Воспоминания или новый эпизод

Пролог

Холодный воздух окутывает всю округу. Солнце быстро опускается за равную линию горизонта, заливая округу багряным советом. Серые дома отбрасывают чёрные тени, что устрашающе смотрят на прохожих.

Он шёл домой после очередной изнурительной тренировки. Тренер не хотела отпускать ребят до последнего момента, не смотря на то, что не так давно они выиграли матч против Ракузан, против Акаши. Сейчас Куроко с трудом может поверить, что им это удалось. Последние секунды, последний данк и решающие два очка. Сейрин победили со счётом 127-126. Всего одно очко решило их судьбы.

Солнце совсем опустилось с небосвода, отдавая свои бразды правления новоявленному месяцу и его маленьким спутникам. Вдоль дороги ярко горят белым светом фонари, освещая путь людям, что так хотят попасть поскорее домой. Куроко остановился посреди парка, вдыхая холодный воздух, он приятно пощипывал лёгкие. На небольшой детской площадке заигрался маленький мальчик. Его красненькие, замёрзшие пальчики сжимали в руках детский баскетбольный мячик, грудь часто вздымалась, и рот выпускал маленькие облачка. Тецуя непроизвольно улыбнулся, умиляясь этой картине. Неожиданно ребёнок поднял голову и широко улыбнулся, пускаясь в бег. Куроко повернул голову влево и увидел там мужчину, который сидя на корточках, легонько трепал мальчика по красивым каштановым волосам. На его губах плескалась нежная улыбка, а глаза выражали небывалую гордость и любовь. Мужчина взял ребёнка за руку, и они ушли.

Куроко ещё немного поглядел вслед уходящим, а потом поднял голову к этому безмерно высокому небу, выпуская тёплое облачко пара. Он продолжил путь. Достав из кармана мобильный телефон, открыл почту. Было лишь одно сообщение от Кагами и два от Кисе, который очень хотел встретиться с ним. Блондин часто звонил голубоглазому и спрашивал как у того дела и прочее. Тецуя вытащил из другого кармана наушники и, подключив их, запустил свой любимый плейлист.

Куроко уже был недалеко от дома, оставалось лишь перейти дорогу и пройти немного по улице. Он вышел из переулка, решив сократить дорогу сегодняшним вечером. В наушниках резко прервалась музыка, и послышался рингтон, оповещающий своё "тилин-тилин". Мальчик вытаскивал телефон из кармана и ступал через дорогу. Из-за угла резко, на большой скорости выскочила машина. Всё, что успел почувствовать Тецуя, это резкий удар и тупая боль. Сознание моментально уплыло, а на треснувшем экране отлетевшего в сторону мобильного телефона светилось принятое сообщение.

Белый свет

Больничная палата. Белый свет люминесцентных ламп ярко слепит глаза. Рядом слышится пронзительный писк электроприборов, через пелену забытья слышно чьё-то копошение, лёгкое шуршание. Кто-то подходит и начинает нащупывать пульс на руке. Куроко медленно пытается вновь приоткрыть глаза, и снова вспышка света опаляет роговицу.

- Полежи с закрытыми немного, пока привыкнешь, - слышится приятный, бархатистый мужской голос. Тёплые большие руки бережно укладывают хрупкое запястье обратно на мягкую простынь. Тецуя пытается пошевелится, но острая боль пронзает всё тело, заставляя болезненно выдохнуть и зажмурить глаза. Минута спокойствия, только пикающий прибор терзает слух. Мужчина стоит рядом, тихо, но вполне ощутимо. Вновь попытка открыть глаза, свет обжигает, но уже не так сильно. Он щурит глаза и фокусирует взгляд на мужчине, что по-прежнему смотрит на него сверху вниз. Белый халат, пока всё. Пара секунд. Прибор медленно пикает. Куроко моргает несколько раз, крепко закрывая глаза. Ещё пара секунд. Тёмно-каштановые волосы. Взгляд уже более сфокусирован. Мальчик постепенно всматривается в черты лица: чёрные, как смоль глаза, пронзительно смотрят на него, серый под горло свитер выглядывает из-под белоснежной ткани его врачебного облачения, массивные очки с тёмно-коричневой оправой «висят» на кончике носа, на лбу виднеется пара морщинок.

- Как ты себя чувствуешь? – вновь разносится по комнате мягкий баритон. Тецуя открывает рот с намерением произнести хоть слово, но звуки не выходят из горла. Небольшой приступ сухого кашля. Мужчина отходит от постели и, видимо, берёт стакан с водой со столика неподалёку от кровати. Он подходит к мальчику и подносит прозрачный стакан к его потрескавшимся губам. Тецуя приоткрывает губы, и прохладная жидкость медленно разливается по горлу. Ещё несколько глотков, стакан уносят.

- Как ты себя чувствуешь? – вновь повторяет свой вопрос мужчина.

- Н-нормально, - голос осипший и какой-то «сухой», - где я? – Куроко болезненно морщится, головная боль неприятно разносит по телу ноющий зуд.

- Городская больница им. Фушиды Сайо. Меня зовут – Такарада Дзен, я главврач этой больницы и по совместительству твой лечащий врач, теперь, - мужчина произнёс фразу спокойным тоном, без каких-либо излишеств, изредка посматривая на наручные часы.

- А как... – мальчик не успел закончить фразу, так как его захлестнул приступ кашля. Через полминуты он прекратился, но горло теперь неприятно болело.

- Тебя сбила машина, - констатировал главврач. Куроко молча осмыслил сказанное и попытался привстать, но всё тело онемело, он безвольной тушей упал на кровать, успев приподняться лишь на пару сантиметров. Сердце учащённо забилось, прибор истерично запищал. Такарада подошёл к Тецуе и приложил руку к его лбу, видимо, измерял температуру.

- Спи, я зайду утром, - сказав это, он вышел из палаты, выключив белоснежный свет люминесцентных ламп. Куроко положил руку на живот и всмотрелся в потемневший потолок, за окном медленно сгущалась ночь. Белые снежинки кружились за окном в причудливом танце, а он лежал в постели, не в силах подняться. Что-то гнетущее медленно растекалось по телу, что-то говорило: «Готовься к худшему!». А потом он уснул. Медицинский прибор по-прежнему медленно пикал. Пик-пик, пик-пик, пик-пик. Снежинки застилали округу, а за пределами палаты беспокойно бегали медсёстры, привезли нового пострадавшего.

Такарада устало побрёл по коридору в свой кабинет, чтобы немного передохнуть – сегодня у него ночное дежурство. Он зашёл в помещение и сел на чёрный кожаный диван, который стоял посредине. Ближе к окну стоял большой рабочий стол, а справа – белый шкаф с медицинскими папками и книгами. Мужчина откинул голову на спинку дивана и прикрыл глаза. Дверь с тихим скрипом отворилась, и в помещение вошла молодая девушка.

Её рыжие-рыжие волосы «обжигали», а ярко-жёлтые глаза дополняли образ некой загадочностью. Белоснежный халат слегка облегал фигуру в районе груди, как будто выделяя её. В руках она держала синюю папку и чашку с кофе, над которой колыхалось небольшое облачко. Она подошла к дивану и поставила кружку на маленький журнальный столик перед ним.

- Что вы намерены делать с мальчиком? – красивый голос приятно ласкает усталый слух – ни писклявый, ни басистый. Такарада снял очки и потёр двумя пальцами переносицу, а потом, положив их на столик, потянулся к кружке. Он сделал два глотка.

- Ещё не знаю, - задумчиво протянул мужчина.

- У него просто перелом ноги, так что гипс можно будет снять через месяц, но вот что делать с повреждением позвоночника и сотрясением мозга – остаётся вопросом. Не просто так же он неделю провёл в коме, - рыжая смотрела на него равнодушным взглядом, но что-то говорило в нём о жалости, испытываемой к мальчику.

- Нужно провести более детальное обследование. Я не могу говорить о чём-то более серьёзном сейчас, но, боюсь, нужно готовиться к худшему, - он устало выдохнул и посмотрел в окно. Темнота окутала весь город, и только неутомимые огоньки-фонари горели, освещая путь. Небо затянуто облаками, а снежинки больше не танцуют в причудливом танце.

- Ты сообщила родителям? – по-прежнему не отрывая взгляда от окна, спросил Такарада.

- Да, сегодня мне таки удалось дозвониться до них. Они сейчас в Америке, но сказали, что завтра уже приедут, - возвестила ровным тоном рыжая, также всматриваясь во тьму за стеклом.

- Хорошо, - задумчиво протянул врач, - принеси мне ещё кофе, Аясе.

- Но вы ещё этот не выпили, - удивлённо приподнимая брови, сказала девушка.

- Просто принеси, - она задумчиво посмотрела на мужчину.

- Хорошо, - и просто тихо вышла из кабинета. Такарада по-прежнему сидел и смотрел в окно. Там не было ничего, по крайней мере, для нас. Что пытался там увидеть врач - неизвестно. Возможно, ответ, а возможно, надежду. Кто знает, кто знает… За холодным стеклом властвует зима. Холодная и неприступная, вводящая в заблуждение царица. В одной из палат мирно спит мальчик с ясным, как небо глазами, но неизвестно, сколько ещё они будут такими светлыми. Может день, а может несколько часов. Душа человека хрупка, как высохший сук. Малейшее усилие, слово, - и она ломается. Тихий треск, звук рвущейся струны – противный и бьющий по ушам – но всё равно, такой тихий.

Улыбка – мимолётна, равнодушие – не вечно. Маска ломается, и стремительным потоком вырываются наружу эмоции, которые постепенно заставят захлёбываться этим отчаянием, поедающим душу изнутри, из самых глубин.

Не так ли?

Печальное утро поднимается над городом. Голубое небо затянуто серой пеленой, через которую не пройдёт луч солнца. Холодный ветер цепляется за кожу прохожих, оставляя на ней покрасневшие следы. Снег не идёт, но он толстым слоем лежит на дороге, на сером асфальте. Они идут вместе, рука об руку. Мужчина и женщина. Она – с голубыми волосами и «хрустально» фиолетовыми, как аметист глазами, а он – брюнет с голубыми-голубыми радужками, что поблёскивали от морозного воздуха.

Пара направлялась в городскую больницу. Когда они пришли в нужное место, то сразу проследовали к кабинету главврача. Такарада сидел за своим рабочим столом и перебирал какие-то бумаги. Женщина моментально подлетела к столу и, решительно хлопнув руками по столу, громким, звенящим, словно весенняя капель голосом произнесла:

- Что с моим сыном?! – мужчина поднял на неё свой взгляд. Тёмные круги под глазами, тонкие брови, съехавшиеся к переносице, блеклые радужки наполнены страхом и невыплаканными слезами.

- Успокойся, дорогая, - мужчина подошёл к ней со спины и мягко положил ладони на плечи, слегка сжимая. Его взгляд такой же уставший и тревожный.

- Ваш сын сейчас отдыхает в своей палате, Куроко-сан, - догадаться было не сложно, сходство во внешности слишком велико. Губы женщины сжались в плотную линию, а тонкие пальцы сжались в кулаки. Она взяла себя в руки и отошла от стола, присаживаясь на диван. Он сделал тоже самое.

- Куроко Акито-сан и Куроко Хана-сан, я так понимаю? – откладывая документы в сторону, спросил мужчина.

- Да, - спокойно ответил отец Тецуи. Он приобнял жену и поцеловал её в висок, маленький жест, призывающий успокоиться.

- Меня зовут Такарада Дзен. Заранее хочу сказать, что состояние вашего сына на данный момент стабильно, однако для того, чтобы поставить точный диагноз нужно провести полное обследование, - спокойный, холодящий кровь тон, но Хана сразу выдохнула.

- Я могу увидеться с ним? – обеспокоенный тон и встревоженный взгляд.

- Да, - мужчина поднялся со своего места и прошёл к двери, приглашая жестом пару следовать за собой. Они идут по белому коридору. Она сжимает в своей хрупкой ладони его. Он чувствует всё беспокойство, что окутывает её. Рядом проходит женщина, придерживающая под руку мальчика (по возрасту очень похожего на Тецую). У него повреждён правый глаз, белый бинт слегка потемнел от крови. По всему коридору ходят туда-сюда врачи и медсёстры в белых облачениях, и витает запах лекарств. Они подходят к двери, на которой висит табличка с именем их сына. Хватка на руке мужчины становится сильнее. Такарада открывает дверь и проходит внутрь, становясь перед кроватью и оглядывая приборы, что так же размеренно пикают. Они проходят в палату.

- Мама? – тихо спрашивает Тецуя, поднимая на неё свой усталый взгляд. Попытка приподняться отдаётся острой болью в районе поясницы. Хана моментально подлетает к сыну и одной рукой проводит по бледной щеке, нежно поглаживая. На глазах навернулись слёзы. Тонкие материнские пальцы вжались в ткань больничной рубахи, в которой лежал Тецуя.

- Тецуя, - болезненно протягивает женщина, опуская голову ему на грудь. Несколько капель падает на белую ткань, оставляя мокрые следы. Акито подошёл к жене и приподнял её, нежно улыбаясь сыну.

- Как ты себя чувствуешь, сынок? – мягко спрашивает мужчина, глядя в такие же, как и у него, голубые радужки глаз.

- Всё хорошо, пап. Я рад Вас видеть, - Куроко улыбнулся краешком губ, такая непривычная для его лица улыбка. Её он может подарить только самым дорогим людям. Такарада поставил рядом с кроватью стул, на которой Акито усадил всё ещё взволнованную жену, поблагодарив врача. Хана ухватилась дрожащими пальцами за руку сына и несильно сжала. Она смотрела на мальчика с такой безграничной любовью в аметистовых глазах, с какой может смотреть только глубоко любящая мать.

- Сынок, не волнуйся ни о чём. Совсем скоро ты выздоровеешь, и мы поедем домой, - сказала слегка дрожащим голосом женщина, нежно поглаживая бледное запястье. Тецуя легонько кивнул и прикрыл глаза. Прибор размеренно пикал.

- Ему нужен отдых, пойдёмте, - сказал Такарада. Женщина обеспокоенно глянула на мужа, но тот лишь улыбнулся и кивнул. Она поцеловала сына в лоб, а потом вышла из палаты. Акито также подошёл к сыну и погладил его мягкие волосы, а потом ушёл вместе с главврачом, оставляя мальчика наедине с собой и своими мыслями. Все трое вновь проследовали в кабинет Такарады. Родители Тецуи сели на диван, а врач в своё кресло. Сейчас предстояло самое сложное из всего, что только можно представить.

- Что с ним? – ровным тоном спросил Акито. Его жена слегка вздрогнула, пальцы сжались в кулаки.

- Незначительный перелом правой ноги, а также повреждение позвоночника и сотрясение мозга. Как я уже сказал, требуется более детальное обследование. Однако предполагаю, что вашему сыну может понадобиться серьёзная операция. На данный момент переломы позвоночника лечатся вполне успешно, но риск всё же существует, - спокойный тембр, никаких излишеств. Он привык за столько лет к подобным разговорам, видел множество людей, что бились в агонии у него в палатах, видел и тех, что сходили с ума в его кабинете при словах о болезни близкого человека. Хана зажала рот рукой, а по щеке скатилась слеза, а Акито приобнял её и прижал к себе, пытаясь успокоить. Возможно, волноваться и не о чем, но мать не может не беспокоиться о своём чаде.

На улице по-прежнему очень холодно, а небо затянуто тучами. Куроко лежит в палате, он пытается приподняться, но не может. Его тело падает безвольной тушкой обратно на кровать, а сердце заходится в шальном ритме. Голова болит, создаётся впечатление, что что-то сдавливает виски с обеих сторон, а по темечку бьют тонким молоточком. Так и хочется ахнуть или охнуть, но дыхание сбилось. Тецуя пытается пошевелить ногами, но не чувствует их. Страх, отчаяние, беспокойство захлёстывают сознание. Сквозь сжатые ресницы проступают прозрачные капельки, они стекают солёными дорожками по бледным, осунувшимся щекам. Тецуя открывает рот в немом крике души. Нестерпимо больно. Физически, духовно. Как хочется кричать, но ты не можешь. Он тихо всхлипывает, надеясь на лучшее, надеясь, что вот мальчик уснёт, а завтра всё окажется страшным сном. Страшным, но до жути не правдоподобным сном.

Надежда ведь всегда умирает последней. Не так ли?

Медленно и мучительно

Почти весь день Хана просидела у постели сына, а сам мальчик по большей части спал. Не смотря на то, что он провёл в коме всего неделю, организм сильно ослаб: хотелось спать, а аппетит был слабым. Женщина сидела на твёрдом стуле, цепляясь тонкими пальцами за хрупкие запястья сына, изредка по щеке сползала слеза (тогда, когда её дитя спало). Под вечер мужчине удалось вытащить жену из палаты их чада и заставить поехать домой, отдохнуть.

Ночь прошла для мальчика очень беспокойно. Он постоянно испытывал колющую боль, которая временами перерастала в ноющую, такую тягучую и сильную, что хотелось выть. Голова разрывалась на кусочки, заполняясь мелким гудением, смешанным со звуком пикающей аппаратуры, а поясница ныла и ныла, словно что-то застряло меж костей и не давало спокойно выдохнуть. Посреди ночи пришла медсестра и вколола ему какое-то лекарство, видимо. В полу томном состоянии Куроко не смог разобрать даже её внешнего вида. Лишь через время он почувствовал облегчение: стало легче дышать, а боль стала тупой и почти незаметной, только вот глаза слезились не понятно по какой причине.

В попытке заснуть разум мальчика стали заполнять не самые приятные мысли, а сердце окутывали теребящие чувства. Почему он не чувствует собственных ног? Почему у него всё так болит? Как долго ему здесь быть? Когда вернётся прежняя жизнь?! Он судорожно сжал белую простынь меж пальцев и стал захлёбываться в кашле, что не давал вздохнуть. Сердце побежало с неприемлемой скоростью, а дышать становилось труднее, грудную клетку как будто сдавили. Спокойствие, спокойствие. Тягучие минуты, время медленно отсчитывает свой ход. Всё затихает, приходит долгожданное облегчение, а за ним – утро.

Громкие голоса, разносящиеся за пределами палаты. Крик какой-то женщины, что решила отругать какого-то человека. Слова громкие, но не разборчивые. Тецуя прислушивается к происходящему, прикрыв глаза. Дверь с щелчком открывается, заставляя мальчика невольно вздрогнуть, и впуская в комнату главврача с отцом Куроко. Атмосфера моментально становится напряжённой.

- Тецуя, Такарада-сан должен тебе кое-что сказать, - слегка дрожащим голосом произносит Акито. Врач поправляет очки, «натягивая» их на нос, и наигранно кашляет в кулак.

- Тецуя-кун, - небольшая пауза, - как я тебе уже говорил, тебя сбила машина. Из повреждений ты получил: перелом правой ноги с небольшим смещением, сотрясение мозга, а также, - вновь пауза, а Тецуя напрягся каждой клеточкой своего тела, - перелом позвоночника в районе поясничного отдела, - Куроко расширил глаза от…удивления, скорее всего. Что-то ёкнуло в груди и с оглушительным треском рухнуло вниз, моментально опустошая нечто внутри него. Акито нахмурился, глядя на намокшие глаза сына.

- Ты восстановишься через пару месяцев после того, как будет сделана операция. Повреждение не такое значительное, но отныне тебе противопоказаны любые физические нагрузки, - как приговор, как самый страшный вердикт звучат слова врача, застилая всё перед глазами пеленой отчаяния. Как быстро можно погрузиться во тьму? За несколько минут, за пару слов.

- Я понял. Можно мне побыть одному? – холодно произносит мальчик.

- Конечно, - отвечает врач и выходит вместе с отцом Куроко. Перед глазами всё начинает плыть. Сказать что больно? Это больше. Крах. Всё рушится: мечты, надежды, стремления и старания, силы, приложенные для исполнения заветных желаний. Ничего теперь не имеет смысла. Пустота. По щекам бегут прозрачные ручейки. Тецуя прижимает ладони к лицу, пытаясь остановить этот поток, но всё тщетно. Вот оно – маска сломалась, чувства выплеснулись наружу. Никто не видит этих слёз кроме белых стен и приборов, никто не увидит.

Одиноко лежа в палате, он просто безмолвно плачет. Ни единого вскрика, только тихие-тихие всхлипы время о времени, заглушаемые писком аппаратуры. Сколько он так пробыл? Разве кто считал? Конечно, нет. Время пролетает незаметно. Кто-то приходил, что-то говорил, кажется, заходил отец, но разве можно было разобрать? Конечно, нет. Толстый слой ваты заложил уши, отстраняя его от постороннего воздействия. Окружающее не имеет значения. Пока, теперь.

Несколько дней кажутся мучительной пыткой, тянутся они словно густой дёготь. Каждый день мать сидит у его постели и что-то рассказывает, воодушевлённо размахивая руками. Тецуя изредка улыбается, совершенно не понимая, зачем ему это. Голубые глаза потемнели и потускнели, не плескаются в них больше лучики солнца, лишь холод и тьма. Теперь в них отражено истинное безразличие, вам так не кажется? Ах, вот назначили время операции. Она скоро. Всего пара часов осталась? Похоже; его уже готовят. Сменная одежда, сняли капельницу, проверили аппараты, осмотрели с головы до ног, ввели в вену какое-то лекарство, рука онемела немного. Сколько прошло? Полчаса? А может больше? Не разобрать никак. Сознание медленно ускользает, оставляя только чёрные следы после себя. Ах, вот, кажется, его везут куда-то, а рядом кто-то говорит. Ну и пусть. В глазах темно и больше ничто не имеет значение, больше ничего не ощущается. Хочется лишь одного – проснуться.

Невозможно ведь…да?

Через время Куроко просыпается, не через пять минут, конечно, через несколько часов. Усталая мать сидит подле кровати, ожидая пробуждения сына, она придерживает рукой голову, прикрыв глаза. Акито пошёл за кофе. Тецуя разлепляет тяжёлые веки и оглядывается по сторонам, хочется пить, очень. Жажда мучительно режет горло изнутри.

- Мам… - хриплый и тихий голос, заставляет женщину вздрогнуть и резко посмотреть на мальчика испуганными, но неизмеримо счастливыми глазами. Хана поднимается со своего места и быстро целует сына в лоб, поглаживая растрёпанные волосы.

- Что такое, сынок? – нежный-нежный голос матери, ласкает слух.

- Пить, - всё, что сейчас способен выдавить из себя мальчик. Женщина в мгновение подлетает к небольшому столику и наливает в стакан воды из прозрачного кувшина. Потом также быстро подходит к мальчику и, слегка приподнимая его голову, помогает ему отпить. Прохладная водичка приятно растекается по горлу, смачивая пересохшие губы. Голова гудит, словно кипящий чайник.

- Как ты? – лёгкая улыбка на её губах, его холодный отстранённый взгляд.

- Нормально, - осипшим голосом произносит мальчик, отворачиваясь к окну. Сгущается ночь, и снова валит снег – такой белый и пушистый, но такой холодный. Вдали горят фонари, размытые снежной стеной. Хана отставила стакан с водой обратно на стол и вновь села подле сына, её тёплая рука легла на голубые волосы. Тецуя прикрыл глаза, пытаясь вернуться к старым мыслям, но голова была пуста, создавалось впечатление, что она весит тонну.

До чего иронично: когда ты хочешь думать – ты не можешь, а когда пытаешься забыть – всё напоминает об одном и том же, пожирая душу кусочек за кусочком, медленно и мучительно. Инструмент расстраивается, а натянутые до предела струны, лопаются с характерным звуком - «трын».

Страшно?

Больше тьмы

Пессимизм – одно из самых распространённых человеческих качеств, без него нам как-то не живётся. Во всём найти изъян, порок. У нас к этому просто огромный талант, но вот только мы видим порочность во всём, что окружает нас, но не в самих себе. Жалеть себя всегда приятно. Но что значит истинное отчаяние? Весь мир рушится, он летит к чертям просто потому, что захотелось кому-то там – наверху. Больно, что-то терзает изнутри, жрёт!

Он вновь просыпается, пожалуй, как обычно, разлепляя слипающиеся ресницы. Только вот больше нет той радости, что была прежде. Мечты больше не исполнятся, никогда. И дело тут даже не в простом пессимизме, а в чётком осознании реальности. Жизнь жестока. Зачем обманывать себя?

В белой палате тихо. Наконец, убрали этот вечно пикающий и такой раздражающий аппарат. Недавно был завтрак, после которого на душе остался такой неприятный осадок. Тебя кормят с ложки, смотрят с жалостью, а тебя тошнит от этого взгляда. Хочется блевать! Пальцы сами сжимают белые простыни, насквозь пропахшие медикаментами. Костяшки становятся белыми-белыми, сливаясь с этой белизной. Тецуя прикрыл глаза, пытаясь хоть на время сбежать от этой жестокой реальности, но – вновь не вышло. Дверь открылась, и в палату вошёл уже не молодой мужчина в сером пальто. «Как ему не холодно?» - промелькнула незначительным отблеском мысль в голове голубоглазого мальчишки. Вместе с мужчиной вошла уже знакомая Куроко рыжая медсестра – Сузуне Аясе.

- Тецуя-кун, это следователь из полиции. Он хочет задать тебе пару вопросов по поводу аварии, в которую ты попал, - мягким голосом объявила медсестра.

- Хорошо, - как всегда равнодушно произнёс мальчик, переводя взгляд светлого ультрамарина с Аясе-сан на следователя.

- Моё имя – Фудзё Шо, - низкий баритон, мужчина присел на стул рядом с постелью больного и достал из кармана блокнот и шариковую ручку со смешным брелочком в виде утки, - Тецуя-кун, ты можешь сказать что-нибудь об аварии?

- Нет, ничего особенного. Помню только, как шёл домой, мне позвонили, а потом я уже очнулся в больнице, - безэмоционально выдал мальчик, его взгляд упирался в белый потолок. Мужчина сделал какую-то пометку в своём блокноте.

- А кто тебе звонил? – вкрадчивый голос обволакивает тело.

- Не знаю, я не успел поднять трубку, - что-то внутри закопошилось, стало и самому любопытно, кто же звонил. Или это просто так кажется?

- Ясно. Спасибо тебе, выздоравливай, - Фудзё поднялся со стула и прошёл к двери. Он кивнул медсестре и ушёл. Девушка немного поглядела на медленно закрывающуюся дверь, а потом посмотрела на мальчика своими ярко-жёлтыми глазами.

- Тецуя-кун, к тебе ещё гости пришли. Вроде как твои одноклассники. Пригласить их? – спокойный голос и изучающий взгляд. Куроко задумался. Одноклассники? Они увидят его в таком состоянии? Как же ему с ними разговаривать? Что они испытают?

- Всё будет нормально, - Тецуя вздрогнул от внезапно сказанной фразы, вырвавшей его из водоворота мыслей. Он смотрел на медсестру своим холодным взглядом, несколько секунд бездействия, а потом тяжёлый вздох и пушистые ресницы опускаются вниз.

- Я позову их, - с этими словами она выходит из палаты. Послышались шаги, шумные и многочисленные. Дверь чуть ли не с грохотом открылась, и в комнату ввалились ребята из Сейрин. Первым шёл Кагами, которого Рико обозвала Бакагами за столь шумное поведение, давая тонкой рукой по спине.

- Тецу! – вскрикнул своим тяжёлым голосом Кагами, из-за чего Тецуя несильно вздрогнул.

- Привет, Кагами-кун, - вежливо и спокойно, как всегда. Рико радостно улыбается и подходит к мальчику, беря его за руку.

- Как ты себя чувствуешь, Куроко? – её тёплая улыбка успокаивает, а в глазах плещутся самые разные эмоции, смешанные, пожалуй, в большей степени с тревогой и радостью.

- Всё хорошо, тренер… - он осёкся. «А тренер ли теперь?» - в глазах промелькнуло беспокойство, которое тут же спряталось за толстым слоем равнодушия. Но надолго ли?

- У меня просто перелом, так что в скором времени я выйду из больницы, - ложь. Только для того, чтобы они не волновались. «Не хочу быть обузой им!» - судорожно мечется в голове одна и та же мысль.

- Как ты только умудрился Куроко, - вздыхая, произносит Хьюга.

- Ты должен был быть осторожней, Тецу, - недовольно бурчит Кагами, он волновался.

- Спасибо Вам, ребята, - интонации в голосе слегка изменились, но заметить невозможно (пожалуй, на это способен только один человек), а губ не коснулась даже едва заметная улыбка.

- Куроко, выздоравливай скорее, - воодушевлённо произнесла Рико, - у нас ведь скоро важный матч, последний для третьегодок. Мы должны быть в полном составе, - радостная улыбка на её губах, яркий блеск в глазах ребят и громкий шёпот, пожелания выздоровления. В голове же бьётся о стены коробки одно и то же слово – ложь …

- Хорошо, - спокойно отвечает мальчик, а они и не видят этих безжизненных глаз. Вновь приходит медсестра и выпроваживает всех наружу, а к нему врач. Говорит с ним, что-то объясняет, показывает, а ему и дела нет, просто не может вникнуть в смысл слов. Они словно на непонятном для него языке, такие сложные и совершенно ненужные. Так и тянется время. Или всё же бежит? Несколько дней проходит незаметно. Ах, какое облегчение – ему теперь позволяют сидеть, поднимая часть кровати, но ходить-то всё равно не может. Так чему радоваться? Ждать, терпеть? До чего же мучительно, тяжело. Тьма вокруг сгущается, и не помогает радостный звенящий голос матери, воодушевлённые рассказы отца, беседы с психологом. Тут уж впору звать психиатра. Он же лечит душевные травмы, да? Или я всё же вновь ошибаюсь?

Медленно ломаясь

День изо дня только боль и отчаяние. Быть сильным и идти вперёд нет сил, нет желания. К чему идти? К чему стремиться? Тецуя сидит, облокотившись на твёрдые подушки, и смотрит в окно. В соседней палате снова очень шумно – пациент там больно «общительный». Окна запотели, через них почти ничего не видно (разве что только соседнее здание с яркой вывеской можно разглядеть). За стеной кто-то громко вскрикнул, и Тецуя дёрнулся от неожиданности, поворачиваясь к двери. Он нахмурил брови, непривычное выражение лица завораживало. Жаль только смотреть на него некому. Щелчок ручки дверной, она медленно открывается. В палату заходит Хана с букетом белых лилий.

- Шумно сегодня, да, сынок? – радостно улыбаясь, говорит женщина, подходя к своему чаду и целуя его в лоб, касаясь щеки кончиками пальцев. Холодные. «Только что с работы, похоже», - подумал про себя мальчик. Хана достала из тумбы подле кровати вазочку с сиреневым рисунком и поставила в них цветы. Покрутив немного букет и, задумчиво постояв, она через какое-то время одобрительно кивнула и, подхватив вазу, быстренько выбежала из палаты. Куроко нисколько не удивился такому поведению матери, он лишь вздохнул, вновь утыкаясь взглядом в окно.

Через пять минут женщина вернулась и, поставив вазу обратно на тумбу, села на стул рядом с сыном и взяла его за руку.

- Мам, у тебя руки холодные, - как-то отстранённо проговорил мальчик.

- А! И правда, - с улыбкой проговорила она, - вода холодная. Я погрею их о твои руки, они у тебя такие тёплые, - женщина держит руки сына и иногда нежно поглаживает, посматривая в окно.

- Мам, - тихий голос прерывает тишину, - а где мой?

- Мобильный? – Куроко кивает, - так… - женщина поднимается с места и берёт в руки сумку, оставленную неподалёку от двери, роется в ней.

- Вот, нашла, - весело объявляет Хана, показывая телефон с треснувшей сверху крышкой. Она подносит его сыну и протягивает прямо в руки. Куроко берёт его и открывает аккуратно крышку, экран треснул – теперь только новый покупать. Неожиданно у женщины зазвонил телефон, она вздрогнула, как впрочем, и её сын. Женщина улыбнулась, а потом отошла в сторону, прикладывая источник недавнего шума к уху. Куроко смотрел в спину матери, а Хана что-то тихо говорила, иногда кивая.

- Тецуя, мне нужно уехать по работе. Побудешь один? – закончив, спросила женщина, встревоженно смотря на сына и хмуря тонкие брови. В аметистовых глазах плескалась неподдельная тревога и любовь.

- Да, - спокойно, она подходит и целует в щеку, а потом, подобрав сумку, уходит. Он посмотрел в след, а после – вновь обратил свой взгляд к запотевшему окну. Пальцы непроизвольно вертят сломанный телефон. Тецуя переводит глаза на него, зажимая кнопку включения и ожидая. Четыре не принятых сообщения и 17 не отвеченных вызовов, а среди них одно от…

В палату врывается счастливый блондин:

- Куроко-чи! – вскрикивает радостно Рёта и осекается, когда на него бросают злобные взгляды Мидорима и Акаши.

- Ой, простите, - значительно тише произносит блондин, подходя к постели опешившего Куроко, - привет, Куроко-чи! – яркая улыбка, счастливая.

- Здравствуй, Кисе-кун, - вежливо, пожалуй, даже чересчур. Тецуя закрыл телефон и отложил в сторону.

- Йо, Тецу, ты как? – спрашивает Дайки, подходя к нему с другого боку и загораживая своим телом окно, на что Тецу как-то странно нахмурил брови, всего на пару секунд. Акаши удивлённо вскинул бровь, а потом повернулся назад. Мурасакибара достал очередной батончик с нугой, чем вызвал тяжёлый вздох со стороны бывшего капитана. Сейджуро, стоя в стороне, наблюдал за ребятами, пытаясь, видимо, что-то осмыслить. В это время Дайки что-то бурно рассказывал и зацепил своей широкой рукой, стоящую на тумбе вазу с белыми лилиями, она опасно покачнулась. Мидорима тактично кашлянул в кулак, а потом дал хорошего подзатыльника темнокожему парню. Он схватился за затылок и что-то возмущённо проворчал, Рёта же сначала начал тихонько хихикать, а после и вовсе схватился за живот, согнувшись пополам, и рассмеялся во весь голос. Акаши нахмурил брови, и по комнате распространилась зловещая аура, сопровождаемая недовольным постукиванием обуви о холодный пол. Ребята моментально обернулись в сторону бывшего капитана, Рёта нервно сглотнул, а Мидорима поправил очки, Дайки, фыркнув, отвернулся к окну, и только со стороны Мурасакибары послышалось привычное «хрум-хрум». Высокий парень достал из пакета очередной батончик и, открыв его быстренько, стал жевать.

- Атсуши, - спокойный и требовательный тон, как и всегда, - мне кажется, ты что-то должен был отдать Тецуе, - он через плечо посмотрел на центрового и выжидающе стал постукивать носком ботинка. Мурасакибара по-детски задумался над сказанным, почесал затылок, а потом вытащил из притащенного им пакета мандарины. Оранжевые, маленькие плоды разнесли свой приятный аромат по палате в считанные секунды. Он подошёл к кровати Куроко и, нагнувшись, положил их в руки мальчику, а сверху оставил небольшой шоколадный батончик. Вот так без слов, но ведь Куроко и так всё понял.

- Упс, - проронил Дайки, вытаскивая из кармана куртки телефон, - мне нужно идти, а то Момои убьёт ко всем чертям! – недовольно проворчал темнокожий и потрепал Тецую по волосам, широко улыбаясь ему, а потом вышел.

- Мне тоже пора Куроко-чи~, - протянул в своей привычной манере Кисе, - у меня сьёмки, - он немножко насупился, как бы прося прощения. Ему хотелось остаться, но работа есть работа.

- Хорошо, Кисе-кун, - блондин улыбнулся, а потом прошмыгнул с опаской мимо бывшего капитана, не забыв помахать Тецуе ручкой на прощание.

- Акаши, я пойду возьму кофе, - вновь поправляя очки, произнёс Мидорима.

- Хорошо, - спокойно произносит парень, отходя немного в сторону окна и вглядываясь в запотевшее стекло.

- Ака-чин, можно мне пойти взять ещё конфет? – по-детски наивно произносит Атсуши, выпрашивая. Сейджуро только тяжело вздыхает, опуская голову и прикрывая глаза.

- Спасибо, Ака-чин. Мы скоро вернёмся, Куро-чин, - и оба вышли, оставив их наедине. В комнате повисла поистине гнетущая тишина, лишь едва уловимо слышалось дыхание то одного, то другого. Они смотрели в запотевшую гладь стекла, ничего не видно, но оба что-то ищут, о чём-то думают.

- Акаши-кун, - прерывает тишину тихий голос голубоглазого, - как вы узнали?

- Рёта пошёл в твою школу, потому что ты не отвечал на его звонки, а там ему сказали твои друзья, что тебя сбила машина и ты в больнице. Он поднял такую шумиху, собирая всех, - как-то безэмоционально ответил парень, немного стягивая рукав и смотря на наручные часы.

- Понятно, - так же тихо и спокойно. И вновь тишина, вязкая и неприятная.

- Тецуя, с тобой точно всё нормально? – Акаши повернулся к нему и посмотрел в ультрамариновые глаза, которые были невероятно холодны. Куроко передёрнуло от пронзительного взгляда бывшего капитана, по телу прошла мелкой волной дрожь.

- Всё нормально, - он лжёт.

- Понятно, - прозвучало недоверчиво.

- Акаши-кун, - небольшая пауза, - ты мне писал тогда. Что ты хотел?

- Ничего, - холодно отвечает Сейджуро.

- Точно? – непривычная настойчивость, Акаши приподнял брови, а Куроко сделал вид, будто бы ничего такого не произошло.

- Я просто хотел поговорить.

- Ясно, - равнодушно. Зачем спрашивал? Нет необходимости ведь.

- Тецуя, я… - фраза была прервана безбожно открытой дверью, и в палату входит Аясе с папкой в руках.

- Молодой человек, время посещения окончено, - спокойно произносит девушка, совершенно не обращая внимания, на полный недовольства взгляд Акаши, что был готов убить эту женщину здесь и сейчас.

- Увидимся, Акаши-кун, - его выпроваживают, вежливо.

- Увидимся, - спокойно, недовольно посмотрев на медсестру, Акаши выходит.

- У тебя сегодня ещё процедуры. Ты не забыл выпить лекарство? – перебирая листочки в папке, спрашивает рыжая.

- Я помню, - холодно, он снова отворачивается к окну и пытается хоть что-то высмотреть в этой пустоши. Она уходит. Солнце стремительно опускается за горизонт, и загорается вывеска соседнего здания. Алый цвет льётся в окно через пелену тумана. Этот красный. Он что-то напоминает. Г

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: