К 275-летию со дня кончины епископа Суздальского Афанасия (Кондоиди) // Владимир: литературно-художественный и краеведческий альманах. Кн. 25. Владимир: Транзит – Икс, 2013. С. 159-161.

В 1711 году, спасаясь от преследований со стороны турецкого наместника в оккупированной турками Молдавии, В Санкт-Петербург выехал молдавский дворянин Дмитрий Константинович Кантемир, известный в своей родной стране как талантливый историк и литератор. Столь поспешный отъезд был в немалой степени вызван тревогой отца за жизнь малолетнего сына Антиоха, ставшего впоследствии знаменитым российским поэтом и дипломатом. Но пока трехлетний князь еще в полной мере не понимал причин происходившей вокруг отъезда его вместе с отцом в Россию суеты, послушно следуя советам своего воспитателя, сопровождавшего его всюду едва ли не с рождения. Этим воспитателем был ученый грек Анастасий Кондоиди, которому однажды уже довелось спасаться бегством и искать убежища за пределами родной страны. В Греции он служил приходским священником, но бедствия, которые терпел его народ от турецкого владычества и, вероятно, некоторые трагические обстоятельства собственной жизни заставили его покинуть родную землю. О том, что происходило в жизни этого человека до его приезда в Россию, впрочем, можно только догадываться.

Доподлинные факты биографии протоиерея Анастасия Кондоиди, ставшего позднее епископом Афанасием, известны, в основном, лишь с того момента, когда молдавский князь Кантемир со своим сыном и его воспитателем, оказавшись в изгнании, получили значительную поддержку со стороны российского императора Петра I, поселившись в подаренном монархом князю Дмитрию Кантемиру имении под Орлом. Здесь, в довольно теплых краях, отчасти напоминавших родную землю, но не знавших ни бед, ни лишений, прожил протоиерей Анастасий Кондоиди вместе с семьей князя Кантемира еще десять лет. Он опекал и воспитывал юного князя Антиоха и совмещал это занятие с чтением церковных книг и, конечно, с молитвой. Но вот пришло ему время расстаться с полюбившимся за долгие годы воспитанником: в 1721 г. ученого священника призвал Петр I, учредивший в это время Священный Синод, призванный заменить упраздненное светской властью Патриаршество.

Реформа церковного управления, фактически превратившая Церковь в часть государственного аппарата, была для монарха таким же обычным делом, как принятие иноземных традиций или строительство флота. К упразднению Патриаршества ПетраI долго толкало его иностранное окружение, призывая его подражать Западу и в сфере религиозной. Кроме того, крайне трагическому для Русской Церкви событию способствовали и сторонники сохранения прежнего

уклада. И те и другие пытались привлечь на свою сторону Церковь с ее огромным авторитетом. Но наиболее видные иерархи, такие, например, как митрополиты Димитрий Ростовский и Илларион Суздальский и епископ Митрофан Воронежский, удерживали на протяжении нескольких десятилетий общество от напряженного противостояния: Церковь – от разделения по придворным «партиям», монарха – от необдуманного копирования чужих обычаев.

Но на рубеже XVII-XVIII вв. общество так и не смогло найти «золотой середины». В 1690 г. последним до учреждения Святейшего Синода Патриархом Московским и всея Руси стал Адриан, пошедший на явную конфронтацию с государственной властью. Из-за этого влияние прозападного окружения на Петра I усилилось, и после смерти Патриарха Адриана новый Патриарх не был избран, в итоге Патриаршество было упразднено. Но, несмотря на усиливавшееся с начала нового века распространение на Руси западных веяний, ПетрI все же осознавал себя в роли православного монарха и защитника Веры, так как в глубине души его теплились отголоски нравственных уроков, данных отцом, одним из наиболее благочестивых русских монархов. Кроме того, в памяти его еще были свежи воспоминания о чудодейственной помощи Казанской иконы Божией Матери во время Полтавской битвы, ставшей одной из величайших побед русского оружия.

В первое десятилетие XVIII в. Петр I еще не был таким, каким привыкли его видеть на картинах, страницах романов, в трудах известных историков, а также в воспоминаниях современников – жестким и импульсивным, не считающимся ни с какими обстоятельствами. В это время он был довольно мятущееся, двойственной личностью, с одной стороны, являлся детищем этого прежнего уклада, преклонявшимся перед авторитетом «старцев», как называл он трех наиболее выдающихся иерархов своего времени. Но все они ушли из жизни в первое десятилетие XVIII в. Из церковных деятелей, близких Петру I, к этому времени оставались в живых лишь архиепископ Феофан (Прокопович) и епископ Гавриил (Бужинский). Поиски людей, способных заменить ушедших «старцев» привели Петру I в имение князя Кантемира под Орлом, где десять лет жил не стремившийся к славе и высоким должностям греческий книжник.

Назначение его асессором, то есть секретарем Святейшего Синода, по мнению Петра I, должно было обеспечить преемственность традиций и тесную связь Русской Церкви с ее старшей сестрой – Греческой Церковью. В это же время в России еще продолжали свою деятельность два видных греческих книжника – братья Иоанникий и Софроний Лихуды, но основная часть их трудов принадлежала все же предшествующему столетию. Кроме тог, они умеренно тяготели к католическому Западу, что в петровские времена шло вразрез с новой идеологией государства, ориентированной, в основном, на протестантские страны Европы. Таким образом, протоиерею Анастасию Кондоиди история отвела роль одного из последних греческих книжников, неразрывно связанных с наследием прежней эпохи, но, вместе с тем, бывшего человеком уже нового времени. Почти сразу после назначения на высокую церковно-государственную должность протоиерей Анастасий Кондоиди принял монашество с именем Афанасий. В Россию он прибыл безбрачным, вероятно, потеряв семью во время завоевания Греции могущественной османской империей.

Церковная реформа Петра I поломала многие сложившиеся уставные традиции, но будущий епископ Афанасий не мог себе представить, чтобы на высокий церковной должности находился человек, не принадлежавший к монашескому званию, с молодости он привык к достаточно жесткому и сложившемуся еще в древности уставу Церкви. Год спустя греческий книжник, возведенный к тому времени в сан архимандрита, был назначен наместником Толгского монастыря близ Ярославля, но почти все время, пока он занимал эту должность, он жил в Санкт-Петербурге, исполняя одновременно возложенные на него ранее обязанности асессора Святейшего Синода.

В 1724 г. по императорскому указу вместе с архимандритом Феофилактом (Лопатинским) он занимался делом государственной важности – правкой славянского перевода Библии с целью проведения его в соответствие с нормами языка своего времени, также установленными Петром I. Правка эта была начала еще Софронием Лихудом, но им не был исправлен славянский перевод Псалтыри. Архимандриты Афанасий и Феофилакт довели начатое ранее дело до конца, а также отредактировали весь составленные ими текст. Кончина Петра I затормозила процесс создания этого труда, хотя последующие правители подчеркивали в своих указах его необходимость и важность для государства Российского.

Преемника Петра I архимандрит Афанасий, как видно, пришелся не ко двору – вскоре после смерти своего покровителя

он занимает странную должность с весьма расплывчатыми полномочиями и именуется теперь советником Святейшего Синода. Через некоторое, довольно короткое время, архимандрит Афанасий получил формальное повышение, поскольку был рукоположен в сан епископа и удалился из Санкт-Петербурга, возглавив Вологодскую епархию. Издания своих прежних трудов он так и не дождался. Его соавтор по правке славянского перевода Библии Феофилакт, тоже рукоположенный к этому времени в сан епископа и назначенный на Тверскую кафедру, в 1731 г. оказался в опале из-за написанной им книги. В своем произведении он защищал взгляды митрополита Стефана (Яворского), возглавлявшего епархию в Санкт-Петербурге и бывшего сторонником влияния на русскую жизнь католической Европы. В период засилья при императорском дворе немцев-лютеран такая книга была явно несвоевременной – после долгих разбирательств архиепископа Феофилакта (Лопатинского) решили серьезно не наказывать, а лишь отправили в родную епархию.

Но дело издания исправленного с его участием славянского текста Библии фактически было заморожено. Лишь в 1739 г. был выпущен небольшое тираж исправленного ранее славянского Нового Завета, но по политическим мотивам его печатание вскоре было прекращено. Во времена императрицы Елизаветы Петровны была проведена повторная правка, закончившаяся успешным изданием исправленного текста, но труды архимандритов Афанасия (Кондоиди) и Феофилакта (Лопатинского) к этому времени были уже забыты. Епископу Афанасию (Кондоиди) не суждено было дожить до новой попытки издания своих трудов: последние полтора года своей жизни он прожил в Суздале, куда был назначен по указу Святейшего Синода управляющим Суздальской епархией. Здесь он и скончался 10 октября 1737 г.

Имя выдающегося монаха-книжника было последним в череде греческих иерархов, писателей и просветителей, живших в течение многих веков на Суздальской земле. Когда-то греческий епископ Феодор принес сюда христианство, другой же греческий епископ, Арсений, оказался здесь в тяжелейшие не только для Руси, но для всего Православия годы Смутного времени. Наконец, епископ Афанасий (Кондоиди) по праву может считаться одним из последних греческих епископов не только в Суздале, но и на Руси. С уходом из жизни его и братьев Лихудов завершилась эпоха тесного общения Греции и Руси, длившаяся не одно столетие. Россия теперь искала себе друзей на лютеранском западе, Греция к этому времени давно пришла в упадок, пожиная горькие плоды уступок католицизму. Так обрывались, казалось бы, последние нити, связывавшие петровскую Россию с древней Русью – хронологически XVIII в. к этому времени прочно вошел в свои права, но сфера духовная часто не подчиняется астрономическим законам. С точки зрения культуры, столетия довольно часто начинаются не и их хронологического отсчета. Жизнь и творчество епископа Афанасия (Кондоиди) наглядно показали, как долго сопротивлялась сложившаяся на Руси система ценностей подавляющему ее западному влиянию. Но натиск Запада был крайне жестким, и к середине XVIII в. последние остатки прежнего уклада во всех сферах русской жизни окончательно ушли в прошлое.

Эпоха витиеватых стихов и напудренных париков, похоже, не заметила этого, но, спустя некоторое время, Запад показал России свое второе, отнюдь не миролюбивое лицо. Сегодня даже самый дотошный историк не сможет понять, какие чувства испытывал, доживая свой век в Суздале, епископ Афанасий (Кондоиди). Вероятно, забвение, связанное с более радикальным, чем во времена Петра I, проникновением в русский быт и в идеологию государства западных веяний, он переживал очень болезненно.

Но неблагоприятные для страны и для одного из последних видных книжников прежней эпохи события стали одной из памятных страниц в истории Владимирского края. Оказавшись последним пристанищем для мудрого греческого книжника, город Суздаль, а вместе с ним и вся Владимирская земля, в очередной раз сыграли свою роль исторического перекрестка, на котором неоднократно сходились судьбы не только отдельных людей, но и государств и народов.