 |
Глава 10. РАЗОРУЖЕННЫЕ СИЛЫ
|
|
|
|
Глава 10
РАЗОРУЖЕННЫЕ СИЛЫ
Россия объявила себя наследницей СССР. Но она ею не стала и не могла стать, поскольку именно ее главенствующее положение в Советском Союзе привело его к разрушению. Это особенно наглядно следует из анализа российской оборонной политики. Советская военная доктрина, сформулированная во время горбачевской перестройки и ориентированная на ситуацию в мире «после холодной войны», стала доктриной «оборонной достаточности». Идея глобальной конфронтации с другой сверхдержавой была отставлена (стало ясно, что продолжать эту конфронтацию возможно, лишь сохраняя в стране авторитарное правление), и оборона перестраивалась в соответствии с изменившейся ситуацией. Но новая система обороны включала в себя весь советский военный потенциал: предполагалось, что вооруженные силы сохранят возможность эффективно действовать как в оборонительных целях, так и для сохранения той роли в мире, от которой обновленный Советский Союз отнюдь не собирался отказываться.
Потеря оборонной инфраструктуры и производственных мощностей, отошедших к бывшим советским республикам после распада СССР, привела к превращению «оборонной достаточности» в «недостаточность» по всем существенным параметрам. Советские вооруженные силы, сделавшись российскими, не просто поменяли вывеску. Переход совершался в обстановке жестокого экономического, организационного, психологического и морального кризиса. Он был похож даже не на отступление, а паническое бегство, во время которого флот, например, потерял больше половины своего плавсостава, значительную часть инфраструктуры и стратегические базы, необходимые для поддержания соответствующего оборонного потенциала. Вот несколько примеров.
|
|
|
По информации из заслуживающих доверия источников, в июне 1999 года «Маршал Неделин», разведывательный корабль в составе Тихоокеанского флота, спущенный на воду в 1983 году, был продан Индии за 2 млн. 300 тыс. долларов. Этот корабль был оснащен новейшей и сложнейшей аппаратурой слежения, обеспечивавшей российские Вооруженные силы значительной частью оперативной информации. Он был выведен из состава флота в 1997 году вместе с судами «Маршал Крылов» и «Маршал Бирюзс> в», которые еще ждут своих покупателей. «Российский военный флот с потерей этих кораблей лишился глаз и ушей», — заявил авторитетный представитель командования российским флотом.
Из-за отсутствия средств, из-за несвоевременного и некачественного ремонта срок службы российских военных кораблей сократился по сравнению с советским периодом вдвое.
Не вызывает сомнения — и это было предусмотрено горбачевской военной доктриной «оборонной достаточности», — что вооруженные силы не могли не претерпеть значительных изменений. Нельзя было обойтись без роспуска и реорганизации штабов и соединений, без резкого уменьшения численности личного состава, без отвода и передислокации сил, расположенных в Центральной Европе. Но на все это требовалось время и, главное, разумное планирование. На самом же деле происходило самое настоящее разрушение армии — в обстановке полнейшего беспорядка, без всякого контроля, без всякой заботы о сохранении какой-либо оборонительной эффективности. При этом в атмосфере усугублявшейся моральной деградации и всепроникающей коррупции военные верхи, опираясь на различные преступные группировки. смогли осуществить колоссальное разграбление военного имущества — вооружения, боеприпасов, горючего, техники, а значительная часть огромных богатств советских вооруженных сил была попросту выброшена на свалку, как металлолом. И все это происходило почти в открытую, при полной безнаказанности, что не могло не оказать (и оказало) губительного влияния на военные кадры. Даже из официальной статистики военной прокуратуры и МВД видно, что преступность в военной среде в последние годы непрерывно росла. Общая коррумпированность не могла не сказаться на реальном уровне подготовки и оборонительных возможностях российских вооруженных сил, тем более что лучшие и наиболее компетентные военные кадры, начиная с 1992 года, попросту вышвыривались вон и на смену им приходили новые, подбиравшиеся на основе единственного критерия — абсолютной лояльности но отношению к новой власти. Средства массовой информации, быстро поставленные под контроль властями и новой олигархией, активно способствовали дискредитации вооруженных сил: ими была развернута громкая кампания по обличению коррупции, причем ее причины не указывались, зато все попытки сохранить хоть какую-либо эффективность вооруженных сил тут же клеймились как «ностальгия по империи». Даже уменьшение военных расходов, которого было невозможно избежать, производилось без всякого учета первоочередности. Финансирование срезали, ссылаясь на скудость бюджета, но срезали сплеча, делая это в уверенности (иногда высказываемой прямо, чаще подразумевавшейся), что у России нет больше врагов и поэтому она не нуждается ни в какой военной политике. Чистый бред! Но он прекрасно сочетается с другой бредовой идеей: превратить Россию за несколько месяцев или лет из страны с всесильной и всепроникающсй государственной властью в страну, где государственной власти нет вообще.
|
|
|
Политика верховного главнокомандующего Бориса Ельцина вела в сущности к тому, чтобы превратить Россию из второй но силе мировой державы в нейтральную страну, не имеющую своих вооруженных сил. В нечто вроде Ватикана. Остается только ликвидировать ядерные силы, так как с точки зрения такой логики они — досадная помеха. А эта, действительно своеобразная логика — совсем не проявление глупости. Как точно сказал Сергей Сокут, «для Ельцина и его окружения стремление сохранить режим всегда стояло выше необходимости эффективно противостоять внешней угрозе. Они искали врага внутри страны и видели союзников в тех, кто помогал им бороться с этим врагом, реальным или воображаемым» (Коммерсантъ. 1999. 9 июня).
|
|
|
К этому можно добавить, что Ельцин, не колеблясь, опирался на внешних союзников, чтобы справиться с внутренним врагом. Он шел на любые уступки Западу, если они укрепляли его позиции. Из официальной статистики следует, что общие военные расходы, составлявшие в 1991 году около 11. 1 % внутреннего валового продукта, упали в 1992 году до 4, 5 % и до 3, 7 % в 1996. Но этим цифрам верить нельзя, поскольку реальные ассигнования в тот период составляли меньше трети зафиксированных в бюджете сумм. Иными словами, «попытки объяснить теперешний кризис (вооруженных сил. —Д. К. ) только экономическими причинами не выдерживают критики, так как падение военного потенциала не находится в строгом соответствии с уменьшением экономических показателей. Первый показатель дает уменьшение в шесть раз, второй — в четыре» (Limes. 1998. № 4. С. 135). Отсюда — превращение армии в вечного должника, почти полное отсутствие закупок вооружения, прекращение исследовательских работ в области военных технологий, кадровые потери. Отсюда и недостаток стратегических резервов продовольствия, горючего и прочего. Примеры, демонстрирующие картину полного развала, тысячами фигурируют на страницах российской прессы, достаточно привести всего несколько.
У более чем четырех пятых российских гражданских и военных ИСЗ. находящихся на орбите (т. е. 82 %). превышен эксплуатационный срок. По словам Юрия Коптева, директора Российского космического агентства, российский космический парк все еще четвертый в мире, но Россия тратит на его содержание меньше, чем Индия, располагающая всего восемью спутниками (Limes. 1998. № 4. С. 131).
Российские летчики имели в 1998 году 21 полетный час на человека — в советской армии было 100 часов, а в авиации НАТО-180. Личный состав военно-воздушных сил уменьшился вдвое за последние три года и в 1998 году не превышал 123000 человек. Мало того: только в 1999 году было уволено 20500 человек, закрыто 32 аэродрома, расформировано 580 боевых единиц. Большая часть этих данных была официально обнародована Главнокомандующим военно-воздушными силами генералом Анатолием Корнуковым. На этом фоне ни у кого не вызвало удивления сообщение (Агентство Франс-Пресс. 1999. 11 января) о том, что группа грузинских мошенников умудрилась сбыть в Москве более 2 млн. бутылок фальсифицированного «боржоми», производство которого было налажено на базе Военно-воздушной академии в подмосковном Монино. Большинство офицеров академии были в курсе происходящего и участвовали в разделе прибыли.
|
|
|
Пять лет этой военной политики — если ее можно так назвать — успели существенно ослабить российские вооруженные силы, когда в начале 1997 года перед лицом опасно возросшего недовольства среди военных, особенно среднего и младшего офицерства, Ельцин и его тогдашний поенный советник Юрий Батурин выдвинули проект военной реформы.
Проект предусматривал сокращение численности личного состава еще на полмиллиона человек и доведение его до уровня максимум в один миллион двести тысяч: устранение единого командования пехотными войсками с заменой его на командование местными группами войск, число которых также снижалось с восьми до шести; объединение в единую структуру ракетных войск стратегического назначения, военно-космических войск и сил противоракетной обороны; переподчинение сил противовоздушной обороны военно-воздушным силам: наконец, устранение в Министерстве обороны независимого управления, ведавшего строительными работами. Кроме того, проектом намечалось завершение к 2000 году перехода — совершенно очевидно неисполнимого — к профессиональной армии, т. е. к ее формированию на добровольной основе, а не по призыву (Независимое военное обозрение. 1997. 12 июля).
За прошедшее время не было сделано ничего, чтобы достигнуть этого перехода или хотя бы приблизить его. Вместе с тем правительство и парламент, соревнуясь в завоевании популярности среди населения, приведенного в ужас перспективой гибели его сыновей на новой чеченской войне, расширяли систему отсрочек от призыва. Сейчас в России имеется 26 уважительных причин для уклонения от военной службы, среди которых — учеба в вузе. Но кроме законных путей проложен еще и другой, связанный с коррупцией. Этот путь — прерогатива состоятельных слоев общества. В результате сейчас в российской армии служат юноши с низким уровнем образования, происходящие из бедных семей, не обладающие полноценным здоровьем. Недавно одна неправительственная организация опубликовала сводку, из которой следует, что 28 % призывников страдают от различных умственных отклонений, 25 % — от хронических заболеваний и 12 % недобирают до положенного веса из-за плохого или скудного питания.
|
|
|
При ближайшем рассмотрении ясно видно, что единственная цель объявленной реформы — дальнейшее снижение расходов: во всяком случае — не повышение обороноспособности страны. С помощью сэкономленных средств предполагалось хотя бы отчасти успокоить оставшийся на службе офицерский корпус. На самом деле за два прошедших года не было сделано ничего или почти ничего. Понятно, почему Юрий Батурин, покончив со своей карьерой президентского советника, подался в космонавты: несколько дней в космосе, возможно, представлялись ему куда меньшим риском. Поражает тот факт, что задуманная им реформа вообще не коснулась других видов войск, возникших в советскую эпоху и сохранившихся в России. (Есть, правда, одно исключение. о котором — чуть ниже. )
Мало кто знает, что в России помимо войск, подчиненных Министерству обороны, существует еще двенадцать их видов. Это внутренние войска (которые в недавнее время значительно увеличились — теперь их численность превышает 230 тысяч человек, они лучше всех оснащены и у них — единственных — не бывает проблем с выплатой денежного довольствия), пограничные войска (около 200 тысяч), войска ФСБ (бывшего КГБ — около 100 тысяч), которые представляют собой самые настоящие армии. К ним надо enj, e добавить подразделения железнодорожной охраны, строительные войска, службы МЧС и ФАПСИ (еще одна разведслужба, находящаяся в прямом подчинении у администрации президента) и другие военизированные объединения, входящие в состав различных министерств. Среди них есть служба. которая привлекает особое внимание как из-за ее истории, так и из-за интересной и почти неизвестной особенности режима Ельцина. Речь идет о личном войске президента, которое было бы вернее назвать личным «отрядом солдат удачи» царя. В него входят лучшие на сегодняшний день в России профессионалы-специалисты по антитеррористическим операциям. Они прошли подготовку к ведению настоящих боевых действий в городских условиях, а также партизанских и антипартизанских операций. В общем они способны как противостоять военному перевороту, так и обеспечить его успех. Численный состав этой службы находится под строгим секретом, так же как и оружия, которым она располагает. Однако из хорошо информированных источников внутри этой суперсекретной силовой структуры автору удалось узнать, что приблизительно в ней состоит 20 тысяч человек. Окутывающая службу секретность такова, что неизвестно, какие суммы тратятся на ее содержание, вооружение и поддержание боеготовности. Эти суммы не фигурируют в государственном бюджете, который принимает парламент. Президент финансирует охраняющую его силовую структуру (которая, кроме того, не предусмотрена Конституцией) из секретных фондов, подотчетных исключительно ему самому.
Надо отметить, что авторство создания такой службы не принадлежит исключительно Ельцину, хотя создание личного «отряда солдат удачи» за государственный счет для охраны своей царской власти, несомненно, его нововведение. Эта структура возникла на месте известного «девятого управления» КГБ, которое, однако, обеспечивало безопасность всей номенклатуры КПСС. С приходом к власти Ельцина «управление» было превращено в ГУО (Главное управление охраны). Когда президентская охрана находилась в руках Александра Коржакова из ГУО (на период до 2 лет) была выделена спецслужба СБП — Служба безопасности Президента, которая по статусу была приравнена к министерству и находилась под непосредственным командованием президента. Кремль тогда переживал тревожные времена и опасался переворота. Впоследствии, после удаления Коржакова летом 1996 года и победы на президентских выборах, «семья» почувствовала себя в безопасности, ГУО вновь стала единой службой, но уже под другим названием. Сегодня эта служба называется ФСО (Федеральная служба охраны), она по-прежнему имеет статус министерства и зависит исключительно от президента. Подводя черту, отметим, что общая численность всех войск и военизированных служб составляет около 2 млн. человек. Каждое министерство снабжает свои войска автономной системой коммуникаций, выделяет средства на их техническое оснащение, на оплату персонала, медицинское обслуживание и пр. И никому не пришло в голову, что вот он, резерв для экономии, который не ставит под угрозу безопасность страны.
В связи с этим еще один, не менее серьезный вопрос: что произойдет в случае возникновения внутреннего конфликта? Как поведут себя эти мини-армии, к которым следует прибавить еще десятки тысяч вооруженных людей, обеспечивающих охрану олигархов и их банков, а также боевые отряды мафии в центре и на местах?
С такой внешней беспечностью в отношении десятков тысяч вооруженных людей прекрасно согласуется «рассеянность» в отношении казаков, также имеющих значительные военные формирования. Бюджету они ничего не стоят, но влияние их растет в различных областях, особенно на юге, на границе с Северным Кавказом. Этот процесс берет начало с восьмидесятых годов — в советский период они были под запретом. Ельцин проявил меньшую «рассеянность», чем другие, и, желая привлечь казаков на свою сторону, даровал им ряд привилегий и узаконил их в качестве вспомогательных войск. Некоторые прямо предлагали вооружить казачьи войска и использовать их для охраны южной границы. Но трудно отрицать, что в случае каких-либо внутренних конфликтов такого рода «местные войска», имеющие свои, отличные друг от друга традиции, неизбежно примкнут к какой-либо из сторон. Еще более вероятно, что, несмотря на свою традиционную верность Москве и ее сменяющим друг друга правителям. они встанут на сторону местной власти, если она выступит против слабеющего центра. Имея в виду именно эту возможность, Ельцин и заигрывал с ними так усердно. Однако на эту козырную карту могут рассчитывать и другие герои московских политических баталий.
В рамках нашей работы, посвященной анализу центробежных сил, их направлений и перспектив, важно подчеркнуть, что ситуация с российскими вооруженными силами существенно влияет на общую политическую обстановку в стране. Они — новый фактор. Хотя в посткоммунистической России танки уже дважды появлялись на московских улицах, но до сих пор армия не имела отношения к возникновению политических кризисов: они порождались политическими верхами. Правда, элитные части, расквартированные в окрестностях столицы, принимали участие в дворцовых переворотах 1991 и 1994 годов: тем не менее во время «путча» 1991 года танки не произвели ни одного выстрела и армия вообще держалась в стороне. Весь путч продолжался всего 3 дня, и жертвами его оказались, с одной стороны, трое гражданских лиц. погибших по недоразумению во время столкновения с перепуганными солдатами на Садовом кольце, и с другой — трое покончивших с собой из числа путчистов и их деморализованных сторонников (Пуго, Кручина. Ахромеев). А в 1993 году клевреты Ельцина и Лужкова были вынуждены бросить на бомбардировку и штурм московского Белого дома наемников. Армия же в целом в обоих случаях держалась в стороне от схватки.
В советские времена армия также никогда не вмешивалась в политическую борьбу. Известен только один случаи прямого участия высшего военного руководства, если не в возникновении, то в разрешении политического кризиса: имеется в виду выступление Хрущева, Молотова, Ворошилова, Булганина и Кагановича против Лаврентия Берии. Они нашли поддержку у маршала Г. К. Жукова, героя победоносной Отечественной войны, и еще у ряда военачальников, принявших участие в заговоре. Но это единственный пример. Советская история не знала военных переворотов.
Найти объяснение такой политической пассивности советских военных чрезвычайно важно для понимания современной обстановки, и найти его нетрудно: надо лишь отказаться от тех заблуждений, которые, как правило, сопровождают аналитические работы. Коммунистическая партия сама по себе была армией, хотя и своеобразной. Ее иерархия строилась по принципу отбора кадров, ее язык (язык классовой борьбы) был пронизан военной лексикой. Вся военная номенклатура выступала как производная от политической номенклатуры. К тому же, ввиду ее значимости для обеспечения безопасности партии и государства, военная номенклатура находилась под бдительным партийным надзором. Неудивительно, что кадры для военной верхушки, да и для всей военной иерархии, проходили тщательный отбор: оставались лишь наиболее дисциплинированные, лучше всего политически подготовленные, самые преданные делу коммунизма.
Такую многолетнюю традицию нельзя разрушить за несколько недель. Здесь кроется также и объяснение того поразительного терпения, с каким армия относилась к ее реформе — ликвидации ельцинским режимом: в ее генетическом коде отсутствовал импульс сопротивления. Она легко поддалась коррупции, и в этом тоже нет ничего удивительного. Процесс деградации и потери ценностных ориентиров, охвативший все российское общество, не мог не затронуть вооруженные силы самым ощутимым образом. Советская армия была в определенном смысле народной: ввиду ее непомерной величины почти в каждой семье хотя бы кто-то был связан либо с вооруженными силами, либо с военно-промышленным комплексом. Падение армии и общества произошло одновременно и одно другое обусловливало.
И все же изменения налицо. Первые посткоммунистическис годы оставили после себя ядовитые семена, способные уничтожить любую традицию. Прежде всего, в течение десяти лет действуют иные критерии отбора высших военных кадров. Дело не только в том, что отменен идеологический критерий и не заменен никаким другим. Ельцин отбирал людей на основе абсолютной личной преданности, что сформировало новые кадры, имеющие смутные представления о моральных ценностях, коррумпированные до мозга костей и готовые на предательство. (Именно поэтому диктаторы, действовавшие по такому же принципу, вынуждены были так часто менять свое окружение. ) Недовольство младшего и среднего российского офицерства чрезвычайно велико. На нарастающую политизацию военных указывает уход в политику многих генералов — Воробьева, Коржакова, Руцкого, Лебедя. Имеется по крайней мере два объединения военных, открыто вставших в оппозицию к режиму: Союз офицеров (коммунистический к национал-патриотический) и Движение в поддержку армии, основанное генералом Рохлиным. Последний вошел в политику в составе партии Черномырдина, в качестве ельцинского союзника, но вскоре проявил самостоятельность и несогласие с верховной властью и был убит при загадочных обстоятельствах.
Таким образом, в случае политического кризиса не приходится рассчитывать на верность вооруженных сил государственным устоям. Устои подорваны и покрыты грязью: верность собственному кошельку — единственная, которая сохраняет силу. Логично предположить, что разочарованная, пассивная, коррумпированная армия «будет не в состоянии противостоять экстремистским движениям, которые неизбежно усилятся в случае продолжения социально-экономического кризиса» (Limes. 1998. № 4. С. 133). Часть военных может объединиться на основе собственных интересов и для защиты своих привилегий, в то время как другую их часть сведет воедино общность политических и идеологических пристрастий. В обоих случаях армия будет втянута в столкновение политических партий и ее ждет раскол. Многие обратили внимание на то, что летом 1999 года в разгар политического кризиса, приведшего к отставке Е. Примакова и к назначению Сергея Степашина главой правительства, мэр Москвы Юрий Лужков обратился к «государственным структурам» с серьезным предупреждением о недопустимости «неконституционных действий». Этому предупреждению можно дать лишь одно толкование: Москва располагает собственными военными силами, ей есть что противопоставить силам Кремля. Так или иначе армия будет вовлечена в конфликт.
Это развитие событий исключает классический сценарий гражданской войны, на который при любом варианте накладывалось бы присутствие этнического фактора. Вариант военного переворота по чилийскому образцу также маловероятен: армия как социальный и структурный компонент российского общества недостаточно сильна и едина, чтобы разрешить его противоречия. Если переворот и произойдет, то он будет дворцовым переворотом: власть, захваченная таким образом, продержится недолго и окажет влияние лишь на Москву и близлежащие области. Далее неизбежно последует распад Российской Федерации, подобный распаду Советского Союза. Армия в этом случае разделится но территориальному или республиканскому принципу или пойдет на службу новым межрегиональным объединениям (Уральской Республике, к примеру, или Сибирскому Союзу). Во всех этих гипотетических сценариях армии уготована некоторая роль, но второстепенная и пассивная — так или иначе она будет работать на дальнейшее разъединение.
Продолжает оставаться открытой проблема советской ядерной мощи. При ее решении Россия оказалась неспособной выступить даже более, чем в других случаях, наследницей СССР. Можно лишь надеяться — и есть основания считать эту надежду не беспочвенной, — что Соединенным Штатам удалось, используя свое несомненное влияние на кремлевского правителя, поставить под свой контроль некоторые из стратегических и военных «ключей» от еще способного действовать ядерного оружия. Я отдаю себе отчет в том, какие серьезные выводы следуют из такого предположения. Прежде всего они означают, что Борис Ельцин и его окружение в момент какого-то внутреннего политического обострения передали Соединенным Штатам святая святых российского оборонного потенциала, положив тем самым конец не только могуществу России, пусть даже уже только региональному, но и самому ее суверенитету. Доказательство этому мы получим лишь спустя много лет, и искать его — дело историков. В качестве современника я могу лишь констатировать весьма странное отсутствие беспокойства в компетентных американских кругах в связи с угрозой, которую представляет советское ядерное наследство. Вашингтон как будто дал обет молчания в отношении этой проблемы. Почему? Возможны лишь два ответа. Либо президент Клинтон стремится к тому, чтобы в американском общественном мнении вообще не возникало тревоги по поводу его кремлевского партнера (но тогда почему на другие проблемы, например на передачу Москвой ядерных технологий Ирану, Соединенные Штаты реагировали так резко, вплоть до разрыва отношений с четырьмя российскими научно-исследовательскими институтами? ). Либо Вашингтон располагает необходимыми рычагами, которые исключают использование российского ядерного потенциала как по неосторожности, так и целях шантажа. Об этом, как всякому понятно, никто не будет болтать на публике. Одним из немногочисленных косвенных свидетельств в пользу такого положения дел можно считать заявление, сделанное для прессы генералом Юджином Хейбиджером. главой американской стратегической службы.
16 июня 1998 года генерал рассказал журналистам о своей поездке в Россию, в ходе которой он посетил несколько военных ядерных объектов. Это были база ракет СС-19 в Козельске (близ Калуги), склад ядерных боеприпасов в Саратовской области, база СС-25 в Иркутской области, склад ядерных боеприпасов военно-морского флота в Североморске (Мурманская область). По словам генерала, обеспечение безопасности на них не вызвало у него «серьезной обеспокоенности». В Козельске, в частности, он побывал в ракетной шахте для СС-19 с шестью ядерными боеголовками. Он назвал систему безопасности «превосходной», хотя и заметил, что, если в Соединенных Штатах охрана межконтинентальных ракет осуществляется в основном сложными техническими системами, в России персонал, обслуживающий ракетную шахту, контролируют лишь два офицера (The Nonproliferation Review Fall. 1998. C. 165).
Превосходная система безопасности? Хотелось бы знать о ней больше: например, о психологическом и моральном состоянии, о политических убеждениях как персонала, так и двух охранников. Беспокоиться есть о чем, достаточно прочитать письмо, которое еще в 1991 году, до распада СССР, академик Юлий Борисович Харитон, один из отцов советской атомной бомбы, направил Михаилу Горбачеву. «Нестабильное положение во многих регионах страны требует незамедлительного проведения работ по повышению безопасности хранилищ и по правильному содержанию атомных боеприпасов. Необходимо осуществить модернизацию боеголовок с тем, чтобы исключить опасность ядерного заражения в случае каких-либо инцидентов». И, отметив, что проверка систем безопасности ракетных установок выявила «серьезные неполадки», он делает следующий вывод: «Советский ядерный комплекс обладает огромной мощью. Он нуждается в строжайшем государственном контроле… Ядерный комплекс должен постоянно находиться в поле зрения центральных властей, только они могут иметь к нему доступ и только они могут им управлять» (Труд. 1999. 24 августа). Харитон указывал и на другие тревожные признаки: утечку мозгов, ослабление дисциплины, слабое финансирование. Что произошло потом, хорошо известно: изменения были явно не к лучшему.
Трудно согласиться, что слово «прекрасный», использованное американским генералом, исчерпывающе описывает положение дел. Неужели Соединенные Штаты согласны довольствоваться столь малым? Или же они располагают другими системами обеспечения безопасности, которые гарантируют, что из этих шахт ни при каких обстоятельствах не стартуют никакие ракеты? А если какая-нибудь ядерная боеголовка развалится на куски, даже не взорвавшись, то те сотни квадратных километров, которые станут непригодны для жизни, будут находиться ведь не в США, а в России, т. е. очень далеко.
Ни для кого не тайна, что в ходе последнего визита президента Клинтона в Москву США и Россия заключили договор, согласно которому российской стороне предоставлялась возможность использовать американскую спутниковую систему для обнаружения ракетного нападения. Из этого следуют два простых вывода: собственной работающей системы у России нет и страна больше не в состоянии отразить американский ракетный удар (совершенно невозможный по другим причинам).
Даже из упомянутых здесь косвенных свидетельств с большой долей уверенности устанавливаются мотивы спокойствия, проявляемого Соединенными Штатами. Они и другие страны Запада высказывают вполне оправданное беспокойство по другому поводу: их тревожит судьба военного ядерного потенциала в случае политического коллапса Российской Федерации («мирный атом» — особый вопрос и не менее тревожный). Вашингтон обращает особенно пристальное внимание и на расползание технологий за пределы уже существующего ядерного клуба, на миграцию материалов и специалистов, которые могут способствовать созданию атомных бомб (и иных видов оружия массового уничтожения) в странах, не входящих в клуб. В общем на все то. что может лечь в основу будущего ядерного терроризма (или терроризма при помощи биологического и бактериологического оружия).
Связанные с этими процессами проблемы колоссальны: они существенно влияют на работу центров проектирования и производства ядерного оружия, центров производства ядерных материалов, т. е. плутония и обогащенного урана, затрагивают судьбы десятков тысяч людей — инженеров, ученых, рабочих, занятых в атомной военном промышленности. По имеющимся у нас данным, только в трех российских «городах плутония» — Озерске (Челябинске-65, население 83500 человек), Северске (Томске-7, население 107 тысяч человек), Железногорске (Красноярскс-26, население 90 тысяч человек) — число лиц. непосредственно занятых в ядерном секторе, соответственно 14, 15 и 8 тысяч. Что делать с этими городами, в которых почти 40 тысяч первоклассных мозгов?
По оценке одного из лучших западных экспертов, профессора Маурицио Мартинелли, «провозглашенный перевод милитаризированных советских структур на рельсы свободной экономики осуществился лишь в малой степени, конверсия военной промышлeннocти остановилась в начале девяностых годов и сейчас можно говорить о ее провале», «налицо катастрофическая утечка мозгов» и, наконец, «военный и гражданский ядерный комплекс, включающий десятки закрытых атомных городов, лаборатории и научно-исследовательские институты, сотни хранилищ ядерных материалов, находится в критической ситуации в плане безопасности и охраны окружающей среды» (Limes. 1998. № 4. С. 185–186).
Достаточно бросить взгляд на место, занимаемое российским ядерным архипелагом на географической карте, чтобы убедиться в том, что в случае политического кризиса никто не может гарантировать безопасности центров ядерной промышленности — они расположены вдали от столицы: многие из них находятся на Урале (Свердловск-45, Челябинск-70, Златоуст-36) или в Западной Сибири (Томск-7, Новосибирск), а также в Восточной Сибири (Красноярск-26. Красноярск-45, Ангарск). Тому же взгляду, на этот раз обращающему внимание на границы военных округов, откроется, что Северокавказский военный округ имеет 250 оперативных ядерных боеголовок и 4 их склада. Уральский — 90 боеголовок и 6 складов, Сибирский — 1250 боеголовок и 10 складов, а Забайкальский и Дальневосточный — 2010 боеголовок и 18 складов. Эта дислокация планировалась в другие времена и перед лицом иного противника. Сейчас она утратила всякий смысл. И что будет, если Россия распадется на части?
|
|
|
