 |
Сивка. Соловей разбойник
|
|
|
|
Сивка
Улетела ночь с ее темными страхами. Снова над дорогой светило солнце, и тени от берез весело трепетали под ногами. Но все же, зацепился за краешек души ночной сумрак. Вчера, после чудесного исцеления, готов был весь мир обнять и расцеловать. Теперь, словно змеи в норе, шевелиться недобрые мысли:
«Как пришла твоя сила, так в одночасье и уйти может! Сумел ты одну из темных тварей уничтожить, а другой раз они тебя одолеют! »
А тут еще пробудился и накинулся лютым зверем голод. Вспомнил Илья, что уже почти неделю маковой росинки во рту не было. Зашагал быстрее, а голод не отстает, волком по пятам бежит, острые зубы скалит. Но тут как раз на бугорке показалась деревенька. У крайней избы в овражке старик собирал сено. Илья подошел, поклонился пожилому человеку, спросил, не нужен ли помощник. Старик с радостью протянул ему деревянные вилы, а сам сел в тень отдохнуть. Видно истомила его работа.
В один миг Илья нагрузил телегу так, что пришлось помогать хозяйской лошади тащить ее в гору. На лугу около дома, под руководством старика сложили они большой стог и сели в его тени отдыхать. Хозяин достал каравай хлеба, переломил на двое и одну половинку, что побольше, отдал Илье. В одни миг тот расправился с едой. Голод чуть хватку ослабил, но до конца не отпустил. А старик смотрит на Илью, улыбается и головой качает:
– Чем же мне накормить тебя богатырь?
Тут зашелестела трава под чьими‑ то резвыми ногами, и послышался веселый голос. Это соседская дочка сметаны принесла. Увидев Илью, засмущалась. Алым цветом брызнули девичьи щеки. Отдав кувшин, быстро убежала. Правда, не удержавшись, не бегу обернулась, узнать, не глядит ли вслед заезжий молодец. А Илья глядел, да еще как! Каждое движенье ловил взглядом. Глаз не мог оторвать от мелькающих под приподнятым подолом стройных белых лодыжек.
|
|
|
– Хороша невеста растет! – улыбнулся старик. Достал еще пол краюхи, обмакнул ее в сметану и отдал Илье. Пока тот ел, начал уговаривать остаться.
– Будет у тебя и еда, и крыша над головой! А как помру, все хозяйство тебе перейдет. Но до того, Бог даст, еще успеем за тебя соседскую Алену сосватать.
Понравился Илье хозяин. Сразу было видно, что человек добрый и бесхитростный. Чем‑ то отца в старости напомнил. Стройные девичий стан, и белые лодыжки опять перед глазами встали. Но вспомнил, как грезились ему златокуполные города, синие озера, закат над степью.
«Так неужели, ничего не повидав, к семье, да к земле прирастет? »
Поблагодарил он хозяина, пообещал, что если будет на то Божья воля, обязательно вернется, и вскоре уже снова шагал по дороге.
Солнце вошло в зенит. Теперь оно не ласкала землю, а нещадно палило. Мир, что с утра переливался яркими красками, поблек, выгорел, лег серой дорожной пылью под ногами. Пот заливал глаза и уши. В низинах, где к самой дороге подступал заросшие камышом и осокой болотца, было чуть прохладней, но там жадной оравой накидывалось комарье. Гул стоял в ушах, словно колокольный звон. Наверное, поэтому поздно услышал Илья за спиной конский топот. Не успел оглянуться, как просвистела над ухом плеть, и тут же что‑ то огромное и горячее столкнуло его с дороги. Оказавшись на обочине, увидел, как проноситься мимо отряд всадников. Открыв рот, смотрел, как пена летит от разгоряченных коней, как сверкают на солнце кольчуги. И, казалась, земля содрогается под копытами.
Опомнившись, почувствовал, что жгучей обидой горит на спине след от плетки дружинника. В запоздалом гневе, ухватил Илья стоявшую при дороге сухую липу. Переломив дерево пополам, раскрутил многопудовую колоду и хотел швырнуть вслед обидчикам. Но те уже успели за бугром скрыться, только облако пыли дрожало еще над дорогой. В сердцах швырнул Илья обломок в канаву и зашагал дальше. Острой стрелой засела в сердце злая мысль:
|
|
|
«Нельзя по этому миру просто так с босыми ногами да с открытым сердцем идти. Здесь либо тебя бояться, либо ты гоним и унижен! »
Правда, тут же вспомнил про старцев, что его исцелили. Но видимо много надо было пожить и многое понять, чтобы вот так пойти по миру с нищенской сумой, ничего не боясь, ничего не желая. У него же пока впереди труды, испытания, а если повезет, богатство и слава. А там, кто его знает, может, бросит все и вернется в деревню, что осталась позади добрым воспоминанием.
«Только вот дождутся ли старик и подрастающая красавица невеста? »
Долго ли, коротко ли шел Илья, но, как коснулось солнце синеющего вдали леса, увидел впереди что‑ то непонятное.
«То ли город, то ли деревня, то ли стан ратный? »
Подойдя ближе, разглядел пестрые шатры, шесты увешанные товаром, и множество людей, что суетились вокруг, словно муравьи на весенней березе. Вспомнил Илья, что рассказывал ему отец про знаменитое в этих местах торговище. Тут же позабыл он про все сомнения, что по дороге глодали. Идет между шатров дивиться на товары с разных концов света. Вот сапоги из Волжской Булгарии. Синевой отливает на закатном солнце мягкая кожа. Так и хочется обуть в них натруженные босые ноги. А черноволосый продавец, знай, зазывает:
– Подходи, одевай, износу не будет!
Рядом восточный купец разложил тонкие ткани. Словно пчелы на мед, слетелись к нему молодые женщины и девицы. Смотрят, трогают, ахают, просят купца цену сбавить. А тот только в седую бороду посмеивается. Дальше горшки стоят, расписанные диковинными узорами, висят расшитые золотой ниткой кафтаны, на длинном шесте баранки в белой глазури, и со всех сторон зазывают посмотреть, примерить, попробовать. Народу вокруг тьма! Кто‑ то, засмотревшись по сторонам, налетит на Илью, отскочит, словно от каменной стены, и, глотая бранное слово, спешит дальше. Иногда мелькнет в толпе девичье лицо, одарит улыбкой, и тут исчезнет в людском водовороте.
Прошел Илья всю торговую улицу и увидел в самом конце высокий загон, а в нем богатырского коня. Привязали его к семи кольям семью цепями, да еще семь дюжих парней в кожаных кафтанах рядом стояли, стерегли. Перед загоном толкались зеваки, а какой‑ то человек ходил вокруг и зазывал.
|
|
|
– Кто сможет коня объездить, возьмет его себе и сбрую в придачу!
«Вот она удача, меня дожидается! » – подумал Илья, и пошел к зазывале. Тот был низкорослым, кряжистым, в плечах косая сажень, в поясе три обхвата. Бритая голоса, величиной с хазарский казан, а на макушке похожий на конский хвост чуб. Услышав, что выискался охотник, зазывала недобро усмехнулся:
– Ну что же, попытай удачу! Только уговор такой. Объездишь коня, получаешь и его, и сбрую. А не объездишь, станешь моим рабом по гроб жизни!
Посмотрел Илья еще раз на коня. Оценил его могучую звериную силу. Глянул в узкие, как щелочки, глаза чубатого зазывалы. Увидел, как тлеют в них красными угольками коварство и жадность. Краем глаза заметил, что висят на тыне седло и прочая сбруя, а рядом два человека привязаны за ошейник к кольям. Одежда на обоих изорвана, вся в пыли и крови. Видно тоже коня укротить пытались. И тут навалился на Илью страх. Посмотрел он, как садиться за пестрые шатры красное солнце. Как теплый летний вечер спускается на землю. Захотелось бежать, прочь от людского вертепа обратно к старику в деревню. Однако, засела в голове упрямая мысль:
«Если сейчас отступлюсь, так и буду всю жизнь пятиться. Страх еще большую силу надо мной возьмет. Не заметишь, как по рукам и ногам свяжет. »
А тут еще чубатый подначивает:
– Ну что, добрый молодец, будешь коня объезжать? Или заранее струсил?
Встряхнулся Илья:
«Не для того Бог мне силу богатырскую дал, чтобы под копытами погиб или в рабстве сгинул. »
Ударили по рукам. Взял Илья у чубатого уздечку и вошел в загон. Тут же холопы семь замков отворили и только назад успели отскочить. Почуяв свободу, конь заржал, забил копытами так, что земля задрожала. Снова налетел хищной птицею страх, но отступать уже было некуда. Кинулся Илья к коню, вцепился в сивую гриву. Тот от ярости захрапел, встал на дыбы, казалось, в небо сейчас взмоет. Но удержался богатырь. Заметался конь по загону, Илья на нем висит, не отпускает. В толпу за изгородью, словно бесы вселились: кричат, шапками машут, об заклад бьются, кто на Илью, кто на коня ставит. Но не слышит ничего богатырь, будто во всем мире только он и конь остались. И постепенно слабеть стала звериная сила. А Илья держит гриву и на ухо коню нашептывает:
|
|
|
– Покоришься, будешь мне верным слугой и товарищем! Вместе весь свет объездим. Вольную степь увидим, синие море, города златокупольные.
И вот встал конь, опустил голову, а Илья накинул уздечку и говорит чубатому:
– Моя взяла! Выполняй уговор!
У того от злости даже лицо почернело. Уже барыши от продажи рабов подсчитывал, а тут сам в убытке! Крикнул он что‑ то по иноземному. Холопы достали ножи, похватали палки и обступили Илью. А тот вскочил на коня, ударил коленями по бокам:
– Вперед, Сивка!
В один миг, перемахнули они через тын и были уже в чистом поле. Сидит Илья на коне, будто всю жизнь этому учился. Возвращает Мать Природа сторицей все, чем раньше обделила. Ветер в ушах свистит, звезды над головой пляшут. Несутся они по лугам и полям, через ручьи и овраги перепрыгивают, леса и холмы за спиной оставляют. И кажется, что весь огромный мир у него на ладони, а впереди жизнь вечная!
Соловей разбойник
Всю ночь проскакал Илья. Чувствовал, что ни сон, ни усталость больше не имеют над ним власти. Лишь дурманили голову запахи луговых трав, да пел в ушах вольную песню ветер. Казалось, чуть посильнее оттолкнется конь от земли, взовьются они в ночное небо, и распахнутся навстречу врата в небесные чертоги, где ждут жениха красавицы звезды, и сзывает гостей на пир весельчак месяц.
Но вот наступило утро. Уставший конь перешел на шаг. Опустив голову, осторожно вступал он на укутанную густым туманом землю. А навстречу, словно многорукие великаны, выплывали из белой пелены кряжистые старые дубы и сухие березы. А когда поднявшийся ветер разорвал белое покрывало, увидел Илья, что завела его дорога в места мрачные, безлюдные, гиблые. Не щекотал больше ноздри дымок из печной трубы. Не было вокруг ни дубрав, ни березовых рощ, ни заливных лугов. Редкие почерневшие деревья, словно гнилые зубы старухи, торчали между болотных кочек. Чья‑ то злая сила погнула их, обломала верхушки. Только кое‑ где поднимался надо мхом чахлый кустик, и тот испуганно жался вниз, не веря, что станет когда‑ нибудь деревом.
Небо, что казалось так близко ночью, скрылось за серую дымку облаков. Кем‑ то и когда‑ то проложенная дорога, словно заяц, петляла между почерневших пней и упавших стволов. Она еще не успела до конца зарасти травой. И кое‑ где чернели по обочинам следы старого кострища.
|
|
|
«Может куда и выведет. Не назад же поворачивать! » – думал Илья. Вдруг конь заржал, вскинул голову, и встал, будто копытами к земле прирос. Огляделся Илья. Вокруг все та же заболоченная земля с гнилыми деревьями да черными пнями. Но тут почувствовал он еле различимый запах дыма. Будто потянуло из‑ за поворота костром и похлебкой.
«Чего заупрямился! Вперед, Сивка! » – прикрикнул Илья. Конь нехотя двинулся вперед. Как повернула дорога за мертвую березовую рощу, увидел Илья, что стоит впереди огромный в десять обхватов дуб, на котором кто‑ то клетки для птиц развесил. Перед дубом полыхает костер. Словно змеи из дупла, вырываются из‑ под черной коряги, языки пламени. Подует ветерок, к земле стелются, стихнет, вверх ползут, прокопченное днище котла лижут. Внутри булькает, пышет паром зеленое варево. Как со дна гнилого болота, всплывают, лопаются огромные пузыри, а поверх грязной пены плавают кругляши, похожие на шляпки грибов. Поодаль костра сидит на пеньке маленькое уродливое чудище. Аршин в вышину, два аршина в обхвате. Не различишь где голова, где тело. На широком зеленом лбу три глаза красными угольями горят.
Снова захрапел, попятился конь. Удержал его Илья и обратился, к тому, что у костра сидел:
– Здравствуй! Прости, что не знаю, как тебя звать величать. Будь добр, подскажи проезжему человеку, как из этих мест к людскому жилью выбраться.
– Ишь, чего захотел! – усмехнулся карлик, – Сюда, дорога, одна. А обратно ее и вовсе нет. Коли заехал сдуру, назад уже не вернешься.
Нахмурился Илья, руки сами в кулики сжались:
– Это еще почему?! Чего зря пугаешь, чудище болотное!
Захохотало в ответ чудище, так что все три глаза на зеленом лбу запрыгали:
– Да зачем мне пугать тебя, горе‑ богатырь! Хозяина здешних мест – Соловья Разбойника увидишь, душа сама в пятки уйдет и дальше в сырую землю провалится. Никто еще перед его силой не устоял. Те, кто поумнее, сразу покорились, и приняли за то смерть легкую. А кто противиться вздумал, не раз прокляли день и час, когда на свет появились! Не веришь, на дуб посмотри!
Пригляделся Илья и видит, что в клетках, которые за птичьи принял, белеют человеческие кости. А тут еще налетел ветер, потянуло от костра смрадом. Повернулся Илья и видит, что не грибы, а мертвые глаза в котле плавают. Не помня себя от гнева, ударил он коня коленями по бокам. Заржал Сивка, налетел на костер, разметал угли. Из опрокинутого котла, шипя, полилось на траву зеленое колдовское варево. А Илья выдернул из земли первую осину, до которой рука дотянулась. Обломав у корня, сунул острие в угли. Хотел мерзкого колдуна на это копье поддеть, но того уж и след простыл. Не успел он по сторонам оглядеться, как задрожала земля, затрясся могучий дуб, и поднялась над ним огромная черная тень.
– Ну что, видишь меня! – загрохотал откуда‑ то сверху страшный голос. – Слезай с коня, ползи на брюхе ноги мне целовать. Может, тогда и помилую!
– Видали твои милости! Путь тебе кто‑ нибудь другой ноги целует! – крикнул Илья. А голове промелькнуло:
«Больно уж испугать старается. Никак сам боится! »
Вынул он из углей осиновую палку, и поскакал с ней, как с копьем, на великана. Но тут раздался оглушительный свист, дохнуло в лицо смрадом, полетели навстречу вырванные с корнем пни и деревья. Остановился Сивка, попятился назад. Заколыхалась черная тень, затряслась от смеха:
– Ну что, богатырь плетью обуха не перешибешь! Проси пощады, пока не поздно!
И тут показалось Илье, что голос не сверху, а из дупла, что на стволе дуба, исходит, да и ветер оттуда же дует. Размахнувшись, швырнул свое осиновое копье. Вошло оно в дупло острием и воткнулось, будто во что‑ то мягкое. Прокатился над землей страшный вопль, а потом тихо стало, и тень куда‑ то исчезла.
Подъехал Илья, достал копье из дупла, и видит на нем, словно проколотая гусеница, шевелит короткими ручками и ножками, то самое трехглазое чудище.
– Так вот ты какой, грозный великан!
Помилуй, богатырь! – шипит чудище, а вокруг древка ядовитая зеленая кровь пузырится.
– Помилую, как ты других миловал! – усмехнулся Илья. Снял он с ближайшего сучка пустую клетку. Стряхнул туда Соловья Разбойник. Замкнул клеть на замок, обратно на сук повесил, а ключ в болото выкинул. Хотел уехать быстрее, чтобы воплей и криков о пощаде не слышать, но заметил меж коней дуба окованную железом дверь. Отворил ее и видит, что земляные ступени вниз идут, а там впереди огонь из темноты мерцает. Спустился он и попал в комнату со сводчатым потолком. Посреди украшенный самоцветами сундук. На нем свеча полыхает, а по стенам, оружие, богатырские доспехи и конская сбруя развешены. Взял Илья копье, меч, лук, колчан со стелами. Выбрал седло со стременами, кольчугу и шлем, что пришлись впору. Уходя, не удержался и заглянул в сундук. Красными бликами заиграли перед ним золотые ромейские монеты. Набрал Илья полную пригоршню, но тут же обратно высыпал.
«Кровью это золото нажито! »
Выйдя из подвала, завалил он дверь деревьями. Потом проявил последнюю милость. Пустив стрелу, не дал Соловью разбойнику умереть в клетке от голода и жажды. Уехал, не оборачиваясь. И вскоре вместо гнилых болот и мертвого леса стали попадаться на пути березовые рощи, луга с колокольчиками и ромашками. Снова ласково грело солнце, весело дул в лицо свежий ветер. Казалось, выздоравливает земля, пробуждается от тяжелого бреда. Улетает с последними клочьями тумана, прячется в сырые змеиные норы зло, нет которому места под солнцем.
|
|
|
