Уровень 2: Дитер Toмac Хек

2000

Пур. Или: обнаженный, в бассейне с Гартмутом.
Каждое лето я пару недель провожу на ласковом райском островке Майорке. А в 2000 году еще и с Наддель, исполнявшей обязанности старшей жены. И кто же был там еще?
Кое-кто похуже, чем кровавые мозоли на ногах и воспаление десен, вместе взятые - Гартмут Энглер, певец швабского джаз-банда Пур. По профессии истязатель иностранных слов и коллекционер плюшевых игрушек. В общем-то, это его личное дело. Но вот в чем он действительно повинен перед человечеством, так это в его отвратительном вытье:
"…кУда под-девааались вЫв-сее хин-индеЙцы?"
Поучив 48 семестров немецкий и английский, он откровенно считает себя грандиозным автором. (Бедолаги индейцы, я думаю, у них на этот счет другое мнение. Возможно, Гартмут уже допелся до отправки на тот свет).
Ну, это порядочная книга. По заслугам и честь! За то, как Гартмут и его ребята сделали карьеру - обнажим головы! Все годы подрабатывать в качестве танцевального оркестра средней руки, под покровительством ипотечного фонда BHW и фирмы "Ромилка", торговавшей войлоком - черт побери! И на этой посредственности зарабатывать деньги - это достойно подражания.
К сожалению, коллекционерам плюшевых игрушек въезд на Майорку не запрещен. Порт Андратикс, моя излюбленная райская деревушка, на моем любимом райском островке, совсем не велика. Поэтому отдыхающие практически неизбежно сталкиваются друг с другом. Каждый вечер мы с Наддель ходили пропустить на сон грядущий по стаканчику в "Никсе", месте всех встреч на бульваре у самой гавани. Там за кружечкой пива щебечут Удо и Гейно Линденберги (Удо, быть может, за двумя кружечками). А с террасы открывается прекраснейший вид, о котором только можно мечтать, на море, волнорез и роскошные яхты, стоящие на якоре.
"О, привет, добрый вечер!" - подвалил ко мне какой-то кошмарик. Луна полускрылась за облаками, так что в первый я миг я увидел только нос. Гартмут! Бежать было некуда.
"Да, кого я вижу, ну… да… привет!" - выдавил я в ответ. Мы завели благочинный треп: о погоде, о народе. И снова о погоде. В отпуске нужно быть вежливым и не раздражаться.
"Я обзавелся новой резиденцией", гордо заметил Гартмут пару минут спустя. "Прекрасная архитектурная жемчужина Майорки! С панорамным видом на голубой простор и бассейном, который просто создан для этого ландшафта. Экстракласс!"
Да-да! Мой дом. Моя машина. Моя конюшая. Мне все это уже знакомо. Такие припадки случаются у всех, кто находится в моем обществе.
Тем временем перевалило за полночь. Десять бокалов шампанского, когда ударяют разом в голову, заглушают любую боль. И тогда можно вытерпеть даже величайшего хвастуна всех времен и народов.
"Знаешь", - наклонился ко мне Гартмут, прилипнув глазами, похожими на две слюнявые присоски, к декольте Наддель, - "мой новый альбом превосходен. Я могу подчеркнуть - исключителен! Чтобы не сказать - уникален! Ты не должен упускать возможность послушать мой голос! Я тебе гарантирую: Это будет восхитительно, правда, поверь мне,такого ты еще не слышал!" На свете есть много людей, уверенных в себе. Но ничего подобного мне раньше не попадалось. Время от времени Гартмут поворачивал свой словесный фонтан, дабы одарить беседой и Наддель: "… тра-ля-ля и бу-бу-бу…Послушай! Твое тело - высший класс! Просто экстраординарно! Венец красоты!"
И три бокала шампанского за это.
Ой-ой-ой, думал я, посмотри-ка! Гартмутечка, который был известен тогда, как заботливый отец семейства, явно любил девочек с красивыми формами. Следующие два часа он усердно подбивал клинья к Наддель. Я отнесся к этому довольно небрежно, ведь я знал, что с таким провинциальным рок-н-ролльщиком ей делать нечего. (Если бы я тогда догадывался, что у нее потом будет с Ральфом Зигелем, я, наверное, вел бы себя менее легкомысленно).
Где-то около двух "Никсе" стало пустеть. "Вы не хотите побывать в моей маленькой резиденции?" - предложил Гартмут. "Придет парочка моих друзей. Мы сможем пропустить по аперитиву".
Надо сказать, к тому времени мы с Гартмутом здорово упились.
По приходе домой Гартмут первым делом показал Надделькомнаты наверху. Я остался сидеть внизу в гостиной, окруженный подхалимами Гартмута, Его приятелями, которые обо всем, что бы он ни делал, говорили: "Браво, ты крут, ты крут! Ах, Гартмут, до чего же ты крут!".
Пытаясь завести разговор с этими пустоголовыми болванами, я все время слышал хихиканье Гартмута и Наддель, когда они ходили из комнаты в комнату. Я хорошо ее знаю, если она не знает, что сказать, она начинает смеяться.
Мне вообще-то было не до смеха.Столь жутко обставленного дома мне потом долго не попадалось. Обстановка была холодна, бессердечна, бездушна. Как будто Гартмут пробежался по мебельному магазину "Нойрейх" и собрал в свою тележку все товары со скидкой без разбору. Неповторимое безвкусие.
Но самым ужасным разочарованием оказалась хваленая дорогущая Гартмутова панорама. Любой предпочел бы глядеть вечерами на милые и близкие огни гавани и города.Но не Гартмут: он день-деньской пялился на бескрайнее море. А вечерами, после захода солнца, на непроглядную темень. Черная дыра. Такое ощущение, будто ты задыхаешься. Как будто ты посреди Небытия. Да еще этот безвестный дом.
Ну, и конечно: "Эй, Дитер, разве это не эксклюзив? За это я выложил два миллиона!" - Гартмуту требовалось мое подтверждение, что все здесь круто.
"Нет!" - сказал я уверенным тоном - "Я эту лачугу и даром бы не взял. Правда, не взял бы. Отсюда же ни бельмеса не видно! Кому нужен такой вид, как этот? Днем тебя нет дома.А вечером от такого вида никакого толку. Темно, как в заднице у Уитни Хьюстон".
Мы предпочли быстренько сменить тему, и разговор зашел о музыке. Это было еще ужаснее. По мнению Гартмута, я в тот час разговаривал с величайшим композитором, величайшим сочинителем, величайшим певцом всех времен и народов. Популярным сверх меры. И вообще, в то время не нашлось бы второго такого как он. Брайан Адамс, Джо Кокер, Тина Тернер, все равно, кто, все они - лишь крошечные огоньки рядом с этим гением - ходячей голосовой связкой.
"Да, но", - попытался я ответить - "твои CD-диски плохо рекламируются. И, если уж начистоту!В лучшем случае твой голос годится для выступлений в танцевальном оркестре".С тем же успехом я мог бы втолковывать своим зеркальным карпам дома в Тетенсене.Они были бы куда разумнее.Гартмут оказался просто деревянным чурбаном. Больше дерева идет только на постройку финской сауны.
"Ты что, с ума сошел, жирная квашня?" - в ужасе вопрошал Гартмут, - "Я невероятно популярен! Если не сказать, сверхпопулярен! Боюсь, мне придется даже сформулировать это так: я невероятно сверхпопулярен! Моя звукозаписывающая компания выделила мне на следующее десятилетие много миллионов" - хвастал он. "Они любят песни Пур. Если бы я только захотел, то мог бы вообще не работать!"
Нужно сказать, я никогда еще не встречал человека, чей имидж находился бы в таком противоречии с его истинным "Я": внешне, на сцене, скромный парень, живущий со своей семьей в родовом гнездышке под названием Битиггейм. Внутренне - граф Хвастунский.
"Может, нам послушать музыку?" - предложил я в конце концов, потому что такая беседа ни к чему хорошему не привела бы, -"Настроение на нуле. Я уже засыпаю".
"У меня есть только пластинки Пур" - сказал Гартмут, чем оповестил о начале самого тяжкого испытания за весь вечер.
А я на это: "Как так? У тебя есть только пластинки Пур? Должно же быть у тебя что-нибудь другое. Ничего хорошего не выйдет из того, что у тебя есть только пластинки с твоими собственными песнями".
"Нет-нет", - возразил Гартмут, - "исключительно Пур!"
Остаток вечера мы нон-стоп слушали Пур, а именно только вышедший тогда альбом "Посреди":
"Аааааарлы должны летать…" пищали динамики. В сопровождении таких неповторимых песен, как "друг улиток", "Киты-горбачи" и "вступление гладиаторов". Я почувствовал себя скверно, как от алкоголя, так и от музыки. Но я думал, что лучше уж упиться, чем трезвым слушать эту акустическую кашу:
"…Их встреча была любовной игрой,
Игрой совершенно иного фасона.
В экстазе тела их сгибались дугой,
Экстаз до последнего стона…"
А Гартмут, будто молодой Ральф Зигель, со слезами умиления слушал свои собственные песни. Да-да, он восхищался своим дилетантским альбомом! Я не мог этого больше слышать.
"А эта пластинка тоже хорошо получилась!" - в берлинском "Сода-клуб" Гартмут, свободный от всякой самокритики, надиктовывал под руку журналистам. Один музыкальный обозреватель по имени Руди Рашке имел на этот счет другое мнение, и написал разгромную критическую статью в Баденской Газете: "Если отбросить эмоции, то можно сказать, что альбом "Посреди" чуть-чуть не дотягивает по содержательности до поздних работ Роберто Бланко".
И что парням из Пур - пятерым тучным отцам семейств, придется побороться, чтобы угомонить этого террориста, обвинившего их в плагиате.
А Гартмут? Вместо того, чтобы проявить выдержку, он шесть раз хватался за трубку, шесть раз звонил бедному Руди Рашке и угрожающе орал: "Мы еще встретимся!"
"Скажи-ка", - я предпринял еще одну попытку (Наддель уже закатывала глаза и посапывала) - "нельзя ли совсем выключить этот твой CD-проигрыватель?"
Но Гартмута в тот момент занимали совсем иные проблемы. Благодаря музыке Пур у него наступило остро выраженное благодушие. Песня "Орлы должны летать" так опьянила его, что он впал в крайнее возбуждение.Да он и сам допер, что с Наддель сегодня уже ничего не выйдет. Так что он подал знак одному из своих придурков. Хватило одного телефонного звонка, и менее, чем через 20 минут мелкими шажками засеменила по дорожке к дому Роберта Бианка для бедных.
Гартмут немного попрыгал вокруг дамы, потом ему вдруг стало жарко, и мы вчетвером пошли на террасу. Он рухнул на тахту и потянул за собой свою спутницу. А потом оба принялись играть в доктора Стефана Франка, врача, которому доверяются женщины: ну, где тут у нас наши дыньки?
Через 10 минут Гартмут стянул футболку через голову. Вжжжик, следом он вылез из шорт. А потом - оп-па! - с громким "Йуппииии!", совершенно голый, прыгнул в бассейн. В тот миг мне это показалось клевой идеей! Обнажившись, я прыгнул следом.
Я обожаю ходить раздетым. Четыре года назад я ходил купаться только на нудистские пляжи. Знавшие меня люди косились как-то странно, но мне это было безразлично. Все шло хорошо до тех пор, пока дети не сказали мне: "Слушай, папа! Представь, что будет, если они потихоньку сделают фото и пошлют его в "Бильд"! Серьезно! Ты не можешь так дальше делать!"
"Мне все равно!" - сказал я. "Для меня это ерунда. И вообще, они не имеют права снимать! И даже если они это сделают, им придется наклеить туда черную полоску". Но я все-таки согласился, скрепя сердце.Все для семьи. Да будут штаны все время видны.
Наддель и Роберта Бианка пялились на нас, сидя на топчане.Вода в бассейне, против всяких ожиданий, оказалась чертовски холодной. Мне сразу же захотелось выскочить. Но, чтобы не выглядеть дураком перед девочками, я из приличия проплыл три четверти круга. А потом, трясясь и дрожа, вылез из воды. Гартмуту, конечно, потребовалось доказать, что он продержится дольше, так что он прогреб еще целый круг. Но через минуту и он оказался на суше.
Если напротив тебя, на другой край бассейна, из воды выползает обнаженный парень, тебе, как любому мужчине, хочется провести сравнение. В этом я столь же дотошен, как и Наддель: она в подобных случаях пялится по меньшей мере минут десять. Как там говорится? Какой нос, такой и хвост. В этом отношении от Гартмута многого можно было ожидать.
"Га-га-га!" - внезапно расхохоталась Наддель. Ясное дело, резкое похолодание заставит сжаться даже очень солидное достоинство. Наддель уже не владела собой.
В тот же миг из дома выскочили Гартмутовы пустоголовы: "Эй, оденься лучше" - сказали они ему. Они, конечно, тоже понимали, что с ним не все в порядке, что он осрамился и что, расхаживая голышом, он никому не сделает одолжения.Пока они искали его трусы, которые он швырнул куда-то на лежанку, Наддель внезапно прекратила хихиканье и впала в бешенство. Дело в том, что она сообразила, куда уставилась Роберта Бианка.
"Слышишь, Дитер" - зашипела она ревниво, - "Эта тварь пялится прямо на твой конец! Пусть лучше поможет своему Гартмуту удлинить его огрызок".
Мне становилось все труднее справляться со сложившейся ситуацией. Я схватил свои брюки, тогда как Гартмут снова улегся на топчане с Робертой Бианкой.
Что же там дальше было? Предположительно, песни Гартмута - это его признанияв любви к своей жене. И как там чувственно, искренне, доверительно, поет он в своей сентиментальной песенке "Ангел в пыли"?
"Хоть и есть на свете мужчины,
Что в любви ради секса клянутся,
Ты надейся, ты будешь любимой,
И получше мужчины найдутся"
Как точно, как точно, Гартмут!
"Ну, прощайте!" - вдруг погнали Гартмутовы пустоголовы нас с Наддель с виллы стоимостью в два миллиона, - "Было приятно с вами пообщаться!"
И "хлоп!" - закрыли за нами дверь.
В пять часов утра мы с Наддель внезапно оказались одни-одинешеньки где-то в горах Андратикса. Нам не оставалось ничего другого, кроме как пешком дошлепать до деревни. Милое маленькое путешествие.
На другой день пополудни мы наткнулись на Гартмута, бывшего в весьма приличной форме.
"Вы благополучно добрались домой?" - поинтересовался он.
"Да, спасибо", - ответил я, - "мы добежали".
Гартмут извивался перед нами, как уж на сковородке, видимо, ему было неловко за события прошедшей ночи. "Да. Скажите-ка… почему вы так внезапно ушли?" - он пытался завязать разговор, - "Я этого так и не понял… Мы могли бы еще немножко поболтать…"
Мы обменялись еще тремя с половиной глупыми фразами, а потом у меня началась изжога. Есть такой тип людей, с которыми нельзя говорить, не ощущая острой потребности: сейчас-я-дам-ему-в-морду, сейчас-я-дам-ему-в-морду, сейчас-я-дам-ему-в-морду.
Если мы в дальнейшем видели его хотя бы издали, Наддель говорила: "Внимание, неприятель слева!", и мы удалялись в противоположном направлении.

Эпилог.
Осенью 2002 года - вот так неожиданность! Вот это да! - после шести лет брака чета Энглеров рассталась.
Кроме того, Гартмут заключил контракт на создание немецкого саунд-трека к фильму Диснея "Спирит - Дикий мустанг". В оригинале саунд-трек исполнял Брайан Адамс. Мега-мега-хит.
Вариант Гартмута оказался мега-мега-провалом. Его стараниями дикий мустанг превратился в парализованную клячу. Просто невыносимо. Благодаря ему провалился саунд-трек, ставший хитом по всему миру.
"Никогда еще я не был так хорош!" - скорее всего сказал бы Гартмут
1997
Рио или на горе Сахарная голова есть не только сахар
С тех самых пор, как я обрел способность мыслить, меня влечет одно и то же сексуальное желание: самые горячие тела, самые клевые телки, как известно, водятся в Рио. Вот бы и мне в самую середку, вот было бы круто. Но, как всегда бывает, сто раз подумаешь, а задницу с места не сдвинешь. И вдруг я совсем неожиданно получил шанс отправиться на клевую эротическую вечеринку в Рио. А было это так:
Я сидел со своим корешем Губертом в "Клиффе" в гамбургском Ауссенластер. Вместе мы просто впечатляющий дуэт. Губи - экс-топмодель: ростом метр девяноста четыре, голубые глаза, черные волосы, широкие плечи. Он по три раза на дню занимается боди-билдингом и по четыре дрочит. Губи нет спасения от баб, они его просто достали.
А я? А меня вы знаете…
"Привет, сексуальные парни!" - вдруг заявила нам экзотическая красавица: кофейная кожа, длинные темные волосы, белоснежные зубы и сиськи, похожие на два набивных мяча.
Как оказалось, девушку звали Мария, и она приехала из Рио. Мы поболтали о том и о сем. Она поведала нам о классных ночных клубах и бурных вечеринках на пляже до самого рассвета.
"Эй, приезжайте и навестите меня!" - предложила она, многообещающе подмигнув. На следующий день она собиралась улетать.
"Слушай!" - сказал я Губи, - "Вот теперь-то мы повеселимся! Поедем на десять дней в Бразилию! Девчонка покажет нам город, и мы повеселимся на вечеринке на Копакабане. Вот увидишь! Это будет круто!"
Я так страстно воспылал идеей о поездке, что даже пригласил Губи. А он как раз был на мели, так что иначе не смог бы позволить себе гулянку в Рио. Едва мы прошли таможню в аэропорту "Сахарная Голова", как нам замахала обеими руками Мария: "Добро пожаловать в Бразилию!" - кричала она и прыгала так, что ее сиськи чуть не вываливались из топика."Я вас устроила в лучшем отеле города! Очень, очень хороший отель! Вам понравится. Это мое любимое местечко!".
Дрожа от радости и нетерпения, мы влезли в такси, дребезжащий вонючий ящик, который должен был отвести нас к нашему пристанищу. Я уже видел себя в классном отеле прямо на пляже. Клевый вид на море. И я на громадной кровати, припав губами к какой-нибудь Пине Коладо.
По бульвару, что проходит рядом с пляжем Капокабана, мы ехали от одного классного отеля к другому. И я все время думал: Ну же, который? Ну же, который? Да-да-да! Сейчас мы приедем! Ухх!
Вдруг такси заехало в переулок, в котором отели были куда менее красивы, и далеко не так внушительны. А потом еще в один переулок.Ну, конечно, подумал я, мы, наверное, подъедем к отелю с черного хода! Известно же, что у них по главным улицам проложена железная дорога.
Через мгновение такси замерло перед засранной развалюхой с отвалившейся штукатуркой. Кругом вонь и отбросы. Я бы решил, что это - здание, предназначенное под снос, если бы не мерцание неоновой вывески: "Гранд-отель Европа Интернейшнл - свободные комнаты!"
"Приехали! Сто доллэров!" - шофер осклабился щербатой улыбкой. А потом нагло протянул к нам свою грязную лапу. У меня во рту пересохло.
"Эээ?" - выдавил я.
А таксист: "Да, да, сто доллэров!"
А я снова: "Сколько?"
А он: "Да, да, сто доллэров!"
Спорить было бессмысленно. Парень все время повторял одну и ту же фразу. По-видимому, больше по-английски он ничего не знал. Скрипя зубами, я заплатил эту откровенно ростовщическую цену, главным образом для того, чтобы выбраться из этого гроба на колесах.
У засаленной стойки - еще один неприятный сюрприз:
"Пятьсет долларов зья ночь" - потребовал человек за стойкой. Выглядел он, как родной брат таксиста.
"Эй", - шепнул я Губерту, - "Здесь все ненастоящее! Мария заодно со всей этой бандой! Она заманила нас сюда! Они хотят нас обобрать. Возможно, эта дыра стоит всего пятьдесят. А милашка получит две сотни за посредничество".
Мы собирались выйти на улицу, как перед нами, размахивая руками, выросла Мария: "Нет-нет! Не уходить! Номер забронирован, Вы разве не знаете?"
Краем глаза я наблюдал за возней хозяина у стойки. О боже, еще и этот растрещится, думалось мне. Я сразу понял, что дело дрянь. Я уже видел заголовок в "Бильд": "Болен обосновался в доме свиданий у подножья Сахарной Головы".
Дело закончилось так: я выложил на грязную стойку полторы тысячи долларов за отказ от номера. Наверное, столько денег они не видели за последние десять лет. А потом мы с Губи быстренько поискали другое такси. На всякий случай без Марии.
"Давай, покажи нам первый дворец во всем городе,покопакабанистей!" - велел я водителю, - "Мы с братом любим повеселиться. Если ты понимаешь, что я имею в виду".
Он отвез нас назад, на бульвар возле пляжа. Здесь он высадил нас перед отелем, который выглядел, как Белый Дом в Вашингтоне. Название - "Рио-Палас". Я почувствовал себя как дома - на стене в вестибюле висела фотография анкетытолстячка Гельмута Коля. Гляди-ка, Дитер! - думал я. Он тоже здесь побывал. Это место не может быть плохим.
Я заказал себе и Губи два номера с видом на океан. Цена за номер: четыреста долларов в сутки. А теперь мы хотели к конечной цели нашего путешествия! К тому, почему мы вообще здесь оказались - кобеляж.Мы покидали наши чемоданы на кровать, и снова спустились к портье: "Где здесь самые красивые девчонки? В какой части пляжа они загорают?" - хотелось нам знать.
Портье доверительно подмигнул нам. Этот вопрос явно был ему знаком: "Я скажу только: Карлос! Вам нужно спросить Карлоса. Карлос вам поможет".
Карлос и впрямь оказался крутым парнем. Он приволок нам два шезлонга и две колы. В конце дня каждый получил четыре порции колы.И Карлос сказал нам: "Триста долларов!"
А мы, удивленно так: "Как это, триста долларов? Мы только выпили немного колы и повалялись на этих лежанках!" Но, один взгляд на нас, и Карлос, наверное, сразу просек: это два похотливых развратных кретина из Германии, у которых нет никакого плана действий. С ними можно делать, что угодно.
На нашу беду у сеньора Карлоса, к сожалению, оказалось под рукой несколько братишек, два метра в высоту и едва ли не трив ширину, да и вид у них был весьма недружелюбный. Этот аргумент меня убедил: "Здесь все совсем недорого!" - сказал я, прежде чем сунуть триста долларов Карлосу в руки. А потом мы с Губи увидели, что остались одни, прежде чем Карлос успел набросить налог на добавленную стоимость.
Вечером мы попытали счастья в "Help!" Эту дискотеку нам рекомендовали еще в Германии: если ты настоящий мужчина и ты не был в "Help!", ты не бывал по-настоящему в Рио. Здесь, по слухам, собиралисьсамые смелые, суперразвратные девки, и только ждали, чтобы кто-нибудь их натянул.
Это действительно было так, и все-таки нам не повезло: за неделю до нас здесь побывал Франк Фариан и изгадил все цены. Вместо обычных ста долларов он совал девушкам в трусики по три сотни.И теперь каждая девка здесь знала "Франка из Гёрмэнии". У нас с Губи пробирала дрожь по спине - мы, конечно же, не хотели идти туда, гдеуже побывал "Франк из Гёрмэнии".
Несмотря на это, мы отправились вечерком на суперразвратную вечеринку в "Help!". Было темно. Было тесно. Освещение было слабым. Кругом сексапильные тела и зажигательная музыка. Каждые полчаса ди-джей исполнял песню под названием "Мамбо! Мамбо!" И все, как идиоты, выскакивали на танцплощадку, поднимали вверх руки, падали и орали: "Чики-чики-чики-чииии!" Мы с Губи принимали горячее участие.
(Дома, в Германии, некоторое время спустя, я отказывался верить своим ушам: я вдруг услышал по радио это "Чики-чики-чики-чииии!". "Франк из Гёрмэнии" мигом перепел песню с парочкой шоколадных девочек и выбросил на рынок как свою собственную композицию "Тик, Тик, Так").
Под конец пьяной вечеринки нам с Губи удалось-таки найти двух герл, которые не знали "Франка из Гёрмэнии". Их мы прихватили с собой в рамках культурного мероприятия.
"Нет, нет, сеньоры!" - портье махал пальцем, что твой снегоочиститель, - "Не здесь! Не здесь!" Мы застыли на месте, как идиоты. Наверху нас ждали наши громадные кровати стоимостью в четыреста долларов, а воспользоваться ими мы не могли. По крайней мере, не с герлами. Прямо хоть плачь.В конце концов мы с сеньоритами остановились в отвратительном заведении, которое напомнило мне "Гранд-отель Европа Интернейшнл".
В восемь мы, измотанные и немного разочарованные (наша частная "чики-чи" с герлами, конечно, оказалась не на высоте), приплелись в "Рио Палас", прикорнули пару часиков, и в десять снова встали, чтобы не пропустить завтрак - шведский стол.
Мы не верили своим глазам: столовая была заполнена сплошь туристами из Германии. Только мужчины. Ровнехонько тридцать штук.
"Ух! Я здесь вчера! Вы себе этого представить не можете! О таком нельзя молчать!" И вдруг по столам понеслись хвастливые и самодовольные слова. Начал какой-то тип позади слева от меня. "Да, но сперва я. Народ, если я вам расскажу, что со мной было! Она плакала от благодарности! Плакала, говорю я!" - этот сидел впереди справа.
Минут через пять мне стало ясно: разумеется, каждый из них поимел женщину века. Как минимум Мисс Рио.Они рисовали в воздухе руками невероятные по величине груди и описывалиугол эрекции, крутой, как лыжный трамплин.
Один бизнесмен из Бремена, лет тридцати пяти, кричал без передышки: "А результат! Результат! Результат!"
И, конечно, никто из них не платил за девочек. Все получили все на халяву.
Мы с Губертом все время пялились друг на друга и думали: какие же мы кретины! Нам следовало заплатить! Конечно, мысль эта сенсационной не была.
Вечером мы пешком помчались в "Help!", чтобы сэкономить пять долларов на такси.
Вдруг одна из этих эротичных едва одетых Рио-девочек подошла к Губерту, обняла его и горячо поцеловала.
"Черт возьми! Наконец-то пропадет однообразие!" - возликовали мы с Губертом в унисон.
Но единственное, что пропало, так это портмоне Губи, которое цыпочка украла. А в нем: пятьсот долларов наличными и все кредитки. Для Губи вечер на этом закончился.
На следующее утро мы снова встретили все то же сообщество завтракающих мужчин. А в воздухе по-прежнему витали тучи "Ооойй! Оох! Круууто!" - рекорды траха и высший пилотаж в сексе. На этот раз мы с Губи были подготовлены и могли выкрикивать наравне с другими: "Сееееееемь раз подряд! Вооооосемь раз без перерыва!" Конечно, это была наглая ложь.
В этот вечерпо пути в "Help!" Губи снова наткнулся на женщину с открытым ртом и высунутым язычком. Губи запаниковал. Ему не хотелось, чтобы его вновь приветствовали по местным обычаям.Ой, она украдет мои последние 10 долларов! Он был в этом уверен и оттолкнул от себя леди.
После чего тетенька нагнулась, выдернула здоровенный камень из мостовой, и запустила ему в голову."Я сыт по горло", - и Губи ругнулся - "сраное Рио!"
В последовавшее затем утро размеры пениса в столовой достигли длины бильярдного кия, а девочки во всем Рио не могли уснуть после таких оргазмов. Мы с Губи не могли этого больше слышать и заткнули себе уши руками.
Позавтракав, мы отправились на пляж. Там нас собиралась навестить леди из "Help!". "Ну давай, приходи, мы могли бы вместе искупаться! Это будет здорово!" - приглашал ее я.
Я издалека увидел девушку, ковыляющую по песку, и ужаснулся: то, что вечером казалось молодым, подтянутым и соблазнительным, при свете дня оказалось пористым, обвислым и одряхлевшим.
"Скажи, что меня здесь нет! Меня здесь нет!" - заклинал я Губи, быстренько заползая под лежанку.
Когда тетка через пять минут исчезла, Губи заныл: "Здесь бабы такие ужасные! Для меня нет вообще ничего! Мне больше нравятся блондинки".
А я: "Ну, тогда тебе нужно было ехать в Швецию, а не в Бразилию". Но Губи был прав. Это оказался не совсем тот рай, которого мы ожидали. Скорее, сильнейшая насмешка всех времен и народов.
Под конец недели даже в нашем мужском сообществе едоков положение резко и неожиданно изменилось.
"Нет, здесь одно дерьмо!" - заявил целый хор теноров, - "Черт возьми! Куба! Куба, говорю я вам! Вот где можно оттянуться! Вот куда нужно ехать!"
Бабы там не так испорчены и высокомерны, как здесь, в Рио - заявил хор. И кроме того, там, якобы, мужчине придется отдать лишь четверть от той суммы, которую он вынужден платить здесь.
Но мы с Губи хотели только одного - домой. Наконец, через 10 дней наступил день возвращения."Двадцать тысяч долларов, пожалуйста!" - с такими словами молоденькая девушка из администрации "Рио Палас" выписала нам счет. Ну да, все правильно. Мы с Губи все это время хорошо питались. Иногда прихватывали бутылочку шампанского. Я положил на стойку свою золотую карточку "Амекс".
"Нет, мы не принимаем кредитные карты при оплате крупных сумм!" - объяснила мне девушка, - "Не более пяти тысяч долларов. Иначе нам придется заранее отправить запрос в Ваш банк". И она вернула мне кредитную карточку.
"О'кей, о'кей," - сказал я раздраженно, - "в таком случае, сделайте, пожалуйста, пересчет на немецкие марки!"
У меня с собой была большая сумма немецкой наличности. За стойкой на некоторое время воцарились замешательство и растерянность. Девушка спорила со своими коллегами и нерешительновертела в руках калькулятор. Время шло и шло, а я трясся от страха, что мы можем опоздать на самолет. Еще один день в этой ловушке для туристовя бы не выдержал.
"Я тороплюсь. Мне нужно ехать!" - крикнул я девушке - "Меня ждет такси".
Наконец, через пять минут она покончила с расчетами: "ммм, хорошо… семь тысяч марок!" - вежливо доложила мне она.
Я думаю, что никогда в своей жизни я не выплачивал с такой охотой семь тысяч марок. Как вы мне, так и я вам! - думал я. Отольются кошке мышкины слезки!И, отсчитав деньги, я передвинул их через стойку.
В следующий миг мы с Губи уже сидели в такси.Во время поездки, я то и дело оглядывался, высматривая погоню, и прислушивался, не воют ли где полицейские сирены.Пройдя регистрацию, мы заорали: "Пропустите! Это срочно!" и принялись протискиваться сквозь толпу ожидающих. Из зала ожидания мы сразу ринулись в туалет, и сидели там, пока не объявили наш рейс. А потом стрелой помчались на борт.
Едва я, двадцать четыре часа спустя, оказался на вилле Розенгартен, раздался телефонный звонок. На другом конце провода "Рио Палас". Они, разумеется, хотели получить свои деньги.
"Как бы ни так! Держите карман шире!" - ответил я - "Больше денег вы от меня не получите!" В наказание мне, конечно, запретили въезд в Рио. Ну, ничего страшного!Все равно, меня туда больше не тянет. Одного раза вполне хватило. Едва ли я видел в Рио хоть одну женщину, которая бы здорово выглядела. Один вечер в Гамбурге в "Клиффе" в пятьсот тысяч раз урожайнее. В Рио все женщины, которых мы видели, были жутко накрашены и разодеты. Сексуальное Рио - это иллюзия. Такое существует лишь в воображении мужчин. Там все вертится не вокруг эротики, а исключительно вокруг денег. Тот, до кого это не дойдет, будет горько разочарован. Во всяком случае, я излечился от Сахарной Головы.

1998
Вольфганг Йоoп или аппетитные шоколадные попки.
Однажды мне позвонила Сибилла Вейшенберг, редактор "Бyнтe" и спросила:
"Вы не хотели бы вместе с Toмacом Андерсом поехать в Монако? Вольфганг Йоoп приглашает Вас от всей души. Мы смогли его заинтересовать тем, что он прямо на месте возьмет у Вас интервью.Эксклюзивно, для нас! Это должно выйти сверхвесело и сверхостроумно! Талантливейший модельер встречает талантливейшего продюсера! Вы не хотите?"
Ясное дело, я хотел! Если кто-нибудь оплатит мне авиабилет до Монако, я, конечно, согласен. Но если бы дама потрудилась хоть немного разузнать, ей было бы известно, что мы с Вольфгангом оба были из Гамбурга и, вообще-то, постоянно виделись.Он ходил вечерами в те же клубы, что и я, и, к примеру, частенько околачивался в "Гала".
Ну, хорошо, почему бы и нет? И мы все вместе полетели развлечься денек на Средиземном море.
Вольфик принципиально старается быть классным.Его шмотки - просто класс. Но интервью, которое он у нас брал, оказалось самым ужасным, что когда-либо выпадало на мою долю.
Едва мы приземлились в Монако, как выяснилось, что вся эта затея - просто приключенческое путешествие. Никто ни о чем не имел никакого понятия. У редактора "Бyнтe" не было даже номера мобильного Йоoпа. Кто-как-где-кого встречает? Мы стояли с потерянным видом в аэропорту Ниццы. В конце концов, я оказался единственным, кому, после нескольких телефонных звонков окольными путями удалось выведать номер и договориться о времени встречи:
"…да, привет, Вольфганг,… да, окей… да, тогда мы приедем к тебе домой… да, в десять часов". Дом Вольфганга оказался пентхаусом высшего сорта, расположенный в чудесном месте прямо у парусной гавани Монте-Карло. С видом на море, в котором он купался каждое утро. Здесь он жил на двухстах квадратных метрах со своим любовником Эдвином.
Я сверхпунктуален, а потому решил поднажать на газ. Мы с Toмacом оказались у дома первыми, еще раньше Сибиллы Вейшенберг и фотографов.
Мы позвонили.
Дверь открылась, и я уставился на окаймленную чем-то махровым зеленую маску для лица с кусочками огурца, за которой я предположил наличие лица Вольфганга. Под маской начинался купальный халат, а ноги были обуты в шлепанцы.
"Вольфганг?" - спросил я.
"Да, Господи, Боже мой, тот самый Дитер", - привидение весело со мной поздоровалось, - "Скажите на милость! Ах, ты, противный! Звонишь в дверь, а крошка Вольфганг еще не готов".
Потом он молча понесся назад в ванную и массировал, наносил гримм, бальзамировался так, как это привыкла делать любая нормальная женщина. Он втирал крем под глаза, и я слышал вскрики разочарования, когда он находил морщинки, которых вчера еще не было. Герои "Клетки дураков" - просто мачо по сравнению с ним.
Мало-помалу подтянулись остальные: Редактор "Буте", фотограф, ассистент-осветитель, ассистент ассистента-осветителя. Не прошло и двух часов, как Вольфганг тоже присоединился к нам. Я был совершенно ошарашен: все думают, что настоящий дизайнер - это тот, кто в смысле шмоток упакован самым лучшим образом.
Но Вольфганг оказался полной противоположностью.
Когда он встал передо мной, я подумал: Ммм! Странно! Все это выглядит так, будто куплено на Блошином рынке: брюки на семь размеров больше. Свитер совсем короток, слишком мал, как будто он спер его у трехлетнего ребенка. Короче: в таком наряде мой садовник не стал бы даже газон подстригать. Если бы Вольфганг встал где-нибудь в конце улицы, я уверен, ему бы подали франка три. Но кто знает? Быть может, Вольфганг просто предвидел тенденции 2003 года и потому уже в 98-м расхаживал с голым пузом.
Вольфганг находился в прекраснейшем расположении духа и весело сказал нам с Toмacом: "Раз такое дело, пойдемте, милые очаровашки, я сейчас покажу вам мою маленькую резиденцию".
Кругом стоял антиквариат вперемешку с какой-то ерундой в постмодернистском стиле и африканскими охотничьими трофеями на фоне кроваво-красных стен. Кроме того, вокруг сновала парочка лохматых гав-гавов, шпицев, чьи крошечные попки, казалось, сейчас слипнутся от шоколада.
"Идите к мамочке! Вы мои сладкие!" - выкрикивал Вольфганг.
В конце концов мы добрались до террасы на крыше, где Вольфгангсвесился через перила и принялся злословить: "Там, внизу, в этой ужасной квартире, похожей на сортир, там живет старая Лагерфельдиха. А на той стороне - видите? Как ужасно!! - там ютится эта мелкая зубастая Рудольфа Мосгаммер, торговка из бутика".
Должен сказать, его манеры показались мне забавными и жутко веселыми.У меня создалось впечатление, что даже мой маленький Toмac расцвел в такой атмосфере.
Редактор "Бyнтe" хотела поскорее покончить с этим делом, и она присоединилась к нашей экскурсионной группе: "Итак, господин Йоoп, как Вам идея прямо сейчас начать интервью?"
Вольфганг задал нам свой первый вопрос, и, что самое смешное, этот вопрос звучал 20 минут. Мы с Toмacом ответили кратким "Да!", а затем последовал новый вопрос продолжительностью в 45 минут. Дама из "Бyнтe" безмолвно сидела напротив и только ловила ртом воздух, будто золотая рыбка.
В один вопрос Вольфганг запихивал все, что он прочитал или передумал за последние 380 лет. И все-таки, он хорошо подготовился. Не какие-то спонтанные вопросы, высосанные из пальца, а страничные пометки в блокноте, аккуратненько помеченные стрелками, кружочками и восклицательными знаками. Так все и шло, доклад за докладом. Даже как-то мило. В письменном виде это выглядело так:
Йоoп: "Недалекое мышление и дискриминация позволяли предпринимать попытки контроля над другими людьми. Все это давно позади. Тенденции грядущего века таковы, что исчезнет само понятие дискриминации. За бытовой и культурной эволюцией стоят сексуальные мотивы, как мы это наблюдали на примере таблеток. Но с виагрой, скорее всего, дело дальше не пойдет, потому что в обществе, лишенном эмоций, мужчины будут просто констатировать, что жизнь стала тяжелее".
Болен: "Только не я".
Йоoп: "В 18 веке считалось вульгарным обходиться без макияжа. Не накрашенными ходили только шлюхи".
Болен: "Понятия не имел. Я не жил в те времена".
"Как Вы думаете, может, сделать несколько фотографий?" - слабым голосом вмешалась редактор "Бyнтe".
"Без проблем", - кивнул Вольфганг.
В тот самый миг из спальни закричал Эдвин: "Эй, Вольфганг, иди сюда, ты не можешь фотографироваться! Ид