Революционное в произведениях Войнич

 

Содержание

 

1. Введение

2. Краткие биографические сведения

3. Революционная тематика в произведениях Войнич

2.1  “Овод”

2.2  “Джек Реймонд”

2.3  “Оливия Летэм”

2.4  “Прерванная дружба”

4. Заключение

     Литература

 

Ethel Lilian Voynich

Введение

Этель Лилиан Войнич принадлежит к числу незаслуженно забытых фигур в литературе Англии конца XIX — начала XX в. Подав­ляющее большинство фундаментальных трудов и справочников по истории английской литературы не содержат даже упоми­нания о писательнице.

Революционный пафос, который пронизывает роман “Овод”, лучшую книгу Войнич, чувствуется и в некоторых других её произведениях; смелость автора в выборе “неприятных” и острых тем явилась причиной заговора молчания, некоторое время, литературоведов Европы вокруг имени писательницы.

Между тем произведения Войнич, в первую очередь “Овод”, приобрели известность далеко за пределами её родины. В нашей стране почти все её романы издавались неоднократно. Исклю­чительную популярность приобрел “Овод”, издававшийся у нас и на языке оригинала, и в переводе на восемнадцать язы­ков народов бывшего Советского Союза. То, что “Овод” продолжает до сих пор волновать читателей, доказывает, что написанный больше ста лет назад роман выдержал проверку временем.

Я же познакомился с творчеством Войнич в этом году на занятиях по домашнему чтению, услышал множество нелицеприятных откликов в адрес произведений писательницы, но понял их несостоятельность и именно поэтому решил написать реферат о её творчестве.

 

Краткие биографические сведения

Этель Лилиан Войнич (Ethel Lilian Voynich) родилась 11 мая 1864 г. в семье известного английского математика Джорджа Буля (Boole). Она окончила Берлинскую консерваторию и одновременно слушала лекции по славяноведению в Берлин­ском университете. В молодости она сблизилась с полити­ческими эмигрантами, находившими убежище в Лондоне. В их числе были русские и польские революционеры; возможно, что она была хорошо знакома и с революционерами, эмигриро­вавшими из Италии.

В конце 80-х годов будущая писательница жила в России, в Петербурге. По свидетельству ее русских современников, она уже в ту пору хорошо знала русский язык, живо интересо­валась вопросами политики. Ее мужем стал участник польского национально-освободительного движения Вильфрид Михаил Войнич, бежавший в 1890 г. из царской ссылки в Лондон. Через Войнича, бывшего одним из организаторов эмигрантского “Фонда вольной русской прессы” в Лондоне и сотрудником жур­нала “Свободная Россия” (Free Russia), Э. Л. Войнич тесно сблизилась с русскими народовольцами, и особенное С. М. Степняком-Кравчинским. Как рассказала сама писательница группе советских журналистов, посетивших её в Нью-Йорке в конце 1955 г., Степняка-Кравчинского она называла своим опеку­ном; именно он побудил Войнич заняться литературной дея­тельностью. Она перевела на английский язык некоторые сочи­нения Степняка-Кравчинского; тот в свою очередь написал предисловия к её переводам повестей Н. М. Гаршина (1893) и к сборнику “Юмор России” (The Humour of Russia, 1895), со­ставленному из переведённых Войнич произведений Гоголя, Щедрина, Островского и других русских писателей.

Сотрудничество со Степняком-Кравчинским не только по­могло Войнич хорошо узнать жизнь и культуру России, но и усилило её интерес к революционному движению в других странах. Не приходится сомневаться, что Степняк-Кравчинский — участник одного из вооруженных восстаний в Италии, написавший некоторые свои работы на итальянском языке и посвятивший итальянской политической жизни ряд статей (в том числе статью о Гарибальди), немало способствовал рас­ширению литературного и политического кругозора будущего создателя романов “Овод”, “Джек Реймонд”, “Оливия Летэм”, “Прерванная дружба”. После “Прерванной дружбы” Войнич вновь обращается к переводам и продолжает знакомить английского читателя с литературой славянских народов. Кроме упомянутых выше сборников переводов с русского, ей принадлежит также перевод песни о Степане Разине, включенный в роман “Оливия Летэм”,

В 1911 г. она публикует сборник “Шесть стихотворений Та­раса Шевченко” (Six Lyrics from Ruthenian of Taras Shevchenko), которому предпосылает обстоятельный очерк жизни и деятельности великого украинского поэта. Шевченко был почти неизвестен в Англии того времени; Войнич, стремившаяся, по её словам, сделать “его бессмертную лирику” доступной запад­ноевропейским читателям, была одним из первых пропаганди­стов его творчества в Англии.

После издания переводов Шевченко Войнич надолго отходит от литературной деятельности и посвящает себя музыке. В 1931 г. в США, куда переехала Войнич, выходит собрание писем Шопена в её переводах с польского и французского.

Лишь в середине 40-х годов Войнич вновь выступает как романистка.

Роман “Сними обувь твою” (Put off Thy Shoes, 1945) — зве­но того цикла романов, который, по выражению самой писа­тельницы, был спутником всей ее жизни.

Она умерла 28 июля 1960 г. в возрасте 96 лет. И по завещанию была кремирована, а прах был развеян над центральным парком Нью-Йорка.

 

“Овод”

Близость Войнич к кругам революционной эмиграции в Лондоне, её тесная связь с революционерами разных стран сказались на всех ее романах конца XIX —начала XX в., и в особенности на первом и самом значительном ее произведе­нии — “Овод” (The Gadfly, 1897), где она выступает как уже сложившийся художник, нашедший свой круг идей и образов.

Предметом своего романа она избирает события револю­ционного прошлого Италии 30- 40-х годов XIX в. и изображает их увлекательно, правдиво, с горячим сочувствием. Рево­люция 1848 года в Италии привлекала внимание и других английских писателей второй половины XIX в. Но ни Элиза­бет Баррет-Браунинг (поэма “Окна дома Гвидо”, 1851), ни Мередит (роман “Виттория”, 1867) не сумели так выразительно передать атмосферу широкого народного недовольства, создать такой яркий образ революционного борца, как это сделала Войнич.

В романе “Овод”, проникнутом страстной защитой свобо­долюбивого итальянского народа, особенно отчетливо видна связь творчества Войнич с революционно-романтической тра­дицией в английской литературе; в нём проявилось органиче­ское сочетание традиций критического реализма с героическим началом, с революционно-романтическим утверждением идеа­лов освободительной борьбы против национального, религиоз­ного и социального деспотизма. Недаром в “Оводе” звучат сло­ва Шелли, любимого поэта героини романа Джеммы Уоррен: “Прошлое принадлежит смерти, а будущее — в твоих соб­ственных руках”. Шелли (как это станет ясным из позднее написанного романа Войнич “Прерванная дружба”) — лю­бимый поэт и самого Овода. Возможно, что Байрон, великий английский поэт, боровшийся за освобождение Италии, мог в известной мере послужить прототипом героя романа. Сме­лость, с какой писательница выступает в защиту национально-освободительного движения порабощенных народов, в котором значительную роль играют и англичане (Артур и Джемма), тем более замечательна, что роман был написан накануне англо-бурской войны, в период разгула империалистических шовинистических идей.

Роман “Овод” пронизан духом революционно-демократи­ческого протеста, романтикой самоотверженного подвига.

Увлечённая героическим духом национально-освободи­тельной борьбы итальянского народа, Войнич с большим вни­манием изучала материалы революционного движения в Ита­лии 30—50-х годов. “Считаю своим долгом принести глубокую сердечную благодарность многим лицам, которые помогли мне собирать в Италии материалы для этой повести”, — писала Войнич в предисловии к “Оводу”, выражая особую призна­тельность распорядителям Флорентийской библиотеки, Госу­дарственного архива и Гражданского музея в Болонье.

Однако писательница не считала своей основной художест­венной задачей точное и скрупулёзное изображение жизни Италии 30 — 40-х годов XIX в., детальное воспроизведение перипетий борьбы за национальную независимость. В образе Овода, в истории его исключительной судьбы она стремилась, прежде всего, передать общую атмосферу революционной эпохи, породившей таких людей, как Джузеппе Мадзини — создатель патриотической организации “Молодая Италия”, и его сподвиж­ник Джузеппе Гарибальди. Романтическое освещение событий обусловило эмоциональную напряженность стиля “Овода”.

Критико-реалистическое изображение общественных и ча­стных нравов отступает в романе на второй план. Жизнь респектабельного и ханжеского семейства судовладельцев Бёртонов, в котором вырос Овод, показана лишь как фон, оттеняю­щий по контрасту бескорыстный энтузиазм революционеров. Основу произведения составляет романтически трактованная героика революционного подполья “Молодой Италии”. Дей­ствие, как правило, развивается стремительно; сюжет строится на остром драматическом столкновении враждебных сил. Эта динамичность насыщенного событиями сюжета, в которой нашло своё выражение героически действенное начало романтики “Овода”, противостояла вялому, неторопливому бытописательству английских натуралистов конца XIX в. Острой сюжет­ностью, стремительностью развития действия Войнич скорее напоминает писателей-“неоромантиков”. Однако, в отличие от Стивенсона, Конрада, она не пытается бежать от будничной действительности в историю или в экзотику, а ищет в рево­люционном прошлом ответ на насущные вопросы настоя­щего.

Романтический пафос в “Оводе” органически связан с реа­листической темой романа. Конфликт между Оводом и карди­налом Монтанелли — идейными противниками, людьми, стоя­щими по разные стороны баррикады, — приобретает особый драматизм в силу того, что Овод оказывается не только вос­питанником, но и сыном Монтанелли. Такое необычайное стечение обстоятельств важно для Войнич не просто как эф­фектное мелодраматическое совпадение. Предельно осложняя конфликт, писательница добивается чрезвычайно вырази­тельного раскрытия внутренней сущности обеих столкнувшихся сторон: веры и атеизма, абстрактного христианского чело­веколюбия и подлинного революционного гуманизма. Искрен­няя, но мучительно подавляемая любовь Овода к своему отцу и наставнику еще выразительнее подчеркивает мысль автора о том, что для революционера невозможно идти на компромисс со своей совестью.

Романтическим пафосом проникнута и смело написанная сцена расстрела Овода. В литературе известно немало про­изведений, в которых изображен бесстрашный революционер, гордо встречающий смерть. Но Войнич и здесь создаст пре­дельно напряженную, обостренно-драматическую ситуацию, заставляя самого Овода, уже раненного, произнести слова по­следней команды оробевшим и потрясенным его мужеством сол­датам. Романтически-необычная ситуация позволяет Вой­нич полнее и глубже раскрыть характер Овода. Сцена гибели героя становится его апофеозом.

Эмоциональная приподнятость характеризует многие образы романа. “Молодая Италия” в изображении Войнич — это не только тайная политическая организация, сплачивающая всех патриотов в стране, но и символ боевого духа молодости, без­заветной преданности общему делу.

Войнич изображает итальянских революционеров на двух этапах их борьбы: в начале 30-х годов и накануне событий 1848 года.

Вначале деятели “Молодой Италии” предстают перед нами как пылкие, но неопытные борцы за освобождение родины. В них ещё немало наивного простодушия, они способны на без­рассудные порывы (как юный Артур Бёртон, будущий Овод, готовый доверить конспиративную тайну лукавому католи­ческому священнику).

Во второй и третьей частях “Овода” действие происходит 13 лет спустя. Опыт борьбы сказался на революционерах — героях романа. Они становятся сдержаннее, осмотрительнее. Потеряв многих из своих товарищей, испытав немало пора­жений, они сохраняют твердую уверенность в победе, по-прежнему полны отваги и самоотверженности.

Патриоты-заговорщики — Артур - Овод, Болла, Джемма, Мар­тини не одиноки в своей борьбе, Войнич создает героический образ итальянского народа, не прекращающего в течение долгих лет сопротивления захватчикам. Крестьяне, горцы-конт­рабандисты с риском для жизни помогают Оводу. Пойманный и заточенный в крепость, Овод остается по-прежнему опас­ным для властей: они имеют все основания бояться, что народ ни перед чем не остановится, чтобы освободить своего героя.

В образе Овода Войнич удалось запечатлеть типические черты передовых людей, “людей 48 года”. Человек исключи­тельной одаренности, огромной силы воли, большой идейной целеустремленности, он питает отвращение к либеральному краснобайству, дешевой сентиментальности, ненавидит ком­промиссы и презирает мнение светского “общества”. Всегда го­товый пожертвовать собой ради общего дела, человек большой гуманности, он глубоко скрывает от посторонних глаз свою чувствительность за ядовитыми, остроумными шутками. Свои­ми безжалостными насмешками он и заслужил прозвище “Овод”, ставшее его журналистским псевдонимом. Политиче­ская программа Овода несколько расплывчата; сам Овод не лишён некоторых индивидуалистических черт, но эти особен­ности героя исторически обусловлены, достоверны и соответ­ствуют общей незрелости итальянского революционного дви­жения того времени. Образ Овода многим напоминает Мадзини и Гарибальди,— честных патриотов, нередко, однако, заблуж­давшихся в поисках путей освобождения родины. Если сопоставить Овода с Гарибальди, образ которого вырази­тельно очерчен в биографическом очерке  Степняка-Кравчинского, то, можно найти немало черт сходства. Гарибальди тоже бежал в Южную Америку и там сражался, как и Овод, против диктатуры Розаса в Арген­тине. Он также отличался самоотверженностью и огромной выдержкой, которую не могли сломить пытки; был любимцем народа, и о нём, как и о герое Войнич, в народе слагались легенды. Любопытно заметить, что Войнич придаёт Оводу еще одну характерную черточку, сближающую его с Гарибальди: Овод, как и Гарибальди, — художественная натура, он любит природу, пишет стихи.

Овода раздирают мучительные противоречия, приводящие его порой к раздвоенности, к трагическому восприятию жизнен­ных конфликтов. Через весь роман проходит болезненно пере­живаемая им личная драма его двойственных отношений к Джемме и к Монтанелли. Несправедливо оскорбленный и отвергну­тый Джеммой (которая сочла его предателем), обманутый своим духовным наставником Монтанелли (который скрыл от него, что он его отец), Овод втайне по-прежнему любит обоих, но лю­бовью мучительной и горькой. Он сам ищет встреч с Монтанел­ли, снова и снова растравляя старые душевные раны; за недо­молвками и иронией он пытается скрыть своё чувство от Джеммы. Однако главным в характере Овода остается всё же дух революционной непримиримости.

Павел Корчагин, герой романа Н. Островского “Как зака­лялась сталь”, выразительно говорит о том, чем дорог “Овод” пролетарским революционерам, для которых роман Войнич был одной из любимейших книг. “Отброшен только ненужный тра­гизм мучительной операции с испытанием своей воли. Но я за основное в “Оводе” — за его мужество, за безграничную вы­носливость, за этот тип человека, умеющего переносить страда­ния, не показывая их всем и каждому. Я за этот образ револю­ционера, для которого личное ничто в сравнении с общим”.

В одном лагере с Оводом оказываются лишь истинные пат­риоты, те, кому судьбы Италии дороже личных удобств и карье­ры. Такова англичанка Джемма, сильная, волевая женщина, внешне сдержанная, но по существу глубокая и страстная на­тура. Её образ как бы дополняет образ Овода: столь же безза­ветно преданная делу революции, она в отличие от него не воз­лагает надежд на заговорщические тайные организации и не делает ставку лишь на убийство отдельных лиц. Она смотрит на вещи шире и не считает терроризм верным путем. Поддер­живая Овода, она в то же время открыто выражает своё несо­гласие с его методами борьбы.

К истинным патриотам принадлежит и Мартини. Он любит Джемму и неприязненно относится к Оводу, но никогда не ставит своих личных симпатий и антипатий выше обществен­ного долга. Героизм для этих людей — обычное, естественное дело.

Революционная непримиримость Овода и его товарищей, их мужество и неуклонная последовательность в осуществлении своих планов прекрасно оттеняются образами итальянских обще­ственных деятелей либерального толка, лишь играющих в оппозицию. Изображая сцену в салоне Грассини, где происходит спор между либералами и демократами-мадзинистами, Войнич показывает, что большинство спорящих придает решающее зна­чение слову, а не действию.

Писательница высмеивает хозяйку салона, синьору Грассини, которая кокетничает “патриотическими” фразами и стре­мится во что бы то ни стало заполучить в свой салон очередную модную “знаменитость”.

Роман “Овод” — одно из сильнейших в мировой литературе антицерковных атеистических произведений. Прослеживая путь становления революционера, превращение Артура Бёртона в Овода, Войнич с большой художественной убедительностью показывает губительную роль религии.

Первоначально преданность национально-освободительной борьбе сочетается в Артуре с религиозной экзальтацией (ему представляется, что сам господь беседовал с ним, дабы укрепить его в мысли, что освобождение Италии — это его жизненное предназначение). Он лелеет наивную веру, что религия и дело, которому он отныне посвятил свою жизнь, вполне совместимы. Под влиянием своего наставника Монтанелли, он утверждает, что Италии нужна не ненависть, а любовь. “Он страстно вслу­шивался в проповеди падре,— пишет автор,— стараясь уло­вить в них следы внутреннего сродства с республиканским идеа­лом; усиленно изучал евангелие и наслаждался демократиче­ским духом христианства, каким оно было проникнуто в пер­вые времена”.

Войнич доказывает, что пути революции и религии несов­местимы и что церковное вероучение — будь то протестантизм (который исповедуют родственники Артура) или католицизм (которого придерживаются кардинал Монтанелли и священник Карди) — калечит духовный облик человека.

Характерно, что “добропорядочные” буржуа Бёртоны, гор­дящиеся своей веротерпимостью, медленно сживают со света кроткую, богобоязненную мать Артура своими постоянными напоминаниями о её “греховном” прошлом и доводят Артура до отчаяния своим эгоизмом и черствостью. Но не лучше и като­лики. В лице священника Карди, который разыгрывает роль просвещённого либерала, сочувствующего вольнолюбивым стремлениям молодежи, чтобы затем передать в руки полиции полученные им на исповеди от доверившегося ему Артура све­дения о деятелях “Молодой Италии”, Войнич разоблачает про­вокаторскую деятельность церкви — прислужницы самых реак­ционных политических сил.

Всей логикой развития образов — в первую очередь кар­динала Монтанелли, как и через историю его отношений с Артуром (Оводом) Войнич доказывает, что религия вредна и бесчело­вечна не только в тех случаях, когда её сознательно исполь­зуют в своих целях бесчестные эгоисты, но и тогда, когда её про­поведуют прекраснодушные альтруисты, убежденные, что они творят добро. Больше того, нередко религия становится еще бо­лее опасным оружием в руках хороших людей, ибо их личный авторитет внешне облагораживает несправедливое дело. “Если монсиньор Монтанелли сам и не подлец, то он орудие в ру­ках подлецов”,— с горечью говорит Овод о своем отце, ко­торого он научился презирать, хотя втайне и продолжает любить.

Артур превратился в атеиста, убедившись в лживости цер­ковников. Его доверие к церкви подорвано не столько веролом­ством Карди, сколько многолетним обманом Монтанелли, ко­торый не имел мужества признаться, что он отец Артура.

Писательница очень тонко показывает, как добрый и бла­городный по натуре кардинал не только сам оказывается жерт­вой ложных религиозных идей, но и подчиняет их власти других.

Во время одной из опаснейших операций, связанных с до­ставкой оружия для повстанцев, Овод попадается в ловушку, расставленную полицией. Он может спастись, но его губит гу­маннейший Монтанелли, который бросается между сражающи­мися и призывая всех бросить оружие, становится прямо под дуло пистолета Овода. Думая сделать доброе дело, Монтанелли фактически помогает врагам Овода: его хватают, воспользо­вавшись тем, что он не стал стрелять в безоружного.

Приверженность к церкви превращает лучшие человеческие порывы в их противоположность. Вмешательство Монтанелли, который стремится облегчить участь узника, кладет конец фи­зическим мукам Овода; но это вмешательство для него ста­новится источником еще более жестокой духовной пытки. Кар­динал предлагает ему самому решить вопрос о своей судьбе: должен ли Монтанелли дать согласие на военный суд над Оводом или же, не дав согласия, принять на себя моральную ответственность за возможность смут и кровопролития в случае попытки сторонников Овода освободить его из крепости.

В саркастическом ответе Овода слышится скрытая горечь. Только церковникам, говорит он, доступна подобная изощрен­ная жестокость. “Не будете ли вы добры подписать свой собствен­ный смертный приговор — обнажает Овод мысль Монтанелли.— Я обладаю слишком нежным сердцем, чтобы сделать это”.

Овод глубоко любит Монтанелли как человека и тщетно пы­тается вырвать его из мертвящих оков религиозных догм. Но он сознает, что между ними непроходимая пропасть, и реши­тельно отвергает предложенный ему компромисс.

Роман — хотя и кончается гибелью Овода — оптимистичен по своему характеру. Символический смысл приобретает сцена расстрела Овода, оказавшегося перед лицом смерти сильнее своих палачей. А письмо к Джемме, написанное в ночь перед казнью, он заканчивает словами поэта-романтика Вильяма Блейка:

Живу ли я, Умру ли я -

Я мошка все ж

Счастливая.

Появившийся в русском переводе спустя три месяца после опубликования в Лондоне, роман “Овод” прочно завоевал сердце передового русского читателя. Вдохновленный в немалой мере российским революционным опытом, роман этот стал в свою очередь любимой книгой русской передовой общественности. Русская пресса с восхищением отзывалась о жизнеутверждаю­щем тоне “Овода”.

Особую популярность приобретает “Овод” в России в годы революционного подъема 1905 года. “В молодых кружках много говорилось о нём и по поводу него, им зачитывались с увлече­нием”, — писал рецензент марксистского журнала “Правда” в 1905 году.

 

“Джек Реймонд”

Последующие произведения Войнич по своей художествен­ной силе уступают “Оводу”, но и в них она остаётся верной свое­му направлению.

В романе “Джек Реймонд” (Jack Raymond, 1901) Войнич продолжает изобличение религии. Неугомонный, озорной мальчишка Джек под влиянием воспитания своего дяди-вика­рия, который хочет побоями вытравить из него “дурную наслед­ственность” (Джек — сын актрисы, по убеждению викария,— беспутной женщины), становится скрытным, замкнутым, мсти­тельным.

Садист-викарий, едва не забивший до смерти Джека,— раб догматов церкви. Этот чёрствый, педантичный человек всегда поступает так, как ему подсказывает сознание религиозного долга. Он калечит физически и духовно Джека, он выгоняет из дома “запятнавшую свое имя” сестру Джека — Молли.

Единственным человеком, кто впервые пожалел “отпетого” мальчишку, поверил в его искренность и увидел в нем отзывчи­вую ко всему доброму и красивому натуру, была Елена, вдова политического ссыльного, поляка, которого царское правитель­ство сгноило в Сибири.

Лишь этой женщине, которой довелось воочию увидеть в си­бирской ссылке “обнаженные раны человечества”, удалось по­нять мальчика, заменить ему мать.

Войнич утверждает право женщины на самостоятельный путь в жизни, рисуя образы Молли, которая отказывается под­чиниться тирании викария, преследующего её за “греховную” связь, и особенно Елены, соединившей свою жизнь с человеком, которому постоянно угрожала опасность ссылки и казни.

 

“Оливия Летэм”

Героический образ женщины занимает центральное место в романе “Оливия Летэм” (Olive Latham, 1904), имеющем, до некоторой степени, автобиографический характер.

В центре романа — умная волевая девушка, смущающая родных и близких независимостью своих суждений и поступков. Она, дочь директора банка, долгое время работает простой си­делкой в одной из лондонских больниц, решительно отвергая попытки матери уговорить её отказаться от выбранного ею пути.

Узнав, что жизни любимого ею человека — народовольца Владимира Дамарова грозит опасность, Оливия принимает ре­шение ехать в Россию, в Петербург.

В книге Войнич выделяются образы двух революционеров— русского Дамарова и его друга, поляка Кароля Славянского. Особенным мужеством, выдержкой, целеустремленностью от­личается Славинский. Его не сломили годы каторги в Сибири; несмотря на то, что за ним установлен надзор полиции, он про­должает свою деятельность по сплочению борцов против само­державия. Хотя с детства его воспитывали в духе ненависти к русским, он приходит к убеждению, что и русские, и поляки имеют одного врага — царизм, и выступает поборником братства и единения славян.

Иными путями пришел к революционной деятельности Вла­димир Дамаров. Дворянин по происхождению, скульптор по призванию, Владимир как бы олицетворяет “больную совесть” русской интеллигенции, которая страдает, видя муки и беспра­вие родного народа.

Ненависть мужественных борцов за свободу к самодержавию, как показывает автор, глубоко обоснована. Войнич рисует правдивую картину вопиющей нищеты и запустения русской деревни.

Писательница обнаруживает хорошее знание жизни и быта России, русского языка. Перед читателем проходят помещики, крестьяне, сатирически обрисованные образы жандармов и правительственных чиновников. Детально, подчас с натурали­стическими подробностями изображает она темноту и невеже­ство крестьян, вырождение помещиков.

В речах и поступках Владимира, Кароля и их товарищей проявляются настроения подвижничества, жертвенности, ощу­щение своей изолированности в борьбе. Они не сомневаются в том, что погибнут. “Мы не были достаточно сильны, а страна — подготовлена к революционному перевороту”,— говорит Вла­димир. То же говорит и Кароль, признавая, что перед лицом великого дела их маленькие жизни не имеют цены.

Большим усилием воли Кароль Славинский подавляет за­родившееся в нем чувство к Оливии, так как не хочет, чтобы она связала свою жизнь с тяжело больным человеком, обреченным стать калекой. По мнению Кароля, революционер должен от­казаться от личного счастья.

Эти настроения реалистически обоснованы писательницей. Народовольцы очень далеки от народа, они одиноки. В уста крестьян Войнич вкладывает насмешливую оценку деятель­ности таких людей, как Владимир: “Барские затеи!”. Это опре­деление одинаково относится и к занятиям Владимиром скульп­турой, и к его революционной деятельности. Вряд ли можно сомневаться, что влияние идей Степняка-Кравчинского в 90-х го­дах, т. е. в ту пору, когда он подверг пересмотру некоторые положения программы народников, сказалось в реалистиче­ском понимании писательницей слабостей народнической по­зиции.

Тем не менее роман Войнич проникнут уверенностью в том, что темные силы реакции будут рано или поздно сломлены. Владимир, признавшийся Оливии, что он и его товарищи по­терпели неудачу и обречены на гибель (позже он действительно погибает в царских застенках), убежден в том, что “те люди, которые придут после нас, победят”.

 

“Прерванная дружба”

В романе “Прерванная дружба” (An Interrupted Friendship, 1910) Войнич снова возвращается к образу Овода, который выведен здесь под именем Ривареса. Он становится переводчи­ком южноамериканской географической экспедиции Дюпрэ. Читатель лишь по некоторым намекам и упоминаниям (в этом романе и в “Оводе”) может восстановить в общих чертах исто­рию жизни героя, после того как тот покинул родину. Овод прошёл через нечеловеческие страдания, голод, зверские по­бои и издевательства. Но он вынес всё, и ненависть к насилию и несправедливости укрепила в нем стремление к активному протесту. Как выясняется, он принимал участие в боях за Аргентинскую республику против диктатуры Росаса. После разгрома восстания он бежал из плена и вынужден был скры­ваться, терпя большие лишения.

После успешного завершения экспедиции Овод, поселив­шись в Париже, имеет возможность сделать блестящую карьеру журналиста. Но он вновь отзывается на призыв к освободи­тельной борьбе и принимает участие в подготавливающемся вос­стании в Болонье. Риварес, рискуя жизнью, идет туда, куда ему велит идти долг.

Хотя роман “Прерванная дружба” и значительно уступает “Оводу”, но он представляет интерес, так как проливает свет на формирование личности Овода-борца и как бы восполняет пробел между первой и второй частями романа “Овод”.

 

Заключение

Творчество Э. Л. Войнич входит в демократическое наследие английской культуры. Не только “Овод” — настольная книга передовых людей многих национальностей, но и другие её про­изведения воплощают в себе дух протеста против социальной несправедливости, веру в торжество правды и свободы, которые делают её преемницей лучших традиций великих английских писателей-гуманистов.

Даже весьма своеобразная черта творчества Войнич — её исключительный интерес к жизни других народов (действие многих её произведений происходит в Италии, России, Фран­ции, во всех её книгах участвуют, наряду с англичанами, люди других наций) — была особой формой проявления её патрио­тизма. Изображая людей других народов, другого склада ума и традиций, она, как и великие английские революционные ро­мантики Байрон и Шелли, никогда не забывала родины. Любовь к простым людям Англии, глубокое сочувствие их скорбям и невзгодам проходит через всё творчество Войнич.

 

Список литературы:

1. Катарский И., “Этель Лилиан Войнич”, М., 1957

2. Таратута Е., “Этель Лилиан Войнич”, второе издание, М., 1964

3. Шумакова Т., “Этель Лилиан Войнич”, М., 1985

4. Этель Лилиан Войнич, собрание сочинений, издательство “Правда”, М., 1975

5. Этель Лилиан Войнич, “The Gadfly”, М., 1954

6. Н. Островский “Романы, речи, статьи, письма”, М., 1949

7. Большая Советская Энциклопедия, М., 1971

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: