захлопнув дверь, потому что Вольх так и не проснулся. После чего, почти неделю не появлялся в его жизни, точно так же как и он, не возникал в моей.

Думаю, не объявись я неожиданно, мы бы больше не встретились.

Но Вольх сказал, что если бы я не пришёл, он сообразил бы причину разыскать меня самостоятельно. Как он потом признался, всю эту голимую неделю, пытался осмыслить, что с ним происходит, и делал именно это - изобретал повод.

По его словам. Он осознал сразу. Толчок и всё. Один человек упал в другого. И невозможно, оказалось разжать руки.

 

И я не знаю правда это иль нет

Может сказку придумал поэт

Задам вопрос...Но опять

Солнце будет молчать.

 

Сейчас анализируя события, я осознаю свою вину. Уйти следовало тогда, услышав дебильное признание в напряжённой тишине галактической комнаты. Просто встать и уйти. А я не смог. Не захотел. Не понял, что он серьёзно. Решил, что это просто заёб, который рассосётся сам собой, если не давать ему хода, не подпитывать и не обращать внимания...

А он не рассосался.

Иногда Вольх прикасался ко мне; случайно, мимолётно, как бы невзначай, и тут же убирал руки, не оставляя возможности для претензий. Но я ведь понимал, что это за прикосновения.

Мы частенько обнимались с пацанами, иногда шутливо могли полапать друг друга за яйца, чисто по приколу стебануться. С Вольхом это было по - другому. Даже самое невинное объятие, оно стало восприниматься... Ну не знаю как. Я его чувствовал в общем.

По ночам мы тусили, собираясь большими компаниями. У меня было много знакомых, и Вольх, очень органично влился в нашу среду. Причём влился естественно, без напряга, и даже не знаю, как оно так выходило, что прежде, чем куда - то буриться, я звонил Вольху, перетирая тему с ним. И когда пацаны, вызванивали в очередное мероприятие вроде подымить пивка и пошляться по городу, я согласовывал это с Вольхом.

Мы с нетерпением ждали лета. Вольх гонял на байке. Причём на реальном таком Хондовском чоппере, который разобрал и собрал заново, заменив карбюратор, поставив движок. В общем, проделал некоторое количество тюнинга, что, по словам Вольха позволяло ему разогнаться до трёхсотки в час. Не знаю, насколько реально он мог разгоняться. Выше шестидесяти зимой он не ездил, никогда не смешивая экстрим с долбоёбством.

Вольх катался без шлемака, но если подвозил меня, был непреклонен, заставляя упаковать голову в идиотскую конструкцию.

Обычно я сидел у него за спиной, но ближе к лету, Вольх обещал оторвать байк от сердца и сделать из меня камикадзе дорог.

Он вообще так органично помогал во многих вещах. С учёбой, с железом, натаскивал играть на гитаре.

Знания, которые он давал, опыт которым делился, стали ещё одной причиной, почему с ним было прикольно. Но и неловкость возникала. Проскакивала напрягом искры. Вроде бы это нормально, когда обучая меня зажимать струны, Вольх ставил мои пальцы в правильном расположении, потому что поначалу они никак не хотели подчиняться и выворачиваться под нужным углом. Но от этой безобидной близости, я краснел и ощущал себя неуютно. Иногда он задерживал руки, чуть дольше положенного, и убирал прежде, чем я успевал заметить и сказать.

Однажды ночью мы с Вольхом стояли на мосту, курили и болтали, уже не помню о чём. Вольх дымил, облокотившись на ледяные перила, а я согревался перекатываясь с пятки на носок. Курить я бросил три недели назад, причём без особого повода, и теперь мужественно боролся с пагубной привычкой, стараясь не обращать внимания на соблазн.

Речь зашла о свадьбах и о том, что обычно через этот мост женихи таскают невест на руках. Я хохотнул, вспомнив увиденный недавно момент: парень не смог перенести свою девушку через дорогу мужества и свидетель ему помогал. Мост длинный, метров триста.

Я сказал, что если бы любил кого - то по настоящему, через "не могу", но перенёс. Зубами бля за шкирятник дотащил. И как можно позволить, отдать кому - то, свою женщину?

Даже если моя невеста окажется в десять раз тяжелее и выше меня, всё равно бы перенёс. Своя ноша не тянет.

Умел я задвигать про любовь. Романтичный блядь сцуко.

А Вольх покосился на меня как - то странно, отлепился от перил, выбрасывая сигарету на лёд, подошёл, перехватил и вздёрнул на руки.

Я вырывался, орал и обзывал его дебилом. Куртка задралась, футболка сбилась обнажая поясницу. И мне было не вырваться.

Я подозревал, что Вольх сильнее, но насколько он сильнее, понял, когда не смог выдраться, хоть брыкался и выкручивался во все стороны. Сначала воспринималось даже смешно. Прикол типо. Я попросил отпустить. Но он молча шёл и шёл вперёд.

Было темно, скользко, моросил мелкий снег ударяя по лицу.

Февраль месяц в этом году выдался холодным, но радовало то, что уже совсем скоро его должен был сменить март.

Сначала я вопил, а потом... Не знаю, что произошло. Что - то наверное произошло.

Вольх нёс меня, в сосредоточенном молчании, глядя перед собой, стиснув зубы. Мимо пролетали машины, нам сигналили, потому что в темноте было непонятно, кого именно тащит на руках этот странный невысокий парень в джинсах и кожаной куртке. И я замолчал. Я не знаю, что случилось. Честно не понимаю, почему так себя повёл.

Но перестал вырываться, и уткнулся мордой в плечо. Не обхватил за шею, хотя наверное надо было обхватить, ему же было тяжело меня на себе таранить. Просто сжал ладонью меховой воротник и уткнулся лицом в шарф, чувствуя запах кожи, одеколона, ощущая что он горячий, очень горячий, сильный.

Так мы и молчали. Всю дорогу до границы, там, где мост заканчивался и начинался выезд в рощу. Вольх остановился. И стоял, держа меня на руках, прижимая к себе.

- Поставь, - попросил я. Мог бы дёрнуться, освободиться. Не стал. Вольх отпустил сам.

- Ты...Не делай так больше, - попросил я, почему - то в этот момент, боясь на него посмотреть. - Иначе, ты мне не друг.

- Ник. - Зубовный скрежет, почти стон. Вольх протянул ладонь, а я отшатнулся, словно меня ошпарили кипятком. Стало неуютно, неловко, и даже противно, потому что когда я замёрз, Вольх одолжил мне свои перчатки, и сейчас это было особенно неприятно, то, что я у него что - то взял.

-Я не железный. Дай мне шанс... Ты понимаешь, о чём я.

Я стиснул зубы. Не могу описать собственных эмоций. Просто стиснул зубы, сжал кулаки и посмотрел на него, с такой отчаянной злостью, что Вольх вздрогнул. А я яростно содрал его рукавицы и с силой впечатал их ему в грудь.

- Ты...Если ты ещё раз...Я пидором не буду, понял.

Я готов был его ударить, а потом просто резко развернулся и зашагал прочь, чувствуя бешенство, ярость, и что - то ещё, непонятное, заставляющее, всё внутри скручиваться и замирать, и биться сильнее. Особенно в животе.

Хотелось даже заплакать, от непонятной... обиды? боли?

Вольх нагнал, зашагал рядом, органично утаптывая снежок. Мне пришлось возвращаться обратно по тому же мосту, и лицо горело.

- Не буду я, понял!! - заорал я, разворачиваясь уже почти у самой черты города, так словно наш разговор и не обрывался. Мне показалось, или нет, но в темноте у Вольха глаза словно блеснули, поймав на себя отсвет фонарей.

Он стоял передо мной в кожанке, без шапки, хотя мороз наверное был градусов пятнадцать.

- Понял, - спокойно сказал Вольх.

- Замяли короче, - буркнул я, понимая, что начинает отпускать, что я не хочу с ним ссориться из- за такой вот ерунды, но злюсь, реально злюсь. На него, на себя, потому что не понимаю, что со мной твориться.

- Не замяли. - Вольх покачал головой. - Я не считаю, что надо заминать.

- Ты...

Вольх резко выбросил руку вперёд и дёрнул меня за плечо.

Я даже не понял, как влетел носом в него, успел выставить ладони, и оказался сжатым в кольце, так крепко, что ни пошевелиться, ни вырваться не мог. Мог бы, но опять навалилось оцепенение. Идиотское бездействие. Я рвался мозгами, рвался, но казалось, что просто оттягиваюсь назад, по детски.

- Не хочу ничего заминать, Ник. - Вольх просто стоял и держал меня, и правда ничего не делал. Даже смешок издал, когда я бля как девственница акробатка торопливо отвернул голову в сторону, боясь очевидно Чего? Что он целоваться полезет?

- Не могу...Не буду. Я тебя люблю.

- Иди нахуй! - Надо вырваться, в морду двинуть. А я стою, отвернув лицо.

Вот это и было хуже всего. Я вроде бы сопротивлялся, но в то же время не сопротивлялся. Стоял. Просто стоял. Получается, что я напросился?

- На хуй не идут, ложаться, - отозвался Вольх с нехорошим таким мрачным смешком.

Если честно, он испугал меня тогда. Этот его тон и манера такая ленивая что ли, наглая.

Я впервые ощутил угрозу, лёгкую, неуловимую. Она словно проскользнула тенью, погладив по щеке, но исчезла прежде, чем я смог её осознать, зафиксировать, сопоставить её и Вольха.

- Тебе нравиться, ты и ложись! - меня затрясло, но Вольх уже отпустил.

- Ладно, Никит. Замяли. Прости долбаёба.

И вот он уже снова стал прежним, родным, знакомым, остро сожалеющим о косяке, а в следующий момент я уже сожалел сам, понимая, что взвился из - за ерунды и типо замяли, действительно замяли. Ничего же не случилось. Ну, пошутил неудачно. С кем не бывает. Ссориться нам теперь что ли?

Я что - то буркнул невразумительное, он ответил юмором, а на душе стало легче. Не легче, но разом, словно кирпич свалился. Резко накатило облегчение: острое звенящее - хрустальным холодом, бодрячком, кусающим щёки морозом. Когда лёгкие раздирает собственное обжигающее дыхание, хочется забраться носом в шарф и дышать через раз сохраняя тепло, а изнутри прёт непонятная волна освободившейся энергии. Особенная радость зимы, звон ночного неба, искристый снег, кружащийся в воздухе, танец снежинок переливающихся в свете фонарей и упоительная тишина вокруг.

Удивительное, чёткое понимание. Город живёт и кипит своей бурной жизнью, а внутри наступает тишина и покой и непонятно от чего распирающее веселье, вызывающее желание сорваться с места и побежать без остановки вперёд.

Особый зимний адреналин, рождающийся в душе. Непередаваемое состояние радости ребёнка, впервые вылетевшего во двор на Покров, чтобы окунуться с размаха в тонкую ослепительно белую кашицу и радостно барахтаться, собирая осеннюю грязь на куртку и штаны и плакать от обиды, получив пиздюлей от родаков. Они знают, что это обманка природы, но ты не знаешь. Впервые, ты видишь снег. Ослепительно, сияющий волшебный снег и хочешь прикоснуться к нему. Чуду.

Я стоял, зажмурившись, несколько секунд, пытаясь перебороть накатившее головокружение, нереальное ощущение, словно я поплыл, или плыву, но не могу справиться с этим... Непонятным, разрывающим изнутри, почти щекочущим...

А Вольх распахнув глаза, заворожено смотрел на меня, я ощущал его взгляд, и дыхание, тяжёлое, срывающееся.

Снежинки кружились в воздухе, падали оседая.

"Я не считаю, что надо заминать...

А затем начался снегопад.

Я не считаю, что надо заминать...

- Давай побежим? - предложил я, открывая глаза, желая опередить снегопад.

- Согреемся.

"Я не считаю, что надо заминать....Ладно Ник. Замяли. Прости долбаёба".

- Ник?

- Бежиииииим!!!! - заорал я хватая его за руку и увлекая за собой, чтобы в следующую секунду разжать пальцы, не позволяя касанию превратиться в ожог.

И кинулся вперёд, работая ногами изо всех сил.

 

Давай приколемся:

пройдём по бордюру крыши,

Будем говорить друг другу

голосом потише,

Давай приколемся:

как будто светофора нет,

Пойдём вперёд под колёса

на красный свет Вольх бегал быстрее, мы это не раз проверяли устраивая совместные "наперегонки", но сегодня я начал раньше, а значит, всегда существовал шанс: успеть добраться до подьезда первым. Ровно за один шаг до него. Опередить на пол движения, прежде чем его рука успеет сомкнуться на куртке, и победный, насмешливый голос сообщит: "что кому - то ещё рано состязаться со стариной Вольхом".

 

Мы ничего не замяли.

 

А вечером в кино

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...